Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Обращение к русскому читателю 7 глава




Спрос и предложение общественного мнения

Для того, чтобы попытаться уточнить отношение между сложившимися социально на данный момент времени классами и политическими мнениями, можно попытаться рассмотреть, исходя из имеющейся стати­стики, каким образом из различных более или менее политически "маркированных" газет и еженедельни­ков, которые делают различные классы и слои классов, распределяются выборы. Такой подход не будет совер­шенно закономерен, если мы не начнем с вопроса о том, какое значение имеет для тех или иных категорий читателей чтение газет. Вопрос этот не имеет ничего общего с вопросом о функциях, которые обычно при­писываются чтению, или функциях, которые ему наме­чает производитель или его доверенное лицо. Одна лишь этноцентрическая вера в миф о "личном мне­нии", формируемая за счет постоянных усилий осве­домляться, быть в курсе, может заставить забыть, что газета {Journal), когда читают ее одну, есть лишь журнал мнений"[49].

Относительная независимость от политических мнений читателей по вопросу о выработке политиче­ских позиций газеты, таким образом, связана с тем, как газета, в отличие от политической партии, подает ин­формацию, не являющуюся исключительно политиче­ской (в узком смысле, какой обычно придают этому слову). Эта разнообразная газетная продукция, предлага­ющая в очень сильно варьирующих пропорциях политику (международную или внутреннюю), происшествия, спорт, может быть предметом интереса, относительно независимого от специфически политических интере­сов19. К тому же, органы прессы, которые можно на­звать "омнибусами" (а к ним можно отнести большин­ство местных газет), подчиняясь сознательному поиску увеличения числа читателей, ценимых за доходы, кото­рые они приносят, покупая газету, а еще и за дополни­тельное увеличение значимости, получаемой в глазах рекламодателей20, заставляют себя методически укло­няться от всего, что может шокировать публику и от­толкнуть часть имеющихся или потенциальных читате­лей. Иначе говоря, в первую очередь, "омнибусы" избегают занимать чисто политические позиции (укло­няясь по той же причине и от случайных разговоров между неизвестными лицами в пользу гарантирован­ных топиков[50] "о том, о сем"), во всяком случае, за исключением таких тем, которые могут воспринимать­ся не столько как политические, сколько как официальные декларации (то, что придает газетам-"омнибу­сам" вид полуофициальных или "правительственных" органов)21. Такой императив, который все более и бо­лее внушается по мере роста сторонников (clientêlle), с неизбежным объединением людей со все более и более различными вкусами и мнениями, достаточен для объ­яснения инвариантных характеристик всех культурных благ, которые несут "омнибусы", телевизионные сери­алы и фильмы, снятые по большим спектаклям, бест­селлеры, мастерски деполитизированные политические сообщения, называемые "кладовкой" ("attrape-tout, "catch-ail"), a также пустой красоты голливудских звезд, профессионального бюрократического обаяния или бе­зупречно вежливого и культурного общего вида образцо­вых управленцев, которые за свое возвышение должны платить методическим сглаживанием всех социальных шероховатостей, или как та продукция, которая может до определенного предела быть совершенно неклассифицируемой или, как обычно говорят, бесцветной и такой ценой быть доступной любому вкусу.

Таким образом, большие газеты или еженедельники-"омнибусы", которые получают максимальное расширение аудитории через нейтрализацию продук­ции, во всем противостоят авангардным группкам или маленьким журналам, которые свидетельствуют о своей верности в отношении заявленной ими програм­мы либо своим быстрым исчезновением, либо своим бесконечно подвешенным существованием (в смысле под­писки, сверхзагруженности ответственных за выпуск, самоотверженности активистов и т. п.). Если только им не удается преодолеть или уладить конфликты, кото­рые возникают как на уровне производства, так и чи­тателей, при поиске максимального расширения своих сторонников как условия доступа к власти, принуждая к уступкам, компромиссам и смягчениям в противоре­чии с заявленной программой и порывая с наиболее старой и наиболее "значимой" частью читателей. Так, например, некоторым крупным органам прессы удает­ся при рациональном управлении конкуренцией внут­ри производственной единицы, функционирующей как поле, найти способ предложить, не задаваясь явным образом такой целью, различным категориям читате­лей или избирателей (в случае "Монд", например — различным слоям доминирующего класса) продукцию диверсифицированную и приспособленную к их раз­личным, и даже противоположным, ожиданиям.

Но кроме того, рабочие и служащие (если исклю­чить из них самых политизированных, читающих "Юманите" или другую такую же леворадикальную га­зету) практически не видят в ежедневных газетах такого рода "политического гида" или "морального и культур­ного ментора", которыми они являются может быть со всей строгостью лишь для части читателей "Фигаро", как не видят в них и инструмент информирования, документации и анализа, которым он является, без со­мнения, лишь для студентов Sciences Pô (Высшая школа политических наук) или ENA (Национальная высшая школа администрации), функционеров высокого уров­ня или части преподавателей, то есть для публики, яв­ляющейся мишенью для "Монд". Кроме спортивных результатов и комментариев в понедельник утром, от газеты ожидают того, что называют "новости", то есть информацию о событиях, к которым люди чувствуют себя непосредственно причастными, поскольку они ка­саются людей знакомых (смерти, браки, несчастные случаи или школьные достижения, опубликованные в местных газетах) или людей, похожих на них, чью боль, нищету или невезение они ощущают "по доверенности" (как, например, катастрофу, происшедшую летом 1978 года на популярном кемпинге в Испании). Инте­рес к такого рода "новостям", которые считающие себя "серьезными" газеты помещают на последнем месте, поскольку хорошим тоном является относиться к ним свысока, конечно, не отличается по природе от того интереса, который члены господствующего класса, на­иболее близкие к кругам, принимающим политические решения, придают новостям, называемым "общими": назначение членов министерских кабинетов или пла­новой комиссии, выборы в Академию или приемы в Елисейском дворце, борьба кланов внутри политиче­ского аппарата, войны за наследство в рядах такой-то большой газеты или такого-то большого предприятия, не говоря уж о светской хронике и о списках награж­денных в конкурсах Grandes écoles [51]. Только на обедах или в разговорах о буржуазном образе жизни имена собственные, имеющие всеобщий интерес — напри­мер, министр финансов или управляющий его кабине­том, директор "Шлюмберже" или директор по ценам и др. — соотносятся со знакомыми персонами, конкрет­но известными и часто встречающимися, которые, как соседи или близкие родственники в деревенском про­странстве, принадлежат к миру знакомых друг другу людей (именно такое предварительное условие, обязы­вающее войти в этот "мир" ["monde"}, не способствует чтению "Монд"). Забывают, что господствующий класс точно определяется по тому, что у него есть частный интерес к делам, которые навязывают "всеобщим ин­тересом", поскольку частные интересы его членов осо­бенным образом связанны с этими делами.

Но не в этом заключается основание подозревать существование полунаучной оппозиции между "news" и "views" — между "газетами-сенсациями" и "газетами-размышлениями". В действительности, через чтение этих двух категорий газет прослеживаются два совер­шенно различных отношения к политике. Факт чтения общенациональной газеты и, особенно, одной из таких больших легитимных газет как "Фигаро" или "Монд", — это один из многих способов (также как и письма в газеты или заметки для газет, подписание обращений, опубликованных в газетах или ответ на анкету, распро­страняемую через газету и т. д.) продемонстрировать, что чувствуешь себя членом правовой страны, то есть в праве и обязан участвовать в политике, осуществлять на деле свои гражданские права.

Но разница между "прессой для сенсаций" и "прессой для информирования" воспроизводит в основном оппозицию между теми, кто делает политику в действиях, речах и мыслях, и теми, кто ей подчиняется, между действующим мнением и мнением, подвержен­ным действию. И не случайно противопоставление двух пресс вызывает, как фигуру-антитезу, понимание и чувствование, рефлексию и ощущение, которые на­ходятся в центре господствующего представления об отношении между доминирующими и доминируемы­ми. Это противопоставление двух отношений к соци­альному миру, оппозиция между суверенной точкой зрения того, кто доминирует в социальном мире на практике или в мыслях (как говорила Вирджиния Вульф: "Les idées générales sont des idées de général" — "Генеральные идеи суть идеи генерала"), и видением слепым, узким, частичным — как у простого солдата, потерявшегося в бою — то есть видением тех, над кем этот мир доминирует22.

Политический анализ предполагает либо дистан­цию, возвышение, позицию для обзора наблюдателя, остающегося в стороне от драки, либо историческое отступление, которое дает время для рефлексии. Такого рода политическое дистанцирование, способно (также как и эстетическое дистанцирование) нейтрализовать предмет в его непосредственности, насущности, функ­циях и заменить выражения в форме прямой речи или лозунги с их грубой резкостью на их эвфемизированный перевод в форме косвенной речи. Политическое дистанцирование позволяет заместить (subsumer) уни­фицированными концептами политического анализа настоящее наглядное множество: явления в их чистой фиктивности, происшествия, разнообразно ощущае­мые, непосредственные, эфемерные события — все то, что называют сенсационным, и чтением чего довольст­вуется обычный читатель обычных ежедневных газет, зевака, обреченный на погружение в события и на кратковременные, скоротечные и простые ощущения. Так же как "сложное" искусство в противоположность "легкому" искусству или как эротизм в противополож­ность "порнографии", газеты, считающиеся "качест­венными", вызывают такое отношение к объекту, ко­торое содержит утверждение дистанции от него, которое является утверждением власти над объектом и, вместе с тем, достоинства субъекта, упрочивающегося в этой власти. Такие газеты дают читателю значительно больше, чем "личное" мнение, в котором он нуждает­ся, — они признают за ним достоинство политического субъекта, способного быть если не субъектом истории, то по меньшей мере субъектом исторического дискурса.

Раскрыв таким образом значение связи, которую поддерживают различные социальные классы со свои­ми газетами и посредством которой они несомненно ощущают размах своего объективного и субъективного отношения к "политике" (которое проявляется также через процент участия в управляющих инстанциях раз­личных партий или в различных выборных должностях), можно попытаться выделить переменные, которыми описывается чтение общенациональных ежедневных газет, наиболее ярко политически "маркированных" указаниями на занимаемую политическую позицию. В первую очередь, можно достаточно точно прочертить границу, нераздельно культурную и политическую, между народными классами, которые помимо местных газет читают почти исключительно газеты-"омнибу­сы", и средними классами. Техники, среди которых доля читающих ежедневную прессу близка к доле чита­ющих мастеров на производстве, противопоставляются служащим, которые читают ощутимо больше, и кадрам среднего уровня, которые читают намного больше, но значительно более "правую" прессу (то есть в большей степени читают "Круа", "Фигаро", "Монд" и в мень­шей — "Юманите" или "Экип"). Здесь мы, несомнен­но, фиксируем кумулятивные эффекты сильно разли­чающейся профессиональной среды: мира цехов и мира бюро; но еще и эффекты образования, способно­го усилить изначальные различия: техническая подго­товка склоняет к практикам и интересам сходным с теми, которые имеются у занятых ручным трудом; а общее среднее образование, которое, приобщая (сколь бы мало это ни было) к легитимной культуре и ее цен­ностям, приводит к разрыву с народным мировоззрением.

Газеты и еженедельники, за исключением "Юмани­те", играют, в действительности, свою роль политическо­го "маркера", лишь начиная с уровня средних классов. Пространство, которое очерчивает количественные и качественные характеристики читателей, воспроизводит достаточно точно, как на уровне средних, так и на уровне доминирующих классов, обычные оппозиции по объему и структуре капитала. С одной стороны, — слои, богатые (относительно) экономическим капита­лом (ремесленники и мелкие коммерсанты или про­мышленники и крупные коммерсанты), которые чита­ют мало и, в основном, газеты-"омнибусы", а с другой — слои, богатые (относительно) культурным капита­лом (служащие, кадры среднего уровня, промышлен­ники — в первую очередь, и либеральные профессии, инженеры, кадры высшего уровня и преподаватели — во вторую), которые читают много в равной мере и общенациональные ежедневные газеты (главным обра­зом, наиболее "легитимные"), и еженедельники. В сред­них классах, как и в доминирующем классе, доля чита­телей ежедневных общенациональных газет и "левых" газет уменьшается, тогда как доля читающих регио­нальные ежедневные газеты и "правые" газеты увели­чивается, при переходе от учителей начальных классов и преподавателей к мелким или крупным коммерсантам.

Оппозиция между слоями по структуре имеюще­гося капитала сглаживается эффектами оппозиции, ко­торая внутри каждого слоя противопоставляет "моло­дых" и "старых" или, точнее, предшественников и последователей, "старую игру" и "новую игру". Доми­нируемые слои, которые в силу своей позиции в про­странстве доминирующего класса склонны в целом к ниспровержению частичному или символическому, имеют также своих доминирующих (временно), кото­рые могут примыкать к консервативным тенденциям (помимо прочего из-за разрушительных диспозиций претендентов); а внутри доминирующих слоев, кото­рые выступают заодно со всеми формами сохранения порядка, последователи (а также в некоторой мере женщины), изолированные на время от власти, могут разделять до некоторой степени и на более или менее длительный период видение социального мира, которое предлагают доминируемые слои.

Диаграмма: Политическое пространство.

Данная диаграмма является теоретической схемой, которая была построена на основе углубленного изучения имеющейся статистики с применением ана­лиза соответствий. В ней отражены только те органы прессы, которые функционируют как политические "этикетки" или "маркеры".

1 — промышленники

2 — крупные коммерсанты

3 — кадры частных фирм

4 — свободные профессии

5 — мелкие коммерсанты

6 — ремесленники

7 — земледельцы

8 — мастера

9 — техники

10 — кадры высшего звена

11 — кадры среднего звена

12 — преподаватели университетов

13 — новая мелкая буржуазия

14 — мелкие служащие

15 — учителя средних школ

16 — артисты

17 — интеллектуалы

18 — учителя начальных школ

19 — шахтеры

20 — рабочие специалисты

21 — квалифицированные рабочие

22 — работники ручного труда



Действительный эффект траектории

Таким образом, чтобы нагляднее показать, что политический выбор значительно меньше, чем обычно считают, независим от социального класса, даже опре­деленного синхронно через обладание неким опреде­ленным объемом капитала и некой его структурой, до­статочно адекватным образом выстроить категории. Но можно продвинуться еще дальше в направлении, от­крытом Мишля и Симоном, если принимать в расчет диахронные свойства каждой социальной позиции и, может быть, особенно, если дать себе труд описать и понять, что означает политическая марка и соответст­вующий политический продукт для каждого адекватно охарактеризованного класса или слоя класса. Можно лишь сожалеть, что исследования, проведенные во Франции, не позволяют ощутить и изолировать эффек­ты траектории и внушения (через профессию или полити­ческие точки зрения родителей). И может еще более сожалеть, что они не дают никаких возможностей вос­принимать различия непосредственно, по манере их выражения или их подтверждения, из-за чего номи­нально идентичные точки зрения на самом деле не­сравнимы, а значит и несовместимы (иначе, как на бумаге). Это не потому, что избирательная логика не признает различий между коммунистическим выбором артиста или профессора и коммунистическим выбором школьного учителя или, a fortiori [52], служащего, рабоче­го-специалиста или шахтера, которые наука должна различать, но потому, что стараясь запретить себе вся­кую возможность давать научные объяснения, наука должна раскрыть действительно различные способы быть и называться коммунистом и значимые различия в голосовании за коммунистов, скрывающиеся за но­минальной идентичностью выбора, не забывая также учитывать как политически важный факт, что электо­ральная логика рассматривает как идентичные точки зрения, различающиеся как по их интенциям, так по их ожиданиям.

Тем не менее, нельзя по настоящему понять раз­личия, иногда огромные, которые разделяют близкие все же в объективном пространстве категории, как на­пример, ремесленников или земледельцев, мастеров на производстве или техников, если не учитывать помимо объема и структуры капитала, эволюцию его свойств во времени, то есть социальную траекторию группы в це­лом, рассматриваемого индивида, его потомства, кото­рая лежит в основе субъективных представлений об объ­ективно занимаемой позиции. Одна из наиболее определяющих характеристик политического выбора заключается в действительности в том, что политиче­ский выбор, больше, чем какой-либо другой и, особен­но, больше, чем неопределенный и глубинный выбор габитуса23, допускает в большей или меньшей степени эксплицитное и систематическое представление, кото­рое мы имеем о социальном мире, о позиции, которую мы занимаем в нем, и которую мы " должны" занимать. А политические выступления, когда они имеются как таковые, являются лишь выражением этого представления, выражением более или менее эвфемистическим и обобщенным и никогда непризнаваемым даже в гла­зах самого выступающего. Иными словами, между ре­ально занимаемой позицией и выработкой политиче­ской позиции располагается представление о позиции, которое, само будучи определено, позицией (при условии, что та рассматривается комплексно, то есть также и диахронно), может рассогласовываться с выработан­ной политической позицией, какой она представляется, для стороннего наблюдателя (то, что иногда называют "извращенным сознанием"). Наклон индивидуальной траектории и, в особенности, коллективной траекто­рии задает, при опосредовании через временные дис­позиции, восприятие занимаемой в социальном про­странстве позиции и отношение удовлетворения или разочарования этой позицией, которое есть безусловно одно из главных опосредующих звеньев для установления связи между позицией и выработанной политической позицией. Степень, в которой индивиды или группы обращены к будущему, к новому, к движению, к инновациям, к прогрессу (диспозиции, которые де­монстрируются в либерализме по отношению к "моло­дым", для кого и силами кого все это может осущест­виться), и в более общем виде, в какой они склонны к социальному и политическому оптимизму или же, на­оборот, ориентированы на прошлое, склонны к соци­альному злопамятству и к консерватизму, зависит на самом деле от их коллективной траектории, прошлой или потенциальной, то есть от степени, в которой они преуспели в воспроизводстве свойств своих предшест­венников, и в которой они способны (или чувствуют себя таковыми) воспроизвести свои свойства в после­дователях.

Находящийся в упадке класс или слой класса, то есть класс, ориентированный на прошлое, когда он со всеми своими свойствами более не способен воспроиз­водить состояния и позиции, и когда самые молодые члены класса должны в значительной степени для вос­производства своего общего капитала и поддержания своей позиции в социальном пространстве (например, семейного происхождения или актуально занимаемой позиции) осуществлять как минимум реконверсию своего капитала, которой сопровождается смена состо­яния, отмеченная горизонтальным перемещением в со­циальном пространстве. Другими словами, когда восп­роизводство классовой позиции невозможно (деклассирование) или не осуществляется иначе, как через смену слоя класса (реконверсия). В этом случае изменение способа социального происхождения аген­тов определяет появление различных поколений, кон­фликты между которыми не сводятся к тому, что обыч­но понимают под конфликтами поколений, поскольку они имеют в качестве первопричины оппозицию между ценностями и стилями жизни, связанными с преобла­данием в наследстве экономического или культурного капитала.

Структурная история поля (идет ли речь о поле социальных классов или о любом другом) разбивает биографию вовлеченных в данное поле агентов на пе­риоды (таким образом, что индивидуальная история каждого агента заключает в себе историю группы, к которой он принадлежит); вследствие этого, невозмож­но разделить население на поколения (в противовес простому произвольному разбиению на классы по воз­расту) иначе, чем на базе знания специфической исто­рии рассматриваемого поля. Действительно, только те структурные изменения, которые затрагивают это по­ле, обладают властью определять формирование раз­личных поколений, трансформируя способы проис­хождения и определяя организацию индивидуальных биографий и их агрегирование в класс биографий, ор­кестрованных и подчиненных одному ритму. Несмотря на то, что великие исторические события (революции или смены режима), которые наиболее часто используются как вехи для периодизации поля культурного про­изводства, имеют в качестве результата синхронизацию различных полей на протяжении более или менее про­должительного времени и смешение в пространстве; данного времени относительно автономной истории каждого из этих полей в общую историю, они вводят часто искусственные купюры и препятствуют исследо­ванию собственной прерывности, свойственной каждому полю.

Либеральный консерватизм слоя доминирующе­го класса, воспроизводство которого обеспечивается в высшей степени самостоятельно, противопоставляется реакционным диспозициям тех слоев, которые, ощу­щая опасность в отношении своего коллективного бу­дущего, могут поддерживать свои ценности лишь соот­носясь с прошлым, обращаясь к нему и ссылаясь на систему ценностей, соответствующих прошлому состо­янию структуры поля социальных классов.

Если верно, что индивиды, занимающие сходные позиции, могут иметь различные мнения в зависимо­сти от их социального происхождения и их индивиду­альной траектории, то все, по-видимому, указывает на то, что эффекты индивидуальной траектории осущест­вляются в границах собственных эффектов класса (что особенно заметно для групп, занимающих неопреде­ленные позиции в социальном пространстве, и, исходя из этого, обреченных на большой разброс во всех отно­шениях) так, что этико-политические диспозиции чле­нов одного класса обнаруживают себя как столько же трансформированных видов расположения позиций, которые существенным образом характеризуют классовую совокупность24. Таким образом, obsequium [53], это твердое признание установленного порядка, которое определяет границы протеста мелких буржуа, является также основой социальных добродетелей новых мелких буржуа. Когда речь идет о продаже благ или услуг, та­ких как культурные блага или материальные блага:

"предметы комфорта", бытовая аппаратура, мебель и помещения, одежда и спортивные принадлежности, — которые служат более или менее удачной материализа­цией стиля жизни доминирующих классов и приобре­тение которых предполагает форму признания домини­рующих ценностей в этике или эстетике, ничто не подходит более, чем склонность продавать свои добро­детели, свою уверенность, свои собственные ценности под видом этического снобизма, для подтверждения единичности экземпляра, который содержит в себе при­говор всем другим способам быть или делать. Эта склонность особенно предписывается, поскольку она включает в себя комбинацию доброй воли, являющейся условием начинания, и чистой совести в качестве воз­награждения, когда дело касается обращения в свою веру народных классов, и того, чтобы вовлекая их в гонку, принудить их к последнему "крику" буржуазных приличий, к последней моде или к последней морали. Такое "обращение" прибегает для подавления "репрес­сивных" диспозиций народных классов к такому же недостойному убеждению, что и буржуазия в прошлом вкладывала в подавление их непреодолимой сверхтер­пимости и непреодолимой невоздержанности.

В области политики этическая капитуляция пе­ред доминирующим классом и "ценностями", которые он воплощает, обнаруживается в недовольстве установ­ленным порядком. Это недовольство находит свое ос­нование в ощущении, что мы занимаем не то место, которое нам принадлежит по праву в этом порядке, и подчиняется нормам приличия, предписываемым же­лаемому классу, в самом споре с этим классом. Так, например, мелкие буржуа, прибегая к своей излюблен­ной стратегии оборачивания против господствующего порядка тех самых принципов, которые он провозгла­шает, говорят о признании, выражаемом ими этим принципам, и следовательно, о признании, которого они должны удостаиваться во имя этих принципов, о своей неутомимой борьбе против скандала и более все­го о лицемерии — источнике всех скандалов, которое мешает осуществлению этих принципов. Желание быть социально признанным и предвосхищающая иденти­фикация с доминирующим классом обнаруживают себя в природе требований, которые направляются по-преимуществу на символические аспекты существования. Это происходит не столько потому, что посягательство на достоинство и на уважение "личности" переживает­ся все более и более болезненно по мере избавления от самых грубых форм эксплуатации и угнетения, но еще и потому, что сама забота о достоинстве склоняет к требованиям более приспособленным и по форме, и по содержанию подтверждать достоинство того, кто их сформулировал.

Так, например, страх потерять то, что они при­обрели, стремясь получить все, что им было обещано (в частности, через школу и тип диплома), конечно, не объясняет полностью форму, которую принимают стратегии, относящиеся к социальным требованиям мелких буржуа: обычным средствам борьбы рабочих — забастовке или демонстрации, — которые они предусматривают лишь как крайнюю меру, вырванную из их умеренности избытком несправедливости ("Если нуж­но — мы выйдем на улицы"), мелкие буржуа предпочи­тают символическое оружие и прежде всего — педаго­гику, которая устанавливает отношения морального господства, или "информирование" — предмет их не­истового доверия. Такая особая форма коллективного действия, которую осуществляет ассоциация — строго серийная группировка индивидов, объединенных только одним "делом", одним желанием осуществить в неко­тором роде этический ультиматум: общественная рабо­та, показная трата "доброй воли", настоящее этическое действо и по-настоящему бескорыстное, не преследую­щее никакой иной цели, чем оно само, — такая форма коллективного действия наделяет, среди прочих прав, правом приходить в негодование во имя безупречности тех, кто не щадил себя и исполнил полностью свой долг и, особенно тех, кто свершил правое дело, взывающее к признательности. Действие строго "бескорыстное", "чистое", "достойное", свободное от каких-либо "пол­итических компромиссов" является в действительно­сти условием успеха идеи "институционализации" — наиболее завершенной формы социального признания, которого добиваются в более или менее скрытой мане­ре все ассоциации, являющиеся по-преимуществу дви­жениями мелких буржуа, которые, в отличие от партий, получают выгоды от достоинства и респектабельности идей "всеобщего интереса", полностью позволяя при этом удовлетворять самым непосредственным образом интересы частные26.

Но если точно занятая в социальном пространст­ве позиция не связана с выработанными политически­ми позициями достаточно простыми и непосредствен­ными связями, как те, что наблюдаются в других областях, то не только потому, что индивидуальная и коллективная траектория направляет восприятие соци­ального мира и, в особенности, будущего этогомирапосредством опыта, ассоциирующегося с подъемом или с упадком27, но еще и главным образом потому, что вероятность того, что политический "выбор" будет;

лишь политически слепой реакцией этоса класса, воз­растает по мере перехода к более старшим возрастным группам, к более мелким единицам поселения или по мере снижения в иерархии по уровню образования или социальному положению, и является ощутимо более сильной у женщин, чем у мужчин. Несмотря на то, что такая реакция реже отмечается у рабочих (более "политизированных"), чем у земледельцев или мелких j предпринимателей, заражение политики моралью не :

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...