29. Традиции и инновации

Мы неоднократно слышали как от В. В. Путина, так и от партийных лидеров высказывания на тему «традиции — это наше все! ». Вспомним слова Путина о «традиционных, исконных ценностях», приведенные мной в самом начале лекции. А вот высказывание Б. Грызлова: «Мы убеждены в необходимости сохранения и защиты наших традиций, российской культуры, русского языка, общественного согласия». Таких высказываний можно привести десятки, если не сотни, начиная с 2000 года (времени прихода к власти Путина) и вплоть до последнего времени. При этом задачи инновационного развития поставлены еще Путиным[204] и теперь, при Медведеве (лишний раз подтверждая преемственность курса), стали основным трендом развития России. Как соотносятся между собой эти на первый взгляд и на поверхности противоположные тенденции? И как быть с тем, что носителем традиции, как правило, является общество, а носителем творческой активности — отдельная личность с ее индивидуальной свободой? Сделать вывод о том, что страна становится на либеральные рельсы? Но тогда уж и не на либеральные. Надо брать круче. Давайте зададимся вопросом: что такое социальная инновация в чистом виде, без примесей? Ответ, как мне кажется, очевиден. Это революция. Но при этом как в свое время Путин, так и нынче Медведев заявляют категорически, что лимит на революции Россия исчерпала и теперь будет развиваться «без революций и потрясений». А как же пресловутые инновации, в том числе социальные? Противоречие? Если выйти за рамки либерального консерватизма и встать на точку зрения, без разницы, либерального или консервативного догматизма, то да — противоречие, и неразрешимое. Но давайте посмотрим, как эту пару противоположностей анализировали русские теоретики либерального консерватизма, которые, как, я надеюсь, уже ясно, стали одним из основных источников при формировании политической философии Путина и, следовательно, «Единой России».

Струве, который был идейным вдохновителем постреволюционного (или, точнее, контрреволюционного) либерального консерватизма, не занимался специально его теоретическим обоснованием. Зато это сделали его духовные и политические соратники — прежде всего С. Л. Франк и И. А. Ильин. Что касается соотношения традиции и новаторства, Струве неоднократно высказывался о том, что для будущей России (то есть для нас) единственно приемлемым будет «сочетание идей свободы и движения вперед с идеями порядка и чувствами любовного охранения традиций»[205]. Обоснование такому сочетанию, казалось бы, несочетаемого дал С. Франк в неоднократно мною цитированной книге «Духовные основы общества».

Я не буду здесь углубляться в религиозно-философскую аргументацию Франка, который показывает, что в последних глубинах духовной жизни — как индивидуальной, так и коллективной — в нераздельном единстве действуют как сверхвременность, так и временное течение жизни: «В глубине соборной исторической жизни человечества, как и в глубине индивидуального духа, неустанно и неустранимо совместно участвуют и традиции, сохраняющие силы прошлого в настоящем и передающие их будущему, и творческая энергия духовной активности, устремленная к будущему и рождающая новое»[206]. Однако во вне, в текущей повседневной общественно-политической жизни эти два момента выглядят противоречащими друг другу и часто вступают в противоборство. Они сотрудничают между собой, но в форме неустанной взаимной борьбы. Из этого следует «общее нормативное требование необходимости их постоянного примирения»[207]. В началах консерватизма и творческой инициативы мы имеем таких антагонистов, которые как бы прикованы друг к другу, питаются и живут каждый за счет другого и потому «призваны к мирному сотрудничеству и согласованию»[208].

Тут важно еще раз вспомнить, что несколько ранее и по более конкретным политическим поводам об этом же «духе соглашения и единения» говорил и писал П. Струве, пытавшийся примирить «правые» и «левые» силы зарубежья ради их общего национального призвания и национального дела — возрождения России. «В политике, — писал Струве, — так же как в частной жизни, сила и твердость вовсе не в самодурстве и не в драчливости, а, наоборот, именно в способности уважать чужие мнения, чужую личность, чужое право и приходить с этим не моим  мнением, не моим  правом к какому-то разумному соглашению, которое всегда отыщется как некая справедливость или правда»[209]. Учитывая обстоятельства в русском рассеянии, где не было государственной власти и всякое повиновение и дисциплина должны были быть совершенно добровольными, Струве констатирует: «Это обстоятельство, невозможность опереться на приказ и принуждение, невозможность, существующая и для тех, кто должен мыслиться приказывающим и принуждающим, и для тех, кто мыслится и мыслит себя повинующимся, с особой силой должно было бы внушать дух соглашения и практику согласия»[210]. Можно отметить, что указанная Струве ситуация очень напоминает сегодняшнюю, с той лишь разницей, что те, кто мыслится приказывающим и принуждающим, добровольно и ответственно отказываются от своего права на то, чтобы строить новую Россию путем приказа и принуждения, а выбирают «дух соглашения и единения». Этим духом проникнуты последние выступления президента Д. А. Медведева[211], об этом писал несколько лет назад В. Ю. Сурков[212]. И об этом неустанно говорил начиная с 2000 года В. В. Путин[213]. Собственно, слова о «духе соглашения и единения» можно было бы поставить эпиграфом к деятельности политической партии «Единая Россия».

Впрочем, вернемся к вопросу о традиции и новаторстве. Исходя из того, что «жизнь по самому существу своему есть неустанный поток становления, творческий порыв, прилив в эмпирию бытия новых творческих сил и содержаний, беспрестанно рождаемых в темных недрах свободного духа»[214], Франк предупреждает, что великое начало охранения, если оно направлено на формальное удержание наличного порядка вещей, может стать причиной окостенения социальной ткани и ее паралича. С другой стороны, принцип творческой инициативы, отрицающий ценность и силу давних традиций, порождает скорее видимость новизны и становится сам бессильным и непроизводительным. «Консерватизм, — пишет Франк, — ставший реакцией, стремлением сохранить не жизнь, а безжизненные окостеневшие формы, по самому существу своему разрушителен; радикализм, ставший бунтарством, революцией, по самому существу своему реакционен, ибо, разрушая, не ведет жизнь вперед, а через ее ослабление отталкивает назад, на низший уровень»[215].

Вывод, к которому приходит философ, состоит в том, что «охранение должно быть направлено не на старое как таковое, не на готовые, уже воплощенные формы и отношения, а на непрерывность и устойчивость самого творческого развития, самой жизненной активности». Что касается принципа творческой инициативы, то он формулируется так: «Подлинное рождение, которое есть не отрицание  или истребление старого, а его преодоление  через внутреннее его претворение и преображение» [216]. Или иначе: «Начало героической активности, созидания нового должно быть пропитано заботой о сохранении жизненности и прочности самой духовной непрерывности общественного бытия, должно быть раскрытием, развитием, усовершенствованием старого»[217].

Надо признать, что выводы русского политического философа, к которым он пришел, осмысляя опыт русской революции, еще в 30-е годы прошлого века, не только опередили западную политическую мысль лет эдак на 50, но и сегодня являются вполне актуальными. Например, один из самых интересных специалистов в области политической философии И. А. Василенко пишет, ссылаясь на труды Ш. Эйзенштадта, С. Хантингтона, Э. Гидденса и других авторов второй половины XX века, о том, что наиболее успешной может быть модернизация через реинтерпретацию традиции. «При всем разнообразии моделей неомодернизации, — пишет Василенко, — большинство из них сегодня направлено на поиски стабилизирующих факторов, которые способствуют сохранению цивилизационной идентичности, развитию и укреплению традиций. Идея реинтерпретации традиций в духе современности в процессе реформ является важной задачей политической элиты. Именно элита должна доказать народу, что его историческое наследие актуально и конструктивно — способно в условиях реформ послужить основой динамичного развития общества и тем самым дать необходимые мотивации для эффективных политических действий»[218].

Таким образом, мы можем сделать несколько выводов. Первое: установка на инновации, в том числе социальные, которую дает президент Д. А. Медведев, не противоречит почитанию традиций, а напротив — делает отношение к ним творческим и плодотворным. Второе: мы можем констатировать в вопросе о соотношении традиции и творчества/ инновации преемственность курса. Третье (и главное): в рамках либерального консерватизма, который является идеологией Путина и «Единой России», традиция и инновации не противостоят друг другу, а становятся условиями друг для друга. Более того, такое двуединство создает условия для поступательного развития и предохраняет, с одной стороны, от застоя, а с другой — от революционных потрясений. Лозунгом сегодняшнего и завтрашнего дня остается стабильное развитие (акцент — на развитие, но отношение к стабильности — как к самостоятельной ценности и тому тылу, который обеспечивает преемственность и постепенность развития).