28. Порядок и свобода

Метод, при помощи которого либеральный консерватизм «сшивает» политическое пространство и примиряет ценностные линейки либералов и консерваторов, можно определить как простой здравый смысл[199]. Возьмем пару ценностей, которые на первый взгляд кажутся противоположными и взаимоисключающими, — порядок и свобода. При этом мы знаем, что свобода — краеугольный камень либерального мироощущения, а порядок — одна из базовых консервативных ценностей. Либеральный консерватор, вопреки правому и левому догматизму, задается вопросом: насколько противоположны эти две ценности? Как они соотносятся друг с другом? Исходя из здравого смысла, можно утверждать, что ничем не ограниченная свобода, свобода без порядка превращается в насилие. Если моя свобода ничем не ограничена, то она естественным образом стремится к экспансии, которая рано или поздно приведет к тому, что моя свобода ограничит и ущемит свободу другого. Тут впору вспомнить Канта с его «свобода одного человека ограничена свободой другого». Но если это так, то именно эта незримая разграничительная линия и является гарантией свободы. Граница между свободой моей и свободой ближнего является неотъемлемой частью самого понятия свободы (это вообще свойство границы). Только при наличии этой разграничительной линии моя свобода остается свободой и не превращается в насилие по отношению к другому. И именно эта граница между свободой моей и свободой другого является воплощением идеи порядка.

В этом высокая миссия органов правопорядка. Можно сказать, что именно в этом заключается миссия нашей милиции, особенно милиции общественной безопасности, например, при проведении массовых мероприятий и особенно всякого рода маршей, инициированных радикалами всех мастей («Русский марш», «Марш несогласных»). Милиция, ограничивая свободу радикально или, того хуже, экстремистски настроенных маршистов, является, с одной стороны, воплощением идеи консерватизма, так как охраняет порядок, а с другой — воплощением идеи либерализма, так как, сдерживая экспансию «свободы» экстремистов, которая легко может превратиться в насилие и погром, охраняет жизнь и свободу обывателей. За примером можно обратиться к опыту славного ганзейского города Гамбург, в котором с незавидной регулярностью повторяются столкновения неонацистов и антифа, между которыми становится полиция. Именно полиция несет во время этих столкновений наибольшие потери, но она выполняет священный долг — охраняет покой мирных граждан, обывателей в самом высоком смысле этого слова, от потенциального насилия со стороны экстремистов. Эта полиция есть воплощение порядка, без которого свобода превращается в анархию и насилие.

Что касается идеи порядка, то и он без свободы превращается в нечто совершенно иное. Либеральному консерватору порядок нужен прежде всего для того, чтобы охранять свободу, упорядочивать ее, умерять (от слова «мера», а не от слова «умереть») ее экспансию. Если порядок становится самодовлеющей ценностью, то он превращается в застой и приводит к омертвению социальной ткани. Порядок без свободы — это когда люди не только ходят строем, но и думают строем, и любят. Это то, о чем написаны знаменитые антиутопии Евгения Замятина («Мы») и Джорджа Оруэлла («1984»).

Тут надо отметить, что сказанное мною о взаимообусловленности начал порядка и свободы отнюдь не является чем-то внешним образом «приклеенным» к идеологии Путина и, соответственно, «Единой России». Возьмем, к примеру, одно из посланий президента Федеральному собранию. Путин говорит: «Ценой  развития демократических процедур (читай: основных свобод граждан. — А. К. ) не может быть  ни правопорядок, ни столь трудно достигнутая стабильность»[200].

В то же время «мы должны стать свободным обществом свободных людей»[201], а для этого «сама власть также не должна злоупотреблять имеющимися у нее административными рычагами… она обязана открывать все новые возможности для укрепления в стране институтов реальной демократии». Тут же Путин цитирует — что само по себе характерно — И. А. Ильина. «Государственная власть, — писал великий русский философ, — имеет свои пределы, обозначаемые именно тем, что она есть власть, извне подходящая к человеку… И все творческие состояния души и духа, предполагающие любовь, свободу  и добрую волю, не подлежат ведению государственной власти и не могут ею предписываться»[202].

В результате в рамках либерально-консервативного мировоззрения свобода и порядок являются не взаимоисключающими, а, напротив, взаимодополняющими и, более того, взаимообусловливающими ценностями, которые друг без друга перерождаются в насилие и погибель. Здесь либеральный консерватор производит характерную операцию, меняя между традиционно воспринимаемыми как противоположности ценностями разъединительный союз «или» на объединительный союз «и»[203]. То есть не «свобода или  порядок», а «свобода и  порядок». То же самое происходит и с другими известными парами противоположностей: традиция и  новаторство; иерархия и равенство; солидарность и  индивидуализм; государство и  личность; право нации и  права человека.

На то, чтобы проанализировать все эти и другие пары, по видимости, противоположных ценностей, примиряемых в либеральном консерватизме, уйдет много времени, так что мы ограничимся еще только одной парой: традиция и новаторство. На этой паре тем более важно остановиться, что верховной властью в России объявлен курс на инновации.