Глава xlIV. Четверо команчей
Фелим бежал, не останавливаясь и не оглядываясь; его рыжиеволосы встали дыбом и чуть было не сбросили шляпу с головы.Прибежав в хижину, он закрыл дверь и забаррикадировал ее тюкамии свертками, которые лежали на полу. Но и после этого он не чувствовал себя в безопасности.Разве могла защитить дверь, хотя бы даже запертая на засов,против привидения? А то, что он видел, конечно было привидением. Развекто-нибудь когда-нибудь встречал такое? Человек едет верхом налошади и держит в руке собственную голову! Разве кто-нибудькогда-нибудь слыхал о таком? Конечно, нет -- во всяком случае,не Фелим О'Нил. Вне себя от ужаса, он метался по хижине: то садился натабурет, то снова вскакивал и подкрадывался к двери, не смея,однако, ни открыть ее, ни даже заглянуть в щелку. Порою он дергал себя за волосы, судорожно сжимал рукамивиски и протирал глаза, точно стараясь убедиться, что он неспал и на самом деле видел эту жуткую фигуру. Только одно обстоятельство немного успокаивало Фелима:спускаясь по откосу, он, пока голова его была еще над краемобрыва, оглянулся и увидел, что всадник без головы уже далекоот Аламо и скачет галопом к лесу. Если бы не это воспоминание, ирландец, метавшийся похижине, был бы перепуган еще больше. Долго он был не в силах говорить и только иногда испускалкакие-то бессвязные восклицания. Через некоторое время к Фелиму вернулось если неспокойствие, то, по крайней мере, способность рассуждать, и онснова обрел дар речи. Тут посыпались бесконечные вопросы ивосклицания. На этот раз он обращался только к самому себе.Тары не было около него, и она не могла принять участия вразговоре. Он говорил тихим шепотом, словно опасаясь, что егокто-нибудь подслушивает за стеной хакале. -- Господи Боже ты мой! Не может быть! Это не он! СвятойПатрик, защити меня! Но кто же тогда? Ведь все было как у него!Лошадь, полосатое серапе, гетры на ногах, да и сама голова...вот разве только лицо не его. На лицо я тоже посмотрел, датолько не разобрал,-- где уж там, когда оно все в крови! Ах!Это не мог быть мастер Морис! Нет! Нет! Это был сон. Я спал, имне все привиделось. А может, виски виновато? Но я не былнастолько пьян, чтобы такое почудилось. Два раза глотнул изкубка, два раза из бутыли -- вот и все. От этого я не стал быпьян. Я выпивал вдвое больше -- и то ничего, даже язык незаплетался. Ей-богу! А если я был пьян, то как же я теперьтрезвый? Ведь не прошло и получаса, как я видел все это, а ятрезв, как судья. Кстати, вот и сейчас-то не худо бы выпитькапельку. А то ведь я глаз не сомкну всю ночь и все будудумать. Что это за наваждение? И где хозяин, если это не он?Святой Патрик! Охрани бедного, одинокого грешника -- ведькругом него только духи и привидения... После этого обращения к католическому святому ирландец сеще большим благоговением обратился за помощью к другому богу,издревле известному под именем Вакха42. Последний услышал егомольбы. Уже через час после того, как Фелим преклонил колениперед алтарем языческого божества, представленного в образебутыли с мононгахильским виски, он освободился от всехстраданий и лежал на полу хакале, позабыв не только о зрелище,которое насмерть перепугало его, но даже о собственномсуществовании. В хижине Мориса-мустангера не слышно ни звука -- даже часыне напоминают своим тиканьем о том, что время уходит в вечностьи что еще одна ночь спустилась на землю. Звуки слышны лишь снаружи. Но это привычные звуки --ночные голоса леса: журчит ручей, шепчутся встревоженныеветерком листья, стрекочут цикады. Изредка раздаются крикикакого-нибудь зверя... Наступила полночь, но от только что взошедшей яркой лунысветло, как утром. Серебристые лучи, освещая землю, проникают всамую чащу леса и бросают полосы света среди черных тенейдеревьев. Отдавая предпочтение тени перед светом, продвигаютсянесколько всадников. Их немного -- всего лишь четверо, но вид их внушает страх.Обнаженные красные тела, татуировка на щеках, огненные перья,торчащие на голове, сверкающее оружие в руках -- все этосвидетельствует о дикой и опасной силе. Откуда они? Они в военном наряде команчей. Взгляните на их раскраску,головной убор с орлиными перьями, обнаженные руки и грудь,штаны из оленьей кожи -- и вы сразу узнаете в них индейцев,которые вышли на разбой. Это, должно быть, команчи; а если так, то они приехали сзапада. Куда они едут? На этот вопрос ответить еще легче. Всадники направляются кхижине, где лежит мертвецки пьяный Фелим. По-видимому, цель ихнабега -- хакале Мориса Джеральда. Можно ли сомневаться, что их намерения враждебны! Недаромони в военном наряде и подкрадываются с такой осторожностью. Недалеко от хакале они соскакивают со своих лошадей,привязывают их к деревьям и дальше идут пешком. Они продвигаются крадучись, стараются не шуршать опавшейлиствой и держатся в тени; часто останавливаются, зорковсматриваясь в темноту, прислушиваясь; главарь подает командужестами. По всему видно, что они хотят пробраться к хижиненезаметно для тех, кто находится внутри. И, кажется, это им вполне удается. Они стоят у стены, и,судя по всему, их никто не увидел. В хижине такая же полная тишина, какую соблюдают они сами.Оттуда не доносится ни одного звука, даже пения сверчка. А ведь один из обитателей хижины дома. Однако человекможет напиться до того, что потеряет способность не толькоговорить и храпеть, но даже громко дышать; именно до такогосостояния и дошел Фелим. Четверо команчей подкрадываются к двери и осторожноосматривают ее. Она заперта, но по бокам ее есть щели. К этим щелям они прикладывают уши и, притаившись, слушают. Не слышно ни храпа, ни дыхания. -- Возможно...--шепчет главарь одному из товарищей начистейшем испанском языке,-- возможно, что он еще не вернулсядомой. Хотя, казалось бы, ему уже давно пора быть тут. Можетбыть, он снова куда-нибудь уехал? Помнится, за домом долженбыть навес для лошадей. Если мустангер в хижине, то мы найдемтам его гнедого. Подождите здесь, друзья, пока я схожу ипосмотрю. Нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы обследоватьпримитивную конюшню. Она была пуста. Столько же времени потребовалось на то, чтобы осмотретьтропинку, которая вела к конюшне. На ней не было лошадиныхследов -- во всяком случае, свежих. Убедившись в этом, главарь вернулся к своим товарищам,которые все еще стояли у двери. -- Проклятие! -- воскликнул он, уже не понижая голоса.--Его здесь нет и сегодня не было. -- Надо бы войти в хижину и удостовериться,--предложилодин из воинов на хорошем испанском языке.-- Что дурного, еслимы посмотрим, как ирландец устроил свое жилье в прерии? -- Само собой,-- ответил третий тоже на языкеСервантеса.-- Давайте-ка заглянем и в его кладовую. Я такголоден, что способен есть сырое мясо. -- Клянусь Богом! -- прибавил четвертый, и последний, натом же благозвучном языке.-- Я слыхал, что у него есть и свойпогребок. Если это так... Главарь не дал ему закончить фразу. Напоминание о погребкепроизвело на него магическое действие, и он тут же приступил кделу. Он толкнул дверь ногой. Но она не открылась. -- Карамба! Она заперта изнутри. Чтобы в его отсутствиеникто не мог войти -- ни львы, ни тигры, ни медведи, ни бизоны,ни--ха-ха-ха!--индейцы! Еще один сильный удар ногой по двери. Но она не поддается. -- Забаррикадирована, и чем-то довольно тяжелым -- толчкомне откроешь. Ладно, посмотрим, в чем там дело. Он вынимает мачете из ножен. В шкуре мустанга, натянутойна легкую раму, появляется большая дыра. В нее индеец просовывает руку и ощупью исследуетпрепятствие. Тюки и свертки быстро сдвинуты с места, и дверьраспахивается. Дикари входят. Через раскрытую дверь в хижину врываетсялунный свет. Там, растянувшись на полу, лежит человек. -- Черт побери! -- Он спит? -- Умер, наверно, а не то он нас услышал бы. -- Нет,-- сказал главарь, нагибаясь над лежащим, -- всеготолько мертвецки пьян. Это слуга мустангера. Я его знаю. Судяпо нему, видно, что хозяина дома нет и давно не было. Надеюсь,эта скотина не опустошил весь погреб, чтобы довести себя дотакого блаженного состояния... Ага, бутыль! Благоухает, какроза. Слава мадонне Гваделупской, осталось и на нашу долю. В несколько секунд остатки виски были выпиты. Каждомухватило приложиться по одному разу, а на долю главаря пришлосьи больше, -- несмотря на его высокое положение, у него нехватило такта, чтобы протестовать против неравного дележа. Что же дальше? Рано или поздно хозяин дома должен вернуться. Гости,безусловно, хотят с ним повидаться, -- иначе зачем бы онипришли сюда в такой поздний час? Особенно ждет встречи с нимглаварь. Что нужно четырем индейцам от Мориса-мустангера? Это можно узнать из их разговора -- им нечего скрыватьдруг от друга. Они хотят убить его! Это нужно главарю; остальные -- только соучастники ипомощники. Дело слишком серьезное, тут не до шуток. Он получит за этотысячу долларов, а кроме того, удовлетворит свою жажду мести.Три его сообщника получат по сотне долларов. Для читателя, наверно, уже ясно, кто скрывается под маскойиндейцев. Эти команчи -- всего лишь мексиканцы, их главарь --Мигуэль Диас, мустангер. -- Надо устроить засаду, -- говорит Эль-Койот. -- Теперьон уже, наверно, скоро вернется. Вы, Барахо, поднимитесь наобрыв и следите, когда он появится на равнине. Остальные пустьостаются со мной. Он приедет со стороны Леоны. Мы можемвстретить его под откосом у большого кипариса. Это самоеподходящее место. -- Не лучше ли нам прикончить этого? -- предлагаеткровожадный Барахо, указывая на Фелима -- к счастью, несознающего, что происходит вокруг. -- Мертвый не выдаст! -- присоединяется другой заговорщик. -- Наоборот, мертвый-то и выдаст, -- возразил Диас. -- Изачем? Он и так не лучше мертвого, пьяница несчастный. Пустьсебе живет. Я подрядился убить только его хозяина. Идите-ка,Барахо. Быстрей, быстрей! Отправляйтесь на обрыв. Дон Морисиоможет появиться с минуты на минуту. Надо действовать безпромаха. Может быть, нам никогда больше не представится такойслучай. Лезьте на обрыв. При таком освещении вы увидите егоиздалека. Как только заметите его, бегите к нам. Не мешкайте,чтобы мы успели устроить засаду у кипариса. Барахо подчиняется, но с видимой неохотой. Ему не повезлов прошлую ночь -- он много проиграл в монте Эль Койоту, и емухочется отыграться. Он хорошо знает, чем займутся его товарищи. -- Быстрей же, сеньор Висенте! -- командует Диас, заметивего колебания. -- Если мы потерпим неудачу, вы потеряетебольше, чем могли бы выиграть в монте. Идите же! -- продолжаетЭль-Койот подбадривающим тоном.-- Если он не появится в течениечаса, кто-нибудь сменит вас. Идите! Барахо подчиняется; выйдя из хижины, он направляется насвой пост -- на обрыв. Остальные располагаются в хижине, где они уже зажглисвечу. На столе перед ними появляется не ужин, а колода испанскихкарт -- неизменный спутник каждого мексиканского бродяги. Дама и валет уже на столе, и игра в монте начинается. Вазарте игры незаметно летит время. Проходит час... Эль-Койот держит банк. Крики: "Дама бита!", "Валет выиграл!"--то и дело раздаютсяв стенах хижины, обтянутых лошадиными шкурами. Серебряные доллары звенят на столе. Тихо шуршат карты. Но вот игру прерывает громкий вопль. Это вскрикнул очнувшийся пьяница, обнаружив странноеобщество, собравшееся под крышей хакале. Игроки вскакивают из-за стола, и все трое обнажают мачете.Жизнь Фелима висит на волоске. Только случайность спасает ирландца. В дверях появляется запыхавшийся Барахо. Собственно говоря, никакие объяснения не нужны, но он струдом шепчет: -- Едет! Уже приближается к обрыву... Скорей, друзья,скорей! Ирландец спасен. Убивать его нет времени, даже если бы этои имело смысл. Им предстоит более выгодное убийство. Через несколько секунд ряженые уже у подножия откоса, покоторому должен спуститься всадник. Они устраивают засаду под большим кипарисом и ждутприближения жертвы. Скоро раздается топот копыт. Слышен стук подков, но звукидолетают неравномерно, точно лошадь скачет по неровнойповерхности. Наверно, всадник спускается по откосу. Но его еще не видно. Склон погружен во мрак, так же как изатененная деревьями речная долина, и лишь рядом с тем местом,где прячутся убийцы, лежит узкая полоса лунного света. Но тропапроходит не там. Всаднику придется проехать в тени кипариса. -- Не убивайте его! -- шепчет Мигуэль Диас повелительнымтоном.-- Он мне нужен живым -- часа на два. У меня есть на тосвои причины. Хватайте его и лошадь. Это не опасно -- ведь мынападем неожиданно и застигнем его врасплох. А если он будетсопротивляться, мы его пристрелим. Но первым стреляю я! Сообщники обещают выполнить этот приказ. Скоро им предоставляется возможность доказать искренностьих обещания. Тот, кого они ждут, уже спустился с откоса ивъезжает в тень кипариса. -- Клади оружие! Слезай! -- кричит Эль-Койот, хватаялошадь под уздцы, а трое остальных бросаются на всадника. Тот не оказывает никакого сопротивления -- не отбивается,не хватается за нож, не стреляет и даже не вскрикивает отнегодования. Перед ними--всадник, твердо сидящий в седле; они касаютсяего руками, но он словно ничего не чувствует. Сопротивляется только конь. Он становится на дыбы, пятитсяи тянет за собой нападающих прямо в полосу лунного света. Боже милостивый! Что это такое? Мексиканцы все, как один, отшатываются, с криком бросаютсяпрочь. Это крик дикого ужаса. Ни секунды дольше не остаются они под кипарисом -- онибегут со всех ног к чаще, где привязаны их лошади. С лихорадочной поспешностью они вскакивают в седло ибыстро мчатся прочь. Они увидели то, что поразило ужасом и более отважныесердца: они увидели всадника без головы.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
