М. Н. Трефилова. «…как будто одна душа разделилась надвое»: любовь и брак в жизни российской провинциалки в начале XX века

М. Н. Трефилова

Иваново, ДККН Ивановской области

«…КАК БУДТО ОДНА ДУША РАЗДЕЛИЛАСЬ НАДВОЕ»: ЛЮБОВЬ И БРАК В ЖИЗНИ РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИАЛКИ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА

На рубеже XIX—XX вв. в России происходили коренные перемены в социально–экономической структуре, началось становление нового типа культуры, процессы трансформаций затронули все грани жизни общества, в том числе — сферу семейно–брачных отношений.

В середине 1990–х гг. в архив города Шуя Ивановской области был передан дневник А. Н. Сперанской, в замужестве — Зааловой (1885–1983)[152].

Антонина Николаевна родилась в погосте Преображенский Вязниковского уезда Владимирской губернии. Её отец был учителем, мать, закончившая Московский повивальный институт, работала акушеркой. С 1895 по 1902 г. Антонина училась в гимназии, затем занимала пост сельской учительницы, в 1905 г. продолжила образование в институте. В 1908 г. вышла замуж за студента из Грузии, дворянина по происхождению Николая Заалова. После ареста и ссылки мужа в Иркутскую губернию закончила образование, служила санитарным врачом на фронтах Первой мировой войны.

С первых страниц дневника 13–летняя Антонина Сперанская размышляет о любви и влюбленности: «Мне уже 13 лет, а я все еще ни в кого не влюбилась. Удивительно! ». Мечтая о любви и ожидая увидеть в каждом «единственного», она одновременно терзается мыслями о греховности личного счастья: «Я думаю, что не должна мечтать о личном счастье… пользоваться им – грех. Мне кажется, что в семейной жизни я не могу быть счастливой – всё буду мучиться, укорять себя за пошлость, за мелочность, за компромисс… непременно откажусь, как бы страстно жениха ни любила – боюсь потерять уважение к себе».

Рассуждая в духе православной культуры о праве на счастье, она в то же время, вступает на путь выбора жизненных стратегий: жестко разграничивая «семейное» и «общественное» Антонина Сперанская задается сложными вопросами о роли женщины в окружающей действительности, мечтает быть мужчиной, находя выход к достижению умственного и нравственного равенства мужчин и женщин в образовании и приходя к выводу о единственной для себя возможности жить полноценной жизнью: «работать на пользу человечества… как учитель, воспитатель общества, борец за свободу его»[153], не быть «кухаркой или содержанкой мужа, хотя бы и любимого»[154].

Пройдя через чувство живущей в душе безотносительно к кому–либо влюбленности, полное отрицание брака: «замужество для меня хуже смерти: прощай тогда все мои мечты, все порывы», – она формирует для себя идеал взаимоотношений мужчины и женщины, который мог бы удовлетворить её надежды: «[муж] очень деятельный, в каждом пункте живет года по три, устраивает общества трезвости, чайные, пожарные дружины, читальни... жена его – она не самка, а подруга, помощница его».

Чтобы стать полноценной помощницей мужа и одновременно «быть прежде всего человеком, а не половым существом», Антонина Сперанская стремится расширять свои познания чтением, работой над собой.

Впоследствии встав перед сложным выбором: последовать за мужем в Сибирь или завершить образование, она продолжает обучение в институте. Горячо любя мужа «как будто одна душа разделилась надвое», Антонина Заалова в 1915 г. повторно отказывается от семейной жизни: «Я ехала в Земокоп по укреплению тыла и работала сначала под Киевом, когда же нас двинули на фронт, мне было жутко, но отказаться я не считала себя вправе... Нико было очень обидно, что я поехала на войну, а не к нему. Но я иначе не могла. Теперь я спокойна.., что впоследствии не упрекну себя за то, что в это ужасное время жила личной жизнью»[155].

Поставив общественный интерес выше интересов семьи, а собственное желание выше интересов мужа, Антонина Заалова глубже понимала и испытывала себя, но разрушала фундамент собственного брака. Выходя замуж, она искала не просто любви, её было «слишком мало», «хотя бы и безграничной»: ждала, что муж «будет нравственной опорой», нуждалась в духовном общении. Напротив, Нико, чтобы быть счастливым, было достаточно «ласки, присутствия». Муж решил, что Антонина «на фронте ради сильных ощущений и веселого житья», она же воспринимала свою службу как работу и «ответственность за двоих»[156], сделав после пережитого разочарования вывод, что «сильнее его [мужа] и приходится его поддерживать».

Осуждая выбор и воспринимая как упрек вдвойне тяжелую ответственность, которую взяла на себя жена, Николай Заалов ощущал свою несостоятельность и несоответствие их взаимоотношений общепринятой модели супружеской жизни: «я, подобно паразиту… пью твою кровь»; «оглядываясь на пройденный путь и вглядываясь в будущее, я прихожу к тому заключению, что я не эквивалент тебе; что я не мог дать и, боюсь, что не смогу дать тебе того же… что получил от тебя»[157].

Черпавшая знания о взаимоотношениях полов из произведений Льва Толстого, Леонида Андреева, Михаила Арцыбашева «и пр., пр. », гимназистка Антонина Сперанская искренне верила, что изнасилование «каждый день происходит в браке», студент–медик Антонина Заалова «совсем не понимала, какая связь между любовью и половым влечением, противопоставляла их до некоторой степени, и только благодаря своей сильной любви к Нико прощала ему обладание». Муж «мучился, будучи не в силах справиться со своим темпераментом, и… не мог разбудить [в ней] женщину».

Впоследствии эту проблему внутренних взаимоотношений супругам удастся преодолеть через её описание, «разговор» в личном дневнике: опосредованную форму общения, трепетно поддерживаемую Антониной Зааловой «чтобы все время быть вместе». Воздействие внешних факторов и обстоятельств, ранее препятствовавшее сохранению брака, осенью 1917 г. вместе с освобождением Николая Заалова окажет обратный эффект на развитие взаимоотношений супругов: муж уезжал к родителям в Грузию, Антонина решила, «что в этих чрезвычайных обстоятельствах лучше быть вместе и держаться рядом... как бы в этом революционном урагане нам совсем не потерять друг друга».

Полученное образование, общественная и профессиональная деятельность расширяли кругозор, укрепляли чувство собственного достоинства, формировали духовный мир автора дневника. Безусловно, и Антонина Сперанская, и многие представительницы её поколения не были свободны от традиционных установок: старые и новые ценности в обществе и в представлениях людей были переплетены, определяя некий патриархально–буржуазный культурный конгломерат. Тем не менее, постоянное увеличение доли демократических ценностей в российской культуре на рубеже XIX–XX вв., их развитие и закрепление в сознании мужчин и женщин, трансляция новых представлений о семейно–брачных отношениях стали существенными факторами постепенной трансформации института российской семьи в начале ХХ в.