 |
4. Античная Европа
|
|
|
|
Генезис древнегреческой цивилизации датируют приблизительно XVIII-XVII вв. до н. э. В то время на Пелопоннесе возвышаются греко-ахейские племена, которые и создают первые в античном мире государства. Греко-ахейцы поклонялись Зевсу, Гере, Посейдону, Артемиде, Дионису, Афине, Афродите и прочим сверхъестественным личностям, появившимся на Пелопоннесе также в начале II тыс. до н. э.
Как уверяет олимпийская теогония, за порядком и гармонией в Универсуме приглядывают несколько близких по функциям богинь. Это Ананке, три Мойры, Ди́ ке (богиня Правды), Фемида, Немесида (Адрастея). Например, Дике-Правда держит в руках весы – символ мирового равновесия. Дике наблюдает за справедливостью среди людей, а при отступлении от правды, жалуется своему отцу – Зевсу. Или – богиня Ананке: меж колен Ананке вертится веретено, а ось его – ни что иное как мировая ось. К Ананке иногда подходят её дочери – Мойры, и тоже корректируют вращение. Точное и правильное кружение крайне важно, так как обеспечивает слаженность и равновесие мироздания.
Мировым канонам покоряется не только космос, но и (по ранним воззрениям) сами боги. Люди же подавно обязаны подчиняться, а лучше – вообще не попадаться на глаза строгим богиням. Таким образом, роль этих богинь сопоставима с функцией египетской Маат. А порядок мироздания – с индийской «ритой».
Вот что писал об универсализме древних ахейцев советский философ М. Лифшиц: «У греков мысль о защите от роковых последствий наших собственных дел (... ) была главной осью, вокруг которой вращалась вся общественная идеология (... ) Греческий мир (... ) постоянно рисует себе грозную опасность, проистекающую из ослепления человека его преступной дерзостью, желанием присвоить себе лучшую долю в природе (... ) Ответом на чрезмерную претензию человека была, согласно древним представлениям, суровая кара со стороны высших сил, воплощённая в спутнице Зевса Немезиде» [59, 82-83].
|
|
|
За непослушание Дике-Правде мог покарать и сам Зевс. Об этом Гомер в «Илиаде» (XVI, 384-388) пишет:
«Словно земля отягчённая бурями, чёрная стонет
В мрачную осень, как быстрые воды с небес проливает
Зевс, раздражённый, когда на преступных людей негодует,
Кои на сонмах насильственно суд совершают неправый,
Правду гонят и божьей кары отнюдь не страшатся».
Если же Зевс отвлекался и не замечал нечестивцев – в дело вступали эринии, помощницы Правды. Поэтому фрагмент В 94 Гераклита гласит: «Гелиос (Солнце) не преступит меры, а не то Эриннии, союзницы Дике, разыщут его». То есть, даже Солнцу не уйти от ответа, если оно решится на своеволие. На человека же за малейшее самоуправство эриннии насылали безумие, мор, бесплодие.
Послушаем, как русский историк Ф. Зелинский писал об универсалистских убеждениях ахейцев: «Артемида – могучая заступница всякого зверя, всякой птицы; её сердцу одинаково дороги детёныши всех живых существ, будь то даже детёныши хищников. Она предоставляет человеку вволю пользоваться взрослыми особями, но не дозволяет ему разрушать породу – и Эриния настигает её ослушника. Священны поэтому гнёзда птиц, священны беременные самки; если даже охотнику досталась таковая – он обязан «отпустить её Артемиде». Вообще гуманное отношение к животным, которое (... ) сказалось, между прочим, в прекрасной пословице «есть и у собак свои Эринии» – было в значительной степени вызвано тем, то они (эллины) чувствовали над собой взоры Артемиды, внемлющей жалобному крику мучимой твари и обрекающей обидчика каре страшных богинь преисподней, блюстительниц великого договора, которым живёт мир» [34, 29-30].
|
|
|
Многие мифы объясняли и освящали социальное неравенство среди ахейцев. Но неравенство не произвольное – зависящее от предприимчивости или другой неуниверсалистской удали, а неравенство, вызванное неодинаковыми заслугами в обеспечении единства с Универсумом. Кто больше стяжает божью милость, тот больше и властвует на земле. Поэтому руководила ахейским социумом элита, пребывавшая на прямой связи с Олимпом. Гомер называл их «зевсомрождёнными» (diogeneis), «вскормленными Зевсом» (diotrepheis) или «басилеями». Басилеи выполняли религиозные обряды, узнавали божественную волю и требовали её выполнения.
Что же до ахейских законов, то они имели одну цель – наладить соответствие социума Дике-Гармонии. Поэтому законы приписывались либо прямо богам, либо их ставленникам басилеям.
Троянская война XIII века до н. э. – также образец универсалистски-мотивированной кооперации. Это наказание троянцев за пренебрежение волей мойр. Вот изложение Эсхилом гадания Калхаса:
Настанет день, войско разрушит столицу Приама,
Всё, что скопили
В царских дворцах, и в ларях, и в народе, рукою надменной
Мойра разграбит» [цит. по: 59, 89-90].
Как видим, в древнегреческом обществе незыблемость природного баланса, недопустимость его эгоистического искажения составляла идеологическую доминанту. Примерно как в древнем Египте, Китае или Индии. Поэтому ахейский социум II тыс. до н. э. назовём универсалистским.
Так и жили ахейцы – кротко, умеренно, не гневили Универсум, а, напротив, исправно ему соответствовали. Однако XIII-XI века до н. э. принесли неприятности. В Северную и Среднюю Грецию вторглись балканские племена – в частности, греки-дорийцы (будущие спартанцы). И, как ни печально, поработили ахейцев. Однако культурно-религиозная ахейская доминанта на Пелопоннесе сохранилась и после XI в. до н. э. Древние греки – и ахейцы, и дорийцы, по-прежнему старались не огорчать Зевса, Дике-Правду, Мойр и прочих небесных руководителей.
Перелистнём ещё несколько неспешных универсалистских веков, пока не заметим на Пелопоннесе некие новшества. В VII веке до н. э. авторитет универсалистской элиты (басилеев) падает – распространяется мировоззрение, напоминающее гуманистический универсализм. Этот новый универсализм, в отличие от предшествовавшего «церковного», провозгласил древнего грека «добрым», способным самостоятельно, без указки басилеев мотивировать деятельность единением с Универсумом. А потому – заменил прежний страх перед богами на новое чувство – любви к ним.
|
|
|
Как пишет Зелинский, в VII веке до н. э. «(…) наступило время аполлоновской религии; боги поселились среди людей, в прекрасных храмах, сами прекрасные и приветливые, поскольку художнику удалось воплотить их подобие в созданных им кумирах; гражданский год расцветился прекрасными праздниками, со всё более и более пленительной обрядностью, превратившей мало помалу греческую религию в религию радости – перед этим морем красоты прежний страх уже не удержался (... ) Вообще слово «богобоязненный» (в новой форме deisidaimon) стало обозначать «суеверного»; нормально верующий человек своих богов не боялся – он их любил. Действительно, теперь только входит во всеобщее употребление эпитет, которым гомеровский (=ахейский. – К. К. ) грек еще не дерзает нарекать своих богов: эпитет – «милый». В гомеровские времена ещё допускали, что бог может любить смертного – «Теперь возлюби меня, Дева! » молился Диомед Палладе перед смертным боем; и «муза превыше других возлюбила» Демодока-певца; но человек ещё не решался ответить на эту любовь взаимностью – страх не даёт возникнуть более мягкому чувству. Теперь преграда снесена. «Милый Зевс», «милый Аполлон», «милая Артемида», слышим мы сплошь и рядом, так часто, что даже не обращаем внимания. Праздники справляются богам, чтобы радовать их сердца; но даже скромную песенку, спетую в честь бога за столом, охотно кончают словами: «улыбнись, боже, моей песне! » И когда мы слышим, что человек обязательно посвящает богу предметы, не имеющие никакой ценности, но знаменательные для него в ту минуту, когда он чувствовал особенно ясно над собой спасительную руку любящего бога – потерпевший кораблекрушение своё влажное и, конечно, не очень нарядное платье Посейдону, спасённый любовью пиратской дочери пленник свои кандалы Афродите, даже родительницы свои хитоны Артемиде – то не действует ли и здесь та же любовь, придающая и среди людей при схожих обстоятельствах ценность самым малоценным предметам? » [34, 93-94].
|
|
|
Идеологию же, распространившуюся после гуманистическо-универсалистской, Зелинский называет «филономистской» (от «фила» – древнегреческой единицы коллектива). Суть филономизма (=коллективизма, государствоцентризма) – «(... ) в религиозном освящении человеческого общежития – то есть, с одной стороны, семьи, рода и колена, с другой – кружка и корпорации, далее – города, государства, Эллады, человечества» [35, 66].
Как видим, и в Греции мотивация меняется по известному маршруту. Общественное внимание сужается от почтения к Универсуму до интереса к народу и государству.
Античность, как мы помним – это история Древней Греции и Рима. С III века до н. э. продолжать и модифицировать олимпийскую религию выпало Римскому государству. События рубежа старой и новой эр свидетельствуют: государствоцентризм отходит в прошлое. Человеческое греховное естество, высвободившись из неволи, начинает управлять «супермозгом» в своих интересах. Норма – уже индивидуалистски-мотивированное взаимодействие. «Carpe diem» («лови день»), «Panem et circeness» («хлеба и зрелищ») – вот какие лозунги, а вовсе не послушание Мойрам отныне мотивирует римлянина.
По словам Петрония Арбитра: «Теперь никто не думает, что небо есть небо, никто не держит поста, никто не заботится ни на волос о Юпитере: все люди, закрыв глаза, только считают свои богатства» [цит. по: 98, 398]. «Они (современники. – К. К. ), – вторит ему Аммиан Марцелин, – не признают хорошим ничего на свете, кроме того, что приносит выгоду, и к друзьям относятся, как к животным: любят больше всего тех, от кого надеются получить пользу» [цит. по: 102, 49].
Или вот интересный материально-потребительский эквивалент, который император Галлиен (III век) находил всему вокруг: «Когда ему (Галлиену. – К. К. ) сообщили, что отпал Египет, он, говорят, сказал: «Ну что ж? Разве мы не можем существовать без египетского полотна? » Когда он узнал, что Азия разорена от разгула стихий и набегов скифов, он сказал: «Ну что ж? Разве я не могу жить без пирожных? » После потери Галлии он, как рассказывают, засмеялся и сказал: «Неужели безопасность государства обеспечивается атрабатскими плащами? » Так он подшучивал над всеми частями мира, когда терял их, словно дело шло об утрате малоценных предметов обихода (... ) «Сердце его зачерствело от наслаждений, – замечает древнеримский историк Требелий Поллион, – и он только спрашивал у окружавших его людей: «Что у нас на завтрак? Какие приготовлены удовольствия? Что будет завтра в театре и цирке? » [24, 228-230].
|
|
|
Император Аврелиан – образец римской доблести, после очередной военной победы издал эдикт: «Теперь, Ромуловы квириты, бояться вам нечего (... ) Проводите время на играх, цирковых представлениях. Мы будем заняты нуждами государства, вы – удовольствиями (выделено мной – К. К. )» [24, 312-313]. Поэтому на вакханалиях и сатурналиях ромуловы квириты не только неделями расслабляли своё естество, но и чувствовали себя при этом вполне защищёнными.
Культ массовых удовольствий обусловил наиболее утилитарную для античности эксплуатацию природы. Если в осмыслении трансцендентных проблем древнеримская наука вряд ли превзошла классическую греческую и эллинистическую, то в применении научных результатов к задачам потребления ушла вперёд.
Упоение человеческой мощью, освободившейся от религиозных пут, звучит, например, в словах Манилия: Люди «(…) вырвали у Юпитера молнию и силу грома, отдав звук ветрам, а тучам огонь. Они узнали законы движения неба, действия ветров, туч, вулканов. Человек принадлежит миру богов, он и сам бог, он постигает и тайны богов, и тайны природы. Она для человеческого разума не имеет секретов, человек видит природу в целом, он побеждает небо, подчиняет себе мир. Он обращает к звёздам свои звёздные глаза, он подвергает исследованию самого Юпитера. Не презирай свои силы, потому что они заключены в твоей маленькой груди. Ум огромен и силы его безграничны; ум всё побеждает – ratio omnia vincit» [111, 184], – предваряет Манилий новоевропейский девиз Ф. Бэкона «Знание – сила».
Однако «побеждать небо» и «подчинять себе мир» римлянам предстояло недолго. «Исследовав звёздными глазами самого Юпитера», они попросту взбодрили собственное чувство сверхъестественного и испугались «наломать дров». Мистические предчувствия ко II-III векам предельно наэлектризовалось – такой оказалась плата за многовековые производственные успехи.
Активизация «идеи Юпитера» вызвала, согласно исторической логике, потребность её нормализовать. И в греко-римском мире появляются общины христиан-универсалистов, откровенно называвших себя «людьми, боящимися Бога» (phobumenoi ton theon) [35, 94].
Многих римских свободолюбов не обманула интуиция: новая церковно-универсалистская идеология радикально противостоит индивидуализму позднего Рима. Минуций Феликс (III век) предостерегает: «Так как нечестие (христианская религия. – К. К. ) разливается скорее при помощи всё более усиливающегося с каждым днём развращения нравов, то ужасные святилища этого нечестивого общества (христиан. – К. К. ) умножаются и наполняются по всему миру» [цит. по: 78, 176].
В другом переводе этот отрывок звучит ещё характернее: «Так как дурное развивается успешнее, то по мере того как падение нравов возрастает с каждым днём, отвратительнейшие очаги этого нечестивого общества растут в числе уже на всей земле» [цит. по: 78, 342].
|
|
|
