{538} Март. Ставит с актерами Национального театра «Эрика XIV». В Театре русской драмы репетирует Хлестакова и ставит «Двенадцатую ночь» (ЦГАЛИ, 2316.2.91, л. 8, 10).

8 марта премьера «Эрика XIV» в Национальном театре.

10 марта играет Эрика.

«Свою роль он сделал несколько по-иному, и внешне и внутренне. […] Замечательны паузы Чехова, внезапные громкие взлеты и столь же внезапные падения. Слово застревает в горле, обрывается в бормотании, шепоте. Какой он напуганный, недоверчивый! Часто — совсем дитя» («Сегодня», 11 марта).

11 и 14 марта играет Эрика.

12 и 13 марта играет Хлестакова в Театре русской драмы.

15 и 18 марта играет Мальволио в своей постановке «Двенадцатой ночи» в Театре русской драмы.

«Фантазия и громадное природное чувство юмора позволяют Чехову в каждой роли давать блестящие импровизации, и иногда кажется — тут же на сцене, без подготовки. Они приходят, очевидно, мгновенно, иначе трудно было бы понять эти бесконечные, каждый раз новые вариации в одной и той же роли. Не помню, была ли у Чехова до вчерашнего вечера эта бесподобная выдумка — старчески старательные, непрерывные поиски Мальволио руки Оливии, чтоб прикоснуться к ней губами. Оливия всякий раз руку отнимает, но Мальволио это не смущает — он считает это случайностью и ищет руку с другой стороны. […] И рука его, ничего не найдя, остается обескураженная на подлокотнике кресла, на столе, в воздухе — без дела, но удивительно говорящая. […] А сцена в “живом” кресле с чтением письма! Она сплошь сочинена, но как восхитительно сочинена — с этим беспокойным прислушиванием к чириканью птиц, вопросами “Кто тут? ” и умиротворенным повторением того, что подсказывают Мальволио сзади — “птица”. […] А самое чтение, эта внезапно подымающаяся лохматая бровь и усмехающийся под ней восхищенный идиотский серый глаз! […] Наконец, весь он, несчастный рамоли, со своим безжизненным серым лицом, с огромной губой кретина и тонкими черными кривыми паутинными ножками, над которыми забавно ежится и поджимается худой старческий зад. […] Как режиссер Чехов дал спектаклю живой темп, ритм, блеск, движение, смех. Перестановки почти молниеносны» («Сегодня», 17 марта).

23 марта играет Фрэзера в Театре русской драмы.

30 марта записывает в альбом местного собирателя автографов А. Н. Максимова: «Вы просите написать Вам мой девиз. У меня нет “моего” девиза, но то, к чему я стремлюсь, можно выразить приблизительно в таких словах: есть общая мировая цель. Она распадается на бесчисленное количество меньших целей. Каждый человек, пришедший на землю, может исполнить предначертанные ему, именно ему, задачи, ведущие к осуществлению общей мировой цели. Понять свои задачи и постараться выполнить их — вот, если хотите, мой девиз. Это бесконечно трудно, но труд этот вознаграждается щедро. Но не думайте, что {539} я уже достиг чего-нибудь в этом смысле. Я пишу о стремлении моем, но не о достижении» (ГЦТМ, фонд автографов, 298626. 133).

10 апреля играет в «Ведьме» и «Забыл».

11 апреля играет Фрэзера с Театром русской драмы в Либаве.

12 апреля играет Мальволио в Либаве.

Газета «Сегодня» публикует интервью с Чеховым о его работе над «Смертью Иоанна Грозного»: «… каждую классическую пьесу можно, так сказать, осовременить. Нельзя сделать современным ее сюжет, нельзя сделать современными всегда внешние формы ее постановки, но можно обострить ее в художественном отношении, можно приблизить ее дух к пониманию современного зрителя. Так именно мы и подошли к “Смерти Иоанна Грозного”. Ведь Грозный умирает только в самом конце пьесы, чуть ли не на ее последней странице. Мы думали над этим и поняли, что речь идет вовсе не о физической смерти грозного царя, а о его душевной, внутренней кончине».

23 апреля играет Иоанна Грозного на премьере «Смерти Иоанна Грозного» А. К. Толстого в Национальном театре. Режиссеры — Чехов и Громов, художник — А. Циммерман. «Иоанн, созданный изумительной фантазией Чехова, незабываем. Он выдержан во всех подробностях во внешнем рисунке и внутреннем переживании, сгущенном порой до жуткости. Когда под невидимый хор бледнеет тьма и угасает таинственное мерцание огней, еще в сумерках слышатся старческие всхлипывания — беспомощные, возбуждающие жалость. […] Пороки и страсти, тревога ума и сердца, болезни тела и духа подточили его силы, и он живет, как двигался бы живой труп, с непроизвольными уклонами и поворотами, с неожиданными и беспомощными вспышками энергии — жалкая тень Грозного. Замечателен грим Грозного. Старческая маска сделана с необычайным мастерством. Какое-то тусклое, омертвелое выражение в нем соединяется с отблесками дикой воли. […] Иоанн похож порой на жестокого мечтателя, заблудившегося в неограниченных возможностях и в произволе власти […]. Жалкий, полу выживший из ума, забрызганный кровью, он чувствует напрасность своего своеволия и гибель своей самодержавной мечты» («Сегодня», 25 апр. ).

26 апреля играет в рассказах «Ведьма» и «Забыл».

14 мая в Двинске играет «Утопленника», «Жениха и папеньку», «Ведьму» и «Забыл».

26 мая приезжает в Каунас (тогда столица Литвы, бывш. Ковно) по приглашению директора Литовского государственного театра А. М. Жилинского.

28 мая дает интервью каунасскому еженедельнику «7 дней искусства» (см. наст. изд., т. 2).

30 и 31 мая играет в Каунасе «Ведьму», «Жениха и папеньку», «Забыл».

3 и 5 июня играет Фрэзера в Литовском государственном театре.

4 июня играет «Ведьму», «Жениха и папеньку», «Забыл».