Свойства пренебрегаемого всеми калмыцкого народа, обитающего в степи Хейхат

Воистину это – толпа людей, достойных пренебрежения, проклятых, нечистых, неукротимых. Все летописцы это племя калмык, или калмак, или калмаг, или калмах называют «бени‑ асфар». Ведь в сокровенном изречении святого Али предписано: «О города Рей и Солхат! [297] Опасайтесь для себя народа, у которого узкие глаза! » В этой сокровенной фразе много сказано как раз про этот народ калмык, а именно: после слов «О города Рей и Солхат» раскрывается смысл: «О народ области Рей! О народ Солхата – Крыма! Остерегайтесь узкоглазых людей, которые из особого племени! И бойтесь их! » – приказал он. А приводимый ниже священный хадис – средоточие истины, – по мнению всех татарских комментаторов, толкователей и ученых, также имеет в виду этих самых калмыков: «Сказал посланник Аллаха – да благословит его Аллах и да помилует: “Поистине есть у Аллаха на Востоке воинство, имя ему – тюрки. Он наказывает с их помощью тех, кто ему противится. О малой горстке потерпевших ущерб вы будете просить, чтобы была оказана им милость, и не будут они помилованы. И когда вы увидите такое, готовьтесь ко дню Страшного суда».

Еще двадцать лет назад этого народа, калмыков, вовсе и не было в степи Хейхат. По ней [тогда] расселились и кочевали сто сорок племен ногайского народа. Все производимое [здесь| топленое масло они отправляли на остров Тамань и продавали. Одна окка этого масла стоила в Стамбуле пять акче. Однако сей народ, калмыки, придя в степь, рассеял отважных ногаев, и [после этого] коровье масло поднялось в цене. Одним словом, этот народ, калмыки, – племя проклятое, и все народы боятся его. Даже такой заблудший король, близкий к тому, чтобы стать миродержцем, как король Москвы, и тот боится калмыков, каждый год шлет им дары и сделался их братом. Однако они не оставляют в покое и Московскую землю, нападают на нее.

И вот когда бан, наш посол, вступил в Хейхат вместе с внушительным отрядом и [многими] дарами, чтобы направиться к шаху калмыков, я, ничтожный, пошел вместе с ним. Странствуя в течение полных трех часов по аулам, мы встретились с падишахом по имени Тайша; его сын – Мончак‑ шах[298]. У них [обоих] имеются сотни тысяч жилищ, разбросанные там и сям по кочевым аулам. У отца и у сына – по двести тысяч воинов, которые с семьями кочуют и разбивают стойбища по степи Хейхат.

Они – правители калмыков – по‑ хорошему обошлись с послом, приняли его, взяли подарки. Эти подарки они позволили сразу же расхватать своим подчиненным и мирзам – будто для них все это [совершенный] пустяк. По одну сторону [от себя] посадили меня, ничтожного, / 845  / по другую – посла. [Затем], не проявляя никакого внимания к нашему послу, они привлекли меня к себе и уставились взглядом на мой магометанский тюрбан, на мое снаряжение, утварь, нож, кинжал. «Кто это? » – спросили они посла обо мне, ничтожном. А посол разъяснил через толмачей: «Это – путешественник по [всему] свету из войска османов. Вместе с Мухаммед‑ Гирей‑ ханом он отправился в Дагестан, оттуда из нашей Терской крепости в Сарайскую область, оттуда прибыл к нам и теперь вместе с нами следует в Азов». Переводчиком у нас был ногайский татарин.

Благодаря моему знанию отличий языка ногаев они в течение целых пяти часов наслаждались, беседуя со мной, ничтожным. О, мудрость бога! Один человек, по имени Эджмад‑ мирза, [некогда] прибыл в Крым, вместе с другими тремя людьми сделался мусульманином; я в Крыму познакомился с ним. Когда Мухаммед‑ Гирей был свергнут, Эджмад‑ мирза бежал из Крыма, снова прибыл к калмыку Тайша‑ шаху и отрекся от [истинной] веры. И вот [теперь], во исполнение мудрости творца, сей Эджмад‑ мирза, во всем великолепии, приблизился к Тайша‑ шаху, заметил меня, ничтожного, и вздрогнул. Потом он обнялся со мной, ничтожным, расцеловался, оглядел меня. Он расхвалил меня, ничтожного, сказав: «Это сотоварищ и брат Мухаммед‑ Гирей‑ хана».

Тайша‑ шах возрадовался, стал расспрашивать меня об обстоятельствах пребывания Мухаммед‑ Гирей‑ хана в Дагестане. Когда же выяснилось, что я осведомлен обо всех тайнах, [сказал] по‑ ногайски..., я вручил Тайша‑ шаху письма‑ послания Мухаммед‑ Гирей‑ хана, а также знаки – тамгу и деревянную бирку бея Кабарды, заложника в крепости Терек, вместе с салфеткой Кая‑ султанши[299]. Он стал поворачивать салфетку во все стороны, с изумлением разглядывая узоры. При этом ей он радовался несравненно больше, чем подаркам посла. Салфетку он прикрепил на колпак, находящийся у него на голове. Он долго беседовал со мной, ничтожным, причем сказал: «Если будет угодно Аллаху, мы выдадим тебе подобную же бирку с тамгой. Так что ты, если захочешь, можешь странствовать до самых областей Чин и Хатан, Хотан и Фагфур. [Ибо во всех] этих областях, а также в Стране мрака[300] и затем в Стране сияния[301] имеются наши родственники. Там вы будете уважаемы и почитаемы».

Затем он сделал своим ножом своеобразные насечки на красной деревянной палочке, вроде можжевеловой[302]. / 846  / На этой палочке он раскаленным железом нанес изображения – такие, что рисунки со [всего] лица земли не послужат образцом хотя бы для одного рисунка этой кисти. Тотчас же я, ничтожный, поцеловал эту деревянную бирку с рисунками, приложил се к своей голове, завернул в салфетку и спрятал за пазуху, после чего мы начали беседу о том о сем. Я сказал послу: «Оставайтесь здесь со мной в течение целой педели. Наше войско выступило в поход, и, если на пути вы с ним встретитесь, оно вас уничтожит. Через несколько дней оно прибудет [сюда], после чего вы отправитесь». И он дал мне пять тысяч овец и еще сто верблюдов, груженных [различными] припасами.