 |
Тайные узники подземелья
|
|
|
|
Прошла еще неделя. Казалось, что об Андрее забыли. Не приходил в камеру комендант со своими «сурами», не видно было и Варсана. Раны стали подживать, затягиваться. Появилась надежда, что угрозы и предсказания американца так и останутся угрозами. Тревожило только одно: как там Зарина? Девушка с огромными карими глазами все больше и больше занимала мысли Андрея. Он мучился от сознания собственного бессилия и вспышек фантазий, разыгрывающихся в его воспаленном мозгу.
Наконец, за ним пришли. Абдурахман, отправив прибывших с мим охранников из камеры, показал жестом, чтобы Андрей сел. Такой вольности комендант не позволял даже своим подручным. Это было подозрительно и Андрей насторожился.
– Рафхат, ты становишься хороший мусульманин, – тщательно подбирая слова и стараясь их правильно произносить, начал Абдурахман, – и я хочу иметь свой человек там, – кивнул он на узкое зарешеченное окошко под потолком камеры.
«Может, меня хотят выпустить или еще что‑ то, – пронеслась радостная мысль, и сердце сильно заколотилось в груди. – Главное вырваться из крепости, а там…».
– Ты будешь все видеть, все слышать, все говорить мне о шурави, о плохих шурави, – уточнил Абдурахман.
«Меня хотят сделать осведомителем, – догадался Андрей, – Но где эти «плохие» шурави? В горах? ».
– Советник Варсан сказал, что ты помог ему и господину Раббани. Это хорошо! Ты – хороший мусульманин.
«Неужели Зарина согласилась написать письмо? – закралось сомнение. – Не может этого быть. Они могли заставить ее это сделать под пытками! Бедная девочка..! ».
– Я буду знать все о шурави, ты – хорошо кушать, получать много насваи. Ты согласен, Рафхат?
|
|
|
«Главное – выйти из крепости, встретиться со своими, а там, сообща, может, и вырваться из плена будет легче».
– Мне Варсан обещал, что отправит в Америку, – соврал Андрей и, пытаясь побольше выведать, спросил: – А далеко эти «плохие шурави»?
– Далеко, очень далеко, – заулыбался комендант. – Ты хорошая работа делать, господин Варсан делать тебе Америку. Пойдем, Рафхат. Теперь у тебя новый жизнь начинается.
Андрей, снедаемый нетерпением, ждал когда же распахнутся обитые железом ворота, и он выйдет из этой страшной крепости. И ворога распахнулись, но не те, о которых он мечтал. Такие же массивные, обитые железом, скрипнув, раскрылись, пропустив его вглубь крепости. Взору Андрея открылась площадь, в углу которой возвышалась мышка с часовым у спаренного зенитного пулемета, справа – длинные бараки с плоскими крышами без окон, слева – узкое длинное здание с зарешеченными окнами.
– Что это? – недоуменно воскликнул Андрей.
Комендант, постукивая по голенищу сапога рукоятью плети, глядя на вытянувшееся от удивления лицо пленника, расхохотался и, поводя справа налево вытянутой рукой, не без гордости, пояснил: Мое владение: подземные тюрьмы Бадабера. Здесь я держу непокорных шурави и должен о них знать все. Иди, – подтолкнул он в спину ошарашенного увиденным и услышанным Андрея, и помни, Рафхат, о нашем уговоре. Андрей в сопровождении двух охранников направился к левостоящему зданию, в одной из комнат которого ему обрили голову, вместо халата кинули серую длиннополую рубаху, наручники сняли, но цепи на ногах оставили и, подталкивая в спину дубинами, повели по длинному узкому коридору вниз, в подземную тюрьму. В камере, куда втолкнули Андрея подручные Абдурахмана, было четверо узников. Изможденные, с ввалившимися глазами, обросшие волосом, со следами пыток на лицах и руках, они встретили его настороженно.
– Кто ты? – после минутного молчания последовал вопрос.
|
|
|
– Ребята, да я русский! Свой я, ребята!
Четверо узников буквально набросились на Андрея. Они обнимали его, пожимали руки, хлопали по плечам. Град вопросов посыпался на него. Утирая слезы радости, Андрей отвечал всем одновременно, обрывая фразы, торопясь. Больше всего соотечественников интересовало что нового в Союзе, ведь он всего три месяца как «перешел реку». Когда первые страсти улеглись, самый высокий и, как впоследствии оказалось, самый старший по возрасту, предложил:
– Ну, а теперь давай знакомиться. Меня зовут Сергеем. Я в Бадабера старожил, с восьмидесятого…
– Как с восьмидесятого? – удивленно протянул Андрей. – Так сейчас же восемьдесят пятый.
– Да, – горестно усмехнулся Сергей, – уже пятый год среди всего этого, – обвел он руками. – Вот он, – кивнул Сергей на коренастого, рыжеволосого, с огненной бородой и усами, зеленоглазого парня, – тоже с восьмидесятого.
– Анатолий, – протянул руку рыжий парень. – Нас вместе взяли в районе Равза, ущелья Панджшер. Проводилась операция против Ахмад Шаха Масуда. И разведка сработала неплохо, и на место вышли точно, да в силах просчитались: пока «вертушки» подошли с подкреплением, уже половина наших парней полегла, а нас с Сергеем душманы повязали. Теперь я – Фазлихуда, а он – Абдул Рахман.
– Мне тоже кликуху дали – Рафхат.
Третьим в камере был высокий черноволосый парень со скорбными чертами лица, печальными голубыми глазами. Его лицо напоминало лики мучеников за веру с полотен Нестерова и Иванова. Он подал руку и глубоким мягким голосом представился:
– Славик. Здесь меня зовут Мухамад Ислам и еще Абдулла. Я уже четвертую тюрьму меняю за два с половиной года плена. В каждой тюрьме новое имя дают, – пояснил он.
Четвертым узником был Рустам – черноволосый, черноглазый узбек из‑ под Ташкента. Движения его были порывисты, речь быстрая. Несмотря на свои девятнадцать лет, усы у него еще только пробивали дорогу над губой, а на подбородке волос не рос и вовсе. За пять минут он выложил о себе все, даже и то, что сдался в плен полгода назад добровольно. Как пояснил, хотелось мир посмотреть. А вместо Запада получил застенки Бадабера.
Когда от вопросов и разговоров устали и острота встречи схлынула, Сергей отвел Андрея на дощатые нары, указал место и тихо спросил:
|
|
|
– Давай‑ ка теперь не спеша, подробненько расскажи мне, что с тобой произошло с самого момента пленения. Это очень важно.
Из разговоров с Сергеем и остальными ребятами Андрей уже к концу дня знал, что всего в тюрьме Бадабера содержатся двенадцать человек русских и свыше пятидесяти афганских офицеров и солдат. Афганцев держат в другом подземелье и лишь изредка, во время работ в крепости удается увидеть «достов» – друзей. Раньше русских на работы не водили, но с недавних пор и шурави стали использоваться на складской зоне. Под усиленной охраной они разгружали машины с артиллерийскими снарядами, ящики с минами, пулеметами, различными боеприпасами. Это оружие предназначалось для моджахедов, засылаемых в провинции Кандагар, Пактия и Нангархар. Крепость Бадабера – это не только склады и подземные казематы для пленных, но и центр подготовки мятежников‑ моджахедов Исламского общества Афганистана. Под руководством пакистанских, египетских и американских инструкторов в Бадабера проходили полугодовой курс обучения триста курсантов, направляемых впоследствии в Афганистан для подрывной работы и руководства районными и краевыми комитетами Исламского общества.
– А когда я увижу всех ребят? – поинтересовался Андрей.
Сергей, поняв его нетерпение, с улыбкой ответил:
– Скоро нас выведут во двор на молитву – «намаз» по‑ ихнему, там всех и увидишь. Но не надейся земляков встретить. Питерских здесь нет, а кроме того, все ребята уже давно в крепости. Так что ты, пока, у нас самый «свежий».
Хотя и принуждал комендант тюрьмы Андрея заучивать суры, но отбивать поклоны Аллаху ему было впервой. Двенадцать русских парней под дулами зенитного пулемета установленного на вышке и направленного в центр двора, и пяти автоматов охранников прославляли Аллаха, выкрикивая «Аллах акбар» и бормоча по примеру охраны что‑ то себе под нос.
Андрей, между поклонами, внимательно слушал Сергея, говорившего тихо и быстро:
|
|
|
– Вот тот, что слева, со шрамом на лбу – Алексей, кличка Рахимхуда. В Бадабера три года. Парень отчаянной храбрости, владеет каратэ. Рядом с ним – Аркадий – Ибрагим. В крепости тоже три года. Весом был за сто килограмм, ну, а сейчас сам видишь до чего дошел. Тот малыш, – кивнул Сергей в сторону черноволосого крепыша, – из Таджикистана. Он, хотя и невелик росточком, но человек солидный, семейный. Имя ему дали здесь Касым. Вот те двое: Саша и Игорь. Саша – Мухаммад Азиз младший, а Игорь – Мухаммад Азиз старший. В Бадабера с восемьдесят второго года. Парни прошли настоящий ад, но не сломались. Саша – мастер спорта по стрельбе из пистолета, Игоря призвали со второго курса института иностранных языков, знает немного на «фарси». Слева от него светловолосый худой парень – Василий‑ Василек. У него и глаза будто цветы полевые. Взят в плен в провинции Парван. Здесь назвали его Исламеддином. А вон тот великан – Виктор, он же Юнус по крепостным правилам. У нас недавно. Кормят в тюрьме плохо, но парень силушку еще не растерял. Вот и все, – подытожил Сергей.
– Как все? Здесь же только одиннадцать.
– Ты прав. Двенадцатый – Кананд. Парень не выдержал пыток и сошел с ума. Теперь его редко запускают на эту территорию. Он им больше нужен там, – кивнул Сергей на ворота, – для устрашения новичков.
Уже ночью, лежа рядом с Сергеем, Андрей спросил:
– А почему ты о себе ничего не рассказываешь? Тайна какая или что?
– Да нет, тайны я из своей жизни не делаю. Мне тридцать пять лет. Я – офицер, но это пусть тебя не волнует: плен уравнивает всех.
В Союзе осталась жена, дочь. Когда уходил, моей Дашутке был годик, сейчас уже пять, – дрогнул голосом Сергей. Помолчав, он спросил: – Ответь мне, только честно, как у нас там относятся к пленным, что говорят о нас?
– А ничего! В газетах только подвиги описывают, Героев восхваляют. Судя по прессе, мы бьем душманов почти не неся потерь, а пленных советских солдат вообще быть не может.
– Но мы‑ то есть! – громко выкрикнул Сергей и осекся, прислушиваясь, не разбудил ли кого. – Мы‑ то есть, – повторил он шепотом.
– Вы – спросили, я – ответил. Извините, ежели не так, как ожидали.
– Да нет, – сник голосом Сергей, – просто горько все это сознавать. Я‑ то входил в Афганистан одним из первых. Кровью расплачивались в первые месяцы за бестолковость тех, кто наши судьбы вершил. Входили с оружием, но без патронов. Замполита полка в первый же день… на марше… в лоб. А то еще случай: утром повзводно побежали на зарядку. Как принято в Союзе – полтора километра туда, полтора – обратно. Отбежали на километр за ворота, а там грузовик с тентом стоит. Тент откинули… и из пулемета по голым торсам… Сорок человек за одну зарядку потеряли. Так вот на крови учились.
|
|
|
Помолчали. Сергей дышал тяжело, с подстаныванием на выдохе. Он‑ то надеялся, что о них на Родине знают, за них борются. Сергей делал скидку на неосведомленность Андрея, но все равно, то, что он услышал, действовало угнетающе.
«Такая огромная страна, такая могучая держава! Почему же ты так бросаешься самым дорогим – своими сыновьями?! ».
Ощутив на предплечье руку Андрея, Сергей понял, что ему сопереживают и от того стало как‑ то легче дышать. Наложив ладонь на кисть своего младшего товарища, он тихо сказал:
– Спасибо тебе, Андрей! Мы все здесь – одна семья. Будь и ты нам братом. А сейчас у меня есть предложение: давай‑ ка поспим немного, а то скоро поднимут… Да, вот еще что, у нас здесь все на «ты», независимо от возраста и звания.
Из камер выгнали рано. Рассвет еще чуть забрезжил, а тюремщики уже загремели задвижками, зазвенели ключами. Пришли грузовики с оружием. Разгрузкой руководил сам комендант тюрьмы Абдурахман. Но как ни старался, как ни хлестал плетью по спинам пленников, поторапливая, дело двигалось медленно. И тогда, в нарушение инструкции, рядом с русскими выгнали работать и афганцев. Были они все смуглые, черноволосые и черноглазые, менее истощенные и, по виду, менее подвергающиеся истязаниям. Одеты в такие же, как и у шурави, длиннополые серые рубахи и штаны.
Андрей, также как и все, надрываясь над тяжелыми ящиками с артиллерийскими снарядами, тем не менее заметил, что вокруг него идет какая‑ то тщательно скрываемая, незримая для охраны работа. Вот один из афганцев, низенький и юркий, подошел к машине, из кузова которой подавал ящики подходившим русским парням Сергей. Они о чем‑ то быстро переговорили, и афганец потащил ящик в склад. Но в следующий раз он уже подошел к машине, в которой работали его товарищи, а еще в очередной раз «шустряк» был уже у третьей машины. Точно также двигался от машины к машине Игорь, говоривший на «фарси».
Абдурахман, в сопровождении здоровенного лысого охранника, прохаживался между работающими пленными, наблюдая за разгрузкой. Вот он подошел к машине, в кузове которой стоял Сергей и, постучав рукоятью плети, с которой никогда не расставался, по борту, крикнул:
– Эй, Абдул Рахман! Плохо шурави работают. Еле‑ еле ноги передвигают!
Сергей, гремя цепями на ногах, спрыгнул с машины и бодро, но без особого подобострастия, доложил:
– Едят мало, работают много, от того и сил нет.
– Не так говоришь, Абдул. Русский… как это, – щелкнул он пальцами, подбирая слова, – ле‑ ни‑ вый. Спать много, есть много, работать ле‑ ни‑ вый!
– Разрешите вопрос, господин комендант? – по‑ военному вытянулся Сергей, на что Абдурахман снисходительно кивнул. – Что с нашим обращением в Красный Крест?
Комендант рассмеялся и показал, что рвет бумагу.
– Но ведь господин Раббани обещал, что наше прошение будет передано представителю Красного Креста.
– Шурави совсем глупый, – Абдурахман выразительно покрутил пальцем у виска. – Господин Раббани сам решает, кого в Бадабера, а кого голова отрезать. Так что, работать хорошо, Абдул Рахман. Плохо работать – плетей каждому!
– Хорошо работаем, – закивал Сергей, передразнивая интонацией голоса коменданта, – не надо плетей.
Но все‑ таки плетей шурави получили. Когда работа была закончена и начали разводить пленных по камерам, охранники набросились на обессиливших от тяжелых ящиков парней и исхлестали их резиновыми шлангами.
Прошла неделя, измотавшая Андрея вконец. Четырежды он работал на разгрузке машин с оружием и продовольствием, остальные три дня его и Аркадия – молчаливого и угрюмого парня из‑ под Курска, ставили месить глину. Сил хватало только до полудня, после чего их меняли другими пленными.
– Еще одна такая неделя и я протяну ноги, – лежа на нарах, горестно проронил Андрей.
Сергей его успокоил:
– Ничего, дружище, втянешься. Поначалу все маялись, а потом ничего… Тебя еще не бьют, а Василия вчера так измолотили, что он вот уже сутки не встает.
– За что его так?
– Да ни за что, ради профилактики. Измываются, сволочи, чтобы мы не забывали кто мы! – зло выкрикнул Анатолий и, вскочив с нар, нервно зашагал по камере. – Ну, ничего, скоро им все припомнится! Они у меня попляшут…! – погрозил он кулаком в сторону двери.
– О чем это ты? – заинтересовался Андрей, но Анатолий, спохватившись, что сказал лишнее, ничего не ответил.
– Ложись, чудило, – шутливо бросил в темноту Сергей. – Дай нам поспать, а то завтра Раббани приезжает. Он‑ то уж для нас что‑ нибудь придумает.
– Откуда знаешь? – удивился Андрей.
– Афганцы сказали, у них есть ниточка на волю, – пояснил Сергей. – Все, парни, спим, – тоном приказа заключил он.
«Темнят ребята. Не иначе что‑ то задумали, но таятся, не доверяют, – обида больно царапнула по сердцу. – Что‑ то их во мне настораживает? Но что? Может, мое излишнее любопытство? Хотя, я тоже Сергею не все рассказал: умолчал ведь о предложении Абдурахмана. Теперь уже не откроешься, – тяжело вздохнул Андрей. – И о Зарине ничего не сказал. Как она там? ».
В памяти всплыл образ девушки, ее огромные грустные глаза при расставании и их первый поцелуй, короткий, почти неуловимый, как дуновение ветерка.
|
|
|
