 |
Ненависть и презрение к себе 3 страница
|
|
|
|
В один ряд с уязвимостью в отношениях с людьми, вызыванной презрением к себе, встает уязвимость, порождаемая невротической гордостью. Часто трудно определить, чувствует ли человек себя униженным потому, что задета его гордость, или потому, что он экстернализовал свое презрение к себе. Эти уязвимости нераздельно переплетены, поэтому следует браться за работу с такими реакциями и с той и с другой стороны. Конечно, в определенный отрезок времени легче наблюдать за тем или иным аспектом. Если человек реагирует мстительным высокомерием на проявленное – по его мнению – неуважение, в общей картине преобладает уязвленная гордость. Если в результате той же провокации он становится жалким и пытается снискать расположение – это откровенное проявление презрения к себе. Но в любом случае другой аспект обязательно оказывает свое влияние, и о нем следует помнить.
В‑ третьих, человек, находящийся в тисках презрения к себе, часто «терпит насилие от других как должное». Он не в состоянии распознать, что над ним совершается насилие. А если возмущенный друг пытается ему об этом рассказать, он сглаживает или вовсе оправдывает обидчика. Это происходит только при определенных условиях, например при болезненной зависимости, и представляет собой результат действия сложной внутренней расстановки сил. Центральную позицию занимает беззащитность, происходящая из убеждения человека. Например, женщина, чей муж бахвалится своим успехом у других женщин, не может пожаловаться или даже сознательно почувствовать негодование, потому что считает себя недостойной любви, а всех других женщин – более привлекательными.
Четвертое следствие, о котором необходимо упомянуть, – это потребность облегчить или уравновесить презрение к себе вниманием, уважением, признанием, любовью или восхищением других. Потребность не быть отданным на милость презрения к себе делает компульсивным поиск такого внимания. Потребность в торжестве, как путеводная звезда, может доводить его до всепоглощающей жизненной цели. Его результат – всепоглощающая зависимость от других в своей самооценке: она поднимается и падает вместе с расположением других к нему.
|
|
|
Если применить более широкий теоретический подход, с помощью таких наблюдений мы лучше поймем, почему невротик так упорно цепляется за возвеличенный образ себя. Ему важно сохранить его, потому что альтернатива такова: поддаться террору самопрезрения. В результате мы имеем порочный круг гордости и презрения к себе; они только взаимно усиливаются. Разорвать этот круг возможно лишь в той степени, до которой невротик заинтересован понимать правду о себе. Но и здесь презрение к себе встает на пути к обретению себя. Пока невротик принимает свой презренный образ Я как реальность, его Я будет казаться достойным разве что пренебрежения.
Что же именно заставляет невротика презирать себя? Иногда все ограничения, свойственные человеку; его умственные способности – рассудок, память, критическое мышление, способность планировать, особые таланты; любые действия, от элементарных личных дел до публичных выступлений. Хотя тенденция к пренебрежительному отношению к себе может быть достаточно всеобъемлющей, она, как правило, больше акцентируется на каких‑ то моментах, в зависимости от важности определенных установок, способности или качества для главного решения невротика. У агрессивного мстительного типа, например, самое большое презрение выльется на все, что он принимает в себе за «слабость». Под этим могут подразумеваться любые добрые чувства к другим, любая неудачная попытка отыграться на ком‑ то, любой компромисс (включая разумное согласие), любое отсутствие контроля над собой или над другими. В рамках этой книги невозможно дать полный обзор всех возможностей. Но этого и не требуется, поскольку принцип действия везде одинаков. Для иллюстрации я приведу только два наиболее частых выражения презрения к себе, которые касаются области красоты и ума.
|
|
|
Рассуждая о внешности и умении себя подать, мы обнаружим весь ряд внутренних ощущений, от непривлекательности до омерзительности. Кажется, что сложно встретить эту склонность у женщин, чья привлекательность явно выше средней. Но не надо забывать, что здесь учитываются не объективные факты или мнение других, а расхождение, которое ощущает женщина между своим идеальным образом и наличным Я. Таким образом, даже если она общепризнанная красавица, она все‑ таки не абсолютная красавица, равной которой никогда не было и не будет. И поэтому она в первую очередь видит в себе несовершенства и полностью на них сосредоточена – на шраме, недостаточно тонкой талии, на волосах, не вьющихся от природы, – и ставит себе сплошные минусы, доходит до того, что она ненавидит смотреться в зеркало. Или же в ней легко рождается страх, что другим она кажется отвратительной, например если вдруг сосед в кино пересел на другое место.
В зависимости от других личностных факторов презрительная установка по отношению к внешности может привести либо к избыточным усилиям по противостоянию интенсивному самоуничижению, либо к установке «мне все равно». В первом случае человек тратит колоссальное количество времени и денег на уход за волосами, одежду, косметику и т. п. Если презрение сосредоточено на каких‑ то особенностях внешности – на носе, груди, избыточном весе, оно может довести до радикального «лечения», вплоть до операций или экстремального похудения. Во втором случае разумная забота о коже, осанке, одежде тоже окажется в зоне внимания гордости. При этом женщина может быть так глубоко убеждена в своем безобразии или омерзительности, что любая попытка улучшить свою внешность кажется ей нелепой и тщетной.
Но если человек понимает, что корни такого отношения к себе лежат глубоко, критика своей внешности становится особенно угнетающей. Вопрос «Красив ли я? » напрямую связан с вопросом «Можно ли меня любить? ». Здесь мы подошли к главной проблеме человеческой психологии, но ее придется отложить, поскольку вопрос, кого можно или нельзя любить, лучше обсуждать в другом контексте. Связь вопросов очевидна, но все же это разные вопросы. Первый: достаточно ли хороша моя внешность, чтобы меня любили. Второй: есть ли у меня качества, за которые можно полюбить. Несомненно, первый вопрос важен, особенно в юном возрасте, второй ищет ответ в сердцевине нашего существа и касается счастья в любви. Но достойные любви качества являются частью личности человека, а невротик далек от себя самого, личность слишком призрачна, чтобы его заинтересовать. Кроме того, в то время как несовершенной внешностью часто можно пренебречь во всех отношениях, способность быть хорошим человеком теряется во всех неврозах по многим причинам. Как ни странно, психоаналитику часто жалуются по первому вопросу и крайне редко, а то и вообще жалобы отсутствуют по второму. Может ли это быть один из многих, свойственных неврозу сдвигов от сути куда‑ то в неопределенном направлении? От того, что реально значимо для самореализации, к лакированной поверхности? Не протекает ли этот процесс в одном русле с погоней за славой? Благодаря качествам, за которые любят, прославиться нельзя, но вполне можно оказаться на гребне успеха исключительно благодаря «правильной» фигуре или идеально «правильному» платью. В этом контексте любые вопросы касательно внешности неизбежно приобретают необычайную важность. И понятно, что пренебрежение к себе будет сосредоточено на них.
|
|
|
Пренебрежение к своему уму, в результате которого человек чувствует себя глупым, равноценно гордости за всемогущество своего разума. Что выйдет на передний план – гордость или презрение, зависит от структуры невроза в целом. В действительности при большинстве неврозов есть нарушения, которые позволяют весьма обоснованно быть недовольным работой сознания. Страх быть агрессивным может не давать развития критическому мышлению; из‑ за общего нежелания невротика принимать на себя обязательства ему может быть трудно прийти к определенному мнению. Непреодолимая потребность казаться всемогущим может не лучшим образом сказаться на способности к обучению. Общая тенденция затемнять вопросы личного плана может так же затемнить и ясность мышления: как люди, которые сразу слепнут, если они должны разбираться со своими внутренними конфликтами, они могут не обращать внимания и на другие виды противоречий. Они слишком зачарованы славой, которой им надо добиться, и не в состоянии как следует интересоваться работой, которую они выполняют.
|
|
|
Когда‑ то я думала, что такие действительные трудности и являются причиной ощущения себя как глупого человека; когда я надеялась помочь, говоря: «Ваш интеллект в полном порядке. А как насчет заинтересованности и смелости? Что можно сказать обо всех тех качествах, которые обеспечивают вашу способность работать? » Конечно, необходимо проработать все эти факторы. Но пациент меньше всего заинтересован в том, чтобы открыть себе доступ к собственному уму; его привлекают абсолютные возможности «образцового ума». Я тогда не понимала всей силы процесса самообесценивания, а ведь он достигает гигантских размеров. Даже люди, имеющие неоспоримые интеллектуальные достижения, иногда предпочитают настаивать на своей глупости, а не демонстрировать свои амбиции, потому что им любой ценой надо избежать опасности быть высмеянными. С тихим отчаянием они смиряются с собственным приговором, отвергая свидетельства и уверения в противоположном.
Процесс самоуничижения действует с разных сторон и нарушает активное преследование любых интересов. Он может оказывать влияние до начала какой‑ либо деятельности, проходить паралелльно с ней и наступать вслед за нею. Презрение к себе может повергнуть невротика в такую растерянность, что ему не приходит в голову, что он, к примеру, умеет сам поменять колесо, общаться на иностранном языке, выступать перед публикой. Или же он начинает что‑ то и бросает, едва столкнувшись с первой проблемой. У него мандраж перед выступлением или во время него (страх перед сценой). Как по отношению к уязвимости, так и в этом случае гордость и презрение к себе действуют сообща, порождая запреты и страхи. В результате получается, что и запреты и страхи – итог дилеммы, суть которой – потребность в широком признании, с одной стороны, и активное пренебрежение собой (или самоуничижение) – с другой.
|
|
|
Когда работа закончена, хорошо сделана и хорошо принята, пренебрежение к себе не уходит. «Кто угодно мог достичь того же самого, приложив меньше усилий». Пассаж, единственный не достигший полного совершенства в сольном концерте пианиста, рождает панику невероятных размеров: «На этот раз сошло, а в следующий раз освищут». Как видим, неудача вызывает на себя всю мощь презрения к себе и обескураживает гораздо больше своего действительного значения.
Прежде чем обсуждать четвертый аспект ненависти к себе – привычку фрустрировать себя, – имеет смысл сузить тему, определив отличия от других явлений, которые или выглядят очень похоже, или имеют похожий результат. В первую очередь определим разницу со здоровой самодисциплиной. Человек, способный хорошо организовать свою жизнь, воздерживается от определенных действий или удовольствий. Но он делает это исключительно потому, что другие цели приоритетнее и, следовательно, им в первую очередь уделяется внимание. Молодожены могут отказываться от каких‑ то удовольствий, потому что хотят накопить на собственный дом. Ученый или художник, преданный своей работе, избегает светской жизни, потому что покой и возможность сосредоточиться ему дороже. Такая дисциплина предполагает добровольный выбор ограниченности (отсутствующее, к сожалению, при неврозе) – времени, сил, денег. Она предполагает также осознание своих реальных желаний и умение отказаться от менее важных ради более важных. Для невротика это особенно трудно, потому что его «желания» – в основном компульсивные потребности. И по их природе все они важны в равной степени; естественно, ни от одного нельзя отказаться. Поэтому при аналитической терапии самодисциплина – скорее цель, к которой следует стремиться, а не действительность. Я бы не упоминала здесь об этом, если бы не знала по опыту, что невротические пациенты не видят разницы между добровольным отказом и фрустрацией.
Также следует принять во внимание, что насколько человек невротизирован, настолько он действительно глубоко фрустрирован, хотя может и не знать об этом. Его компульсивные влечения, конфликты, псевдорешения этих конфликтов, его отчуждение от себя не позволяют ему реализовать его потенциальные возможности. Вдобавок он часто испытывает фрустрацию, потому что его требование обладать неограниченной мощью не выполнено.
Однако эти фрустрации, реальные или вымышленные, не появляются в результате намерения фрустрировать себя. Например, потребность в привязанности и одобрении фактически (но не намеренно) влечет за собой фрустрацию реального Я, его спонтанных чувств. Потребность в этом развивается потому, что, несмотря на свою базальную тревогу, невротик понимает, что должен как‑ то подладиться к другим. Само‑ депривация здесь, хотя она и играет серьезную роль, является лишь неприятным побочным продуктом процесса. В контексте ненависти к себе нас интересует больше активная самофрустрация, совершаемая по велению самоненависти. Поддаваясь тирании надо, невротик сам лишает себя свободы выбора. Самообвинениями и презрением к себе отбирает сам у себя самоуважение. Более того, есть и другие моменты, в которых активный фрустрирующий характер ненависти к себе проявляется еще отчетливее. Это нельзя, которыми запрещается право на радость, это крушение надежд и устремлений.
Табу на радость уничтожает невинность наших желаний, наших действий. Все, что лежит в сфере наших личных интересов и обогащает нашу жизнь. Чем больше осознает себя пациент, тем отчетливее он воспринимает эти внутренние нельзя. Он хочет отправиться в путешествие, а внутренний голос ему запрещает: «Ты этого не заслужил». То же в других ситуациях: «У тебя нет права на отдых, на кино, на покупку новой одежды». И даже более того: «Хорошие вещи существуют не для тебя». Он хочет проанализировать свою раздражительность, полагая ее иррациональной, и чувствует, «будто железная рука закрывает тяжелую дверь». Устав от психоаналитической работы, невротик прекращает ее, хотя знает, что она могла бы пойти ему на пользу. Иногда внутри него разворачиваются целые диалоги на эту тему. После плодотворного успешного рабочего дня он устал и хочет отдохнуть. Внутренний голос говорит: «Ты просто лентяй». – «Нет, я и правда устал». – «Нет, это просто распущенность, из тебя точно никогда ничего не выйдет». Измученный такими метаниями, он или отдыхает с чувством вины, или вынуждает себя продолжать работу, в любом случае ничего хорошего это ему не сулит.
В сновидениях часто можно увидеть различные сценарии, как человек может в буквальном смысле переломить себя, когда ему случается потянуться к радости. Например, женщине снится, что она в саду, где на деревьях полно чудесных плодов. Как только она хочет сорвать плод или ей удается его сорвать, кто‑ то выбивает его из ее рук. Или спящий отчаянно пытается открыть тяжелую дверь, но она никак не поддается. Он спешит на поезд, но поезд уходит из‑ под носа. Он хочет поцеловать девушку, но она словно тает в воздухе, и он слышит издевательский смех.
Табу на радость может быть скрыто за фасадом «сознательности», социальной ответственности: «Пока люди живут в трущобах, стыдно иметь хорошую квартиру. Пока люди умирают от голода, я не могу тратиться на всякие деликатесы». Конечно, в таких случаях нужно исследовать, проистекают ли возражения из искреннего глубокого чувства социальной ответственности или они только прикрытие для нельзя. Часто простой вопрос проясняет ситуацию и гасит фальшивый нимб: на сэкономленные на себе деньги действительно бы он отправил посылку в Европу?
О существовании таких табу мы можем узнать по запретам, являющимся их результатом. Определенный тип может испытывать радость, только деля ее с другими. Вполне справедливо, что для многих людей разделенная радость – двойная радость. Но некоторые упорно заставляют и других слушать с ними их любимую запись, нравится она или нет, и в одиночку просто не умеют чем‑ либо наслаждаться. Другие могут так скупиться на себя, что жалеют даже потратить силы, чтобы рационализировать свою жизнь. И особенно поразительно, что они в то же время щедро тратятся на вещи, нужные для престижа, например жертвуют на благотворительность, устраивают вечера, покупают антиквариат, ничего для них не значащий. Они действуют словно под давлением закона, повелевающего рабски прислуживать славе, но который запрещает все, что «только» увеличивает их удобства, счастье, духовный рост.
Как и во всех других табу наказание за их нарушение – тревога или ее эквиваленты. Пациентка, которая вместо того чтобы залпом выпить кофе, приготовила себе вкусный завтрак, была просто потрясена, когда я одобрила ее заботу о себе. Она ожидала, что я «обвиню ее в эгоистичности». Переезд в лучшее жилье, хотя и разумный во всех отношениях, может разворошить целое осиное гнездо страхов. За приятно проведенным вечером может последовать паника. Внутренний голос в таких случаях предупреждает: «За это придется платить». Пациентка, покупая новую мебель, поймала себя на том, что говорила себе: «Недолго она будет тебя радовать». В эту самую минуту страх заболеть раком, который появлялся у нее время от времени, поднялся в ней опять.
Крушение надежд можно ясно наблюдать при психоанализе. Слово «никогда» со всей его безапелляционной безысходностью продолжает повторяться. Несмотря на видимые улучшения, голос продолжает говорить: «Ты никогда не преодолеешь свою зависимость (или свою панику); никогда не освободишься». В ответ пациент предъявляет свой страх или неистово требует всяческих заверений, что он выздоровеет, желает, чтобы его успокаивали, говоря, что другим лечение помогло, и т. д. Даже если иногда пациент вынужден признать улучшение, он скажет: «Хорошо, в этом психоанализ мне помог, но больше ведь ни в чем не поможет, так какая польза от него? » Когда крушение надежд происходит во всех сферах жизни, возникает чувство мрачной обреченности. Как тут не вспомить о надписи на вратах в Дантовом аде «Оставь надежду, всяк сюда входящий». В ответ на улучшения, которые невозможно отрицать, пациент с предсказуемой регулярностью стремится совершить бегство назад. Он чувствует себя лучше, забыл о своей фобии, увидел важную связь, которая указывает ему на выход, – и скатывается вниз, глубоко обескураженный и подавленный. Другой пациент, который отказался от значимых вещей в своей жизни, впадает в жестокую панику и находится на грани самоубийства каждый раз, когда осознает в себе ценное качество. Таким же образом пациент может отвергать любые заверения, делая саркастические замечания, если бессознательная решимость задержать свое развитие укоренена глубоко. В некоторых случаях станет очевидным процесс, ведущий к рецидиву. Увидев, что определенные установки очень желательны (например, отказ от иррациональных требований), пациент считает, что он уже переменился, и в своем воображении воспаряет к высотам абсолютной свободы. Затем, подумав, что неспособен к такому, он поливает себя презрением и говорит: «Ты никчемен и никогда ничего не достигнешь».
И наконец, самая коварная самофрустрация – это табу на любое свое устремление: не только на возвышенные фантазии, а на любое стремление, подразумевающее, что человек использует собственные ресурсы или станет лучше и сильнее. Здесь стирается грань между фрустрацией себя и пренебрежением к себе. «Кто ты такой, чтобы хотеть играть, петь, иметь жену? Ты никогда ничего не будешь собой представлять».
Некоторые из этих факторов можно обнаружить в биографии человека, который позднее стал довольно продуктивным и кое‑ чего достиг в своей области. За год до того, как в его работе произошел поворот к лучшему (причем внешних изменений не было), у него состоялся разговор с женщиной старше него, она спросила, что же он намерен делать в жизни, чего он от нее хочет или стремится достичь. И оказалось, что, несмотря на его ум, интеллигентность, старание, он и не задумывался о будущем. Единственное, что он смог ответить: «Ну, я думаю, что всегда заработаю себе на жизнь». Хотя у него была репутация многообещающего специалиста, он просто вычеркнул идею сделать что‑ нибудь важное. С помощью внешней стимуляции и доли самоанализа его продуктивность после этого случая возросла. Но он не придавал должного значения сделанным открытиям. Следовательно, они никак и не влияли на его уверенность в себе. Он даже забывал о своих находках и вновь случайно открывал уже найденное. Когда, наконец, он обратился к психоанализу по причине трудностей, которые он по‑ прежнему испытывал в работе, его табу на желание чего‑ либо для себя и устремление к чему‑ то, на осознание своих талантов все еще оказывало мощное действие. Видимо, его таланты и скрытое честолюбие, ведущие его к достижениям, были слишком сильны, чтобы их удалось полностью задавить. Поэтому он делал дело (пусть и мучился), но был вынужден воздерживаться от осознания этого и радоваться своим успехам. У других результаты еще менее радостные. Они отказываются от должностей, не осмеливаются заняться чем‑ нибудь новым, не ждут ничего хорошего от жизни, ставят перед собой несерьезные задачи и, следовательно, живут ниже своих способностей и душевных сил.
Как и другие стороны ненависти к себе, самофрустрацию можно увидеть в экстернализованном виде. Человек сетует, что, если бы не его жена, начальство, безденежье, погода, политическая ситуация, он был бы счастливейшим человеком на земле. Разумеется, не следует впадать в другую крайность и считать все эти вещи неважными. Конечно, они так или иначе влияют на наше благополучие. Но, оценивая их, мы должны тщательно взвесить, насколько велико их действительное влияние и сколько добавлено к ним из внутренних источников. Очень часто человек чувствует покой и довольство, потому что примирился с собой, несмотря на то что ни одна из его внешних трудностей не исчезла.
Причинение себе мучений, терзание себя – побочный, отчасти неизбежный продукт ненависти к себе. Когда невротик пытается подстегнуть себя к достижению невозможного совершенства, швыряет себе обвинения, пренебрегает собой или фрустрирует себя, он всем этим лишь мучает себя. Считая мучение самого себя отдельной категорией выражения ненависти к себе, мы утверждаем, что у человека есть или может быть намерение мучить себя. Конечно, в любом случае невротического страдания следует рассмотреть все возможности. К примеру, возьмем сомнения в себе. Они могут являться результатом внутренних конфликтов и отразиться в бесконечных и бесплодных внутренних диалогах, в которых человек пытается защититься от собственных обвинений; они могут быть выражением ненависти к себе, цель которой – выбить почву под ногами человека. В действительности они и могут быть самым главным мучением. Подобно Гамлету люди намерены отдаться на растерзание своим сомнениям. Конечно, нам следует проанализировать все причины их сомнений, но не закралось ли в них также бессознательное намерение помучить себя?
Возьмем следующий пример из того же ряда: прокрастинацию. Как мы знаем, за прокрастинацию в решениях или действиях могут быть ответственны многие факторы, такие как общая инертность или постоянная неспособность занять определенную позицию. Тот, кто медлит, сам отлично знает, что отложенные дела часто растут, как снежный ком, и что на самом деле промедление грозит серьезными страданиями. И здесь мы иногда получаем первое приближенное понимание того, что скрывается за нерешенными вопросами. Когда из‑ за отложенных решений он действительно попадает в неприятную или угрожающую ситуацию, то говорит себе с явным торжеством: «Так тебе и надо». Это еще не означает, что он прокрастинировал потому, что намеренно хотел помучить себя, но все‑ таки наводит на мысль о некоторой Schadenfreude – злорадстве по поводу причиненных себе неприятностей. Так что, как видим, пока не густо доказательств в пользу активного мучительства, скорее это радость постороннего, наблюдающего, как жертва кричит и корчится.
Эти выводы были бы неоднозначными, если бы другие наблюдения не шли по нарастающей, не оставляя нам сомнений в активности влечения к самомучению. Например, при определенных формах скупости по отношению к себе пациент наблюдает, что его крохоборство – не просто «ограничение», а некое удовольствие, почти переходящее в страсть. Поэтому есть некоторые пациенты с ипохондрическими наклонностями, которые не только боятся многих вещей, но и довольно жестоко себя ими пугают. Першение в горле у них перерастает в туберкулез, понос – в рак, растяжение – в полиомиелит, головная боль – в опухоль мозга, приступ тревоги – в сумасшествие. Одна пациентка сказала, что это «ядовитый процесс». При первых легких признаках беспокойства или бессонницы она говорила себе, что у нее начинается новый цикл паники. Каждую ночь ей будет становиться все хуже и хуже, пока не дойдет до нестерпимого ужаса. Ее первоначальный страх можно сравнить со снежком, который катился по склону, пока не превращался в лавину, которая в конце концов накрывала ее. В стихотворении, написанном ею в это время, есть строки о «сладостной пытке, которой наслаждаюсь». В подобных случаях ипохондрии можно выделить один фактор, запускающий механизм мучения самого себя. Ипохондрики искренне убеждены, что у них должно быть абсолютное здоровье, уравновешенность и бесстрашие. При малейшем подозрении в обратном они становятся беспощадными к себе.
Более того, анализируя садистические фантазии и импульсы пациента, мы понимаем, что они могут происходить из садистических импульсов, направленных против себя. У некоторых пациентов время от времени наблюдается компульсивная потребность или фантазии, в которых причиняются мучения другим. В том и другом случае в основном речь идет о детях или беспомощных людях. Так, например, один пациент сосредоточился на образе горбатой служанки Анни из пансиона, где он жил. Он был обеспокоен силой импульса и особенно тем, что совершенно не мог его понять. Анни была достаточно приятной особой и никогда не вызывала у него неприязни. Но до появления садистических фантазий он испытывал то отвращение, то сочувствие к ее физическому недостатку. Для него оба эти чувства стали понятны вследствие своего отождествления с девушкой. Он был физически крепок и здоров, но в минуты отчаяния и презрения по поводу своих душевных затруднений он обзывал себя калекой. Садистические импульсы и фантазии начались, когда он впервые заметил в Анни покорность, с которой она терпела, если кто‑ то «вытирал о нее ноги», и явную суетливую готовность услужить. Скорее всего, Анни всегда была такой. Однако его наблюдения совпали с тем моментом, когда его собственная тенденция к смирению развернулась к осознанию, и стал уже оглушающим грохот сапог его ненависти к себе. Поэтому компульсивное желание мучить служанку было интерпретировано как активное вынесение вовне желания мучить себя, которое добавляло еще и волнующее чувство власти над более слабым созданием. Активное стремление при этом переродилось в садистические фантазии, а они исчезали по мере того, как все яснее становилась его тенденция к смирению с одновременным отвращением к ней.
Я вовсе не считаю, что все садистические импульсы или действия по отношению к другим порождены исключительно ненавистью к себе. Но мне кажется вполне вероятным, что экстернализация влечения мучить себя всегда вносит свою лепту. Во всяком случае, такая связь встречается достаточно часто, и мы должны быть готовы к такой возможности.
Другие пациенты и без внешних провокаций страдают от страха перед мучениями. Он растет вместе с ненавистью к себе и представляет собой реакцию на пассивное вынесение вовне влечения мучить себя.
Наконец, обратимся к определенным мазохистским и сексуальным действиям и фантазиям. Я имею в виду фантазии при мастурбации, простирающиеся от унижений до пыток; мастурбацию, при которой царапают или бьют себя; выдирание волос; хождение в тесной обуви; болезненные позы, половой акт, при котором человека должны ругать, бить, связывать, заставлять выполнять лакейские или отвратительные задачи, чтобы он смог получить сексуальное удовлетворение. Структура подобной практики достаточно сложна. Я считаю, что следует различать как минимум два вида. В первом случае человек испытывает мстительное наслаждение, мучая себя; во втором – он отождествляет себя с презренным Я и по причинам, которые мы рассмотрим далее, может только таким образом достичь сексуального удовлетворения. Однако есть причины считать, что это различие работает только для осознанных переживаний, – фактически он всегда и мучитель, и жертва и получает удовольствие как унижаясь, так и унижая.
Психоанализ имеет одну из задач – проследить во всех случаях фактического самомучения скрытое намерение мучить себя. Другая задача – ожидать, что возможна экстернализация тенденций к самомучению. Всякий раз, когда намерение мучить себя довольно определенно, мы должны внимательно исследовать внутрипсихическую ситуацию и спросить себя, не возросла ли в этот момент ненависть к себе и что могло стать этому причиной.
Вершиной ненависти к себе являются чистые и непосредственные само‑ разрушительные импульсы и действия. Они могут быть острыми либо хроническими, открыто насильственными или медленно подтачивающими, осознанными или неосознанными, могут осуществляться или оставаться воображаемыми. Они могут касаться главных или второстепенных вопросов. Их конечная цель – физическое, психическое и духовное саморазрушение. Если знать все эти возможности импульсов, суицид перестанет казаться отдельным непонятным явлением. Есть много способов убить то, что составляет суть нашей жизни; самоубийство – самое крайнее и окончательное выражение саморазрушения.
|
|
|
