 |
Документ 43. Обо всех моих встречах с тов. Сталиным в последние четыре года я информировал только вас[69]. Никаких копий я не храню – это было одним из условий
|
|
|
|
Документ 43
Совершенно секретно! Особая папка
Министерство внутренних дел СССР
Москва 23 ноября 1949 года
«Тов. Круглов! [68]
Обо всех моих встречах с тов. Сталиным в последние четыре года я информировал только вас[69]. Никаких копий я не храню – это было одним из условий, поставленных Лаврентием Павловичем, и я его соблюдаю неизменно.
Меня вызвали в Кремль 21 ноября. Иосиф Виссарионович сказал при встрече:
«Четыре года уже живем мирно. А вот дела в Корее грозят обернуться войной. Корейские товарищи просят помощи. Они утверждают, что капиталисты с Юга слабы и достаточно одного хорошего удара для того, чтобы от них избавиться. Товарищи с Севера надеются на нашу помощь и на восстание трудящихся масс Юга. Они уверены в победе. Но американцы не оставят Юг без помощи так же, как мы не оставим без помощи Север. Как бы не началась третья мировая война. Хотелось бы знать ваше мнение, товарищ Мессинг».
Подумав, минут через пять я дал ответ.
«Третьей мировой войны не будет, – сказал я. – Американцы будут поддерживать Юг, но до мировой войны не дойдет. Война продлится три года, но объединить Корею так и не удастся.
Она так и останется поделенной на две части. Война закончится вничью».
«Ничья – это не поражение, – сказал Сталин. – А вы что, шахматист? »
«Иногда играю в шахматы… Товарищ Сталин, не надо отпускать Василия Иосифовича воевать в Корею».
«Почему? Вы видели сейчас Василия? »
«Я видел воздушный бой между советскими и американскими самолетами. Падали и те, и другие».
«Понятно… – кивнул вождь. – Когда же мы сможем объединить Корею? »
«Точно не скажу, но в ближайшие пятьдесят лет этого точно не произойдет».
|
|
|
На этом встреча и закончилась.
В. Мессинг».
Документ 44
Совершенно секретно! Особая папка
Министерство внутренних дел СССР
Москва 7 июня 1952 года
«Тов. Круглов!
Сообщенные вам сведения неверны – в этом году я встречался с тов. Сталиным лишь однажды, 6 июня, то есть вчера.
И я вовсе не уверен, что могу каким‑ то образом влиять на решения вождя. В конце концов, в Кремле я исполняю роль неофициального советника, так сказать, не занимая никакой должности.
Вчерашняя встреча началась с того, что Иосиф Виссарионович спросил о дате своей смерти. Я ответил, что не смог ничего подобного увидеть в будущем. Тогда вождь спросил:
«Каким вы видите будущее Советского Союза? »
«В СССР скоро запустят первую в мире атомную электростанцию и построят атомный же ледокол «Ленин», – ответил я. – Начнется освоение целины и массовое строительство жилья. В 1957 году наши ученые запустят в космос первый искусственный спутник Земли…»
Тут Сталин перебил меня, спросив:
«Кто будет руководить Советским Союзом после меня? »
Я попробовал войти в транс, но у меня это получалось плохо.
«Я не могу ответить на ваш вопрос, товарищ Сталин, – признался я. – Вы спрашиваете о том, о чем я не могу думать спокойно. Это мешает мне сосредоточиться».
«Что через тридцать лет будет с Советским Союзом, вы тоже не можете сказать? »
«Советский Союз будет процветать, социализм распространится на Востоке и в Африке…»
«А в Европе? Что будет с Берлином и с Германией? »
«Положение в Европе не изменится».
«Вы сказали, что социализм распространится на Востоке. Где именно? »
«Во Вьетнаме, Лаосе, Ираке, Сирии».
«А Корея? »
«Корея, как и Германия, будут разделены надвое».
«От этого может быть польза. Пусть весь мир видит, как живет один и тот же народ при разных общественных строях. Что будет с Василием? »
«Для Василия будет лучше, если о нем поскорее забудут. Он не должен быть на виду. Иначе у него могут быть крупные неприятности».
|
|
|
«Я тоже так считаю».
Вот и все, что было сказано.
В. Мессинг».
Документ 45
Директору Гастрольного бюро
Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР
Москва, ул. Пушечная, 2
«Товарищ директор!
Некоторые из ответственных работников Вашего учреждения устроили на меня настоящую травлю, иного слова не подберешь.
Мне не дают выступать, обвиняя в том, что я был гражданином иностранного государства, вдобавок еврей, а мои психологические опыты являются шарлатанством.
Чтобы подтвердить «ненаучность» моих выступлений, были приглашены «эксперты» в лице двух профессоров – философа и невропатолога (! ).
Философ заявил, что телепатия невозможна, потому что «чтение мыслей противоречит диалектике и является чистейшим идеализмом», а невропатолог «подтвердил» данное утверждение, высказав мнение, что «чтение мыслей на расстоянии недоступно человеческому мозгу».
Со всей ответственностью заявляю, что все «разоблачительные» доводы, направленные против меня и моей концертной деятельности, не соответствуют действительности.
Прошу Вас разобраться в данном вопросе.
В. Г. Мессинг».
Из письма В. Г. Финку:
«…Самое печальное, друг мой Витя, что ныне и обратиться‑ то не к кому. Были у меня могущественные защитники, да все вышли.
Сталин умер, Берию расстреляли. Круглов мигом подсуетился, подставив Лаврентия Павловича, да все равно не ко двору пришелся. А названивать Хрущеву…
Не знаю. Мы с ним виделись всего раз, и было это в войну, Никита Сергеевич интересовался у меня судьбой своего сына Леонида. Так что вряд ли наши отношения можно назвать дружескими. Хоть тебе поплачусь, у тебя плечо широкое.
Единственное, что меня радовало в те дни, так это коллеги – я и раньше знал, кто из них кто, но теперь полностью убедился, кому можно доверять, а кому не следует.
Ко мне подходили и успокаивали или звонили, чтобы подбодрить. Хоть иные и делали это с оглядкой, но все же это здорово поднимало дух и настроение – я был не один.
Правда, Аидочка говорила мне ранее – тебе, дескать, нечего опасаться, поскольку никому ты дорогу не перебежишь, ты такой – один на весь СССР! Нету в Гастрольбюро второго Мессинга!
|
|
|
И вот выясняется, что уникальности мало для охранной грамоты. Хотя, если честно, надоела мне эта уникальность до чертиков! Это раньше я носился со своими способностями, как дурак с писаной торбой, а теперь ничего богоданного в них не вижу. Напротив, это чуть ли не проклятие!
Пока что я получил от своего «дара» лишь массу страданий, нервов и потерь. Да, я зарабатываю на нем неплохие деньги, но за это лишился обычной, нормальной жизни. И что в этом хорошего? И мне уже не отделаться от чертова «феномена», да и толку… Даже если я вдруг лишусь своих способностей и стану простым смертным, что я выиграю? Новую жизнь я уже точно не начну – не смогу! На седьмом десятке поздновато начинать.
Вероятно, ты уже торопишь меня – ближе, дескать, к делу, хватит прелюдий!
Ладно, уступаю требованию публики.
Собрание, на котором меня решили «разобрать», состоялось.
Мои недоброжелатели чувствовали себя весьма уверенно, однако я не стал каяться и умолять их оставить меня в штате.
Главный мой супротивник (не буду упоминать его имя всуе, укажу лишь начальную букву его фамилии – Ц. ) был совершенно спокоен. Для него собрание являлось пустой формальностью, после которого меня выпрут из Гастрольбюро, и я просто‑ напросто не смогу выступать на сцене. И на что тогда жить?
Ц. до того уверился в своей победе над «полуиностранцем», как он меня называл, что даже пригласил корреспондента из «Литературной газеты», а тамошние писаки ох как любят разоблачать всяких телепатов, которые для них априори – шарлатаны и жулики.
И вот началось. Первым слово взял Ц., вылил на меня ушат грязи и предоставил трибуну своим «консультантам». Те наговорили обычных глупостей, свойственных ученым невеждам, и тогда вышел ваш покорный слуга.
Я был порядком разозлен, но эмоции на этот раз не мешали мне, перейдя, выражаясь академическим языком, в холодную фазу.
«Раз уж телепатии не существует, как тут пытались доказать выступившие товарищи, – сказал я, – то мне придется уверить вас в обратном. Я предлагаю всем присутствующим записать на бумаге свои мысли».
|
|
|
Многим стало интересно, они сделали записи, а я подходил к ним, говорил, о чем они думали, после чего предлагал свериться с бумагами. Настрой был такой, что мне казалось – каждый нерв во мне звенел!
Я обошел всех и не сделал ни одной ошибки – это на выступлении я мог допустить промах, но только не на собрании.
После «обхода» я обратился к «научным экспертам»:
– Если, как вы утверждаете, телепатии не существует и человеческий мозг не способен читать мысли, то как вы объясните вот это? – я поднял пачку исписанных листков и – нет, не бросил им в лицо, хотя и было такое желание, – положил им на стол.
Те стали что‑ то мямлить, Ц. и вовсе увял.
А я разошелся!
«Все желающие, – говорю, – могут давать мне мысленные задания! »
И началось как бы очередное выступление, самое ответственное в моей жизни. Мне задавали, как всегда, различную ерунду: где у меня находится ручка, сколько мелочи в кармане, в какой руке зажата промокашка и тому подобное.
И тут обошлось без ошибок.
«А теперь предлагаю выбрать желающего подвергнуться внушению! » – сказал я.
Выбрали того самого журналиста из «Литературки». Я внушил ему, чтобы он прочитал детские стишки на идиш – с выражением, с толком, с чувством, с расстановкой. Прочел. Ему даже хлопали.
В общем, уважаемое собрание постановило: вопрос о моих способностях «отложить».
Вот так вот. Так что у меня все в порядке. Сам видишь – пишу тебе из Одессы, я тут на гастролях. Кстати, привет тебе от Аидочки. И Фире большой‑ пребольшой привет!
Всем пока! Вольф».
|
|
|
