Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Дейенерис 8 страница




«Тут слишком жарко, слишком шумно, и они все перепились. – У Брана все тело чесалось под его шерстяным нарядом, и ему вдруг захотелось оказаться подальше отсюда. – В богороще сейчас прохладно, от горячих прудов поднимается пар, и шелестят красные листья чардрева. Запахи там богаче, чем здесь, а скоро взойдет луна, и мой брат будет петь, глядя на нее».

– Бран, ты ничего не ешь, – сказал сир Родрик.

Сон наяву был таким живым, что Бран не сразу понял, где находится.

– Попозже, сейчас у меня живот так набит, что вот‑ вот лопнет.

Белые усы старого рыцаря стали розовыми от вина.

– Ты вел себя молодцом, Бран. И здесь, и на беседах с лордами. Когда‑ нибудь из тебя тоже выйдет прекрасный лорд.

«Но я‑ то хочу быть рыцарем». Бран отпил еще глоток медового вина из отцовского кубка, радуясь, что можно за что‑ то ухватиться. На кубке скалилась, как живая, голова лютоволка. Серебряная морда вжалась в ладонь Брана, и он вспомнил, как отец при нем в последний раз пил из этого кубка.

Это было на пиру в честь приезда короля Роберта, прибывшего со всем двором в Винтерфелл. Тогда еще стояло лето. Родители Брана сидели на помосте рядом с королем, королевой и ее братьями. Дядя Бенджен тоже был здесь, весь в черном. Бран, его братья и сестры сидели вместе с детьми короля, Джоффри, Томменом и принцессой Мирцеллой, которая все время с обожанием смотрела на Робба. Арья исподтишка через стол строила рожи, Санса жадно слушала рыцарские песни королевского арфиста, Рикон то и дело спрашивал, почему Джона нет с ними. «Потому что он бастард», – вынужден был наконец шепнуть ему Бран.

А теперь никого из них здесь нет. Словно какой‑ то жестокий бог протянул свою длань и расшвырял кого куда: девочек в неволю, Джона на Стену, Робба с матерью на войну, отца, короля Роберта, а может быть, и дядю Бенджена – в могилу.

Даже на нижних скамьях сидели теперь новые люди. Нет больше Джори, Толстого Тома, Портера, Алина, Десмонда, Халлена, прежнего мастера над конями, и его сына Харвина… и септы Мордейн, и Вейона Пуля – всех, кто уехал на юг с отцом. Другие отправились с Роббом на войну и тоже могут не вернуться. Брану нравились Хэйхед, Рябой Том, Скиттрик и другие новенькие, но он скучал по старым друзьям.

Он оглядывал лица за столами, веселые и печальные, и гадал, кого из них не окажется здесь на тот год и на следующий. Ему хотелось плакать, но нельзя было. Он – Старк из Винтерфелла, сын своего отца, наследник своего брата и почти взрослый мужчина.

Двери в конце зала открылись, и факелы вспыхнули ярче от порыва холодного воздуха. Вошел Эйлбелли с двумя новыми гостями.

– Леди Мира из дома Ридов, что в Сероводье, – громогласно объявил он, перекрывая шум, – с братом своим Жойеном.

Пирующие оторвались от своих кубков и мисок, чтобы взглянуть на новоприбывших.

– Лягушатники, – шепнул Уолдер Малый на ухо Уолдеру Большому.

Сир Родрик встал:

– Добро пожаловать, друзья, и прошу разделить с нами плоды этого урожая. – Слуги поспешили удлинить стол на помосте, поставив козлы и стулья.

– Кто это? – спросил Рикон.

– Болотные жители, – презрительно процедил Уолдер Малый. – Все они воры и трусы, и зубы у них зеленые, потому что они лягушек едят.

Мейстер Лювин, подойдя к Брану, сказал ему на ухо:

– Окажи им теплый прием. Я не думал увидеть их здесь, но… ты знаешь, кто они такие?

– Островные жители с Перешейка, – кивнул Бран.

– Хоуленд Рид был большим другом твоего отца, – заметил Водрик, – а это, как видно, его дети.

Пока новые гости шли через зал, Бран разглядывал девушку, одетую совсем не по‑ женски. На ней были овчинные бриджи, ставшие мягкими от долгой носки, и безрукавка, покрытая бронзовой чешуей. Она, хотя и ровесница Робба, фигурой походила на мальчика – длинные каштановые волосы связаны сзади, и грудь почти незаметна. На одном боку у нее висела нитяная сетка, а на другом – длинный бронзовый нож, на руке она несла старый железный шлем, тронутый ржавчиной, за спиной – лягушачью острогу и круглый кожаный щит.

Брат, на несколько лет младше ее, оружия не имел. Он был весь в зеленом, считая и сапоги. Когда он подошел поближе, Бран увидел, что и глаза у него цветом походят на мох, хотя зубы белые, как у всех людей. И брат, и сестра были тонки, стройны, как мечи, а ростом чуть повыше самого Брана. Они преклонили одно колено перед помостом.

– Милорд Старк, – сказала девушка, – века и тысячелетия минули с тех пор, как наш род впервые присягнул на верность Королю Севера. Мой лорд‑ отец послал нас сюда, чтобы вновь повторить эту клятву от имени всех наших людей.

Бран видел, что она смотрит на него, – надо было что‑ то отвечать.

– Мой брат Робб сражается на юге, но вы можете присягнуть мне, если хотите.

– От имени Сероводья присягаем Винтерфеллу на верность, – хором сказали брат и сестра. – Мы отдаем вам, милорд, сердце свое, дом и очаг. Наши мечи, копья и стрелы к вашим услугам. Будьте справедливы к нам всем, милосердны к тем, кто слаб, помогайте тем, кто нуждается в помощи, и мы никогда вас не оставим.

– Клянусь в этом землей и водой, – сказал мальчик в зеленом.

– Клянусь бронзой и железом, – сказала его сестра.

– Клянемся льдом и огнем, – вместе закончили они.

Бран не знал, что сказать. Может, ему тоже надо в чем‑ то поклясться? Их клятва была не такая, как та, которую велели выучить ему.

– Пусть зима ваша будет недолгой, а лето изобильным, – сказал он. Эти слова годились для всякого случая. – Брандон Старк говорит вам: встаньте.

Девушка, Мира, поднялась и помогла встать брату. Мальчик все это время не сводил глаз с Брана.

– Мы привезли вам в дар рыбу, лягушек и птицу, – сказал он.

– Благодарствую. – Уж не придется ли ему из учтивости съесть лягушку? – И предлагаю вам в ответ мясо и мед Винтерфелла. – Бран старался вспомнить все, что знал об островных людях, которые живут среди болот Перешейка и редко покидают родные топи. Это бедный народ, они промышляют рыболовством и ловлей лягушек, а живут в тростниковых хижинах на плавучих островках. Говорят, что они трусливы, пользуются отравленным оружием и предпочитают прятаться от врага, нежели встречаться с ним лицом к лицу. Однако Хоуленд Рид был одним из самых стойких сторонников отца в борьбе за корону для короля Роберта, когда Бран еще не родился.

Жойен Рид, сев на свое место, с любопытством оглядел зал.

– А где же лютоволки?

– В богороще, – ответил Рикон. – Лохматик плохо себя вел.

– Мой брат хотел бы посмотреть их, – сказала Мира.

– Как бы они его первые не увидели – как раз откусят что‑ нибудь, – громко вмешался Уолдер Малый.

– При мне не откусят. – Брану приятно было, что Риды хотят посмотреть на волков. – Лето уж точно нет, а Лохматого мы не подпустим близко. – Болотные жители вызывали в нем любопытство. Он не помнил, чтобы видел раньше хотя бы одного. Отец посылал лорду Сероводья письма в течение многих лет, но никто из них так и не появился в Винтерфелле. Брану хотелось о многом поговорить с этими двумя, но в чертоге стоял такой шум, что и себя‑ то с трудом было слышно. Но сир Родрик сидел рядом, и Бран спросил его:

– Они правда лягушек едят?

– Да, – ответил старый рыцарь. – Лягушек, рыбу, львоящеров и всевозможную птицу.

«Может, это потому, что у них нет овец и крупного скота», – подумал Бран. Он приказал слугам подать гостям бараньи отбивные, зубрятину и налить им говяжьей похлебки. Еда, кажется, понравилась им. Девушка заметила, что Бран смотрит на нее, и улыбнулась. Он покраснел и отвел глаза.

Много позже, когда сладкое доели и запили его галлонами летнего вина, со столов убрали и сдвинули их обратно к стенам, освободив место для танцев. Музыканты заиграли громче, к ним присоединились барабанщики, а Хозер Амбер притащил огромный боевой рог, оправленный в серебро. Когда певец в «Конце долгой ночи» дошел до места, где Ночной Дозор выступает на Рассветную Битву с Иными, он затрубил так, что все собаки залились лаем.

Двое гловеровских домочадцев завели быстрый мотив на волынке и арфе. Морс Амбер вскочил первый и подхватил проходившую мимо служанку, выбив у нее из рук штоф с вином. Он закружился с ней по тростнику среди костей и огрызков хлеба, вскидывая ее на воздух. Девушка, вся красная, визжала и смеялась, а юбки у нее взлетали выше головы.

В пляску вступили другие пары. Ходор плясал один, лорд Виман пригласил маленькую Бет Кассель. Он двигался грациозно, несмотря на свою толщину. Когда он устал, с девочкой пошел Клей Сервин. Сир Родрик подошел к леди Хорнвуд, но она, извинившись, удалилась. Бран побыл еще немного, сколько требовала учтивость, а потом подозвал Ходора. Он устал, вспотел, разгорячился от вина, и танцы нагоняли на него тоску. Вот еще одно, чего он никогда не сможет делать.

– Я хочу уйти.

– Ходор, – ответил Ходор и стал на колени. Мейстер Лювин и Хэйхед посадили Брана в корзину. Винтерфеллцы сто раз это видели, но гостям, конечно, показалось чудно, и многие, любопытствуя, забыли о вежливости – Бран чувствовал, как они пялятся на него.

Они нырнули в боковой выход, чтобы не тащиться через весь зал, и Бран нагнул голову, проходя в дверь для лордов. В тускло освещенной галерее Джозет, мастер над конями, занимался верховой ездой особого рода. Он прижал к стене незнакомую Брану женщину, задрав ей юбки до пояса. Она хихикала, пока Ходор не остановился поглядеть – тогда она завизжала.

– Оставь их, Ходор, – пришлось сказать Брану. – Неси меня в спальню.

Ходор внес его по винтовой лестнице на башню и стал на колени перед одним из железных брусьев, вбитых Миккеном в стену. Бран, цепляясь за них, перебрался на кровать, и Ходор снял с него сапоги и бриджи.

– Ты можешь вернуться на праздник, только не докучай Джозету и той женщине, – сказал мальчик.

– Ходор, – ответил конюх, кивая.

Бран задул свечу у постели, и тьма покрыла его, как мягкое, знакомое одеяло. Сквозь ставни окна слабо доносилась музыка.

Мальчику вдруг вспомнились слова, которые когда‑ то давно сказал ему отец. Бран тогда спросил лорда Эддарда, правда ли, что в Королевской Гвардии служат самые достойные рыцари Семи Королевств. «Теперь уж нет, – ответил отец, – но когда‑ то они и верно были чудом, блистательным уроком миру». «А кто из них был самый лучший? » «Лучшим рыцарем, которого я знал, был сир Эртур Дейн, клинок которого звался Меч Зари и был выкован из сердца упавшей на землю звезды. Он убил бы меня, если б не Хоуленд Рид». Сказав это, отец опечалился и замолчал. Теперь Бран жалел, что не расспросил его получше.

Когда он ложился, голова его была полна рыцарей в блестящих доспехах, которые сражались мечами, сияющими, как звезды, но во сне снова оказался в богороще. Запах кухни и Великого Чертога были так сильны, словно он и не уходил. Он крался под деревьями вместе с братом. Буйная ночь полнилась воем играющей человеческой стаи. Эти звуки вселяли в него беспокойство. Ему хотелось бегать, охотиться, хотелось…

Лязг железа заставил его насторожить уши. Брат тоже услышал, и они ринулись сквозь подлесок на этот звук. Перепрыгнув через стоячую воду у подножия старого белого дерева, он уловил чужой запах – человечий дух с примесью кожи, земли и железа.

Чужие проникли в рощу на несколько ярдов, когда он настиг их – самка и молодой самец, и они не испугались, даже когда он показал им зубы. Брат грозно зарычал на них, но они и тогда не побежали.

– Вот они, – сказала самочка. «Мира», – шепнула какая‑ то часть его разума, часть памяти мальчика, спящего и видящего волчий сон. – Думал ли ты, что они окажутся такими большими?

– Они будут еще больше, когда вырастут совсем, – сказал молодой самец, глядя на них большими, зелеными, лишенными страха глазами. – Черный полон страха и ярости, но серый очень силен… он сам не знает, какой он сильный… чувствуешь ты это, сестра?

– Нет. – Она опустила руку на свой длинный бурый нож. – Будь осторожен, Жойен.

– Он меня не тронет. Не в этот день мне суждено умереть. – Самец подошел к ним, ничего не боясь, и протянул руку к его морде, коснувшись легко, как летний бриз. Но от прикосновения этих пальцев деревья исчезли и земля под ногами обратилась в дым и умчалась прочь – он вертелся в пустоте и падал, падал, падал…

 

Кейтилин

 

Она спала среди зеленых холмов, и ей снилось, что Бран цел и невредим, Арья с Сансой держатся за руки, а Рикон, ее младенец, у ее груди. Робб, без короны, играл с деревянным мечом. Когда все они мирно уснули, ее в постели ждал улыбающийся Нед.

Какой это был сладкий сон, и как быстро он кончился. Жестокий рассвет пронзил ее своим кинжалом. Она проснулась измученная и одинокая, уставшая от езды, от разных недомоганий и от долга. «Заплакать бы сейчас – и чтобы кто‑ нибудь утешил. Я так устала быть сильной. Хочу хоть немножко побыть глупой и испуганной. Совсем немножко… один день… один час…»

Снаружи, за стенками шатра, уже суетились мужчины. Ржали лошади, Шадд жаловался на боль в спине, сир Вендел требовал свой лук. Провалиться бы им всем. Они люди славные и преданные, но она от них устала. Ее дети – вот кто был ей нужен сейчас. «Когда‑ нибудь непременно позволю себе не быть сильной», – пообещала она.

Но не сегодня. Сегодня не получится.

Она оделась, и собственные пальцы показались ей еще более неловкими, чем обычно. Что ж, надо быть благодарной и за то, что они хоть как‑ то ее слушаются. Тот кинжал был из валирийской стали, а валирийская сталь жалит остро и глубоко. Стоило только посмотреть на шрамы, чтобы вспомнить.

Шадд помешивал овсянку в котелке, сир Вендел Мандерли натягивал лук.

– Здесь в траве много птицы, миледи, – сказал он, когда Кейтилин вышла. – Не угодно ли жареного перепела на завтрак?

– Довольно будет овсянки с хлебом. Перед нами еще много лиг, сир Вендел.

– Как прикажете, миледи. – Круглое лицо рыцаря выразило огорчение, моржовые усы разочарованно поникли. – Овсянка с хлебом – что может быть лучше! – Он был одним из самых толстых людей, известных Кейтилин, но при всем своем обжорстве оставался человеком чести.

– Я нарвал крапивы и заварил чай, – объявил Шадд. – Не желаете ли чашечку, миледи?

– Охотно.

Она взяла чашку в свои изрезанные руки и подула, чтобы охладить. Шадд был из Винтерфелла. Робб дал двадцать лучших своих людей, чтобы проводить ее к Ренли. И послал с ней пятерых лордов, чтобы придать больший вес ее посольству. Путешествуя на юг и останавливаясь подальше от городов и селений, они не раз замечали отряды одетых в кольчуги людей и видели дым на восточном горизонте, однако на них никто не нападал. Они были слишком слабы, чтобы представлять для кого‑ то угрозу, и слишком многочисленны, чтобы показаться легкой добычей. Когда они переправились через Черноводную, худшее осталось позади – уже четыре дня им не встречалось никаких признаков войны.

Кейтилин не хотелось ехать – она так и сказала Роббу в Риверране.

– Когда я видела Ренли в последний раз, он был мальчиком не старше Брана. Я не знаю его. Пошли кого‑ нибудь другого. Мое место здесь, рядом с отцом, на то время, что ему еще осталось.

Сын огорчился.

– Некого больше. Сам я ехать не могу, твой отец тяжко болен, Черная Рыба – мои глаза и уши, и я не решусь расстаться с ним. Твой брат нужен мне, чтобы удерживать Риверран, когда мы выступим…

– Выступим? – Об этом она слышала впервые.

– Я не могу сидеть в Риверране и ждать заключения мира. Подумают еще, будто я боюсь выйти в поле. Когда долго нет сражений, люди начинают думать о доме и урожае – так отец говорил. Даже мои северяне начинают беспокоиться.

Мои северяне. Он говорит теперь, как настоящий король.

– От беспокойства еще никто не умирал, а вот бесшабашность – дело иное. Мы посеяли семена – дай им прорасти.

Робб упрямо потряс головой.

– Мы бросили семена на ветер, только и всего. Если бы твоя сестра Лиза решила помочь нам, мы уже услышали бы об этом. Сколько птиц мы послали в Орлиное Гнездо, четырех? Я тоже хочу мира, но зачем Ланнистерам на него соглашаться, если я сижу здесь сиднем, а войско мое тем временем тает, как снег среди лета?

– Выходит, ты готов плясать под дудку лорда Тайвина, лишь бы только не показаться трусом? Ему того и нужно, чтобы ты двинулся на Харренхолл, – спроси своего дядю Бриндена…

– Разве я сказал хоть слово о Харренхолле? Так что же – поедешь ты к Ренли, или мне послать Большого Джона?

…Кейтилин улыбнулась слегка, вспомнив об этом. Хитрость, шитая белыми нитками, однако недурная для мальчика пятнадцати лет. Робб знал, как плохо подходит Большой Джон Амбер для переговоров с таким человеком, как Ренли Баратеон, – и знал, что она тоже знает. Ей оставалось только согласиться, уповая на то, что отец доживет до ее возвращения. Будь лорд Хостер здоров, он поехал бы сам. Но разлука с ним далась ей тяжело. Он даже не узнал ее, когда она пришла проститься. «Миниса, – сказал он ей, – а где же дети? Малютка Кет, душечка Лиза…» Кейтилин поцеловала его в лоб и сказала, что девочки здоровы. «Дождись меня, милорд, – добавила она, когда его глаза закрылись. – Я столько раз тебя ждала – дождись и ты меня».

«Судьба снова гонит меня на юг, – думала она, попивая терпкий чай, – хотя душа моя рвется на север, домой». В последнюю ночь она написала из Риверрана Брану и Рикону: «Я не забыла вас, мои дорогие, поверьте – но вашему брату я нужна больше».

– Сегодня мы должны добраться до верховьев Мандера, миледи, – сказал сир Вендел, пока Шадд раздавал овсянку. – Лорд Ренли где‑ то недалеко, если верить слухам.

«Что же я скажу ему, когда мы встретимся? Что мой сын не считает его королем? » Предстоящая встреча ее не радовала. Им нужны друзья, а не новые враги, однако Робб никогда не склонит колена перед человеком, не имеющим, по его мнению, никаких прав на трон.

Кейтилин очистила миску, даже не почувствовав вкуса, и отставила ее в сторону.

– Пора трогаться. – Чем скорее она поговорит с Ренли, тем скорее вернется домой. Она первая села в седло и задала темп всей колонне. Хел Моллен ехал рядом с ней со знаменем дома Старков – серым лютоволком на белоснежном поле.

Их встретили, когда до лагеря Ренли оставалось еще полдня езды. Робин Флинт, высланный на разведку, примчался галопом назад и доложил, что кто‑ то смотрит в подзорную трубу с крыши ветряной мельницы. Когда отряд Кейтилин добрался до мельницы, соглядатай давно исчез. Они двинулись дальше, но не успели покрыть и мили, как появился передовой дозор Ренли – двадцать конных в кольчугах под командой седобородого рыцаря с синими сойками на камзоле. Увидев знамена Кейтилин, он выехал ей навстречу один.

– Позвольте представиться, миледи, – я сир Колин Гринпул. Вы едете по опасным землям.

– Неотложное дело вынуждает меня к этому. Я приехала как посланница от моего сына, Робба Старка, Короля Севера, чтобы поговорить с Ренли Баратеоном, Королем Юга.

– Король Ренли есть венчанный и помазанный правитель всех Семи Королевств, миледи, – учтиво, но твердо ответил сир Колин. – Его величество стоит со своим войском у Горького Моста, где Дорога Роз пересекает Мандер. Для меня будет честью сопроводить вас к нему. – Рыцарь вскинул руку в кольчуге, и его люди построились по обе стороны отряда Кейтилин – не то почетный караул, не то конвой. Ей оставалось только положиться на честь сира Колина и лорда Ренли.

Дым лагерных костров стал виден ей в часе езды от реки. Потом через поля и равнины до них докатился шум, подобный рокоту далекого моря. Когда впереди блеснули под солнцем мутные воды Мандера, в общем гуле стало возможно различить людские голоса, конское ржание и бряцание стали. Но ни дым, ни шум не подготовили их к открывшемуся перед ними виду.

Дымовую завесу создавали тысячи костров. Одни только лошадиные загоны тянулись на многие лиги. Не иначе как целый лес вырубили на шесты для знамен. Вдоль зеленой обочины Дороги Роз тянулись осадные машины – катапульты, требюшеты[39] и тараны на колесах выше всадника на коне. Наконечники пик рдели на солнце, словно уже обагренные кровью. Шатры лордов и рыцарей торчали в траве, как шелковые грибы. Повсюду копья, мечи, стальные шлемы и кольчуги, лагерные потаскушки, лучники, оперяющие стрелы, возницы, погоняющие свои упряжки, скотники со стадами свиней, пажи на побегушках, оруженосцы, острящие клинки, верховые рыцари, конюхи, ведущие в поводу горячих боевых скакунов.

– Да их тут тьма‑ тьмущая, – заметил сир Вендел Мандерли, переезжая старинный каменный мост, называемый Горьким.

– Да, – согласилась Кейтилин.

Казалось, что все рыцарство юга откликнулось на зов Ренли. Золотая роза Хайгардена мелькала повсюду: на груди латников и слуг, на зеленых шелковых знаменах, реющих на копьях и пиках, на щитах над шатрами сыновей, племянников и кузенов дома Тиреллов. Кроме них, Кейтилин разглядела лису среди цветов дома Флорентов, яблоки Фоссовеев, красное и зеленое, охотника лорда Тарли, дубовые листья Окхартов, журавлей Крейнов, черно‑ оранжевых мотыльков Маллендоров.

За Мандером поставили свои штандарты штормовые лорды – знаменосцы самого Ренли, присягнувшие дому Баратеонов и Штормовому Пределу. Кейтилин узнала соловьев Брюса Карона, перепелов Пенроза и морскую черепаху лорда Эстермонта, зеленую на зеленом. Но на каждый знакомый ей щит приходилась дюжина незнакомых, принадлежавших мелким лордам, вассалам знаменосцев, межевым рыцарям и вольным всадникам – все они собрались сюда, чтобы сделать Ренли королем на деле, а не только по имени.

Знамя Ренли развевалось выше всех на самой большой осадной башне, огромном дубовом сооружении, крытом сыромятными шкурами. Такого флага Кейтилин еще не видывала – им можно было застелить целый зал замка. Знамя переливалось золотом, и черный коронованный олень Баратеонов гордо высился на нем.

– Миледи, вы слышите этот шум? – спросил, подъехав к ней, Хеллис Моллен. – Что это?

Она прислушалась. Крики, отчаянное ржание, лязг стали и…

– Там кричат «ура». – Они поднимались на пологий холм с разноцветными шатрами вдоль гребня. Когда они въехали наверх, толпа стала гуще, шум громче, и Кейтилин увидела.

Внизу, под каменными с деревом стенами маленького замка, шел турнир.

Поле расчистили, поставив на нем изгороди, галереи и барьеры для конных поединков. Вокруг стояли сотни – если не тысячи, зрителей. Судя по изрытой, усеянной обломками доспехов и копий земле, турнир начался не сейчас, а может, и не сегодня, и уже близился к концу. Меньше двух десятков рыцарей, оставшихся в седлах, рубились друг с другом, зрители и выбывшие из боя сотоварищи подбадривали их криками. Два коня в полных доспехах на глазах у Кейтилин сшиблись и упали, превратившись в груду железа и копыт.

– Турнир, – произнес Хел Моллен, имевший привычку высказывать вслух то, что и так ясно.

– Отличная работа, – сказал сир Вендел, когда рыцарь в плаще семи цветов радуги нанес обратный удар боевым топором по щиту своего противника так, что тот зашатался в седле.

Толпа впереди затрудняла их продвижение.

– Леди Старк, – сказал сир Колин, – если ваши люди любезно согласятся подождать здесь, я представлю вас королю.

– Хорошо. – Она отдала приказ, повысив голос, чтобы быть услышанной. Сир Колин двинулся вперед пешком, ведя коня в поводу, Кейтилин ехала за ним. Толпа взревела – это один из рыцарей выбил из седла другого – без шлема, с рыжей бородой и грифоном на щите. Доспехи победителя сверкали яркой синевой, даже булава, которой он нанес столь мастерский удар, была синяя, на попоне коня красовались солнца и луны дома Тартов.

– Проклятие богам, Рыжего Роннета свалили, – выругался кто‑ то.

– Ничего, Лорас разделается с сине… – Общий рев заглушил остальные слова.

Раненый конь упал, придавив еще одного рыцаря. И конь, и всадник вопили от боли. Оруженосцы бросились им на помощь.

«Что за безумие, – подумала Кейтилин. – Самые настоящие враги со всех сторон, половина государства охвачена пламенем, а Ренли сидит здесь и играет в войну, словно мальчик, впервые получивший деревянный меч».

Лордов и леди на галерее было не меньше, чем рыцарей на поле. Кейтилин присмотрелась к ним. Ее отец часто заключал договоры с южными лордами, и многие из них гостили в Риверране. Она узнала лорда Матиса Рована, раздобревшего и цветущего, как никогда, с золотым деревом своего дома на белом дублете. Чуть ниже сидела маленькая хрупкая леди Окхарт, слева от нее – лорд Рендилл Тарли с Рогова Холма. Свой меч, Губитель Сердец, он прислонил к спинке сиденья. Других она знала только по эмблемам, а некоторых вовсе не знала.

А в середине, рядом со своей молодой королевой, сидел смеющийся призрак в золотой короне.

Неудивительно, что лорды сбежались на его зов – он ведь вылитый Роберт. Такой же красивый, длинноногий и широкий в плечах, с теми же угольно‑ черными прямыми волосами, синими глазами и легкой улыбкой. Корона на лбу очень шла ему. Обруч мягкого золота состоял из искусно отлитых роз, а спереди возвышалась голова оленя из темно‑ зеленой яшмы, с золотыми глазами и рогами.

На зеленом бархатном камзоле короля тоже был вышит золотом коронованный олень – герб Баратеонов в цветах Хайгардена. Из Хайгардена происходила и юная дама, делившая высокое сиденье с королем, – Маргери, дочь лорда Мейса Тирелла. Их брак послужил раствором, скрепившим великий южный союз. Ренли двадцать один год, королева не старше Робба и очень хороша, с мягкими глазами лани и грудой каштановых локонов, ниспадающих на плечи, с робкой и милой улыбкой.

На поле еще один боец не выдержал натиска рыцаря в радужном плаще, и король закричал вместе с остальными:

– Лорас! Хайгарден! – А королева захлопала в ладоши.

Кейтилин обернулась посмотреть, чем кончится сражение. На поле осталось всего четверо, и не было сомнений в том, кому отдают предпочтение король и его народ. Она ни разу не встречалась с сиром Лорасом Тиреллом, но Рыцарь Цветов прославился даже на их далеком севере. Сир Лорас, на высоком скакуне в серебряной кольчуге, сражался длинным топором, и шлем его украшал гребень из золотых роз.

Два других рыцаря, объединившись, напали на воина в синей броне. Они набросились на него с двух сторон, но синий рыцарь, круто натянув поводья, ударил одного в лицо своим расщепленным щитом, а его вороной скакун лягнул кованым копытом другого. Один противник тут же вылетел из седла, другой зашатался. Синий рыцарь бросил на землю сломанный щит, освободив левую руку, и тут на него налетел Рыцарь Цветов. Тяжесть доспехов почти не влияла на грацию и проворство сира Лораса, радужный плащ развевался за плечами.

Белый конь и черный закружились, как влюбленная пара в танце на празднике урожая, но здесь обменивались не поцелуями, а ударами. Сверкнул топор, свистнула булава. И то, и другое оружие, хоть и затупленное, производило ужасный лязг. Синему рыцарю, оставшемуся без щита, приходилось несладко. Сир Лорас осыпал ударами его голову и плечи под рев толпы, кричащей «Хайгарден! ». Тот отбивался булавой, но сир Лорас каждый раз подставлял под удары свой побитый зеленый щит с тремя золотыми розами. Топор, зацепив руку синего рыцаря, выбил из нее булаву, и толпа взвыла, как зверь во время гона. Рыцарь Цветов поднял топор для последнего удара.

Синий рыцарь ринулся вперед. Кони сшиблись, топор врезался в поцарапанный синий панцирь… но рыцарь из дома Тартов зажал рукоять своими стальными пальцами и вырвал топор из руки сира Лораса. Оба всадника сцепились и начали падать. Кони разомкнулись, и рыцари с грохотом рухнули наземь. Сир Лорас оказался внизу, а синий рыцарь, достав длинный кинжал, открыл ему забрало. За ревом толпы Кейтилин не слышала, что сказал сир Лорас, но видела, как разбитые губы сложились в слово: «Сдаюсь».

Синий рыцарь нетвердо поднялся на ноги и поднял кинжал, повернувшись к Ренли, – это был салют победителя своему королю. Оруженосец выбежал на поле, чтобы помочь побежденному рыцарю. С него сняли шлем, и Кейтилин подивилась его молодости – он был всего на пару лет старше Робба. Вероятно, красотой он не уступал сестре, но распухшие губы, расплывающийся взгляд и спутанные, испачканные кровью волосы мешали убедиться в этом.

– Приблизьтесь, – сказал король Ренли победителю.

Тот заковылял к галерее. Вблизи великолепные синие доспехи имели далеко не блестящий вид. Повсюду виднелись вмятины от палицы и боевого топора, царапины от меча, эмаль на шлеме и панцире во многих местах облупилась, плащ превратился в лохмотья. Человек внутри этой железной скорлупы, судя по его походке, пострадал не меньше. Немногие голоса кричали ему «Тарт! » и почему‑ то «Красотка! Красотка! », но большинство молчало. Синий рыцарь преклонил колени перед королем.

– Ваше величество, – глухо произнес он из‑ под шлема.

– Вы действительно таковы, как говорил ваш лорд‑ отец, – громко, так что слышали все, сказал Ренли. – Я видел пару раз, как сира Лораса выбивали из седла… но таким манером никогда.

– Так не спешивают, – проворчал какой‑ то пьяный лучник с розой Тиреллов на кафтане. – Это подлый прием – стаскивать человека с седла.

Толпа стала потихоньку расходиться.

– Сир Колин, – сказала Кейтилин, – кто этот человек и почему его так не любят?

– Потому что это не он, а она. Это Бриенна Тарт, миледи, дочь лорда Сельвина Вечерней Звезды.

– Дочь?! – ужаснулась Кейтилин.

– Ее называют Бриенна Красотка, но не в лицо, иначе за такие слова можно крепко поплатиться.

Король Ренли провозгласил Бриенну Тарт победителем большого турнирного сражения у Горького Моста, последней оставшейся в седле из ста шестнадцати рыцарей.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...