 |
Дейенерис 7 страница
|
|
|
|
Когда Джон подошел, конек шарахнулся от него, испугавшись крови, но Джон успокоил его тихими словами и поймал за узду. Сев в седло, он справился с приступом головокружения. Надо бы перевязать рану, но это потом. Пусть Король за Стеной посмотрит, что со мной сделал его орел. Размяв пальцы правой руки, Джон повесил Длинный Коготь за спину и подъехал к Костяному Лорду. Игритт со свирепым видом ждала, сидя на своем коне.
– Я тоже поеду.
– Убирайся. – Костяной Лорд громыхнул своим панцирем. – Меня послали за вороной, тебе там делать нечего.
– Я вольная женщина и еду, куда хочу.
Ветер швырнул снег в глаза Джону, и он почувствовал, как кровь замерзает на лице.
– Ну что, болтать будем или поедем?
– Едем, – сказал Костяной Лорд.
Они проскакали около двух миль вдоль колонны, сквозь летящий снег, проехали через скопище обозных кибиток и перебрались через Молочную в месте, где она закладывала большую излучину к востоку. Лошади проламывали копытами тонкий лед на мелководье. У восточного берега река была глубже, метель еще сильнее, и даже ветер казался более холодным. Над лесом уже сгущалась ночь.
Но даже в метель белый холм, возвышающийся над деревьями, нельзя было спутать ни с чем. Кулак Первых Людей. Сверху донесся крик орла. Ворон каркнул с гвардейской сосны, увидев всадников. Что со Старым Медведем? Атаковал он или нет? Вместо лязга стали и гула летящих стрел Джон слышал только хруст подмерзшего наста под копытами коней.
Они молча проехали вокруг холма к южному склону, где подъем был легче. Там, у подножия, Джон увидел наполовину заметенный снегом труп лошади. Внутренности вывалились из ее живота, как мерзлые змеи, одной ноги недоставало. Волки, первым делом подумал Джон, но тут же понял, что ошибается. Волки съедают добычу целиком.
|
|
|
На склоне валялись другие мертвые лошади с вывернутыми ногами и выпученными в смертном ужасе глазами. Одичалые, кишащие вокруг, как мухи, снимали седла, уздечки, котомки, броню и разделывали туши каменными топорами.
– Наверх, – скомандовал Гремучая Рубашка. – Манс там.
У кольцевой стены они спешились и прошли через узкий пролом. На колья, которые Старый Медведь поставил у каждого входа, был насажен мохнатый бурый конек. Он пытался убежать, а не войти внутрь, понял Джон. Всадника нигде не было видно.
Внутри дело обстояло еще хуже… Джон никогда еще не видел, чтобы снег был розовым. Ветер свирепствовал, колебля его тяжелый овчинный плащ. Вороны перелетали с одной мертвой лошади на другую. Дикие птицы или вороны Дозора? Где‑ то теперь бедняга Сэм и что с ним сталось?
Под ногами хрустела замерзшая кровь. Одичалые сняли с лошадей всю сталь и кожу, даже подковы содрали. Несколько человек обшаривали поклажу, ища съестное или оружие. Труп одной из собак Четта лежал в густой луже стынущей крови.
В дальнем конце лагеря еще стояли палатки – там они и нашли Манса. Под рваным, зашитым красным шелком плащом на нем была черная кольчуга и мохнатые меховые штаны, на голове шлем из бронзы и железа с крыльями ворона на висках. Его окружали Ярл, Харма, Стир и Варамир Шестишкурый с волками и сумеречным котом.
Манс встретил Джона мрачным и холодным взглядом.
– Что у тебя с лицом?
– Орелл хотел выклевать ему глаз, – сказала Игритт.
– Я его спрашиваю, а не тебя. Он что, язык проглотил? Может, оно и к лучшему – меньше наврет.
Магнар Стир вытащил длинный нож.
– Авось одним глазом он будет видеть яснее, чем двумя.
– Хочешь сохранить глаз, Джон? – спросил Король за Стеной. – Тогда расскажи, сколько их было. И на этот раз постарайся говорить правду, бастард из Винтерфелла.
|
|
|
У Джона пересохло в горле.
– Милорд, что здесь слу…
– Я не твой лорд, а что здесь случилось, ясно и так. Твои братья мертвы. Вопрос в том, сколько их было.
Снег хлестал в изодранное лицо Джона, мешая думать. «Ты не должен колебаться, что бы от тебя ни потребовали», – сказал ему Куорен. Слова застревали в горле, но Джон заставил себя выговорить:
– Нас было триста человек.
– Нас? – резко повторил Манс.
– Их. – Ты не должен колебаться, сказал Куорен, – отчего же ему так скверно? – Двести человек из Черного Замка и сотня из Сумеречной Башни.
– Эта песня правдивее той, которую ты пел в моем шатре. Сколько лошадей мы нашли? – спросил Манс, обращаясь к Харме.
– Больше сотни, но меньше двухсот, – ответила она. – На восточной стороне под снегом есть еще – не знаю, сколько. – Позади Хармы стоял ее знаменосец с собачьей головой на шесте, совсем свежей – из нее еще капала кровь.
– Ты не должен был лгать мне, Джон Сноу, – сказал Манс.
– Да… знаю. – Что еще он мог сказать?
Король одичалых смотрел ему прямо в глаза.
– Кто здесь командовал? Говори правду. Риккер? Смолвуд? Уж точно не Уитерс, этот слишком немощен. Чья это палатка?
Джон чувствовал, что и так уже сказал слишком много.
– Значит, вы не нашли его тела?
Харма презрительно фыркнула, пустив пар из ноздрей.
– Ох и дураки же эти черные вороны.
– Если ты еще раз ответишь мне на вопрос вопросом, я отдам тебя моему Костяному Лорду, – пообещал Манс и подступил к Джону вплотную. – Кто ими командовал?
«Вот сейчас, – подумал Джон, переместив руку поближе к рукояти Длинного Когтя. – Если я промолчу…»
– Если ты схватишься за свой бастардный меч[42], я снесу твою бастардову голову, – предупредил Манс. – Мое терпение на исходе, ворона.
– Скажи, – вмешалась Игритт. – Кто бы он ни был, он все равно мертв.
Джон нахмурился, заставив лопнуть корку подсохшей крови на щеке. Как это, оказывается, тяжело. Можно ли изображать предателя, не став им на деле? Куорен об этом ничего не сказал, но второй шаг всегда легче первого.
– Старый Медведь.
– Сам старик? – недоверчиво молвила Харма. – Кто же остался командовать в Черном Замке?
– Боуэн Мурш. – На этот раз Джон не стал тянуть с ответом. «Ты не должен колебаться, чего бы от тебя ни потребовали».
|
|
|
– Если так, то война нами выиграна, – засмеялся Манс. – Боуэн лучше умеет считать мечи, чем пользоваться ими.
– Здесь командовал Старый Медведь, – снова заговорил Джон. – Это хорошее, сильное место, а он укрепил его еще больше. Вырыл ямы, поставил колья, сделал запасы воды и пищи. Он готовился…
– …Встретить меня? – закончил за него Манс. – Ну что ж, приготовился он на славу. Если б у меня хватило глупости полезть на этот холм, я потерял бы пять человек на каждую убитую ворону и еще считал бы, что мне повезло. – Он плотно стиснул губы. – Но когда мертвые встают, от стен, кольев и мечей нет никакой пользы. С мертвыми сражаться нельзя, Джон Сноу – я это знаю лучше, чем кто бы то ни было. – Манс взглянул на потемневшее небо. – Вороны сами не знают, как здорово нам помогли. А я‑ то думал, почему же нас никто не атакует. Однако нам надо пройти еще сотню лиг, а холод крепчает. Варамир, пусть твои волки поищут, нет ли поблизости упырей. Я не хочу, чтобы они застали нас врасплох. Костяной Лорд, удвой караулы и позаботься, чтобы у каждого были факел и огниво. Стир, Ярл, вы отправитесь в путь на рассвете.
– Манс, – сказал Гремучая Рубашка, – отдай мне вороньи кости.
Игритт выступила вперед, загородив Джона.
– Нет. Нельзя убивать человека за то, что он солгал, пытаясь защитить своих братьев.
– То‑ то и есть, что они ему до сих пор братья, – ответил Стир.
– Нет, – упорствовала Игритт. – Он не убил меня, как они ему велели. А вот Полурукого убил, мы все видели.
Дыхание вырывалось паром изо рта Джона. «Если я солгу, он узнает». Глядя Мансу в глаза, он сжал и разжал обожженные пальцы.
– Я ношу плащ, который дали мне вы, ваше величество.
– Овчинный! – подхватила Игритт. – И мы провели под ним много ночей!
Ярл засмеялся, и даже Харма ухмыльнулась.
– Правда это, Джон Сноу? – мягко спросил Манс. – Насчет ее и тебя?
За Стеной легко заблудиться. Джон не знал больше, где честь, а где позор, что хорошо и что дурно. «Да простит меня Отец», – подумал он и сказал:
– Да.
|
|
|
– Хорошо, – кивнул Манс. – Поедешь утром вместе с Ярлом и Стиром. И она тоже. Не в моих обычаях разлучать два сердца, которые бьются, как одно.
– Куда мы должны ехать? – спросил Джон.
– За Стену. Пришло время доказать свою верность не только на словах, Джон Сноу.
– На что мне ворона? – недовольно возразил Стир.
– Он знает Дозор, Стену и Черный Замок лучше любого нашего разведчика. Если ты не совсем дурак, он тебе пригодится.
– А если окажется, что его сердце осталось черным?
– Тогда ты его вырежешь. Костяной Лорд, колонна должна двигаться во что бы то ни стало. Если мы доберемся до Стены раньше Мормонта, победа будет за нами.
– Будет двигаться, – сердито проворчал Гремучая Рубашка.
Манс кивнул и зашагал прочь вместе с Хармой и Шестишкурым. Волки и сумеречный кот Варамира последовали за ними. Игритт и Джон остались с Ярлом, Гремучей Рубашкой и магнаром. Двое последних смотрели на Джона, не скрывая злобы, Ярл же сказал:
– Слыхали? Мы выезжаем на рассвете. Соберите съестного, сколько сможете, охотиться у нас времени не будет. И сделай что‑ нибудь со своей ободранной рожей, ворона.
– Ладно, – сказал Джон.
– Ты не врала бы, девушка, – сказал Гремучая Рубашка Игритт, поблескивая глазами сквозь глазницу великаньего черепа.
Джон вынул из ножен Длинный Коготь.
– Уйди прочь, не то получишь то же, что и Куорен.
– Тут нет твоего волка, чтобы помочь тебе, парень. – Гремучая Рубашка тоже взялся за меч.
– Ты уверен? – засмеялась Игритт.
На кольцевой стене, ощетинив свой белый мех, сидел Призрак. Он, как всегда, молчал, но его темно‑ красные глаза сулили кровь. Костяной Лорд убрал руку от меча и с проклятием отошел.
Призрак бежал рядом с лошадьми, когда Игритт и Джон спускались с Кулака. На середине Молочной Джон наконец счел безопасным сказать:
– Я не просил тебя лгать ради меня.
– А я и не лгала – просто умолчала кое о чем.
– Ты сказала…
– …что мы с тобой провели много ночей под твоим плащом, но не сказала, когда это началось. – И она улыбнулась ему – почти застенчиво. – Пусть Призрак поспит сегодня где‑ нибудь в другом месте, Джон Сноу. Дела, как говорит Манс, правдивее слов.
Санса
– Новое платье? – Настороженность Сансы не уступала изумлению.
– Такого у вас еще не было, миледи, – заверила портниха, смерив ей бедра узловатой бечевкой. – Шелк и мирийское кружево, на атласной подкладке. Красавицей будете. Королева лично распорядилась.
– Которая? – Маргери еще не стала королевой Джоффа, но она была королевой Ренли. Или женщина имеет в виду Королеву Шипов? Или…
– Королева‑ регентша, конечно.
– Королева Серсея?!
|
|
|
– Она самая. Она уже много лет оказывает мне честь, заказывая у меня платья. – Женщина приложила бечевку к внутренней стороне ноги Сансы. – Ее величество сказали, что вы теперь взрослая и должны одеваться, как взрослая девушка. Вытяните, пожалуйста, руку.
Санса вытянула. Новое платье ей будет очень кстати, это правда. За последний год она подросла на целых три дюйма и притом испортила дымом почти весь свой гардероб, пытаясь сжечь свой тюфяк в день своей первой крови.
– Грудь у вас обещает быть такой же красивой, как у королевы, – сказала портниха, измеряя ее объем. – Вы напрасно ее прячете.
Эти слова вогнали Сансу в краску. Последний раз, собираясь кататься верхом, она не смогла зашнуровать камзол до конца, и конюх пялил на нее глаза, помогая ей сесть в седло. Она стала замечать, что и взрослые мужчины смотрят на ее грудь, и некоторые сорочки стали ей так тесны, что она едва могла в них дышать.
– А какого оно будет цвета? – спросила она.
– Это вы предоставьте мне, миледи. Останетесь довольны, ручаюсь. Кроме платья, у вас будет еще и белье, и чулки, и накидки, и плащи – все, что подобает молодой леди из благородного дома.
– Поспеет ли все это к королевской свадьбе?
– Раньше, намного раньше. Ее величество так распорядилась. У меня шесть швей и двенадцать учениц, и мы отложили всю другую работу ради этой. Многие леди будут на нас в обиде, но такова воля королевы.
– Поблагодарите ее величество за проявленную ею заботу. Она слишком добра ко мне.
– Ее величество – само великодушие, – согласилась портниха, собрала свои вещи и ушла.
С чего это вдруг? – подумала встревоженная Санса, оставшись одна. Скорее всего к этому приложила руку Маргери или ее бабушка.
Присутствие Маргери изменило все. Она относилась к Сансе с величайшей добротой, а вслед за ней и ее дамы. Санса давно уже не бывала в женском обществе и успела позабыть, как это приятно. Леди Леонетта давала ей уроки игры на большой арфе, леди Янна делилась свежими сплетнями, Мерри Крейн рассказывала забавные истории, маленькая леди Бульвер напоминала Сансе Арью, но без ее свирепого нрава.
Ближе всего по возрасту Сансе были кузины Элинор, Элла и Мегга из младших ветвей дома Тиреллов. «Розы с нижних веток куста», – как говорила остроумная, гибкая Элинор. Говорливой толстушкой Меггой и хорошенькой застенчивой Эллой она командовала по праву старшинства: Элинор уже расцвела, а две другие считались еще детьми.
Эти девочки приняли Сансу в свою компанию, как будто знали ее всю жизнь. Дни они проводили за шитьем, разговорами, лимонными пирожными и медовым вином, вечером играли в плашки, вместе молились в замковой септе. Часто одна или две из них спали вместе с Маргери и шушукались в постели до поздней ночи. Элла, обладавшая хорошим голосом, после долгих уговоров порой играла на маленькой арфе и пела о рыцарских подвигах и несчастной любви, Мегга петь не умела, но обожала целоваться. Она признавалась, что они с Эллой иногда играют в поцелуи, но это совсем не то, что целоваться с мужчиной, не говоря уж о короле. Любопытно, что бы сказала Мегга, если б ей, как Сансе, пришлось поцеловать Пса. Он пришел к Сансе в ночь битвы, разящий вином и кровью. Он поцеловал ее, и грозил ее убить, и заставил ее спеть для него.
– У короля Джоффри такие красивые губы, – знай себе щебетала Мегга. – Бедняжка Санса, твое сердце, должно быть, разбито оттого, что ты его потеряла. Как ты, наверное, плакала!
«Джоффри заставлял меня плакать чаще, чем ты полагаешь», – хотелось ответить Сансе, но Маслобоя не было поблизости, чтобы заглушить ее голос, и ей приходилось молчать.
Элинор была помолвлена с молодым оруженосцем, сыном лорда Амброза, и они собирались пожениться, как только он получит шпоры. Он имел на себе знак ее отличия в битве при Черноводной, где убил мирийского арбалетчика и латника Маллендоров.
– Алин говорит, что ее лента сделала его бесстрашным, – рассказывала Мегга. – Он выкликал ее имя в бою – как это галантно! Я тоже хочу повязать свою ленту какому‑ нибудь воину, чтобы он убил сто человек. – Элинор велела Мегге замолчать, но видно было, что ей это приятно.
Какие они еще дети, думала Санса. Глупые маленькие девочки – все, даже Элинор. Они ни разу не видели боя, не знают, как умирают люди, не знают ничего. Головы у них набиты песнями и сказками – она была такой же до того, как Джоффри отрубил голову ее отцу. Санса жалела их и завидовала им.
А вот Маргери другая. Она мила и добра, но и от бабушки в ней тоже кое‑ что есть. Позавчера она взяла Сансу на соколиную охоту, и Санса впервые после битвы выехала за пределы города. Убитых уже похоронили или сожгли, но таран лорда Станниса разнес в щепки Грязные ворота, и вдоль обоих берегов Черноводной громоздились разбитые корабли; их сгоревшие мачты торчали вверх, как гигантские черные пальцы. По реке ходил только плоскодонный паром, перевезший их на тот берег, а Королевский лес превратился в пустыню из пепла, головешек и мертвых деревьев. Но болота близ залива по‑ прежнему изобиловали водяной птицей, и кречет Сансы сбил трех уток, а сокол Маргери – цаплю в полете.
– Уиллас держит лучших охотничьих птиц в Семи Королевствах, – сказала Маргери, когда они ненадолго остались вдвоем. – Иногда он даже орла выпускает. – Маргери взяла руку Сансы и пожала ее. – Скоро сама увидишь, сестричка.
Сестричка… Раньше Санса мечтала о такой сестре, как Маргери, – красивой, благовоспитанной и очаровательной. Арья ее в качестве сестры совершенно не удовлетворяла. Может ли она допустить, чтобы ее сестра вышла замуж за Джоффри? Глаза Сансы наполнились слезами, и она через силу проговорила:
– Маргери, прошу тебя… не выходи за него. Он не такой, каким кажется с виду. Он будет тебя обижать.
– Не думаю, – спокойно улыбнулась Маргери. – Ты поступаешь храбро, предупреждая меня, но тебе не нужно бояться. Джофф избалован, тщеславен, и я не сомневаюсь в твоих словах о его жестокости, но отец заставил его взять в Королевскую Гвардию Лораса еще до того, как согласился на этот брак. Меня днем и ночью будет охранять лучший рыцарь Семи Королевств, как принц Эйемон охранял Нейерис, и нашему львенку поневоле придется вести себя как следует! – Маргери засмеялась и предложила: – Давай поскачем обратно к реке наперегонки, сестричка. Пусть наша стража позлится! – И она, не дожидаясь ответа, ударила каблуками своего коня.
Какая она храбрая, подумала Санса, скача за ней следом, но сомневаться все же не перестала. Сир Лорас, конечно, великий рыцарь, но у Джоффри есть и другие королевские гвардейцы, и золотые плащи, и красные плащи, а когда он подрастет, то будет командовать целыми армиями. Эйегон Недостойный ни разу пальцем не тронул Нейерис, опасаясь, вероятно, их брата, Рыцаря‑ Дракона, но когда другой королевский гвардеец влюбился в одну из фавориток Эйегона, король отрубил головы им обоим.
Но сир Лорас – Тирелл, напоминала себе Санса, а тот рыцарь был всего лишь Тойн. У его братьев не было армии, и они могли мстить только собственными мечами. Но чем больше Санса думала об этом, тем больше ее одолевали сомнения. Положим, Джофф и будет сдерживаться с год или больше, но рано или поздно он покажет свои когти, и тогда… В стране может появиться новый Цареубийца, война на этот раз вспыхнет внутри городских стен, и кровь сторонников льва и сторонников розы побежит по сточным канавам.
Сансу удивляло, как сама Маргери этого не понимает. Впрочем, она старше и должна быть умнее, а лорд Тирелл, ее отец, конечно же, знает, что делает. «Я просто глупа», – решила Санса.
Она рассказала сиру Донтосу, что собирается замуж за Уилласа Тирелла, и думала, что он порадуется за нее, но он схватил ее за руку и вскричал во власти хмеля и ужаса:
– Не делайте этого! Тиреллы – те же Ланнистеры, только убранные цветами. Молю вас, забудьте об этой безумной затее, поцелуйте своего Флориана и обещайте, что поступите согласно нашему плану. До свадьбы Джоффри осталось недолго – вы наденете свою серебряную сетку для волос, и мы убежим.
Он попытался чмокнуть ее в щеку, но Санса освободилась и сказала:
– Нет, я не могу. Вдруг у нас ничего не получится? Когда я хотела бежать, вы не соглашались, а теперь мне это больше не нужно.
Донтос уставился на нее с глупым видом.
– Но ведь все уже готово, дорогая. Корабль, чтобы отвезти вас домой, и лодка, чтобы доставить вас на корабль. Ваш Флориан все подготовил для своей милой Джонквиль.
– Мне жаль, что я доставила вам столько хлопот, но ни корабли, ни лодки не нужны мне больше.
– Но ведь побег задуман ради вашей безопасности.
– В Хайгардене мне ничего не будет грозить. Уиллас обо мне позаботится.
– Он вас не знает и не будет любить вас. Джонквиль, Джонквиль, раскройте свои ясные глазки: Тиреллам нужны не вы, а то, что вы можете унаследовать.
– Унаследовать? – растерялась Санса.
– Дорогая, вы теперь наследница Винтерфелла. – Он снова схватил ее и стал умолять отказаться от мысли о замужестве, но Санса вырвалась и ушла, а он остался, пошатываясь, стоять под сердце‑ деревом. С тех пор она в богороще не бывала.
Однако его слов она забыть не могла. «Наследница Винтерфелла, – думала она в часы бессонницы. – Вот что им нужно, а не я». У Сансы было трое братьев, и ей не приходило в голову, что наследницей может стать она, но теперь, после смерти Брана и Рикона… Все равно, ведь есть Робб, и он теперь взрослый мужчина – скоро он женится, и у него родится сын. Притом Уиллас Тирелл наследует Хайгарден – зачем ему Винтерфелл?
Иногда она шептала его имя в подушку, просто чтобы послушать, как оно звучит. Уиллас, Уиллас, Уиллас. Почти так же красиво, как Лорас, и даже немного похоже. Что ей за дело до его ноги? Он будет лордом Хайгардена, а она – его леди.
Она воображала, как они сидят вдвоем в саду со щенятами на коленях или плавают по Мандеру, слушая пение под звуки лютни. Если я подарю ему сыновей, он, быть может, полюбит меня. Она назовет их Эддардом, Брандоном и Риконом и воспитает такими же отважными, как сир Лорас. И научит ненавидеть Ланнистеров. В мечтах Сансы ее дети походили на братьев, которых она потеряла. Иногда ей виделась даже девочка, похожая на Арью.
Но образ Уилласа недолго держался у нее в голове – ее воображение неизменно возвращалось к сиру Лорасу, юному и прекрасному. «Ты не должна так думать о нем, – говорила она себе. – Уиллас может заметить разочарование в твоих глазах – как же он тогда женится на тебе, зная, что ты любишь его брата? » Она напоминала себе, что Уиллас вдвое старше ее, притом он хромой и, может быть, такой же толстый и краснолицый, как его отец. Но хорош он или дурен, другого заступника у нее не будет.
Однажды ей приснилось, что за Джоффа вышла все‑ таки она, а не Маргери, и что в свадебную ночь он превратился в палача Илина Пейна. Она проснулась, вся дрожа. Она не хотела, чтобы Маргери страдала так, как она, но боялась, что Тиреллы могут отказаться от свадьбы. «Я предупредила ее. Я рассказала ей правду. Но ведь Маргери могла и не поверить. С ней Джофф всегда изображает себя безупречным рыцарем, как раньше с Сансой. Впрочем, скоро ей откроется его истинная натура – сразу после свадьбы, если не раньше». Санса решила поставить свечу Матери в следующий раз, как пойдет в септу, и попросить ее оградить Маргери от Джоффри. И Воину тоже – за Лораса.
На церемонию в Великой Септе Бейелора она наденет свое новое платье. Должно быть, Серсея потому и заказала его, чтобы Санса на свадьбе не казалась замарашкой. Надо бы сшить еще одно, для свадебного пира, но туда можно надеть и что‑ нибудь старое. Новое, чего доброго, можно испачкать едой или вином. Она возьмет его с собой в Хайгарден, чтобы Уиллас Тирелл нашел ее красивой. Даже если Донтос прав и ему нужен Винтерфелл, а не Санса, он все‑ таки может полюбить ее ради ее самой. Санса крепко обхватила себя руками. Когда же платье будет готово? Скорее бы.
Арья
Дожди прошли, но небо чаще было серым, чем голубым, и ручьи сильно раздулись. Утром третьего дня Арья заметила, что мох растет не на той стороне деревьев.
– Мы не туда едем, – сказала она Джендри, проезжая мимо особенно мшистого вяза. – Мы едем на юг. Видишь, как мох растет на стволе?
Он откинул с глаз свои густые черные волосы.
– Мы едем по дороге – стало быть, она здесь сворачивает к югу.
Мы весь день едем на юг, хотела сказать она. И вчера, когда мы ехали вдоль ручья, было то же самое. Правда, вчера она не уделяла этому такого внимания и потому не могла быть уверена.
– По‑ моему, мы заблудились, – сказала она вполголоса. – Не надо было сворачивать в сторону от реки. Ехали бы по берегу, и все тут.
– Река все время извивается, а так, думаю, короче, – сказал Джендри. – Может, это тайная разбойничья дорога. Лим, Том и прочие здесь уже долго живут, им и знать.
Да, это верно. Арья прикусила губу.
– Но мох…
– От таких дождей он и у нас на ушах скоро вырастет.
– Только если они на юг смотрят, – стояла на своем Арья. Ну, да Быку разве что втолкуешь. Все равно он ее единственный настоящий друг теперь, когда Пирожок их бросил.
«Шарна говорит, чтобы я остался и пек ей хлеб, – сказал он Арье в день отъезда. – Да мне и самому надоели дожди и седельные болячки, и бояться тоже надоело. Тут есть эль и крольчатина, а хлеб станет лучше, когда им буду заниматься я. Сама увидишь, когда вернешься. Ты ведь вернешься, правда? Когда война кончится? – Тут он вспомнил, кто она, покраснел и добавил: – Миледи».
Арья не знала, кончится ли война когда‑ нибудь, но кивнула.
– Ты извини, что я тогда побила тебя, – сказала она. Пирожок, конечно, глуп и трусоват, но он проделал с ней весь путь от Королевской Гавани, и она к нему привыкла. – И нос тебе сломала.
– Лиму ты его тоже сломала, – ухмыльнулся Пирожок. – Здорово это ты.
– Лим так не думает, – мрачно сказала Арья, и тут настало время уезжать. Пирожок спросил, может ли он поцеловать миледи руку, и Арья двинула его кулаком в плечо. – Не называй меня так. Ты Пирожок, а я Арри.
– Тут я больше не Пирожок. Шарна меня зовет просто Мальчик, как и того, другого. Как бы путаницы не вышло.
Арья скучала по нему больше, чем ожидала, только Харвин немного ее утешал. Она рассказала ему про его отца, Халлена, о том, как нашла его умирающим у конюшен Красного Замка в день своего побега.
– Он всегда говорил, что умрет на конюшне, – сказал Харвин, – только мы думали, что его убьет какой‑ нибудь злонравный жеребец, а не стая львов. – Арья рассказала ему также о Йорене и их отъезде из Королевской Гавани, и почти обо всем, что случилось потом – умолчала только о конюшонке, которого заколола Иглой, и о стражнике, которому перерезала горло в Харренхолле. Сказать об этом Харвину было почти все равно что сказать отцу, а она не вынесла бы, если б отец узнал о ней кое‑ какие вещи.
Арья умолчала также о Якене Хгаре и о трех смертях, которые он задолжал и выплатил ей. Железную монетку, подаренную им, она прятала в поясе и вынимала только по ночам, вспоминая, как изменилось его лицо, когда он провел по нему рукой. «Валор моргулис, – шептала она при этом. – Сир Григор, Дансен, Полливер, Рафф‑ Красавчик, Щекотун и Пес. Сир Илин, сир Меррин, королева Серсея, король Джоффри».
Харвин сказал, что из двадцати винтерфеллцев, которых ее отец послал с Бериком Дондаррионом, осталось только шестеро, да и те разобщены.
– Это была ловушка, миледи. Лорд Тайвин послал своего Гору через Красный Зубец с огнем и мечом, чтобы заманить туда вашего лорда‑ отца. Он полагал, что лорд Эддард сам отправится на запад, чтобы разделаться с Григором Клиганом. Если бы так и вышло, его убили бы или взяли бы в плен и обменяли на Беса, который в ту пору был в плену у вашей леди‑ матери. Но Цареубийца ничего не знал о планах лорда Тайвина, и когда он услышал, что его брат попал в плен, он напал на вашего отца прямо на улицах Королевской Гавани.
– Я помню, – сказала Арья. – Он убил Джори. – Джори всегда улыбался ей, если только не велел не путаться под ногами.
– Верно, а вашего отца придавил собственный конь и сломал ему ногу – поэтому лорд Эддард не смог выехать на запад сам. Вместо себя он послал лорда Берика с двадцатью его людьми и двадцать человек из Винтерфелла, в том числе и меня. С нами были и другие: Торос и сир Реймен Дарри, сир Глэдден Уайлд и лорд Лотар Маллери, все со своими людьми. Но Григор устроил нам засаду у Скоморошьего брода, на обоих берегах. Когда мы стали переправляться, он напал на нас и спереди, и сзади.
Я видел, как Гора убил Реймена Дарри единственным страшным ударом, который отсек рыцарю руку по локоть и убил коня под ним. Глэдден Уайлд погиб тоже, лорд Маллери свалился с коня и утонул. Львы окружили нас со всех сторон, и я уж думал, что и мне пришел конец, но Элин, выкрикнув приказ, восстановил порядок в наших рядах. Те из нас, кто еще оставался в седле, собрались вокруг Тороса и пробились на свободу. Утром нас было сто двадцать человек, а к вечеру осталось не более сорока, и лорд Берик получил тяжелую рану. В ту ночь Торос вытащил из его груди кусок копья длиною в фут и залил дыру кипящим вином.
Каждый из нас был уверен, что его милость к рассвету умрет, но Торос всю ночь молился о нем у костра, и когда настал рассвет, лорд был еще жив и ему даже полегчало немного. Прошло две недели, прежде чем он смог сесть на коня, но его мужество придавало сил нам всем. Он сказал, что наша война не закончилась у Скоморошьего брода, а лишь началась там, и что каждый наш павший боец будет отомщен десятикратно.
В ту пору мы остались в стороне от военных действий. Люди Горы были только авангардом войска лорда Тайвина. Они перешли через Красный Зубец всей своей силой и двинулись по речным землям, сжигая все на своем пути. Мы своим малым числом только и могли, что нападать на них сзади, но говорили себе, что скоро соединимся с войском короля Роберта, когда он выступит на запад, чтобы подавить мятеж лорда Тайвина. Но затем мы услышали, что Роберт мертв и лорд Эддард тоже, а на Железном Троне сидит отродье Серсеи Ланнистер.
Это известие поставило мир с ног на голову. Нас послал десница короля, чтобы мы разделались с разбойниками, теперь же мы сами сделались разбойниками, а десницей короля стал лорд Тайвин. Некоторые из нас тогда захотели сдаться, но лорд Берик об этом и слышать не хотел. Мы остаемся людьми короля, сказал он, и должны защищать подданных короля, которых терзают львы. Если уж мы не можем сражаться за Роберта, то будем сражаться за его народ, пока последний из нас не падет мертвым. Мы и сражались, а потом стали твориться странные вещи. На каждого потерянного нами человека прибывало двое. Иногда это были рыцари и оруженосцы, но в основном к нам шел простой люд – батраки, музыканты, трактирщики, слуги, сапожники, даже двое септонов явились. Шли мужчины, женщины, дети, собаки…
|
|
|
