Дейенерис 3 страница

– У тебя здесь, конечно, есть дружки, как у всякого контрабандиста. Некоторые из них и мои друзья тоже, а прочих я вешаю. Удавливаю медленно, с хлопающими о колени кишками. – Молния снова осветила чертог, и гром ударил уже на счет два. – Если тебе нужна Белая Гавань, что привело тебя в Систертон?

«Приказ короля и предательство друга», – подумал Давос и ответил вслух:

– Шторм.

От Стены отплыло двадцать девять кораблей. Давос удивился бы, узнав, что хотя бы половина из них уцелела. Ненастное небо, резкий ветер и ливни преследовали их вдоль всего побережья. Галеи «Оледо» и «Старухин сын» напоролись на рифы у Скагоса, острова единорогов и каннибалов, куда опасался заходить даже «Слепой бастард», большой когг, потопленный Салладором Сааном у Серых Скал. «Станнис мне заплатит золотом за каждый корабль», – кипятился Салла. Словно некий разгневанный бог взимал с них дань за легкий переход от Драконьего Камня на север. Новый шторм сорвал снасти с «Обильной жатвы», и пришлось взять ее на буксир. В десяти лигах севернее Вдовьего Дозора море снова взыграло; «Жатву» бросило на одну из ведших ее галей, и обе пошли ко дну. Весь остальной лиссенийский флот разбросало по Узкому морю. Одни корабли, возможно, дотащатся до какой‑ нибудь гавани, других никто уже не увидит.

«Салладор Нищий, вот кем сделал меня твой король, – жаловался Салла, когда остатки его флотилии ковыляли через Укус. – Салладор Разбитый. Где мои корабли? Где золото, которое мне обещали? » Давос уверял, что ему непременно заплатят, но Саллу это не умилостивило. «Когда же это? Завтра, в новолуние, при новом пришествии красной кометы? Он обещает мне золото и драгоценные камни, а я и в глаза их не вижу. Может ли Салладор Саан быть сыт королевским словом? Может ли утолить жажду пергаментами и восковыми печатями? Может ли уложить обещания на перину и драть их до поросячьего визга? »

Давос уговаривал его сохранить верность Станнису. Бросив его, Салла обещанного золота и вовсе никогда не получит: победоносный король Томмен вряд ли станет платить долги своего побежденного дядюшки. Единственная надежда – набраться терпения и поддерживать Станниса до восшествия его на Железный Трон.

Возможно, какой‑ нибудь сладкоречивый лорд убедил бы пирата, но речи Лукового Рыцаря еще больше взбесили Саллу. «Я терпел на Драконьем Камне, когда красная женщина жгла деревянных богов и вопящих людей. Терпел по пути к Стене. Терпел холод в Восточном Дозоре. Тьфу на твое терпение и на твоего короля! Мои люди изголодались. Они хотят снова лечь со своими женами, пересчитать своих сыновей, увидеть Ступени и увеселительные сады Лисса. Лед, шторм и пустые обещания в перечень их желаний не входят. На Севере чересчур холодно и становится все холоднее».

Давос знал, что рано или поздно это случится. Он любил старого негодяя, но доверять Салле мог только полный дурак.

– Шторм, – нежно, как имя возлюбленной, повторил лорд. – До прихода андалов на Сестрах поклонялись штормам. Нашими богами были Владычица Волн и Владыка Небес. Совокупляясь, они каждый раз порождали бурю. Королям до Сестер дела никогда не было, мы ведь бедны, – однако шторм почему‑ то занес тебя именно к нам.

«Меня привез сюда друг», – поправил мысленно Давос.

– Можешь идти, – сказал капитану лорд Годрик, – и помни: этого человека здесь не было.

– Так точно, милорд. – Капитан удалился, оставляя на ковре мокрые отпечатки сапог. Море рокотало под полом. Вдали громыхнула дверь, за окнами, словно в ответ, вспыхнула молния.

– Если вы переправите меня в Белую Гавань, милорд, – сказал Давос, – король сочтет это актом дружбы.

– Туда или в холодную мокрую преисподнюю – это уж мне решать.

«Можно подумать, в Систертоне у тебя рай». Давос боялся худшего. Три Сестры, суки этакие, верны только себе самим. Присягали они вроде бы Арренам из Долины, но вассалы из них никудышные.

– Сандерленд вытребует тебя, если прознает. – Боррел, лорд Пригожей Сестры, Лонгторп, лорд Длинной, и Торрент, лорд Малой, подчинялись Тристону Сандерленду, лорду всех трех островов. – И продаст тебя королеве за горшок ланнистерского золота. У бедняка с семью сыновьями, которые все метят в рыцари, каждый дракон на счету. – Лорд, взяв деревянную ложку, снова принялся за похлебку. – Я проклинал богов, посылавших мне одних дочерей, пока не услышал, как Тристон жалуется на цены боевых скакунов. Знал бы ты, сколько рыбы требуется отдать за одни‑ единственные доспехи.

Давос из семи своих сыновей потерял четверых.

– Лорд Сандерленд присягал Гнезду и по правилам должен передать меня леди Аррен. – Лучше уж ей, чем Ланнистерам. Лиза Аррен не принимала участия в Войне Пяти Королей, но она дочь Риверрана, и Молодой Волк ей приходился племянником.

– Лиза Аррен убита каким‑ то певцом. Теперь в Долине правит Мизинец. Говори, где твои пираты? – Лорд, не дождавшись ответа, стукнул по столу ложкой. – Где лиссенийцы? Флинты из Вдовьего Дозора и Торрент с Малой Сестры видели их паруса – зеленые, розовые, оранжевые. Салладор Саан. Где он?

– В море. – Сейчас он, наверное, огибает Персты, возвращаясь на Ступени с немногими оставшимися у него кораблями. Быть может, по дороге он разживется еще несколькими, если повезет встретить мирных торговцев. Маленькое пиратство, чтобы скоротать путь. – Его величество отправил его на юг – беспокоить Ланнистеров и ланнистерских приспешников. – Давос долго репетировал эту ложь, гребя под дождем к Систертону. Рано или поздно мир все равно узнает, что Салладор Саан бросил Станниса Баратеона, но не из уст Давоса Сиворта.

Лорд помешал похлебку.

– А тебя старый пират вплавь на берег отправил?

– К берегу я приплыл на лодке, милорд. – Салла дождался, когда Ночной Фонарь осветит валирийский мол в гавани, и лишь тогда спустил шлюпку. Их дружбы хватило хотя бы на это. Лиссениец предлагал идти вместе с ним на юг, но Давос не захотел. «Станнис полагается на то, что его десница переманит к нему Вимана Мандерли, и я королевского доверия не предам», – заявил он Салле. «Его доверие тебя погубит, дружище, – ответил на это пират. – Помяни мое слово».

– Никогда еще не принимал под своим кровом королевского десницу, – сказал лорд Годрик. – Пожелает ли Станнис тебя выкупить, хотел бы я знать.

Давос тоже хотел бы. Станнис наделил его землями, титулами и почетными должностями, но готов ли он платить золотом за его жизнь? Было бы у него это золото, Салла бы остался при нем.

– Можете спросить его сами, милорд. Его величество в Черном Замке.

– А Бес? Тоже там?

– Бес? – не понял Давос. – Он сидит в Королевской Гавани, приговоренный к смерти за убийство племянника.

– На Стене всё последними узнают, говаривал мой отец. Карлик бежал. Пролез сквозь решетку и голыми руками растерзал родного отца. Гвардеец видел, как он убегает, весь в крови с головы до ног. Того, кто его убьет, королева сделает лордом.

Давос не поверил своим ушам.

– Вы хотите сказать, что Тайвин Ланнистер погиб?

– От руки своего сына, да. – Лорд хлебнул пива. – Когда на Сестрах правили короли, карликов не оставляли в живых. Бросали в море, в жертву богам. Септоны, благочестивые дураки, отменили этот обычай. Зачем сохранять жизнь тем, кого боги сотворили чудовищами?

Тайвин умер… это меняет всё.

– Милорд позволит мне послать к Стене ворона? Хочу, чтобы его величество узнал о смерти Тайвина Ланнистера.

– Узнает когда‑ нибудь, только не от меня. И не от тебя, пока ты пребываешь под моим протекающим кровом. Никто не сможет сказать, что я оказал Станнису хоть какую‑ то помощь. Сандерленды втравили Сестер в два мятежа Черного Пламени, и все мы горько поплатились за это. Сядь, сир, пока не упал. – Лорд Годрик махнул ложкой в сторону стула. – В моих чертогах сыро, холодно и темно, но кое‑ какие манеры мы соблюдаем. Сухая одежда тоже найдется, когда поешь. – На его зов в чертог вошла женщина. – У нас гость. Тащи сюда пиво, хлеб и сестринскую похлебку.

Пиво было темное, хлеб черный, похлебка в корытце из черствой буханки – молочно‑ белая. Лук‑ порей, морковка, ячмень, желтая и белая репа сочетались в ней с моллюсками, крабами и треской, а заправлялось все это маслом и сливками. Это блюдо прогревает едока до костей – в самый раз для холодной дождливой ночи. Давос, преисполненный благодарности, погрузил ложку в хлебную миску.

– Едал раньше такую?

– Доводилось, милорд. – Эту похлебку подавали во всех тавернах и гостиницах Трех Сестер.

– А я тебе скажу, что такой ты еще не пробовал. Ее Гелла готовит, дочь моей дочери. Ты сам женат, Луковый Рыцарь?

– Женат, милорд.

– Жаль. Гелла у нас незамужняя, а из дурнушек выходят самые лучшие жены. Крабы тут трех видов: красные, паучьи и победители. Паучьих я только в похлебке ем, чтоб не чувствовать себя каннибалом. – Лорд показал на знамя, висевшее над холодным очагом: белый паучий краб, вышитый на серо‑ зеленом поле. – Мы слышали, будто Станнис сжег своего десницу.

Верно, сжег. Алестера Флорента, который занимал этот пост перед Давосом. Мелисандра отдала его своему богу, чтобы обеспечить попутный ветер до самой Стены. Лорд Флорент, пока люди королевы привязывали его к столбу, был спокоен и сохранял достоинство, насколько это доступно полуголому человеку, но как только огонь лизнул его ноги, начал кричать. Эти‑ то крики, если верить красной женщине, и принесли их благополучно в Восточный Дозор. Давосу ветер не пришелся по вкусу: он отдавал горелым мясом и человеческим голосом выл в снастях. На месте Алестера вполне мог оказаться и сам Луковый Рыцарь.

– Я, как видите, не сгорел – разве что едва не замерз в Восточном Дозоре.

– Стена, она такая. – Женщина принесла горячий, только что из печи, хлеб. Лорд, заметив, как уставился Давос на ее руку, сказал: – У всех Боррелов такая отметина, вот уже пять тысяч лет. Это дочь моей дочери – не та, что похлебку варила. – Он разломил хлеб и дал половину Давосу. – Ешь, это вкусно.

Хлеб и впрямь был хорош, но Давос бы и черствой корке порадовался: это означало, что его принимают как гостя хотя бы на эту ночь. У лордов Трех Сестер темная репутация, особенно у Боррела, лорда Пригожей Сестры, Щита Систертона, владетеля Волнолома и хранителя Ночного Фонаря. Но даже лорды‑ разбойники и грабители потерпевших крушение кораблей подчиняются древним законам гостеприимства. До рассвета Давос, отведав хлеба и соли этого дома, во всяком случае, доживет.

Похлебку, однако, сдобрили не одной только солью.

– Никак, шафран? – Эту пряность, ценившуюся дороже золота, Давос пробовал только раз: король Роберт, пируя на Драконьем Камне, угостил его приправленной шафраном рыбой.

– Да, квартийский. Перец тоже бери. – Лорд Годрик поперчил собственную похлебку. – Черный волантинский, не первый сорт, зато можно не скупиться. У меня его сорок сундуков, а еще гвоздика, мускатный орех и фунт шафрана. Всё от одной черноглазой девицы. – Лорд засмеялся, и Давос заметил, что все зубы у него целы – желтые, правда, а один совсем почернел. – Она шла в Браавос, но шторм занес ее в Укус и разбил о мои скалы. Ты у меня не единственный штормовой дар: море жестоко и коварно.

Не столь коварно, как человек. Предки Годрика, пока Старки не обрушились на них с огнем и мечом, пиратствовали в открытую. Теперь сестринцы, предоставляя это занятие Салладору Саану и прочим заморским жителям, ограничиваются разбитыми кораблями. Маяки, горящие на Трех Сестрах, должны предупреждать моряков о мелях и рифах, но в штормовые и туманные ночи здесь порой зажигают ложные огни, заманивая неосмотрительных капитанов на скалы.

– Шторм сделал тебе добро, пригнав тебя к моему порогу. В Белой Гавани тебя бы холодно приняли. Опоздал ты, сир. Лорд Виман хочет склонить колено, но не перед Станнисом. Мандерли по сути не северяне. Они пришли на Север каких‑ то девятьсот лет назад со своим золотом и своими богами. Они были большими господами на Мандере, но чересчур занеслись, и зеленые руки их свергли. Волчий король взял их золото, а взамен дал им землю и разрешил сохранить богов. – Годрик подобрал хлебом остатки похлебки. – Толстяк на оленя не сядет – зря Станнис надеется. Двенадцать дней тому в Систертон зашла «Львиная звезда» набрать пресной воды. Знаешь такую? Багряные паруса и золотой лев на носу. На борту полно Фреев, едущих в Белую Гавань.

Этого Давос ожидал меньше всего.

– Фреи убили сына лорда Вимана!

– Да, и толстяк дал обет не брать в рот ничего, кроме вина и хлеба, пока не свершит свою месть. К вечеру того же дня он уже обжирался крабами и сластями. Между Сестрами и Белой Гаванью постоянно ходят суда. Мы им – рыбу, крабов и козий сыр, они нам – дерево, шерсть и шкуры. Его милость, насколько я слышал, стал еще толще, вот тебе и обет. Слова – это ветер, а изо рта Мандерли исходят те же ветры, что из его зада. – Лорд подобрал всю похлебку дочиста. – Фреи везут ему кости сына. Некоторые называют это учтивостью. Будь это мой сын, я сказал бы спасибо, а потом повесил их всех, но толстяк для этого чересчур благороден. – Лорд прожевал хлеб. – Я позвал Фреев на ужин. Один сидел на том самом месте, где ты сейчас. Звать его Рейегар – я чуть не фыркнул ему в лицо, как услышал. Он потерял жену, и в Белой Гавани его ждет невеста. Вороны тучами летали туда‑ сюда: лорд Виман и лорд Уолдер намерены скрепить свой союз браком.

Давосу показалось, что Годрик двинул его в живот. Если это правда, Станнис – конченый человек. Королю до зарезу необходима Белая Гавань. Если Винтерфелл – сердце Севера, то город лорда Мандерли – его рот. Залив там не замерзает даже в лютые холода, что с приходом зимы будет значить куда как много. Не меньшее значение имеет и серебро. Ланнистеры мало того что сами купаются в золоте, так еще и с богатым Хайгарденом породнились, а Станнисова казна пуста. Нужно хотя бы попытаться остановить назревающую в Белой Гавани свадьбу.

– Мне очень нужно в Белую Гавань. Умоляю, помогите, милорд.

Годрик принялся за размягчившуюся хлебную миску.

– Не люблю северян. С поругания Трех Сестер, как говорят септоны, прошло две тысячи лет, но Систертон не забыл. Раньше мы были вольные, и короли у нас были свои, а после нам пришлось склониться перед Гнездом, чтобы прогнать северян. Сокол и волк дрались за нас тысячу лет и обглодали бедные острова до косточек. А Станнис в бытность свою мастером над кораблями у Роберта поставил свой флот в моей гавани без моего на то позволения и заставил повесить дюжину славных ребят вроде тебя. И со мной грозил поступить так же, если Ночной Фонарь не зажжется и хоть один корабль сядет на скалы. Пришлось мне все это проглотить. – Лорд проглотил хлеб. – Теперь он является на Север с поджатым хвостом и просит о помощи. С какой стати мне ему помогать?

«С такой, что он твой законный король. Сильный, справедливый – единственный, кто способен восстановить государство и защитить его от угрозы, грядущей с Севера. Владеющий волшебным мечом, сияющим, как само солнце». Вслух Давос ничего не сказал, понимая, что этим лорда Годрика не проймет и к Белой Гавани не приблизится. Так как же быть? Пообещать ему золота, которого у них нет? Знатного мужа для одной из дочерей его дочерей? Посулить земли, почести, титулы? Алестер Флорент вел как раз такую игру, за что и сгорел.

– Вижу, у десницы язык отнялся. Сестринская похлебка ему не по вкусу и правда тоже. – Годрик вытер рот.

– Правда в том, милорд, что лев умер, – медленно произнес Давос.

– И что с того?

– Кто правит в Королевской Гавани вместо него? Не Томмен, он ведь еще ребенок. Сир Киван?

В черных глазах лорда отражались огни свечей.

– Будь это он, тебя заковали бы в цепи. Королева там главная.

«Лорд Годрик колеблется, – понял Давос. – Не хочет оказаться на стороне проигравших».

– Станнис удержал Штормовой Предел против Тиреллов, объединившихся с Редвинами. Отнял Драконий Камень у последних Таргариенов. Разбил Железный Флот у Светлого острова. Маленький король нипочем не одолеет его.

– В распоряжении этого мальчика богатство Бобрового Утеса и сила Хайгардена. Болтоны и Фреи держат его сторону. Однако в этом мире нет ничего достоверного, кроме зимы. – Годрик потер подбородок. – Так сказал моему отцу Нед Старк в этом самом чертоге.

– Нед Старк был здесь?

– На заре поднятого Робертом мятежа. Безумный Король потребовал у Гнезда голову Старка. Джон Аррен ответил отказом, но Чаячий город остался верен короне. Чтобы вернуться домой и созвать знамена, Нед перевалил через горы и на Перстах нанял рыбачью лодку для переправы через Укус. В пути их застал шторм, рыбак утонул, но его дочка привела лодку к Сестрам. Говорят, Нед оставил ей кошель серебра и бастарда в утробе. Она назвала мальчика Джоном Сноу в честь Аррена.

Так вот, когда лорд Эддард прибыл в наш замок, мой отец сидел там же, где я сейчас. Наш мейстер уговаривал нас отправить голову Старка Эйерису, чтобы доказать нашу преданность. Король вознаградил бы нас: он, когда находил нужным, был щедр. Однако мы уже знали тогда, что Джон Аррен взял Чаячий город; Роберт взобрался на стену первым и собственной рукой убил Марка Графтона. «Этот Баратеон бесстрашен, – сказал я, – и сражается, как подобает королю». Мейстер усмехнулся на это и заявил, что принц Рейегар скоро подавит мятеж. Вот тогда Старк и молвил: «В этом мире нет ничего достоверного, кроме зимы. Конечно, мы можем потерять головы, но что, если мы победим? » И отец отпустил его с миром, сказав на прощание: «В случае чего помни: тебя тут не было».

– Как и меня, – сказал Давос.

 

Джон

 

Короля за Стеной вывели со связанными руками, с петлей на шее. Конец веревки был привязан к седлу сира Годри Фарринга. И Победитель Великанов, и его конь были облачены в доспехи из серебристой стали с чернью, на Мансе‑ Разбойнике была только рубаха, оставлявшая обнаженными руки и ноги. «Хоть бы плащ ему оставили, – подумал Джон Сноу, – тот, который залатала красным шелком одна одичалая. Неудивительно, что Стена плачет».

«Манс знает Зачарованный лес лучше любого разведчика, – сказал Джон Станнису при последней попытке убедить короля, что живой Манс полезнее мертвого. – Дружен с Тормундом Великаньей Смертью. Сражался с Иными. И не подул в рог Джорамуна, владея им, – не свалил Стену».

Станнис остался глух ко всему. Закон прост: дезертирство карается смертью.

– Все мы должны выбирать, – провозгласила леди Мелисандра, воздев белые руки под льющей слезы Стеной. – Мужчины и женщины, молодые и старые, крестьяне и лорды, мы должны выбрать одно из двух: свет или тьму. – Красная женщина стояла на деревянном помосте рядом с королем, и ее голос напоминал Джону анис, гвоздику, мускатный орех. – Добро или зло. Истинного или ложного бога.

Ветер бросил Мансу волосы на глаза. Он с улыбкой отвел их связанными руками, но, когда увидел клетку, его мужество дрогнуло. Люди королевы, наведавшись в Зачарованный лес, соорудили ее из стволов молодых деревьев, из смолистых сосновых веток, из белых перстов чардрев и подвесили кружевной остов над ямой, полной бревен и хвороста.

– Смилуйтесь! – крикнул вождь одичалых. – Так не годится. Я не настоящий король…

Сир Годри дернул за веревку, затянул петлю и поволок осужденного за собой к месту казни.

– ВОЛЬНЫЙ НАРОД! – воскликнула Мелисандра, глядя, как поднимается в воздух клетка с окровавленным Мансом. – Вот стоит ваш ложный король, а вот рог, будто бы способный обрушить Стену. – Двое людей королевы предъявили рог Джорамуна – черный, окованный старым золотом, восьми футов в длину. На золотых обручах были вырезаны руны Первых Людей. Со смерти Джорамуна прошло несколько тысяч лет, но Манс отыскал его могилу под ледником, где‑ то в Клыках Мороза. Джорамун протрубил в Рог Зимы и поднял из земли великанов… Игритт лгала, говоря, что Манс так и не нашел этот рог – или Манс держал это в тайне даже от собственных воинов.

Тысяча голодных, оборванных пленников смотрели из‑ за своего частокола на высоко поднятый рог. В Семи Королевствах их зовут одичалыми, сами же они именуют себя вольным народом. Сейчас они не казались ни дикими, ни свободными – испуганные, остолбеневшие люди, ничего более.

– Рог Джорамуна? – продолжала Мелисандра. – Скажем лучше, Рог Тьмы. Если Стена падет, на мир опустится долгая ночь без конца и края. Этого нельзя допустить! Владыка Света, видя своих детей в бедственном положении, послал им защитника, возрожденного Азора Ахаи. – Она указала на Станниса, и большой рубин у нее на шее начал пульсировать, излучая свет.

Станнис – камень, она – пламя. Глаза Станниса синели, как кровоподтеки, на изнуренном лице. На сером панцире над его собственным сердцем пылало еще одно, широкие плечи окутывал парчовый, на меху, плащ. Выше бровей сидела корона красного золота с зубцами в виде языков пламени. Рядом с ним стояла прямая, высокая Вель. Простой бронзовый обруч на голове придавал ей более царственный вид, чем золотой венец Станнису.

Ее серые немигающие глаза смотрели без страха, под горностаевым плащом виднелось белое с золотом платье, медовая коса, перекинутая через плечо, свисала до пояса, щеки от холода разрумянились.

Мелисандра короны не носила, но всем было ясно, что настоящая королева Станниса – это она. Не та некрасивая женщина, что мерзнет в Восточном Дозоре. Поговаривали, что король не намерен посылать за королевой Селисой и дочерью, пока Твердыня Ночи не станет пригодной для жизни. Джон жалел их обеих. На Стене мало удобств, к которым привыкли жены и дочери южных лордов, а в Твердыне Ночи и вовсе никаких. Эта крепость даже в лучшие времена была донельзя мрачным местом.

– Смотри же, вольный народ, что ждет выбравших тьму!

Рог Джорамуна вспыхнул, весь охваченный желто‑ зеленым огнем. Мохнатый конек заплясал под Джоном, другие всадники тоже с трудом сдерживали своих лошадей. У одичалых, чьи надежды сгорали у них на глазах, вырвался дружный стон. Некоторые – их было немного – выкрикивали проклятия, остальные молчали. Когда высветились руны на обручах, люди королевы сбросили рог в яму.

Манс‑ Разбойник, кое‑ как ослабив петлю у себя на шее, кричал о предательстве и колдовстве. Отрекался от королевского сана, своего народа и своего имени. Молил о пощаде и проклинал красную женщину. Хохотал как безумный.

Джон смотрел, не отводя глаз, опасаясь проявить слабость. Он вывел сюда двести человек, почти половину гарнизона. Грозные черные ряды щетинились копьями, за низко надвинутыми капюшонами скрывались седые бороды и безусые мальчишечьи лица. Одичалые боятся Ночного Дозора – пусть помнят о своем страхе, отправляясь в новые поселения южнее Стены.

Дрова в яме сразу воспламенились от горящего рога. Манс плакал и молил, вцепившись в прутья клетки связанными руками. Еще немного, и огонь позвал его танцевать. Крики страдальца слились в сплошной бессловесный вопль. Он порхал в клетке, как лист, как мотылек, угодивший в пламя свечи.

 

Братья, вышел мой срок, мой конец недалек,

Не дожить мне до нового дня,

Но хочу я сказать: мне не жаль умирать,

Коль дорнийка любила меня,

 

– вспомнилось Джону.

Вель стояла на помосте как соляное изваяние. Взгляд ее оставался твердым, глаза сухими. Что сделала бы Игритт на ее месте? Женщины сильнее мужчин. Джон думал о Сэме, о мейстере Эйемоне, о Лилли. Она проклянет его в час своей смерти, но другого выхода у него просто не было. Из Восточного Дозора сообщают о бурях на Узком море. Джон хотел уберечь их, а вместо этого, может статься, послал на корм крабам. Ночью ему снился тонущий Сэм, Игритт, смертельно раненная его, Джона, стрелой (ту стрелу пустил не он, но во сне все иначе), плачущая кровавыми слезами Лилли.

«Хватит с меня», – решил он и скомандовал:

– Пли.

Ульмер из Королевского леса воткнул копье в землю, снял с плеча лук, достал черную стрелу из колчана. Милашка Доннел Хилл, Гарт Серое Перо, Бородатый Бен сделали то же самое. Они натянули луки, наложили стрелы и выстрелили.

Одна стрела попала Мансу в грудь, вторая в живот, третья в горло. Четвертая застряла в дереве и загорелась. Под рыдания кого‑ то из женщин пылающий король одичалых сполз на пол клетки.

– Ныне его дозор окончен, – тихо промолвил Джон. Манс был братом Дозора, пока его черный плащ не подшили полосками красного шелка.

Станнис хмурился, Джон старался на него не смотреть. Днище из клетки выпало, рдеющие прутья и ветки сыпались в костер градом.

– Владыка света создал солнце, луну и звезды, чтобы освещать нам путь. Даровал нам огонь, чтобы отгонять ночь, – продолжала проповедовать Мелисандра. – Огонь всегда побеждает.

– Огонь всегда побеждает, – повторили хором люди королевы.

Алые одежды красной женщины развевались, медные волосы окружали голову нимбом. На пальцах воздетых рук вспыхнули желтые огоньки.

– ВОЛЬНЫЙ НАРОД! Твои ложные боги бессильны. Твой рог обманул тебя. Твой ложный король привел тебя к отчаянию и смерти, но здесь перед тобой король истинный. УЗРИТЕ СЛАВУ ЕГО!

Станнис Баратеон обнажил Светозарный.

От меча шел красный, желтый, оранжевый свет. Сияния такой силы Джон ни разу еще не видел – Светозарный из стального сделался солнечным. Люди отворачивались, прикрывали руками глаза, лошади бесились, один из всадников не удержался в седле. Костер в яме скукожился, как маленькая собака перед большой, даже Стена зарделась. Что это – неужели королевская кровь взаправду себя оказывает?

– На Западе только один король, – сказал Станнис. Его голос после переливов Мелисандры звучал особенно резко. – Этим мечом я защищаю своих подданных и караю всех, кто им угрожает. Всякому, кто склонит колено, я обещаю землю, пищу и правосудие. Поклонитесь – будете жить, уйдете – погибнете. – Король убрал меч в ножны, и мир померк, словно солнце зашло за тучу. – Открыть ворота.

– ОТКРЫТЬ ВОРОТА! – взревел, как боевой рог, сир Клэйтон Сагс.

– ОТКРЫТЬ ВОРОТА! – отозвался эхом сир Корлисс Пенни, командующий гвардией.

– ОТКРЫТЬ ВОРОТА! – закричали сержанты.

Солдаты бросились выворачивать колья, перекидывать через ров доски. В частоколе образовался широкий проем. Когда Джон поднял и опустил руку, ряды черных братьев раздались, очистив проход к Стене. Скорбный Эдд Толлетт, стоявший там наготове, отворил железные ворота в ледяной толще.

– Идите же, – призвала Мелисандра. – Вперед, к свету, или назад, во тьму – выбор за вами. – Огонь трещал у нее под ногами. – Все, кто выбирает жизнь, идите ко мне.

И они пошли – робко на первых порах. «Хотите есть – идите ко мне, – думал Джон. – Не хотите замерзать и умирать с голоду – подчинитесь». Первые шли робко, опасаясь подвоха. Другие, видя, что с ними ничего не случилось, двинулись следом. Вскоре поток одичалых, выходящих из частокола, стал нескончаемым. Каждому – мужчине, женщине и ребенку – люди королевы в стеганых колетах и полушлемах вручали частицу чардрева: прутик, похожую на кость ветку, пригоршню красных листьев. Частицу старых богов, чтобы накормить нового. Правая рука Джона сжалась в кулак.

Жар от костровой ямы чувствовался даже на расстоянии; одичалым никогда еще не было так тепло. Дети плакали, кое‑ кто из взрослых поворачивал к лесу. Молодая женщина с двумя детьми на руках все время оглядывалась – убедившись, что за ней никто не гонится, она пустилась бегом. Старик использовал врученный ему сук как дубину и махал им, пока его не пронзили копьями. Труп обходили, пока сир Корлисс не велел бросить его в огонь. После этого в лес стало уходить чуть больше народу – примерно один из десяти человек.

Позади ожидали холод и смерть, впереди манила надежда. Одичалые шли, бросая в огонь свои прутья и ветки. Рглор – ревнивое, вечно голодное божество – мигом пожрал труп старика. На красно‑ рыжую Стену падали гигантские тени Станниса и Мелисандры.

Первым колено преклонил плешивый Сигорн, новый магнар теннов – уменьшенная копия своего отца, в бронзовых наручах и кожаной рубахе с бронзовой чешуей. Следующим подошел Гремучая Рубашка, в костяной клацающей броне и великанском черепе вместо шлема. Под этими доспехами скрывался жалкий человечек с гнилыми зубами и желтыми белками глаз, злобный, тупой и жестокий. Джон знал, что его присяга гроша ломаного не стоит. Что‑ то чувствует Вель, видя, как Костяной Лорд получает прощение?

За ними двигались другие. Двое вождей Рогоногих с черными ступнями, известная на Молочной знахарка, двенадцатилетний сынишка Альфина Убийцы Ворон, Халлек, брат Хармы Собачьей Головы (с ее свиньями).

Холодновато для такого спектакля. «Вольный народ презирает поклонщиков, – говорил Станнису Джон. – Пощадите их гордость, и они вас полюбят». – «Мне нужны их мечи – без поцелуев как‑ нибудь обойдусь», – ответил король.

Воздав почести Станнису, одичалые шагали между рядами черных братьев к воротам. Джон поставил в туннеле с факелами Коня, Атласа и еще полдюжины человек. На той стороне приготовлены миски с горячим луковым супом, черный хлеб, колбаса. Одежда тоже: плащи, рубахи, штаны, сапоги, прочные кожаные перчатки. Спать одичалые лягут на чистой соломе у жарких костров; в методичности королю не откажешь. Посмотрим, однако, на чью сторону станут новые королевские подданные, когда Тормунд снова пойдет на Стену. Вольный народ, сколько ни осыпай его милостями, сам выбирает себе королей, и выбрал он Манса – не Станниса.

К Джону подъехал Боуэн Мурш.

– Не думал я, что доживу до этого дня. – Лорд‑ стюард сильно похудел, получив ранение в голову на Мосту Черепов и лишившись части одного уха. Его побледневшую физиономию теперь никто не принял бы за гранат. – Стоило сдерживать одичалых у Теснины ценой такой крови. Чего ради гибли хорошие люди, братья, друзья?

⇐ Предыдущая275276277278279280281282283284Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: