Классическая социология о специфике традиционного и капиталистического предпринимательства

Для представителей классических теорий предпринимательства характерно признание того факта, что капиталистическая рыночная экономика и феномен капиталистического предпринимательства является уникальным в истории человечества явлением, которому соответствует уникальный тип личности и уникальная социокультурная система. В этом сходятся взгляды К. Маркса, В. Зомбарта и М. Вебера, хотя сущность экономической и социокультурной системы капитализма, ее отличия от добуржуазных и незападных цивилизаций, а также генезис они понимают по-разному.

Предпринимательство докапиталистических обществ М. Вебер и В. Зомбарт называют традиционным.

Под традиционализмом социологи понимают такой строй мышления и образ действия, при котором человек ориентирован на воспроизводство своего устоявшегося образа жизни и не стремится его изменить; работает лишь для того, чтобы удовлетворить свои привычные потребности и не стремится заработать сверх необходимого для этого: "хозяйственная жизнь в докапиталистическую эпоху действительно находилась под воздействием принципа покрытия потребностей".

В добуржуазных обществах также существовали крупные предприятия, например, плантации, каменоломни, мастерские и т.п., в которых применялись вполне рациональные методы организации труда, достижения рентабельности, подсчета прибыли. Однако М. Вебер не рассматривает их как капиталистические. Отличия он видит в том, что их целью являлось удовлетворение конкретных практических потребностей, в том числе и потребности в богатстве, а не развитие производства. Они еще были ориентированы на удовлетворение конкретных вещественных или социальных потребностей людей, значит, носили традиционный характер. Предприятие еще не было как физически, так и по принципам организации отделено от домашнего хозяйства, а используемая рабочая сила организовывалась на основе личной зависимости, внеэкономического принуждения.

Кроме того, докапиталистическое предпринимательство связано с тем типом стремления к богатству, к наживе, который существовал всегда и во все времена и основывался на присущей самой природе человека "жажде золота": "“Стремление к предпринимательству”, “стремление к наживе”, к денежной выгоде, к наибольшей денежной выгоде само по себе ничего общего не имеет с капитализмом. Это стремление наблюдалось и наблюдается у официантов, врачей, кучеров, художников, кокоток, чиновников-взяточников, солдат, разбойников, крестоносцев, посетителей игорных домов и нищих..."

Поэтому предпринимательские способности в докапиталистических обществах проявляются в первую очередь не в сфере хозяйства, которое целиком подчинено практическим потребностям людей: "всякая страсть к наживе, всякая жажда денег стремится к удовлетворению за пределами процесса производства благ, транспорта благ и даже большей частью и торговли благами. Люди бегут в рудники, копают клады, занимаются алхимией и всякими волшебствами, чтобы добыть деньги, потому что их нельзя добыть в рамках обыденного хозяйства".

Для высших сословий традиционного общества рациональная хозяйственная деятельность считалась недостойным занятием, столь же не соответствующим их социальному статусу, как и бережливость. Управление имениями редко интересовало благородных рыцарей и, как правило, перепоручалось управляющим, старостам и т.д. Часто возникающий вследствие установки на расточительность дефицит возмещался не за счет хозяйственных усовершенствований, а путем увеличения поборов с крестьян, а порой прямого разбоя и грабежей. Такое "предпринимательство" часто принимало формы насилия, обмана и спекуляций. В интерпретации В. Зомбарта это было проявлением "предпринимательского духа", носителями которого выступали разбойники и пираты, феодалы, крупные спекулянты.

Добуржуазный предприниматель, согласно В. Зомбарту, это организатор, завоеватель, торговец в одном лице. И в Европе на пороге Нового времени, и в Азии первопроходцами, путешественниками, раздвигающими пределы привычного мира, были купцы, отправляющиеся на поиски неизведанных сказочно богатых стран. Так европейцы проникали в Азию и Африку, так была открыта Америка. В то же время купеческие экспедиции часто были не только связаны с риском разбойных и пиратских нападений, но и сами предполагали наживу путем насилия. Для коренных жителей Нового Света и многих стран Востока и Африки торговые предприятия европейских купцов обернулись не только ограблением, но и безжалостным геноцидом. Восточные купцы также следовали за войсками завоевателей. Одним из самых доходных предприятий, основанных на насилии и разбое, была работорговля, являвшаяся источником обогащения не только отдельных лиц, но и целых государств.

Наряду с хозяйственным традиционализмом, М. Вебер противопоставлял современному капиталистическому предпринимательству авантюристическое: "Представители такого рода предпринимательства – капиталистические авантюристы – существовали во всем мире. Их шансы на успех (вне торговых, кредитных и банковских операций) либо носили обычно чисто иррационально-спекулятивный характер, либо были ориентированы на насилие, прежде всего на добычу; эта добыча могла извлекаться непосредственно в ходе военных действий или посредством длительной фискальной эксплуатации государственных подданных". М. Вебер подчеркивал самую яркую особенность авантюристического предпринимательства: это стремление к сиюминутной выгоде, а не к рациональному постоянному ведению дела, к обогащению и изъятию денег из хозяйственного оборота, а не к его методичному расширению.

Авантюристическое предпринимательство продолжает существовать и в самых развитых странах наряду с рациональным производственным капиталистическим предпринимательством. Разница в подходах к нему М. Вебера и В. Зомбарта состоит в том, что М. Вебер выводит его за рамки "капитализма", а В. Зомбарт считает важнейшей составляющей самого "капиталистического духа".

В целом традиционное хозяйство, ориентированное на потребление и привычный образ жизни, воспроизводство стабильных социальных связей, на "уверенный покой" противопоставляется социологами капиталистическому предпринимательству как бесконечному, имеющему цель лишь в себе самом накоплении и расширении производства. Такое стремление к прибыли не ограничено практическими потребностями человека и далеко превосходит пределы не только обычного, но и престижного потребления.

В. Зомбарт считает, что до XVIII в. капитализм еще "стоял на ногах", т.е. был соразмерен нуждам и потребностям живых людей и соответственно поддавался нравственной и религиозной регуляции. После XVIII в. он "встает с ног на голову", т.е. "живой человек с его счастьем и горем, с его потребностями и требованиями вытеснен из центра круга интересов и место его заняли две абстракции: нажива и дело. Человек, следовательно, перестал быть тем, чем он оставался до конца раннекапиталистической эпохи, – мерой всех вещей". Сущность позднего, зрелого капитализма составляет рациональное стремление к развитию дела, никак не связанное с реальными потребностями людей, ориентированное на самого себя. Предпринимательство приобретает вид самоценной деятельности, вызывающей у В. Зомбарта аналогию с "дурной бесконечностью".

Таким образом, классики социологии предпринимательства выявили принципиальные отличия традиционного предпринимательства от рационального капиталистического. Затем важнейшей темой их исследований стал анализ социокультурных предпосылок становления рационального капиталистического предпринимательства.

3. Предпосылки капиталистического предпринимательства в работе М. Вебера "Протестантская этика и дух капитализма"

М. Вебер, подобно К. Марксу и В. Зомбарту, считает капиталистическое предпринимательство в том виде, в котором оно сложилось на Западе в Новое время, уникальным историческим явлением и принципиально новой ступенью развития хозяйственной жизни. В работе "Протестантская этика и дух капитализма" М. Вебер обосновывал противоположность капитализма и всех некапиталистических, или, как он их называл, традиционных обществ и систем ценностных ориентаций. Он писал: "Первым противником, с которым пришлось столкнуться “духу” капитализма и который являл собой определенный стиль жизни, нормативно обусловленный и выступающий в “этическом” обличье, был тип восприятия и поведения, который может быть назван традиционализмом". Под традиционализмом понималась ориентация хозяйственной деятельности на потребление и стремление к воспроизводству устоявшихся стереотипов хозяйствования.

Но что именно послужило толчком к формированию принципиально новых и с традиционной точки зрения абсолютно нелогичных установок на наращивание прибыли с целью инвестиции, расширение дела без потребительского использования капитала, на рациональное долгосрочное планирование вместо краткосрочных сверхприбыльных операций с последующим извлечением средств из оборота?

На основе социологических исследований, проведенных в Германии в начале XX в., М. Вебер пришел к заключению, что среди протестантов процент активных предпринимателей больше, чем среди католиков. В работах, посвященных исследованию Востока ("Конфуцианство и даосизм", "Индуизм и буддизм"), М. Вебер сравнил уровень развития европейских и азиатских обществ на рубеже Нового времени. Он пришел к выводу, что в период, предшествующий интенсивному развитию капитализма, его материальные – экономические, технологические, демографические и т.д. – предпосылки были примерно одинаковы в Европе и Азии, а вот духовная жизнь, определяемая религиями, отличалась очень существенно. Вебер предположил, что причины возникновения капитализма следует искать в духовных и мировоззренческих системах, и обратился к анализу влияния на него протестантизма.

М. Вебер подчеркивает, что все особенности протестантизма вытекают из христианского представления о Боге как об абсолютно трансцендентном, персонифицированном, активно вмешивающемся в земные дела, карающем и спасающем по собственному произволу Творце мира. Сотворив мир из ничего, Бог задает его законы, а вместе с ними и этические нормы человеческого общения, образующие в целом представление о богоугодном, праведном образе жизни. С этой точки зрения, как М. Вебер неоднократно подчеркивает, христианская, в том числе и протестантская, этика рационализирует образ жизни верующих в целом, поскольку упорядочивает его и подчиняет единым нормам, ориентирует на единые цели.

Описанные выше религиозно-философские представления определяют господствующие представления о сущности человека и его бытия. Христианин наделен бессмертной душой, но жизнь дается ему всего один раз, и в течение этого ограниченного, неизвестного никому и предопределенного свыше отрезка времени человек может заслужить как спасение и вечное блаженство, так и погибель и вечные муки. Жизнь человека, его индивидуальное уникальное существование имеют в христианстве абсолютную этическую и сотериологическую (душеспасительную) ценность, ибо душа вечна, бессмертна, и то, как мы проживем эту временную жизнь, определяет последующую вечность.

Важнейшей особенностью христианской, особенно протестантской, религиозной этики М. Вебер считал абстрактный характер ее ценностей и норм. Существует понятие блага, добра, праведного образа жизни и т.п., которым противостоит представление о грехе, радикальном зле, которое также абстрактно. Всеобщее подчинение верующих, равных по своим этическим качествам, трансцендентному Богу и абстрактным этическим нормам создает, по мнению М. Вебера, социально-психологические предпосылки для утверждения в обществе формального равенства людей перед законом и безличных юридических отношений. Товарное хозяйство, а в особенности капиталистическое предпринимательство, равно как и политическое устройство общества, основанное на формальной правовой регуляции, исходит из безличных отношений между индивидами, выступающими в качестве участников товарообмена или юридических лиц.

В основе "капиталистического духа", по М. Веберу, лежит протестантская концепция спасения. "Высокие" религии внедряют в сознание верующих представления о смысле жизни и ее высшей цели – о спасении. Для христианства вообще и протестантизма в частности этой высшей жизненной целью является обретение праведником вечного блаженства в потустороннем мире. В спасении осуществляется полная реализация личности христианина. Именно в представлении о спасении выявляются принятые в данном религиозно-культурном комплексе общие представления о нормах и правилах отношения индивида к внешнему миру, об основных направлениях и пределах его активности, о содержании и ценностной иерархии жизненных ожиданий.

Протестант живет для того, чтобы быть орудием Бога и нести Его волю в мир. Для этого он должен подчинить все свое земное бытие преобразованию мира во славу Божью, честно и добросовестно трудиться и добиваться успехов. Вся его жизнь – трудовая, духовная, интимная – должна быть проникнута суровой аскезой и рациональностью.

Идее спасения соответствует его методика, определяющая практические пути достижения религиозного идеала, реальные формы поведения индивида в мире, меру и направления его активности.

Основой протестантской методики спасения является мироотвергающая аскеза, основанная на признании несовершенства и греховности тварного мира, на его решительном отрицании. Отрицание греховного мира естественно предполагает отказ от его благ, сознательное ограничение своих потребностей, обуздание эмоций и подчинение всего образа жизни идее служения Богу.

При отказе от мирских благ и принципов мирского существования вообще, идеалом аскета-христианина является систематизированная деятельность, направленная на преодоление мирских страстей, мешающих сосредоточиться на служении Богу. М. Вебер подчеркивает, что такая аскеза, которую можно назвать потусторонней, ведет к "полному отрешению от “мира”, к разрыву социальных и душевных уз семьи, к отказу от имущества, от политических, экономических, художественных, эротических, вообще от всех тварных интересов".

В качестве примера потусторонней аскезы можно рассматривать христианское монашество, уходящее от мирских дел, однако не отказывающееся от деятельности самой по себе. В рамках этой формы аскезы физический труд, например у христианских монахов, приобретает, но выражению М. Вебера, "гигиеническую" ценность, становится принятым религией средством послушания – отвлечения от мирских страстей. М. Вебер подчеркивает, что западные аскеты-монахи стояли на службе церкви, выполняя в ее интересах практическую работу – будь то непосредственное производство материальных благ или охранительная, инквизиторская, или политическая деятельность. Однако важно, что высший смысл в данном случае имела не деятельность сама по себе, а духовные цели.

Уникальность и историческая значимость протестантизма состоит в том, что в процессе Реформации произошла трансформация потусторонней аскезы в посюстороннюю, или мирскую аскезу, в которой деятельность в миру рассматривается как "обязанность", возложенная на верующего. При всем его несовершенстве, мир является единственным объектом деятельности, направленной на прославление Бога, той особой деятельности, которая "даст аскету возможность достичь тех качеств, к которым он стремится, а они в свою очередь служат выражением милости божьей, в силу которой аскет обретает способность к деятельности такого рода".

М. Вебер подчеркивает, что "принципиальное и систематически непреложное единство мирской профессиональной этики и религиозной уверенности в спасении создал во всем мире только аскетический протестантизм. Только в протестантской профессиональной этике мир в его несовершенстве имеет исключительное религиозное значение как объект исполнения долга путем рациональной деятельности в соответствии с волей надмирного бога". Человек, принадлежащий к тварному миру и несущий в себе все его несовершенство, в аскетическом протестантизме, через свою деятельность становится орудием Бога, исполняющим в миру его волю, его призвание.

М. Вебер особо подчеркивает, что основным содержанием профессиональной деятельности предпринимателя-протестанта не может быть накопление капитала как такового. Напротив, истинный капитализм в веберовском понимании связан с рациональной регламентацией предпринимательской деятельности: "Безудержная алчность в делах наживы пи в коей мере не тождественна капитализму, и еще менее его “духу”. Капитализм может быть даже идентичным обузданию этого иррационального стремления, во всяком случае его рациональному регламентированию".

Главная и сущностная характеристика "духа капитализма" – это стремление к рациональному ведению хозяйства и рентабельности. При этом деятельность в целом ориентирована не на практические, а на идеальные цели – они подчинены идее спасения через аскетическое мирское служение Богу.

Сущностью любой профессиональной деятельности у протестанта является ее рациональный, систематический характер, и этим его трудолюбие отличается от усердия традиционного ремесленника: "Не труд как таковой, а лишь рациональная деятельность в рамках своей профессии угодна Богу. В пуританском учении о профессиональном призвании ударение делается всегда на методическом характере профессиональной аскезы". Акцент на рациональности деятельности объясняется тем, что верующий в каждом событии своей жизни, в особенности профессиональной, усматривает знаки божественного предначертания, возможность оценить свои шансы на избранность и спасенность. Поэтому особое нравственное и религиозное значение для протестанта имеют методический, размеренный образ жизни и стиль повседневного труда. По мнению М. Вебера, протестантизм создает уникальные духовные установки для превращения рациональной калькуляции в универсальную форму отношения как с внешним, так и со своим внутренним миром во всех их проявлениях.

Важнейшим фактором, способствующим становлению капитализма на основе реформаторского религиозного сознания, является признание высокой нравственной ценности занятия бизнесом. При этом постоянное расширение производства приобретает характер морального и религиозного долга – неустанного служения Богу, его прославления повседневным продуктивным и прибыльным трудом и преобразования греховного мира во славу Его.

М. Вебер подчеркивает отличие протестантской профессиональной аскезы от традиционной христианской, выраженной в учении отцов церкви и их интерпретациях Священного Писания. Так, слова апостола Павла "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь" у средневекового теолога Фомы Аквинского трактовались как императив для всего человеческого рода в целом, не распространяющийся на богатых людей, которые и без труда обладают всем необходимым. А протестант Бакстер подчеркивал, что богатство не освобождает от необходимости трудиться, а, напротив, является предпосылкой для еще более интенсивного труда.

Мы уже говорили о значении успеха как знака Божьего благословения. Неудачи, и в особенности бедность, являются, напротив, знаком обреченности на погибель. Однако это не означает, что верующий в случае неудачи может предаваться отчаянию и бросить свои труды – напротив, он все равно должен прилагать все усилия, чтобы служить Богу как можно более прилежно и рационально, ибо внезапно пришедший успех может пробудить надежды на лучшую участь.

Свидетельством успеха является доход, выраженный в деньгах, ибо такое его измерение лучше всего свидетельствует о рациональности деятельности и служит абстрактной мерой для оценки богоугодности разных видов труда. Хотя все профессии равны перед Богом, как подчеркивает М. Вебер, престиж и желательность того или иного рода деятельности определяется его полезностью (как формы служения Богу) и доходностью, поскольку именно уровень дохода говорит об избранности.

Бедность и нищета в протестантской культуре не только не несут позитивных моральных ценностей (как в традиционном христианстве и некоторых других религиях), но и не могут быть поводом для сострадания и тем более для благотворительности. Бедный неудачник отвержен Богом и поэтому от него отворачиваются и люди. Нищие получают не сочувствие и помощь, а презрение, подвергаются преследованиям и гонениям – хорошо известны примеры из книг Ч. Диккенса.

Нравственное и духовное значение дохода в протестантской хозяйственной этике не ограничивается тем, что он является знаком избранности. Доход создает также условия, материальные предпосылки для дальнейшего служения Богу. Протестантская этика предписывает суровую аскезу в быту, отказ от роскоши и развлечений во имя дальнейшего расширения дела. Она не одобряет потребительского использования дохода – то, что нажито, должно быть не растрачено, а, напротив, преумножено во славу Божью. Историческая уникальность протестантской этики, благодаря которой она стала духовной предпосылкой капиталистического предпринимательства, состоит в том, что здесь создаются специфические ценностные ориентации на бесконечное инвестирование, бесконечное развитие производства.

Как обращение к Богу в молитве не может иметь конец, так и служение Ему в миру не знает предела. Верующий не может перестать быть орудием Бога. Поэтому профессиональная деятельность протестанта, предпринимательская в том числе, не может прекратиться. Протестант-предприниматель не может остановиться на достигнутом, удовлетвориться накопленным капиталом, он должен распоряжаться данным Богом богатством исключительно для преумножения славы Божьей, а не для удовлетворения собственных потребностей.

Таким образом, протестантизм создает уникальные духовные стимулы для расширенного воспроизводства, для постоянного наращивания капитала, но не ради богатства самого по себе, а ради умножения славы Божьей и собственной уверенности в спасении.

М. Вебер в рассматриваемой работе описал духовные факторы становления первичного капитализма на Западе. В этот период именно духовная, религиозная мотивация предпринимательской деятельности, ее восприятие с точки зрения религиозного спасения души доминировала над стремлением к наживе, рационализировала его и наделяла религиозным смыслом. В современном западном обществе положение изменилось: страсть к наживе вырвалась из "железного панциря" религиозной регламентации и превратилась в самодовлеющий мотив, в базовую ценность: "В настоящее время дух аскезы – кто знает, навсегда ли? – ушел из этой мирской оболочки. Во всяком случае, победивший капитализм не нуждается более в подобной опоре... В настоящее время стремление к наживе, лишенное своего религиозно-этического содержания, принимает там, где оно достигает наивысшей своей свободы, а именно в США, характер безудержной страсти, подчас близкой к спортивной". Из протестантских этических ценностей лишь "представление о “профессиональном долге” бродит по миру, как призрак прежних религиозных идей". Протестантская этика, заложив духовные основания высокой профессиональной культуры, утратила непосредственное влияние на нее. Как свидетельствуют современные социологические исследования, прямого соответствия между высоким уровнем протестантской религиозности и трудовой этикой не наблюдается, но в целом она выше там, где была более сильная протестантская традиция.

Капитализм уже развивается не на основе религиозной культуры, а на своем собственном базисе. Если первоначально человек со своими целями, ценностями, стремлениями создавал капиталистическое хозяйство, то теперь оно превратилось в колоссальный самостоятельный механизм, формирующий образ мысли и стиль жизни каждого члена общества, навязывающий ему свои нормы и "правила игры".

 

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: