 |
Основные данные шлюпов «Восток» и «Мирный»
|
|
|
|
Предисловия
Е. Е. Шведе. Первая русская антарктическая экспедиция 1819–1821 гг
Первые три десятилетия XIX вознаменовались многочисленными русскими кругосветными плаваниями, большая часть которых была вызвана наличием русских владений на Алеутских островах, Аляске и граничащих с ней побережьях Северной Америки.
Эти кругосветные путешествия сопровождались крупнейшими географическими открытиями на Тихом океане, поставившими нашу Родину на первое место среди всех других государств в области тихоокеанских исследований того времени океанографической науки вообще. Уже во время первых семи русских кругосветных плаваний — И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского на кораблях «Нева» и «Надежда» (1803–1806), В. М. Головнина на шлюпе «Диана» (1807–1809), М. П. Лазарева на корабле «Суворов» (1813–1816), О. Е. Коцебу на бриге «Рюрик» (1815–1818), Л. А. Гагемейстера на корабле «Кутузов» (1816–1819), 3. И. Понафидина на корабле «Суворов» (1816–1818) и В. М. Головнина на шлюпе «Камчатка» (1817–1819) — были исследованы обширные районы Тихого океана и сделаны многочисленные открытия новых островов.
Однако оставались еще совершенно неизученными ни русскими, ни иностранными экспедициями обширные пространства трех океанов (Тихого, Индийского и Атлантического) к югу от Южного полярного круга, в то время объединявшиеся под общим наименованием Южного Ледовитого океана, а также самая юго-восточная часть Тихого океана.
Многие иностранные экспедиции XVIII в. стремились, плавая в этих водах, достичь берегов таинственного материка Антарктиды, легендарные сведения о существовании которого были распространены в географической науке еще с древних времен. Открытию южного материка в значительной мере было посвящено и второе кругосветное плавание (1772–1775) английского мореплавателя капитана Джемса Кука. Именно мнение Кука, доказывавшего в отчете о своем втором плавании, что Антарктиды или не существует, или что ее достичь вообще невозможно, служило причиною отказа от дальнейших попыток открыть шестую часть света, почти полвека вплоть до отправления русской антарктической экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева.
|
|
|
Кук, решительно отрицая наличие южного материка, писал: «Я обошел океан южного полушария в высоких широтах и отверг возможность существования материка, который если и может быть обнаружен, то лишь близ полюса в местах, недоступных для плавания».[1] Он считал, что положил конец дальнейшим поискам южного материка, являвшегося у географов того времени излюбленной темой для рассуждений. В своем послесловии Кук говорит: «Если бы мы открыли материк, мы безусловно в большей степени смогли удовлетворить любопытство многих. Но мы надеемся, что то обстоятельство, что мы его не нашли после всех наших настойчивых исследований, оставит меньше возможности для будущих умозрений (спекуляций) относительно неведомых миров, еще подлежащих открытию».[2]
Подчеркнув успешность экспедиции во многих других отношениях. Кук заканчивает свой труд следующими славами: «уже одного этого будет довольно, чтобы во мнении благожелательных людей считать наше путешествие замечательным, особенно после того, как диспуты о южном континенте перестанут привлекать к себе внимание философов и вызывать у них разногласия».[3]
Таким образом, роковая ошибка Кука имела своим следствием то, что в конце XVIII и в начале XIX в. господствовало убеждение, что Антарктиды вообще не существует, а все районы, окружавшие Южный полюс, представлялись тогда на карте «белым» пятном. В таких условиях была задумана первая, русская антарктическая экспедиция.
|
|
|
Подготовка экспедиции
Составление плана экспедиции. Трудно сказать, у кого зародилась первая мысль об этой экспедиции и кто явился ее инициатором. Возможно, что идея эта зародилась почти одновременно у нескольких наиболее выдающихся и просвещенных русских мореплавателей того времени — Головнина, Крузенштерна, и Коцебу.
В архивных документах первые упоминания о проектируемой экспедиции встречаются в переписке И. Ф. Крузенштерна с тогдашним русским морским министром маркизом де-Траверсе (Головнин в то время находился в кругосветном плавании на шлюпе «Камчатка», из которого он вернулся уже после ухода антарктической экспедиции из Кронштадта).
В письме своем от 7 декабря 1818 г., первом по времени документе, касающемся данной экспедиции, Крузенштерн, в ответ на сообщение о намеченной посылке русских кораблей к южному и северному полюсам, просит у Траверсе разрешения представить свои соображения об организации такой экспедиции.[4]
После этого морской министр поручил составление записок об организации экспедиции как Крузенштерну, так и целому ряду других компетентных лиц, в том числе представителю старшего поколения русских мореплавателей — знаменитому гидрографу вице-адмиралу Гавриле Андреевичу Сарычеву.[5] Среди архивных документов имеется также записка «Краткое обозрение плана предполагаемой экспедиции»,[6] не имеющая подписи, но, судя по ссылкам на опыт только что вернувшегося из кругосветного плавания брига «Рюрик» (пришел в Петербург 3 августа 1818 г.), принадлежащая перу командира последнего — лейтенанту О. Е. Коцебу. По некоторым данным можно полагать, что записка Коцебу является наиболее ранней из всех и она предусматривает посылку из России только двух кораблей, причем разделение их намечалось у Гавайских островов, откуда один из кораблей должен был пересечь Тихий океан на запад — к Берингову проливу, второй — на восток, с целью попытаться приблизиться к Южному полюсу.
31 марта 1819 г. Крузенштерн послал морскому министру из Ревеля свою обширную записку на 14 страницах, при сопроводительном письме.[7] В письме Крузенштерн заявляет, что при его «страсти» к подобного рода путешествиям, он сам просил бы поставить его во главе экспедиции, однако этому препятствует серьезная болезнь глаз, и что он готов составить для будущего начальника экспедиции подробную инструкцию.
|
|
|
В своей записке Крузенштерн касается двух экспедиций — к Северному и к Южному полюсам, причем каждая из них включает по два корабля. Особенное внимание он, однако, уделяет экспедиции к Южному полюсу, о которой он пишет: «Сия экспедиция, кроме главной ее цели — изведать страны Южного полюса, должна особенно иметь в предмете поверить все неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся в оной недостатки, дабы она могла признана быть, так сказать, заключительным путешествием в сем море». Это свое замечание Крузенштерн заключает следующими словами, полными патриотизма и любви к Родине и стремления к ее приоритету: «Славу такого предприятия не должны мы допускать отнять у нас; она в продолжении краткого времени достанется непременно в удел англичанам или французам». Поэтому Крузенштерн торопил с организацией этой экспедиции, считал «сие предприятие одним из важнейших, кои когда-либо предначинаемы были… Путешествие, единственно предпринятое к обогащению познаний, имеет, конечно, увенчаться признательностью и удивлением потомства». Однако он все же «после строгого обдумывания» предлагает перенести начало экспедиции на следующий год, для более тщательной подготовки ее. Морской министр остался неудовлетворенным целым рядом предложений Крузенштерна, в частности относительно отсрочки экспедиции на год и раздельного выхода обеих экспедиций из Кронштадта (министр настаивал на совместном следовании всех четырех кораблей до определенного пункта и последующего их разделения по маршрутам).
Правительство всячески торопило с организацией экспедиции и форсировало ее выход из Кронштадта. В своей записке Крузенштерн намечал и начальников обеих «дивизий», направляемых к Южному и Северному полюсам. Наиболее подходящим начальником «первой дивизии», предназначенной для открытий в Антарктике, Крузенштерн считал выдающегося мореплавателя капитана 2-го ранга В. М. Головнина, но последначальником «второй дивизия», шедшей в Арктику, он намечал О. Е. Коцебу, своим плаванием в северных широтах на «Рюрике» доказавшем его выдающиеся качества мореплавателя и ученого моряка. Ввиду отсутствия Головнина, Крузенштерн предлагал взамен назначить своего бывшего соплавателя капитана 2-го ранга Ф. Ф. Беллинсгаузена, командовавшего тогда одним из фрегатов на Черном море. По этому поводу Крузенштерн писал: «Наш флот, конечно, богат предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех тех, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном».[8]
|
|
|
Правительство, однако, не последовало этому совету, и начальником первой дивизии был назначен ближайший помощник Крузенштерна по кругосветной экспедиции на корабле «Надежда» — капитан-командор М. И. Ратманов, а начальником второй — капитан-лейтенант М. Н. Васильев. Ратманов, незадолго до своего назначения потерпевший кораблекрушение у мыса Скагена при возвращении из Испании, находился в Копенгагене и здоровье его было в расстроенном состоянии. Он просил по этому случаю не посылать его в дальнее плавание, и, в свою очередь, выдвинул кандидатуру Ф. Ф. Беллинсгаузена.
Выбор кораблей. Как уже отмечалось, по желанию правительства обе экспедиции снаряжались в весьма спешном порядке, ввиду чего в состав их были включены не специально построенные для плавания во льдах парусные корабли, а находившиеся в постройке шлюпы, предназначавшиеся для отправления в обычные кругосветные плавания. Первая дивизия состояла из шлюпов «Восток» и «Мирный», вторая из шлюпов «Открытие» и «Благонамеренный». Основные данные этих шлюпов приведены в табл. 1.
Таблица 1
Основные данные шлюпов «Восток» и «Мирный»
В отношении однотипного с «Востоком» шлюпа «Камчатка» В. М. Головнин пишет:[9] «Морское ведомство определило нарочно построить для предназначенного путешествия военное судно по фрегатскому расположению, с некоторыми только переменами, кои были необходимы по роду службы, судну сему предстоящей»; в другом месте он говорит, что «величиною сей шлюп равнялся посредственному фрегату».[10] М. П. Лазарев в письме к своему другу и бывшему соплавателю А. А. Шестакову отмечает, что «Восток» был построен по плану прежних фрегатов «Кастор» и «Поллукс» (постройки 1807 г.), но с тою разницею, что на нем верхняя палуба была сплошная, без разрезных шкафутов. Лазарев считал, что «судно, сие вовсе неудобное к такому предприятию по малой вместительности своей и тесноте как для офицеров, так и для команды».[11] Шлюп «Восток» (как и целая серия однотипных шлюпов «Камчатка», «Открытие», «Аполлон») был построен корабельным инженером В. Стоке (англичанином на русской службе) и на практике оказался мало удачным. Беллинсгаузен сетует на то, что морской министр признал выбор этого шлюпа удачным только потому, что однотипный шлюп «Камчатка» уже находился в кругосветном плавании с В. М. Головкиным, между тем как последний в уже цитированном своем труде жалуется на не вполне удовлетворительные мореходные качества своего шлюпа. Беллинсгаузен неоднократно останавливается на целом ряде конструктивных недостатков шлюпа «Восток» (излишняя высота рангоута, недостаточная прочность корпуса, плохой материал, небрежная работа) и прямо обвиняет Стоке в наличии этих недостатков. Так, по поводу неисправности румпеля он пишет: «неблагонадежность румпеля доказывает нерадение корабельного мастера, который, забыв священные обязанности службы и человечества, подвергал нас гибели».[12] В другом месте, по поводу недостаточной высоты комингсов люков на верхней палубе, он бросает Стоке обвинение в отрыве от практики. «Таковые и другие встречающиеся ошибки в построении происходят более от того, что корабельные мастера строют корабли, не быв никогда сами в море, и потому едва ли одно судно выйдет из их рук в совершенстве».[13] Шлюп «Восток» был построен из сырого соснового леса и не имел никаких особых скреплений, кроме обыкновенных; подводная часть была скреплена и снаружи обшита медью, причем эти работы были выполнены уже в Кронштадте русским корабельным мастером Амосовым. Корпус шлюпа «Восток» оказался слишком слабым для плавания во льдах и в условиях непрерывной штормовой погоды и его приходилось неоднократно подкреплять, перегружать все тяжести в трюм, ставить дополнительные крепления и уменьшать площадь парусности. Несмотря на это, к концу плавания «Восток» сделался так слаб, «что дальнейшие покушения к зюйду казались почти невозможными. Беспрестанное отливание воды изнуряло людей чрезвычайно… Гниль показалась в разных местах, притом и полученные от льдов толчки принудили капитана Беллинсгаузена оставить поиски слишком месяцем прежде и думать о возвращении».[14] «Шлюп имел сильное движение, вадервельсовые пазы, при каждом наклонении с боку на бок, чувствительно раздавались» — пишет Беллинсгаузен 1 декабря 1820 г.[15] Шлюп даже не имел дополнительной («фальшивой») наружной обшивки,[16] чего требовал при подготовке к экспедиции М. П. Лазарев, наблюдавший за снаряжением обоих шлюпов ввиду того, что назначение Беллинсгаузена состоялось лишь за 42 дня до выхода экспедиции из Кронштадта.
|
|
|
Несмотря на такие неудовлетворительные конструктивные и мореходные качества шлюпа, русские военные моряки с честью выполнили сложное задание и полностью завершили обход всего антарктического водного пространства. Беллинсгаузену неоднократно приходилось раздумывать над вопросом, следует ли на столь поврежденном корабле все снова и снова форсировать ледяные поля, но каждый раз он находил «одно утешение в мысли, что отважность иногда ведет к успехам»[17] и неуклонно и твердо вел свои корабли к намеченной цели.
Зато прекрасные мореходные качества показал второй шлюп — «Мирный», построенный русским корабельным мастером Колодкиным в Лодейном поле. Вероятно, проект этого корабля был составлен замечательным русским корабельным инженером И. В. Курепановым, который строил в Лодейном поле однотипный шлюп «Благонамеренный» (всего построил за свою службу 8 парусных линейных кораблей, 5 фрегатов и много мелких судов); Колодкин был только исполнителем этого проекта. Шлюп «Мирный» имел значительно меньшие размеры, и первоначально числился в списках флота в качестве транспорта «Ладога». Он был несколько перестроен, чтобы придать ему внешний вид военного корабля. Кроме того, командир его, прекрасный практик морского дела лейтенант М. П. Лазарев, приложил много стараний в подготовительный период перед отправлением в дальнее плавание, чтобы улучшить мореходные качества этого шлюпа (он был снабжен второй обшивкой, сосновый руль был заменен дубовым, были поставлены добавочные крепления корпуса, такелаж был заменен более прочным и т. д.), построенного, правда, из хорошего соснового леса с железным креплением, но рассчитанного для плавания в Балтийском море. М. П. Лазарев дает положительную оценку своему шлюпу: однотипные «Мирный» и «Благонамеренный», по его словам, «оказались впоследствии самыми удобнейшими из всех прочих как по крепости своей, так вместительности и покою: один лишь недостаток против «Востока», и «Открытия» был ход», и далее: «своим же шлюпом я был очень доволен», и «стоя в Рио-де-Жанейро, капитан Беллинсгаузен почел за нужное для скрепления «Востока» прибавить ещё 18 книц и стандерсов; «Мирный» же ничем не жаловался».[18] И Беллинсгаузен и Лазарев неоднократно сетуют на то обстоятельство, что в обе дивизии были включены по два совершенно разнотипных корабля, значительно друг от друга отличающиеся по скорости хода. Беллинсгаузен пишет по поводу переименования транспорта «Ладога» в шлюп «Мирный»: «не взирая на сие переименование, каждый морской офицер видел, какое должно быть неравенство в ходу с шлюпом «Востоком», следовательно, какое будет затруднение оставаться им в соединении и какая от сего долженствовала произойти медленность в плавании».[19]
Лазарев выражается более резко: «для чего посланы были суда, которые должны всегда держаться вместе, а между прочим такое неравенство в ходу, что один должен беспрестанно нести все лисели и через то натруждать рангоут, пока сопутник ело несет паруса весьма малые и дожидается? Эту загадку предоставляю тебе самому отгадать, а я не знаю».[20] А загадка разрешалась малой морской опытностью тогдашнего морского министра Траверсе, приведшего сначала Черноморский флот, которым он командовал, а затем и весь русский флот к упадку по сравнению с предшествующим блестящим периодом Ушакова и Сенявина, и последующим, не менее славным, периодом Лазарева, Нахимова и Корнилова.
Лишь благодаря изумительному морскому искусству М. П. Лазарева шлюпы ни разу не разлучались за все время плавания, несмотря на исключительно плохие условия видимости в антарктических водах, темные ночи и непрерывные штормы. Беллинсгаузен, представляя еще в пути из Порт-Жаксона командира «Мирного» к награждению, особенно подчеркивал именно это неоценимое качество М. П. Лазарева.
|
|
|
