Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Помари, король острова Отаити




С отаитянами приехали два матроза, которые поселились на сем острове и живут своими домами. Один из них американец Виллиам остался с американского судна, служил несколько времени Российско-Американской компании, знает всех чиновников в нашей колонии и выучился говорить по-русски наречием того края, отправился на английском судне на остров Нукагиву, где в заливе Анны-Марии женился на прекрасной молодой островитянке. Проживши там недолго, при первом удобном случае, с женою на американском судне переехал на мирный остров Отаити, где нынешний владетель Помари дружелюбно принял его, отвёл приличное место для построения дома, и Виллиам проводит золотые дни в собственном своём жилище, в 75 саженях от взморья на берегу Матавайской гавани. Я его взял на шлюп «Восток» переводчиком. Другой матроз был англичанин. Лейтенант Лазарев взял его также переводчиком, на шлюп «Мирный». Они объявили нам, что жители островов Общества миролюбивы, благонравны и все приняли христианскую веру.

 

Вид острова Отаити

Мы приуготовились на случай неприязненной встречи: пушки и ружья были заряжены, фитили на местах, караул усилен, никто из жителей не имел права взойти на шлюпы без позволения, и к сему сначала были допущены только одни начальники. Потом, видя кротость и спокойствие отаитян, я позволил всем без изъятия всходить на шлюпы. Тогда в самое короткое время они уподобились муравейникам: островитяне наполняли палубы, каждый с ношей ходил взад и вперёд, иные предлагали плоды, желая скорее променять, а другие рассматривали приобретенные от нас вещи. Я приказал закупать все плоды, не отвергая самые малополезные коренья кавы, дабы каждый островитянин, возвратясь домой, был доволен своим торгом. В числе торгующих и посетивших нас мы имели удовольствие видеть и женщин.

Всё съестное, как-то: апельсины, ананасы, лимоны, отаитские яблоки, бананы садовые и лесные, кокосовые орехи, хлебный плод, коренья таро, ямс, род имбиря, арорут, кава, курицы и яйца островитяне променивали на стеклярус, бисер, коральки, маленькие зеркальца, иголки, рыбьи крючки, ножи, ножницы и проч. Мы всё купленное сложили в один угол и служителям позволено было есть плоды по желанию.

В час пополудни посетил нас английский миссионер Нот, прибывший на острова Общества с капитаном Вильсоном в путешествии его в 1797 году. С того времени Генри Нот безотлучно на сих островах просвещает жителей христианскою верою. Он сказал нам, что король едет на шлюпы; для каждого из нас видеть его было любопытства достойно; все стремились к шкафуту, повторяя: «вот он едет». Двойная лодка, в которой сидел король, приближалась медленно; на высунутых горизонтально передних частях сей лодки (подобных утиным носам) был помост и на сем месте сидел Помари.[282] Сверх коленкоровой белой рубахи на нём был надет кусок белой ткани, в которой проходила голова сквозь нарочито сделанную прорезь, а концы висели книзу, сзади и спереди. Нижняя часть тела завёрнута была куском белого коленкора с поясницы до самых ступней. Волосы спереди острижены, а задние от темя до затылка свиты в один висячий локон. Лицо смуглое, впалые чёрные глаза с нахмуренными густыми чёрными бровями, толстые губы с черными усами и колоссальный рост придавали ему вид истинно королевский.

 

Завтрак отаитского короля

На задней части лодки под крышею, наподобие верха наших кибиток, сидела королева, десятилетняя её дочь, сестра и несколько пригожих женщин. Королева была завёрнута от грудей до ступней в белую тонкую ткань, сверх которой на-брошен, наподобие шали, кусок белой же ткани. Голова обстрижена и покрыта навесом из свежих кокосовых листьев, сплетённых наподобие употребляемого у нас зонтика для защиты глаз от яркого света. Приятное смуглое лицо её украшалось зоркими маленькими глазами и маленьким ртом. Она среднего роста, стан и все части тела весьма стройны, от роду ей 25 лет, имя её Тире-Вагине. На дочери было европейское ситцевое платье, на сестре одежда такая как на королеве, с тою разностью, что пестрее. Свита состояла из нескольких пригожих девушек. Все прочие женщины также были в белом или жёлтом платье с красными узорами, похожими на листья, и, равно как и все островитяне, имели на голове зелёные зонтики, сплетённые из свежих листьев. Гребцы сидели на своих местах и гребли малыми вёслами.[283] Расстояние от берега было не велико, лодки скоро пристали к шлюпу «Восток». Король взошёл первый, подал мне руку и подождал на шкафуте, доколе взошло всё его семейство. Я пригласил в каюту, и они сели на диваны. Король повторял несколько раз рушень, рушень (русские, русские), потом произнес имя Александра и, наконец, сказав: «Наполеон», — засмеялся. Сим, конечно, он желал выразить, что дела Европы ему известны. Королева, сестра её и прочие девушки осматривали все, между тем пальцы их были также заняты: они ощупывали материи на диване, стульях, сукно и наши носовые платки.

Миссионер Нот, зная совершенно отаитянский язык, сделал нам одолжение, служил переводчиком в разговоре с королём. Я пригласил его отобедать с нами, извиняясь, что будет мало свежего, а всё солёное. Король охотно согласился остаться и, улыбаясь, сказал: «Я знаю, что рыбу всегда ловят при берегах, а не на глубине моря». За стол сели по приличию: первое место занял он, по правую его сторону королева, потом Нот и Лазарев, по левую сторону дочь и я. Сестра королевы не рассудила сесть за стол, а избрала себе место у борта по удобности, она нянчила маленького наследника островов Общества. Король и все его семейство ели охотно и запивали исправно вином. Как вода у нас была из Порт-Жаксона, следовательно, не совсем свежая, то король приказал одному островитянину подать кокосовой воды; островитянин, принеся кокосовых орехов, искусно отбил молотком верхи оных, и король, который пил воду, смешивая с вином, при сем беспрестанно обтирал пот, катившийся с здорового лица его. Когда пил несмешанное вино, при каждом разе, по обряду англичан, упоминал чьё-либо здоровье, наклоняя голову и касаясь рюмкой о рюмку. Отобедав, спросил сигарку, курил и пил кофе. Между тем приметил, что художник Михайлов его срисовывает украдкою; чтоб он был покойнее, я подал ему мой портрет, нарисованный Михайловым. Он изъявил желание, чтобы его нарисовали с сим портретом в руке; я ему отвечал, что ежели желает быть нарисован, держа чьё-либо изображение, я дам несравненно приличнейшее, и вручил ему серебряную медаль с изображением императора Александра I, чем он был весьма доволен.

В то время, когда художник Михайлов рисовал с Помари, королева взяла грудного сына своего от сестры, кормила его грудью при всех, без малейшей застенчивости. Из сего видно, что на острове Отаити матери не стыдятся кормить детей грудью при зрителях и исполняют нежнейшую свою обязанность.

Я повёл короля в палубу, показал в деке пушки, канаты и прочие вещи и тогда же велел ему салютовать пятнадцатью выстрелами. Он был крайне доволен сею почестью, однако ж, при каждом выстреле, держа мою руку прятался за меня.

После обеда посетили нас главный секретарь короля Поафай, его брат Хитота (которого считают хорошим военным начальником) и один из чиновников — хранитель общественного кокосового масла, собираемого в пользу Библейского общества. Каждый из сих моих гостей, когда случалось быть со мною наедине, уверял, что он истинный мой друг, и потом просил или носового платка, или рубахи, ножика, топора; прежде всего, я дал им по серебряной медали и не отказывал ни в чём, ибо имел много разных вещей, назначенных единственно для подарков и вымена съестных припасов. Вельможи сии предпочитали грок обыкновенному тенерифскому вину, вероятно, по той причине, что крепость выпиваемого ими грока зависела от их произвола.

В 5 часов подъехала другая королевская лодка, на коей привезли мне от Помари подарки, состоящие из четырёх больших свиней, множества кокосовых орехов, толчёного ядра сих орехов, завёрнутого в листья хлебных плодов сырых и печёных, коренья таро и ямсу печёного, бананов обыкновенных и горных, отаитских яблоков и несколько сахарного тростника. Не имея почти ничего свежего, кроме неприятных с виду куриц, оставшихся от похода, которые одна у другой вышипали перья и хвосты, мы вдруг чрезвычайно разбогатели, ибо ко множеству вымененных съестных припасов присоединились полученные в подарок от короля, и даже нас затеснили и занимали много времени на убирание оных. Таковое изобилие во всём и приязненное обхождение отаитян весьма понравилось нашим матрозам. Они с островитянами непрестанно брали друг друга за руки, повторяя: «юрана, юрана!», что означает приветствие.

В 6 часов вечера король отправил королеву и всех к ней принадлежащих на своей двойной лодке, а сам еще остался; все островитяне разъехались. Когда совершенно стемнело и Помари пожелал возвратиться на остров, я изготовил свой катер, назначил лейтенанта Демидова на руль, велел поставить два зажженных фальшфейера на нос катера для освещения. При прощании король меня просил, чтоб положил бутылку рому в катер, и сказал мне, что у него на острове делали ром и могут делать много, но как отаитяне употребляя крепкий напиток, беспокойны, то он вовсе запретил приуготовлять ром, невзирая, что сам принадлежит к числу первых охотников до сего напитка. При отбытии катера от шлюпа, зажгли на носу оного два фальшфейера и тотчас для увеселения короля пустили 22 ракеты; некоторые были с звёздочками.

Лейтенант Демидов по возвращении сказал мне, что катер пристал за мысом Венеры прямо против дома короля, который был сим весьма доволен, просил лейтенанта Демидова несколько подождать и вскоре сам явился с подарками; отмерил ему восемь, а каждому гребцу по четыре маховых сажени отаитской материи, сделанной из коры хлебного дерева.

23 июля. Еще солнечные лучи не осветили мачт наших, а уже со всех сторон островитяне на лодках, нагруженных плодами, старались каждый наперёд пристать к шлюпу. Но как нам нужен был простор, чтобы заняться вытягиванием стоячего такелажа, — островитяне весьма стесняли нас на шлюпе и могли мешать производству работ, — то для избежания сего я приказал клерку Резанову взять разного рода вещей на ялик, оттянуться за корму и там производить мену. На шлюп велел впускать только одних почётных господ Эри.[284] Сим средством отвлекли мы стечение народа за корму; там окружали ялик разные лодки, наполненные островитянами обоего пола; все старались променять свои вещи по желанию.

Мы преимущественно выменивали кур и лимоны. Сии последние я мел намерение посолить впрок для служителей и употреблять вместо противуцынготного средства в больших южных широтах.

В 8 часов утра я с лейтенантом Лазаревым поехал на берег к королю, его секретарю Поафаю и к миссионеру Ноту. Мы вошли прямо на берег у дома Нота. Дом сей построен на взморье, лицом к заливу. Застали хозяина, и он познакомил нас с своею женою. Молодая англичанка привыкла к уединенной жизни; хотя не красавица, но имеет дар сократить скучный образ жизни Нота. Оба они, выехав из Англии, не желают ныне возвратиться в своё отечество, считают себя счастливее на острове Отаити.

Миссионер Нот обязал нас, приняв на себя труд, проводить к королю. Мы пошли вдоль по песчаному взморью к мысу Венеры, где нашли художника Михайлова и астронома Симонова, окруженных множеством островитян обоего пола и различного возраста. Художник Михайлов занимался рисованием вида Матавайской гавани, а астроном Симонов — поверкою хронометров, на самом том месте, где капитан Кук, Бенкс и Грин наблюдали, за 51 год пред сим, прохождение Венеры и с такою точностью определили долготу сего мыса. Я пригласил художника Михайлова итти с нами, надеялся, что он увидит предметы, достойные его кисти. Отсюда нам надлежало переехать речку, которая течёт с гор и, извиваясь на Матавайской равнине, впадает, в море. Старуха, стоявшая по другую сторону речки, по просьбе Нота вошла в воду по колено, пригнала к нам лодку, в которой потащила нас к противоположному берегу, и в награду за труд получила две нитки бисера, чему весьма обрадовалась.

Мы вышли на берег, прямо в кокосовую рощу. Невзирая, что солнце было уже очень высоко, за густотою листьев пальмовых дерев лучи его редко местами проникали, образуя в воздухе светлые косвенные параллельные пути свои. В тени высоких пальмовых дерев мы подошли к королевскому дому; он обнесён вокруг дощатым забором в 2 1/2 фута вышины.

Мы перешли посредством врытых в землю с обеих сторон толстых колод, вышиною в половину забора, который необходимо нужен, чтобы оградить дом от свиней; они ходят на воле и питаются упавшими с дерев плодами и кокосовыми орехами. Сделав несколько шагов, мы прошли сквозь дом, длиною около 7, шириною около 5 сажен. Крыша лежит на трех рядах деревянных столбов; средний ряд поставлен перпендикулярно, а два крайних, не выше шести фут, имеют наклон внутрь, покрыты матами; крыша состоит из двух наклонных плоскостей, покрыта листьями дерева, называемого фаро. В горнице по обеим сторонам стояли широкие кровати на европейский образец, и были покрыты жёлтыми одеялами.

Из дома мы опять перешли чрез забор в другую сторону, где возле Малого домика, на постланных на земле матах, король с своим семейством сидел, сложив ноги, и завтракал поросячье мясо, обмакивая в морскую воду, налитую в гладко обделанных черепках кокосовых орехов. Завтракающие передавали кушанье из рук в руки, ели с большою охотою, облизывая пальцы; оставшиеся кости бросали собаке. Вместо воды пили кокосовую воду из ореха, отбив искусно верх оного топориком. В левой стороне от сего места островитянин приуготовлял кушанье из хлебного плода и кокоса; в правой возле самого дома стоял разный домашний прибор.

Король, пожав нам руки, сказал: «юрана». По приказанию его принесли для нас низенькие скамейки, ножки коих были не выше шести дюймов, каждому подали стеклянный бокал, полный свежей кокосовой воды. Сей прохладительный напиток весьма вкусен. Разговоры наши были обыкновенные: здоровы ли вы, как нравится вам Отаити и сему подобное. Между тем художник Михайлов, отошед шагов на шесть в сторону, срисовывал всю королевскую группу, сидящую за завтраком. Прочие островитяне окружали художника Михайлова, сердечно смеялись, и о каждой вновь изображаемой фигуре рассказывали королю.

Когда завтрак кончился, король вымыл руки и нас оставил с королевою. Возвратившись, взял меня за руку и повёл в малый домик, шириною в 14, длиною в 28 фут. Домик сей разгорожен поперёк на половине длины. Та половина, в которую мы вошли, служила кабинетом. К одной стене поставлена двуспальная кровать, а у другой, на сделанных полках, лежали английские книги и свёрнутая карта земного шара; под полками стоял сундук с замком и шкатулка красного дерева, подаренная английским Библейским обществом.

Я приметил, что присутствие миссионера Нота не нравилось королю, и он поспешил запереть дверь; потом показал свои часы, карту, тетрадь начальных правил геометрии, которой он учился с английской книги, и что понимал, списывал в сию тетрадь на отаитском языке. Вынул из шкатулки чернильницу с пером и лоскутом бумаги, подал мне, прося написать по-русски, чтоб подателю сей записки отпущена была бутылка рому. Я написал, чтоб посланному дать три бутылки рому и шесть тенерифского вина. В сие время вошли Нот и Лазарев. Король смутился, поспешно спрятал записку, чернила, бумагу, геометрическую тетрадь и переменил разговор.

Побыв недолго у короля мы последовали за миссионером Нотом извилистою тропинкою в тени лимонной и апельсинной рощи. Сии плодоносные деревья, под открытым небом, в благорастворённом климате, растут, как другие деревья, без всякого от островитян попечения.

Мы видели несколько опрятных домиков, и в один растворённый зашли. В доме не было никого; посредине стояла двуспальная кровать, покрытая опрятно жёлтым одеялом; над изголовьем в крыше за жердью положено было евангелие. Небольшая скамейка на низких ножках, камень, которым растирают кокосовые орехи, и несколько очищенных черепков сих орехов составляли весь домашний прибор счастливых островитян. Съестные припасы их почти беспрерывно в продолжение года готовы на деревьях, когда им нужны — снимают; нет никакой надобности заготовлять в запас и беречь для будущего времени. Вероятно, хозяева сего дома уверены в неприкосновенности собственности каждого, совершенно покойно полагаясь на честность соседей, оставили жилище свое. Где, кроме как на острове Отаити, можно сие сделать и потом не раскаиваться?

Прошед ещё несколько далее по тропинке, между кустарниками и небольшим лесом, мы достигли к церкви; она построена наподобие королевского дома; по середине во всю длину проход между деревянных по обеим сторонам поставленных скамеек, к одной стороне сделана на четырёх столбах, вышиною в пять фут, окружённая перилами кафедра с которой миссионер проповедует слово божие. Вообще по внутреннему строению церковь подобна реформаторской.

Из церкви мы вышли на взморье и, прошед к востоку с полмили, достигли к дому секретаря Паофая. Врытые в землю колоды, как выше упомянуто, и теперь способствовали нам перейти чрез низкий дощатый забор. Одна сторона дома была на взморье, во внутренности мы увидели молодую прекрасную отаитянку, жену Паофая, сидящую с подругами своими на постланных на землю матах; она кормила грудью своего ребёнка; все были одеты весьма чисто в белое отаитское платье, за ушами имели цветы. Паофая не было дома.

Миссионер Нот показал нам весьма чистую спальню, в коей стояла двуспальная кровать, покрытая жёлтым одеялом с красными узорами, столик и на оном шкатулка. Добродушная хозяйка, по просьбе Нота, отворила шкатулку и показала нам хранящуюся в оной книгу; в сию книгу все дела, заслуживающие внимания, записываются на отаитском языке весьма хорошим почерком. Миссионер Нот выхвалял дарования сего островитянина. Потомство, конечно, ему будет благодарно за таковое хорошее начало истории островов Общества, а имя его останется незабвенно в летописях острова Отаити. При прощании я подарил жене Паофая несколько пар серёжек, а подругам её каждой по одной паре. Они казались довольны нашим посещением и подарками; рассматривали серёжки, подносили их к ушам.

Время уже было за полдень, мы пошли назад тою же дорогою, несколько оную сократили тем, что островитяне на плечах перенесли нас чрез речку. В доме миссионера Нота отдохнули и освежились кокосовою водою. Вода сия, когда свежа, при усталости в знойный день кажется лучше всех существующих известных напитков.

Мы встретились на мысе Венере с капитан-лейтенантом Завадовским и астрономом Симоновым; первый съезжал на берег для прогулки после сорокадневной простудной болезни, чтоб подышать береговым бальзамическим воздухом в тени пальмовых и других цветущих дерев; у мыса Венеры мы сели в катер и отправились на шлюп «Восток».

После обеда король приехал к нам со всем семейством и приближёнными. Хотя я приказывал пускать, на шлюп одних начальников, однако сего невозможно было исполнить, ибо сами начальники приводили островитян, называя их своими приятелями, просили, чтоб их пустить; таковых гостей в продолжение дня набралось много. Угощение наше было обыкновенное. Нет ни одного отаитянина или отаитянки, которые бы не выпили с большим удовольствием грок, а как весьма часто графины осушались, и при каждом таковом случае я приказывал моему денщику Мишке вновь наполнять оные, то нередко оставлял графины на довольное время пустыми, дабы не беседовать с пьяными островитянами. Желание пить преодолевало их терпение. Король и некоторые чиновники сами начали кликать: «Миса! Миса!» и когда он на призыв их приходил, показывали, что графины пусты. Он брал графины поспешно, но возвращался медленно, и то с весьма слабым греком. За таковую хитрость они его не полюбили и считали весьма скупым. Когда по просьбе их я им что дарил, и приказание о сем делал кому-нибудь иному, они радовались, а когда приказывал денщику, чтоб подал такую-то вещь, неудовольствие обнаруживалось на их лицах, и они повторяли: «Миса! Миса!». Таким образом он навлёк на себя неблагорасположение знатных людей острова Отаити.

Сегодня я представил королю двух мальчиков, пришедших ко мне на острове Матеа.[285] Он их расспрашивал, смеялся и передразнивал когда они с ужасом вспоминали, рассказывая, как были преследуемы людоедами, делали все те кривляния, которые островитяне обыкновенно делают при своих празднествах и когда едят взятого пленника. Чрез переводчика Виллиама мы вернее узнали причину несчастного приключения четырёх мальчиков. Они с острова Анны занесены крепким ветром к острову Матеа; их было всех 10 человек; вскоре после сего пристали лодки с острова Тай, жители коего называются вагейту. Они перебили всех прежде приехавших и, по беспрестанной между ними вражде, всех съели, кроме сих четырёх, которые спаслись в кустах во внутренности острова; а жители с острова Тай, не видя неприятелей, отправились. Усмотрев приближающиеся европейские суда, мальчики обрадовались, ибо от родственников слыхали, что европейцы обходятся ласково и людей не едят, и потому спешили к мысу, делали знаки, чтоб с судов увидели. Я предоставил им на волю остаться на шлюпе или на острове Отаити. Коль скоро они объявили желание остаться на острове, я поручил старшего покровительству Паофая, а младшего, его брату военному начальнику. Лейтенант Лазарев привезённых им двух мальчиков оставил в покровительство двух других начальников.

Мальчики нашли на острове Отаити своих земляков с острова Анны[286] и весьма обрадовались, увидя их. Старший подвёл одного ко мне и сказал, что он с острова Анны; когда я в том усомнился, он показал на теле испестрения, которые были такие же, как у него и какие я видел на ляжках у приезжавшего к нам с острова Нигири. Из сего заключаю, что лодка на острове Нигири была там для промысла с острова Анны.

К 8 часам вечера число гостей наших весьма умножилось; чтоб их несколько занять, я приказал пустить с юта 20 ракет разных родов. Король при сем явлении всегда прятался за меня. По окончании забав все разъехались довольны и, прощаясь с нами, повторяли: юрана! юрана!

Капитан-лейтенант Завадовский и прочие офицеры, бывшие сегодня на берегу, не могли довольно нахвалиться честностью и дружелюбным обхождением островитян. Каждый из них старался услужить нашим путешественникам, быть их проводником. Лейтенант Демидов оставался весь день на берегу у налития пресной воды, пристал с барказом прямо к песчаному взморью, от мыса Венеры к югу на полмили. В шестидесяти саженях от сего места вдоль берега протекает речка; наливание производилось весьма успешно. Отаитянские мальчики охотно входили в речку, наполняли анкерки и доставляли к берегу. Нашим матрозам оставалось только носить бочонки к гребным судам, и они едва успевали ходить взад и вперёд. Островитяне изъявляли служителям свою благоприязнь и гостеприимство, приглашали их в ближние дома, угощали кокосовыми орехами и апельсинами.

Миссионер Нот и лейтенант Лазарев приехали ко мне завтракать на шлюп «Восток» в 8 часов утра, и вскоре потом я с ними отправился на берег, чтоб осматривать место бывшего морая.[287] Оно находится от мыса Венеры к западу на 2 1/2 мили. Море было тихо, мы скоро переехали сие расстояние и пристали к берегу в гавани Тоархо, где капитан Блей стоял на якоре в 1788 году; не дошед до морая, мы остановились у так называемой королевской церкви. Она обнесена забором в 2 1/2 фута вышиною; земля вокруг вымощена камнем. Миссионер Нот приказал отворить двери и открыть ставни; мы вошли в сие большое здание коего длина 70 футов, а ширина 50 футов; крыша держалась на трёх рядах столбов из хлебного дерева, средний ряд стоял перпендикулярно, а боковые два, коих вышина вполовину средних, наклонены несколько с обеих сторон внутрь строения; верхние концы крайних столбов вырезаны наподобие вилок глубиною в 6 дюймов; в сии вырезки вложена на ребро толстая доска вдоль всего строения. На средний ряд столбов положены брусья; на среднем брусе и досках, ребром поставленных, к крайним столбам, утверждены стропила, на ребро же поставленные, поперек оных жерди из лёгкого дерева, искусно сплетённые верёвками из волокон кокосового и хлебного дерева. Сия кровля покрыта листьями дерева фаро. Здание оканчивается к обоим концам полукругом. Вместо железа или гвоздей всё связано разноцветными верёвками весьма искусно и красиво. Бока во всю длину обиты досками, для света сделаны продолговатые окна, которые задвигаются ставнями. К северной стороне для проповедников три возвышенных места, каждое на четырёх столбах. Скамейки поставлены поперёк церкви в два ряда, а посередине проход, точно так, как в прежде описанной церкви. Внутренность украшена, по обыкновению отаитян, разноцветными тканями, которые прицеплены кое-как к жёрдочкам и стропилам, составляют необыкновенное, но приятное украшение. В построении сего большого здания видны лёгкость и крепость, нет лишнего, тяжёлого или какого-нибудь недостатка. Сие служит доказательством природного остроумия и искусства островитян.

Миссионер Нот повёл нас к тому месту, где прежде был морай, огромное и великого труда стоившее здание, которое описано капитаном Куком; мы удивились, когда нашли только груду камней; по принятии христианской веры островитяне разрушили морай.

Потом мы шли вдоль берега к западу в тени кокосовых и душистых дерев хлебного плода; прошед около мили, увидели на взморье в маленьком открытом шалашике на постланных чистых рогожах сидящего старика высокого роста, одетого в белое платье. Бледность лица, впалые глаза и щёки доказывали, что он с давнего времени удручён болезнью. Его окружали дети; старшей дочери было около тринадцати, а сыну около пяти лет; они подали нам, по приказанию его, низенькие скамейки, и мы сели. Миссионер Нот объявил, что мы капитаны военных шлюпов российского императора Александра, простираем плавание Южным океаном для обретения неизвестных стран. Старик спросил, не желаем ли мы после усталости укрепиться пищей, но мы с признательностью отказались. Тогда велел принести свежих кокосовых орехов. Слуга, отбив искусно верх каждого ореха нарочно для сего сделанным топориком из самого крепкого дерева, подносил каждому из нас по ореху. Прохладная кокосовая вода утолила жажду и подкрепила силы наши. При прощании я подарил дочери зеркало и несколько ниток разноцветного бисера, а сыну ножичек и зеркальце. Старик, коего имя Меноно, любил своих детей; за ласку к ним на бледном лице его изображалось чувство благодарности. Он управляет островом и первый вельможа при короле; в шалашике сидит у взморья единственно для дневного морского прохладительного ветра. В сарае у Меноно мы видели несколько небольших пушек и 24-фунтовых каронад.

На обратном пути к катеру дорогою заворотили в большой сарай где строилась двойная лодка; нижние части её из цельного дерева, называемого апопе, которое вырубают на горах; верхняя часть лодок из хлебных деревьев, которые сплачивают, сшивают верёвками весьма плотно и залепляют смолою. Вместо стругов для очищения деревьев употребляют кораллы; в сем же сарае было множество колод из бамбу в 2 1/2 фута длины, в 2 и 2 1/2 дюйма в диаметре, для сохранения кокосового масла, пожертвованного жителями в пользу распространения христианской веры, на издержки для печатания библии и прочего. Миссионер Нот ожидал судно из Порт-Жаксона с бочками, в которые вливают сие масло, и доставляют в Лондон. Кроме сего, приносят также в дар немало арроруту.[288]

Возвратясь к катеру, мы отправились на шлюп «Восток». Ветр и течение были тогда прямо от шлюпов; идучи сею струею, удивлялись великому множеству плывущих апельсиновых корок, брошенных с двух шлюпов, и утешались, что служители пользуются таким изобилием плодов.

В то время, когда мы осматривали королевскую церковь, капитан-лейтенант Завадовский зашёл к Паофаю, где застал всех домашних его, занимающихся разными рукоделиями: одни красили ткани, другие починивали оные, подкладывая куски той же ткани, а прочие приготовляли красную краску, которую составляют из маленьких ягод, содержащих в себе желтый сок; из ягод выжимают сей сок на зелёный древесный лист и, завернув, мнут пальцами, доколе обратится в красную краску, на что потребно весьма мало времени. Ягоды сии величиною с наши вишни, цветом жёлто-красноватые.

Добродушная хозяйка показывала, каким образом они склеивают свои ткани. Клей, род крахмала, составляется из арорута, весьма много наружностью похожего на картофель, но несколько желтее. Его размачивают, а потом приготовляют клейкость, подобную крахмалу. Молодая прекрасная хозяйка потчевала капитан-лейтенанта Завадовского и художника Михайлова, по обыкновению отаитян, свежею кокосовою водою. Каждый из них при прощании дарил её за ласковое гостеприимство.

К обеду король со всеми приближёнными приехал на шлюп «Восток». После обеда изъявил желание быть у лейтенанта Лазарева на шлюпе «Мирном». Для сего подали к борту двойную королевскую лодку. Женщины поместились в кормовой части; Помари, несколько начальников, я и два офицера заняли места на передней площадке лодки. Хотя море было совершенно гладко, как зеркало, однако лодка от большого числа дородных людей едва держалась на поверхности вод.

Лейтенант Лазарев принял гостей и отвёл их в свою каюту, где угощал любимым их напитком — гроком. Король скоро проголодался и приказал из находящихся за кормою лодок подать печёных кореньев таро и ямсу. Лейтенант Лазарев, увидя сие, велел подать несколько жареных куриц, и все гости ели весьма охотно, невзирая, что недавно на шлюпе «Востоке» обедали.

Королева, нашед случай быть наедине с лейтенантом Лазаревым, просила дать ей бутылку рому, и когда он сказал, что послал к королю, она отвечала: «он всё выпьет один и мне ни капли не даст»; после сего приказано дать ей две бутылки рому.

Когда гости наши осматривали пушки на шлюпе «Мирном», их более всего занимали рикошетные выстрелы.

По множеству прибывших с берега посетителей, я скоро возвратился на шлюп. Всех чиновников, жён их потчевали чаем, шоколадом и вареньем; но они всему предпочитали грок. Когда кому удавалось быть со мною наедине, каждый уверял меня, что мне истинный друг, и просил подарка, невзирая, что его уже прежде дарили.

Обыкновение сие вошло со времён капитана Кука, оттого, что он, Форстер, Грин, Валлис и многие офицеры имели по необходимости каждый своих друзей, которые их оберегали и не давали в обиду другим островитянам. С того времени и поныне отаитяне, видя большую выгоду быть европейцу другом для подарков, при первой встрече говорят на английском языке слова: «You are my friend» (ты мой друг); а потом: «give me a handkerchief» (дай мне платок).

Мена продолжалась обыкновенным образом, только куриц привозили меньше и просили за них дороже; свиней же, которых на острове много, мы ни одной не могли купить оттого, что король наложил запрещение (табу) на свиней по следующей причине: на острове Эимео миссионеры строили небольшой бриг; король рассчитывал, что он имеет долю в сем судне, потому что лес и другие пособия даны им; но когда бриг был готов, тогда ему предложили оный купить за 70 тонн свинины. На сие предложение король Помари согласился и запретил подданным своим есть и продавать свиней.

25 июля. В воскресенье солнце взошло уже высоко, но ни один островитянин к нам не приехал, мы сему крайне удивились. Переводчик Виллиам объяснил нам, что они все были в церкви.

По окончании работ на обоих шлюпах отпустили половину числа служителей на берег с тем, чтобы вымыли своё бельё, а потом гуляли сколько кому угодно.

Капитан-лейтенант Завадовский, лейтенант Лазарев, я и почти все офицеры с обоих шлюпов поехали в церковь. Сойдя на берег, мы увидели около домов только одних детей, а все взрослые островитяне отправились на молитву. Когда мы пришли, церковь уже была полна. Королева несколько подвинулась и дала мне место сесть. Все островитяне были весьма чисто одеты, в лучших праздничных белых и жёлтых нарядах, вообще все на голове имели зонтики, а у женщин, кроме того, сверх уха воткнуты белые или красные цветы. Все с большим вниманием слушали христианское поучение миссионера Нота; он говорил с особым чувством. Вышед из церкви, островитяне поздоровались с нами; все разошлись по домам, а мы пошли к катеру. После обеда офицеры с обоих шлюпов ездили на берег, их принимали дружелюбно и потчевали кокосовою водою. Некоторые из островитян для воскресного дня не принимали подарков.

Таковое строгое наблюдение правил веры относительно бескорыстия в народе, у коего еще не могло совершенно изгладиться из памяти дикое, необузданное самовольство, почесть можно примерным.

26 июля. Сегодня островитяне при произведении мены больше всего требовали серёжек, которых сначала отнюдь выменивать не хотели, почитая их бесполезными. А как серьги можно иметь в карманах, то при каждом отправлении на берег я брал по нескольку пар с собой, дарил ими знатных женщин, и они серьги надевали в уши. Другие островитяне, увидя сие украшение и желая равняться в нарядах с знатными, приезжали сами или присылали своих родственников, чтоб выменивать непременно серьги, так что мена сегодня была отлично выгодна и у нас серёг, наконец, не стало, невзирая, что оных было много.

Король со всеми своими приближёнными обедал у меня; после обеда подарил мне три жемчужины несколько крупнее горошинки и просил чтобы я показал подарки, которые намерен ему послать. Вещи сии он уже и прежде неоднократно видел, но просил, чтобы оных не отсылать доколе не пришлёт своего поверенного, и отправить, как смеркнется дабы никто из подданных не приметил. Вероятно, Помари опасался что чиновники, увидя подарки, пожелают сами иметь часть оных или будут завидовать его отличному богатству в приобретенных европейских вещах. Подарки сии состояли в красном сукне, нескольких шерстяных одеялах, фламском полотне, полосатом тике, платках пёстрых, ситце разного узора, зеркалах, ножах складных, топорах, буравах и стеклянной посуде. Все сии вещи принадлежали к числу отпущенных с нами Адмиралтейством для подарков народам Великого океана. Помари более нуждался в белом коленкоре и миткале, ибо его одежда состояла единственно из сих тканей; за неимением оных, я принуждён был подарить ему некоторые из своих простынь, которым он более обрадовался, нежели прочим вещам. Все вообще подарки доставлены к нему, когда было темно.

27 июля. Король и все островитяне знали, что мы налились уже водою и совершенно готовы сняться с якоря, а потому с утра все спешили что-нибудь выменять, привозили разные изделия свои, которые выменяны и доставлены нами в музеум государственного Адмиралтейского департамента.

В продолжение нашего пребывания при островах Отаити мы выменяли столько апельсинов и лимонов, что насолили оных впрок по десяти бочек на каждый шлюп. Нет сомнения, что сии плоды послужат противуцынготным средством; прочих осталось еще много, хотя не было запрещения оных есть всякому, сколько угодно; кур также осталось немало.

Сегодня посетил нас король с приближёнными. Он мне вручил посылку к государю императору с сими словами: хотя в России есть много лучших вещей, но сей большой мат работы моих подданных, и для того я оный посылаю. Потом Помари дарил всех офицеров. Капитан-лейтенанту Завадовскому положил в карман две жемчужины и сверх сего подарил ему большую белую ткань; лейтенантам Торсону, Лескову и другим дарил также ткани. Каждый из них с своей стороны старался отблагодарить короля разными подарками.

По просьбе моей Помари сдержал слово своё и доставил на шлюп «Восток» шесть свиней, на шлюп «Мирный» четыре, множество плодов и кореньев, годных для употребления во время похода. Переводчик Виллиам, несмотря на запрещение, доставил на шлюп «Восток» четыре свиньи, за что, равно и за труды по должности переводчика, я его щедро одарил европейскими вещами и платьем, также порохом и свинцом, потому что он имел ружья. Во время последнего свидания с королём, я ему крайне угодил, надев на верного его слугу красный лейб-гусарский мундир и привеся ему через плечо мою старую морскую саблю. Подарок сей отменно был приятен слуге, и он занимался своею новою одеждою.

Нас по

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...