МАРКО ПОЛО. Венецианский путешественник XIII века

Глава 3

МАРКО ПОЛО. Венецианский путешественник XIII века

 

И Кинсай (Гуаньчжоу) – величайший город в мире, такой огромный, что я не решаюсь даже описать его, но я много встречал в Венеции людей, которые бывали в нем… И если кто‑ нибудь захочет рассказать о размерах и многочисленных чудесах этого города, то клянусь, что ему не хватит толстой пачки бумаги. Ибо это величайший и благороднейший город, самый лучший для торговли из тех, что имеются в мире.

Одорик из Порденона

 

Давайте мысленно перенесемся в 1268 год. В тот год не случилось никаких крупных событий, но нас они и не интересуют. Как и сейчас, Венеция располагалась на берегах своей лагуны, и город (как давным‑ давно подметил Кассиодор) был похож на гнездо морской птицы, плавающей на мелководье, или на корабль, стоящий в порту на якоре, но только в море чувствующий себя дома, – самый гордый во всем западном мире город. Взять хотя бы его географическое положение. Венеция, расположившаяся во главе Адриатики, на пол пути между Востоком и Западом, на главном морском торговом пути Средневековья, эта средиземноморская пристань, выдвинута, однако, так далеко на север, что попадает почти в самый центр Европы. В гавани Венеции сходились все торговые пути, как сухопутные, так и морские, по которым шли груженные товарами лошади или плыли парусные суда. Купеческие корабли, привозившие в Европу шелк и пряности, камфору и слоновую кость, жемчуг, благовония и ковры из Леванта, а также из жарких стран, расположенных за ним, не могли миновать венецианский порт. Плыли ли купцы из Египта мимо низких берегов Нила или тряслись на верблюдах до Александрии, шли ли через богатые и красивые земли Персии и через Сирийскую пустыню в Антиохию и Тир, пробирались ли медленно в составе длинного, растянувшегося узкой цепочкой каравана по горам Центральной Азии и по южному берегу Каспийского моря в Трапезунд, или плыли по Черному морю и Дарданеллам – местом их назначения всегда была Венеция. Только Константинополь соперничал с ней, и Константинополь был ею побежден. Венеция, как огромный магнит, притягивала к себе богатства Востока. Из Венеции они на лошадях пересекали Альпы по перевалам Бреннер и Сен‑ Готард и оказывались в Германии и Франции, а случалось, что были перегружены на галеры, перевозились через Гибралтарский пролив и доставлялись в Англию и Фландрию[4]. А когда галеры и вьючные лошади возвращались назад, они везли металлы из Германии, меха из Скандинавии, тонкую шерсть из Англии, сукно из Фландрии и вина из Франции.

Природа наградила Венецию местоположением, которому не было равных, остальное же довершили ее жители. В начальные годы своего существования Венеция боролась с влиянием Константинополя на востоке и папы и императоров Священной Римской империи на западе, обращаясь за подмогой то к одному, то к другому, но всегда оставаясь независимой. Когда же венецианцам предлагали стать подданными того, другого или третьего, они отвечали так: «Бог, наш помощник и покровитель, сотворил нас, чтобы мы жили среди этих вод. Венеция, которую мы возвели на берегах лагуны, наша всемогущая обитель, и ее не могут тронуть ни власть императора, ни воля князя. Венеция может, в случае угрозы, удалиться на свои острова и, словно в насмешку, начать обстреливать хлебом осаждающие ее войска, которые хотят задушить ее голодом»[5]. Венецианцы понимали, что их процветание зависит от моря и торговли с Востоком, чьи яркие цвета расцвечивали венецианскую жизнь и воспламеняли сердца ее жителей. Они были восточным и одновременно западным народом, любили горячо и воевали горячо, но вечно плели интриги и правили, сохраняя ледяное спокойствие. Мало‑ помалу они захватили кусок побережья, лежащий позади их лагуны, все время держа под уздой сарацинских и славянских пиратов, чьи корабли наводили ужас на все Средиземноморье. Затем они объявили войну далматинским пиратам и захватили все побережье Далмации. Венецианский дож стал герцогом Далматинским. «Адриатическое море, – писал летописец, – справедливо называют Венецианским княжеством, а венецианцы зовут его „Венецианским заливом“». В Венеции был создан величественный обряд символического обручения с морем, во время которого звучали гордые слова: «Славим тебя, о море, в едином, истинном и вечном Боге! »

 

Венеция была красавицей невестой,

Ни взять, ни соблазнить никто ее не мог.

Когда же мужа подыскать себе решила,

То море вечное в супруги избрала.

И море, казалось, посчитало этот выбор

За честь и подчинилось ей.

 

А затем пришло время Крестовых походов, когда страны Европы забыли о своих ссорах и обрушились на мусульман, которые захватили святые места их веры. Люди со всех земель шли под знаменем креста, и башни Иерусалима стали для них более реальными, чем Вавилонская башня. А Венеции представилась, наконец, возможность осуществить свою заветную мечту. Она снабдила крестоносцев кораблями, лоцманами, полководцами и солдатами – все это за весьма кругленькую сумму, – а когда пришло время делить добычу, потребовала, чтобы ей предоставили в каждом завоеванном городе Палестины и Сирии одну церковь, одно помещение для ее торгового дома и право беспошлинной торговли. Но самым большим подарком судьбы стал для нее 4‑ й Крестовый поход, когда престарелый одноглазый дож Энрико Дандоло под предлогом того, что крестоносцы не могут заплатить оговоренную ранее сумму за перевозку их войск по морю, использовал этих вояк себе во благо и завоевал сначала Зару, которая осмелилась восстать против Венеции, а затем и своего древнего, единственного соперника – саму бессмертную Византию. Правда, когда венецианцы послали крестоносцев на захват Зары, папа римский проклял их, но какое это имело для них значение? Они разграбили Константинополь и привезли оттуда четырех огромных позолоченных коней в город святого Марка – тот самый город, который сравнивали с пещерой разбойников, набитой захваченными в плен ле‑ вантийцами, и который хранил священное тело святого Марка, вывезенное из Александрии около четырех столетий назад в бочке с солониной, чтобы оно не попало в руки мусульман. Теперь в соборе Святой Софии служил мессу венецианский патриарх. Венеция получила гордый титул «правительницы половины с четвертью Римской империи» (эти слова гремели как фанфары), и дож, задрапированный в алый плащ, словно римский император в тогу, повелевал теперь четырьмя морями – Адриатическим, Эгейским, Мраморным и Черным. Венецианские торговые конторы раскинулись по всему побережью Леванта, в Триполи и в Тире, в Салониках, Адрианополе и Константинополе, в Трапезунде на Черном море и даже в Каффе в далеком Крыму, откуда начиналась дорога в загадочную Россию. Крит, Родос и Кипр принадлежали ей, вся торговля с Востоком должна была идти через Венецию, и только через нее. Другие торговые города Италии боролись с ней, и Генуя чуть было не стала ее достойным соперником, но в 1258 году и повторно в 1284 году Венеция полностью разгромила генуэзский флот. Городу «моря без рыбы, гор без лесов, мужчин без веры и женщин без стыда» не дано было свалить коней святого Марка[6]. В 1268 году Венеция возвышалась над всеми своими противниками. Византия ходила у нее в судомойках, а Левант лежал у нее под пятой.

Летописец не ошибался, приводя описание могущества Венеции: «Далмация, Албания, Румыния, Греция, Трапезунд, Сирия, Армения, Египет, Кипр, Кандия, Апулия, Сицилия и другие страны и королевства были плодоносящими садами и гордыми замками нашего народа, в которых он находил для себя удовольствия, выгоду и безопасность… Венецианцы бороздили моря, и пересекали их во всех направлениях, и плавали во всех местах, где только текла вода, и покупали товары во всех странах, и свозили их в Венецию. И в Венецию приезжали северные германцы и баварцы, французы и ломбардцы, тосканцы и венгры и все люди, живущие торговлей, и развозили эти товары по своим странам».

Неудивительно поэтому (как позже отмечал один путешественник), что венецианцы гордились тем, что правят миром, а когда у венецианца рождался сын, говорили друг другу: «На свет народился еще один господин! »

И разве не справедливо было высказывание, гласящее, что Венеция является самым гордым городом на земле, благородным городом, который по праву является красивейшим в нашем веке. Для королей торговли, которым платил дань великолепный Восток, жизнь в том славном году, 1268‑ м от Рождества Христова, казалась справедливой и прекрасной. В тот год торговцы в своих огромных каменных домах, омываемых водами каналов, проверяли по счетным книгам, сколько у них накопилось мешков с гвоздикой, мускатным орехом и его шелухой, корицей и имбирем из Индии, шахмат из слоновой кости из Индокитая, серой амбры с Мадагаскара и мускуса с Тибета. В тот год продавцы драгоценных камней устанавливали цены на алмазы Голконды, рубины и ляпис‑ лазурь Бадах‑ шана и жемчуг Цейлона, а торговцы шелком складывали в подвалы рулоны шелка, муслина и парчи из Багдада и Йезда, Малабара и Китая. В тот год молодые кавалеры на Риальто (надушенные и разодетые, каждый из которых, подобно Антонию Шекспира, владел кораблем, направлявшимся сейчас в порт где‑ нибудь в Леванте) сталкивались локтями с представителями всех наций, слушали рассказы путешественников, побывавших во всех землях, и на рассвете плавали по каналам в гондолах (не черных, как в наши дни, а разноцветных и увешанных шелком), приветствуя утро своими песнями, а рыжеволосые венецианки, которых несколько столетий спустя так любил рисовать Тициан, сновали вверх и вниз по мраморным лестницам своих дворцов, облачившись в платья из персидской парчи и умастив свои маленькие ручки арабскими благовониями.

В тот год чиновник венецианской таможни по имени Мартино да Канале (как и Чосер вслед за ним) стал уделять больше времени не счетам, а составлению на прекрасном французском языке («ибо именно французский язык является самым изящным среди языков мира, приятен для чтения и для чего бы то ни было») хроники своего города. Эта хроника, подобно панихиде Ариэля, была посвящена морю и событиям, происходившим на море, и «его чувство было так велико, что он, казалось, сам растворился в элементах, которыми любовался». Однако в летописи Канале нет ничего похожего на шторма и громы «Одиссеи» – красивые слова сверкают в ней, словно солнечные блики на воде Средиземного моря, и постоянно, словно припев, повторяется фраза: «Погода была ясной и хорошей… и, когда они вышли в море, матросы поставили паруса, и корабли с распущенными парусами помчались по морю, обгоняя ветер», ибо значительная часть истории Венеции творилась на палубах кораблей. Это к тому же рассказ, исполненный гордости, поскольку Канале был (и прекрасно понимал это) гражданином отнюдь не захолустного города.

«Я хочу, – пишет он, – чтобы все и каждый узнали о трудах венецианцев, о том, кем они были, откуда пришли и кем стали и как они создали благородный город, называемый Венецией, который в наши дни является самым красивым в мире. И я хочу, чтобы те, кто живет сейчас, и те, кто придет позже, знали, как был построен этот благородный город, и как он наполнился богатством и роскошными вещами, и как могуч владыка венецианцев, благородный дож, и какие аристократы живут в нем, и какие удальцы эти венецианцы, и как они совершенны в своей вере в Иисуса Христа и в подчинении святой церкви, требования которой они свято соблюдают. В этой благородной Венеции не осмеливается поселиться ни один еретик, ростовщик, убийца, вор или грабитель. И я сообщу вам имена всех дожей, правивших Венецией, в том порядке, в каком они сменяли друг друга, и что они совершили во славу святой церкви и своего благородного города. И я назову вам имена благородных капитанов, которых благородные дожи посылали в свое время покорять своих врагов, я расскажу вам и об их победах, ибо это как раз то, что нужно… В год 1267‑ й от Рождества Христова, во времена господина Ренье Зено, высокочтимого дожа Венеции, я трудился и корпел, пока не нашел древней истории венецианцев, откуда они появились и как построили благородный город, называемый Венецией, который сейчас является прекраснейшим и приятнейшим городом в мире. Товары текут в этот благородный город, совсем как вода течет из источника, и через него и вокруг него и во всех местах, кроме домов и улиц, течет соленая вода; и, когда горожане уезжают в другую страну, они могут вернуться в свои дома по суше или по морю, как им заблагорассудится. Со всех сторон стекаются сюда товары и купцы, которые покупают товары, какие захотят, и увозят их в свои родные страны. В городе изобилие пищи, хлеба и вина, наземной и речной дичины, свежего и соленого мяса, морской рыбы и речной рыбы… Вы найдете в этом прекрасном городе много мужчин благородного происхождения, в Изобилии стариков, и молодых щеголей, и купцов среди них, которые покупают и продают, а также менял и умельцев, владеющих всеми ремеслами на свете, и моряков всякого рода, и судов, на которых они плавают во все страны, и галер, на которых они громят своих врагов. И в этом прекрасном городе живет много благородных дам, женщин и девушек, очень богато одетых»[7].

Случилось так, что в Венеции в 1268 году был избран новый дож, которого звали Лоренцо Тьеполо, и в честь его вступления в должность перед дворцом на площади Святого Марка было устроено шествие всех венецианских гильдий. Мартино да Канале стал свидетелем грандиозного события и описал его в своей книге. Сначала в гавани рядами прошли корабли – пятьдесят галер и других судов, команды которых выкрикивали с палуб приветствия. Затем двинулись представители различных гильдий: первыми шли богатые купцы с гирляндами на головах и знаменами и трубами в руках, за ними – торговцы мехами, облаченные в венецианскую парчу и алый шелк, с мантиями из горностаевого и беличьего меха, за ними – богато разодетые ткачи и десять самых лучших портных в белом с алыми звездами. Затем прошли суконщики, неся в руках оливковые ветви, а на головах – оливковые венки, за ними двигались производители фланелевых тканей в одеяниях, сшитых из изготовленных своими руками тканей, которые были оторочены мехом; после них шли изготовители стеганых изделий с гирляндами из позолоченного бисера, облаченные в белые одежды, расшитые лилиями. Все они шли по четверо в ряд, а перед ними бежали маленькие дети, которые распевали песни. Затем шли изготовители вышитых золотом тканей, облаченные в эти самые ткани, и их слуги тоже были в костюмах из ткани, вышитой золотом или пурпуром; за ними шли производители ножей в шелках и мясники в алом, продавцы рыбы в одеждах, отороченных мехом и украшенных гирляндами, парикмахеры, перед которыми ехали два всадника, одетые как странствующие рыцари, и шли четыре пленницы в непривычных глазу одеждах. Затем шли стекольщики в алых одеяниях, подбитых беличьим мехом, и в капюшонах с золотой бахромой, с богатыми гирляндами из жемчуга, неся в руках бутыли и кубки знаменитого венецианского стекла, а также изготовители гребней и фонарей с клетками, полными птиц, которых они собирались выпустить на свободу в присутствии дожа; за ними шли златокузнецы с венками и ожерельями из золотых и серебряных бусинок, сапфиров, жемчугов, алмазов, топазов, гиацинтов, аметистов, рубинов, яшмы и карбункулов. Мастера и слуги были пышно разодеты, и почти у всех капюшоны были украшены золотой бахромой и гирляндами из позолоченных бисеринок. Представителей каждой гильдии сопровождала своя собственная группа музыкантов; мастера несли с собой серебряные чаши с вином, и все маршировали стройными рядами, распевая баллады и приветственные песни, и по очереди салютовали дожу, выкрикивая: «Да здравствует наш господин, благородный дож Лоренцо Тьеполо! » Гильдия за гильдией двигались во всем своем великолепии, и смотреть на них было не менее приятно, чем слушать. Праздник продолжался целую неделю, и в процессии поучаствовали все. Канале превзошел самого себя, поскольку очень любил официальные церемонии, он посвящает проходу, приветствиям и уходу каждой гильдии целый абзац, и все это описание зачаровывает нас, напоминая балладу в прозе с повторяющимся рефреном в конце каждого стиха:

 

Неужели все они жили в Венеции,

Где владыками были купцы,

Где покоится Марк и где дож наш венчался

С этим морем, бросая кольцо?

 

Разве мог кто‑ нибудь усомниться, слушая, как священники собора Святого Марка приветствуют дожа: «Побеждай, Христос, правь, Христос, повелевай, Христос. Наш милостивый сеньор, избранный герцогом Венеции, Далмации и Хорватии, и повелитель половины с четвертью Римской империи, наш спаситель, честь, жизнь и победитель», – что Венеция, соперница Рима и покорительница Константинополя, – это самый лучший, самый красивый, самый богатый и самый влиятельный город в мире?

И все‑ таки это было не так. Слушайте же и судите сами. В нескольких тысячах миль от Венеции, за морями и землями Азии, немного южнее реки Янцзы и неподалеку от моря, стоял город Кинсай, или Гуаньчжоу, столица империи Сунь, которая владела Южным Китаем, еще (в 1268 году) не завоеванным кочевниками[8]. Как и Венеция, Кинсай стоял на берегу лагуны, и его пересекали многочисленные каналы. Его окружность составляла сотню миль, и это не считая пригородов, раскинувшихся вокруг него, и не было в нем ни клочка земли, который не был бы плотно заселен. Кинсай имел двенадцать больших ворот, и каждый из двенадцати кварталов, лежащих за этими воротами, был больше всей Венеции. Главная улица Кинсая была шириной шестьдесят метров и протянулась из одного конца города в другой. Через каждые шесть с половиной километров на ней располагалась большая площадь, на которой стояли дома, дворцы с садами и многочисленные лавки, где мастера, члены двенадцати крупных ремесленных гильдий, продавали свои изделия. Параллельно главной улице проходил главный канал, по берегам которого стояли каменные склады купцов, торговавших с Индией. Двенадцать тысяч каменных мостов были перекинуты через городские каналы, и те, что находились над главными каналами, были такими высокими, что под ними свободно проходили парусные суда, а по мосту в это время сновали повозки и лошади. На рынках жители торговались с продавцами дичи и персиков, морской рыбы и рисового вина со специями, а в подвальчиках окружавших рынки домов можно было купить пряности, лекарства и шелка, жемчуг и все виды товаров, созданных руками человека. Вдоль улиц Кинсая фланировали знатные горожане и купцы, облаченные в шелк, а самые красивые в мире женщины, в черных волосах которых виднелись нефритовые булавки, а у гладких щечек качались сережки из драгоценных камней, неспешно проплывали мимо в расшитых носилках[9].

В одном конце этого города располагалось красивое озеро (значимое для китайской истории и до сих пор одно из самых красивых мест на земле). По нему были разбросаны покрытые лесом островки, на которых стояли павильоны с очаровательными названиями «Вид с озера», «Бамбуковая комната», «Дом восьмерых гениев» и «Истинное удовольствие». Сюда, как и в Венеции, жители приезжали развлечься на лодках, где из легких перегородок были сооружены своеобразные каюты, стены которых увешаны шелками и красиво расписаны цветами и горными видами. Глядя из окна, жители Кинсая могли с одной стороны любоваться панорамой города, его дворцами, храмами, монастырями и садами, а с другой – водным пространством, усеянным красочными прогулочными лодками, над которыми звучали высокие чистые голоса людей и звуки музыкальных инструментов, эхом отдававшиеся в горах. У нас нет места, чтобы описать дворец императора, с его садами и парками, раскрашенными павильонами и рощами, где придворные дамы охотились с собаками на птиц, а устав от развлечений, сбрасывали с себя одежды и купались в озере, где их тела напоминали стаю серебристых рыб. Но необходимо сказать несколько слов о джонках, которые входили в гавань, расположенную в тридцати восьми с половиной километрах выше по реке, и о больших караванах судов, которые приходили в Зейтун (вероятно, это современный Сямынь), главный порт провинции. Сюда из портов Леванта ежегодно привозилось в сто раз больше перца, чем во все христианские страны, вместе взятые. Из стран Индокитая и Индии сюда шли пряности, алоэ и сандаловое дерево, кожура мускатного ореха, ароматическое вещество нард, слоновая кость и различные богатства, описать которые невозможно. Эти товары, вместе с мускусом из Тибета и рулонами шелка из всех городов Манси^{2}, грузились на большие джонки и вывозились на острова Ост‑ Индии и за их пределы. Паруса этих джонок надувал ветер, пропахший пряностями, и нес их к Цейлону. Здесь купцы из Малабара и больших торговых городов Южной Индии грузили на них свои товары и продавали арабским купцам, а те, в свою очередь, венецианцам в том или ином порту Леванта.

Европейцы, видевшие Зейтун и другие китайские морские порты в более позднее время, утверждали, что никто, даже венецианцы, не мог представить себе того обилия торговых судов, которые плавали по восточным морям и заполняли собой китайские гавани. Все они в один голос утверждают, что Кинсай, вне всякого сомнения, был самым красивым, самым богатым и самым благородным городом в мире. Для жителей Кинсая Венеция была бы всего лишь небольшим пригородным поселком, а Левант – задним двором. Весь Восток был для них местом торговли, а китайская цивилизация возникла за несколько сотен лет до того, как на месте Венеции появилась кучка глинобитных домиков, в которых обитали рыбаки.

Но Кинсай был не единственным крупным городом Китая, не имевшим соперников по своей красоте и чудесам. В трех днях пути от него стоял Сугуи, который теперь называется Сучжоу. Он также располагался по берегам большого канала и имел окружность тридцать два километра. Толпы людей наполняли его улицы – среди них множество лекарей, философов и колдунов. В этом городе имбирь водился в таком изобилии, что за одну серебряную венецианскую монету можно было купить сорок фунтов имбиря, шелк же производился в таком количестве, что все горожане носили одежду из шелка, а суда, доверху нагруженные им, уходили в море. Под властью Сугуи находилось шестнадцать богатых городов, где процветали торговля и искусство. Если вы не видели Гуань‑ чжоу, то могли сказать, что в мире нет города, равного Сугуи, – ни Венеция, ни Константинополь, ни какой другой город не шли ни в какое сравнение с ним. Сами китайцы, увидев богатство и красоту Кинсая и Сугуи, выражали сомнение в том, что в небесных чертогах удовольствий имеются похожие на них места, и гордо произносили следующий стих:

 

Пусть где‑ то есть рай наверху,

У нас же здесь Ганьч и Су.

 

Но в 1268 году в Венеции никто даже не подозревал о том, что в тех краях, где встает солнце, существует город Кинсай. В тот год на берегу моря стоял мальчик, который, как и Канале, любовался процессией венецианских гильдий. Ему суждено было навек соединить в умах людей эти два города – худощавому парнишке четырнадцати лет по имени Марко Поло, который вечно отирался у пристаней и приставал к иноземцам с просьбами рассказать о тех землях, откуда они прибыли в Венецию. Он с жадностью впитывал их рассказы и откладывал их в своей живой памяти, ибо его любопытство было ненасытным, однако наибольший интерес вызывали у него рассказы о кочевниках.

К тому времени татаро‑ монголы подчинили себе восток и запад. Их император правил в Пекине, владел Северным Китаем, Кореей, Монголией, Маньчжурией и Тибетом, а Индокитай и Ява платили ему дань. Воинственные племена захватили Центральную Азию, под их влиянием находились Туркестан и Афганистан. Золотая Орда владела Кавказом, довлела над Россией и рядом территорий Сибири. Кочевники подчинили своему влиянию Персию, Грузию, Армению и часть Малой Азии. Когда в 1259 году умер великий Менгу‑ хан, его империя простиралась через всю Азию и Восточную Европу, от Хуанхэ до Дуная. Ничего подобного ей не было в мире. К 1268 году империя степняков раскололась на четыре царства, но по‑ прежнему это был один народ. Отношение людей запада к татаро‑ монголам в это время было очень интересным. Сначала они боялись кочевников, считая их новым бичом божьим, подобно Аттиле и его гуннам. Татаро‑ монголы вторглись в Польшу, разгромили многие города Венгрии, и казалось, вот‑ вот обрушатся, словно бурная река в половодье, на страны Запада и поглотят их: Но волна нашествия откатилась назад. Постепенно Запад избавился от предубеждения, ужаса перед кочевниками и стал с надеждой смотреть на них, надеясь обрести союзника против старых врагов, мусульман. Христиане Запада знали, что татаро‑ монголы сокрушили власть мусульман на просторах Азии и что у них нет четко определенной веры; кочевники проявляют интерес ко всем верованиям, которые встречали на своем пути. И Запад решил, что татаро‑ монголов можно будет обратить в христианство и они станут воевать бок о бок с крестом против ненавистного полумесяца. Появилась странная легенда о пресвитере Иоанне, христианском короле‑ священнике, правящем где‑ то в самом сердце Азии, да и небольшие группы несториан в то время еще существовали в Восточной Азии.

Всесильные ханы и западные монархи стали обмениваться посольствами, кроме того, в Монголию отправились несколько больших францисканских миссий. Эти люди были не только миссионерами, но и этнологами и географами в душе. Они оставили нам бесценные заметки о странах, которые им удалось посетить. В славном 1268 году о Центральной Азии было известно уже довольно много, ибо в 1245 году папа римский послал туда итальянского монаха Джованни Плано Карпини, а в 1251 году другой монах, Вильям Рубрук, «французский Флеминг», был отправлен туда Людовиком Святым, королем Франции. Они добрались до самого Каракорума, крупного города на границе Северного Китая, хотя в сам Китай они не попали. Эти монахи привезли в Европу бесчисленные истории о кочев‑ никах‑ завоевателях, которые везли за собой на телегах юрты и пили кумыс. Они рассказывали о могуществе хана и о том, как ласково он принял западных путешественников и с каким интересом слушал их рассказы о христианской вере. Эти рассказы были уже известны по всей Европе, и Марко Поло тоже их знал.

Марко всегда говорил о татаро‑ монголах и расспрашивал больше всего о них. У него была причина интересоваться ими. Это (как мы уже говорили) был славный год 1268‑ й, а восемь лет назад (некоторые, впрочем, утверждают, что пятнадцать) его отец, Николо Поло, и дядя Маффео уехали в «Татарию» и пропали там. Они были богатыми купцами и, нагрузив свой корабль товарами, отправились в Константинополь, а оттуда решили рискнуть и поехать торговать в Золотую Орду, кочевавшую севернее Черного моря. Поэтому они добрались до Крыма, где у них был торговый дом в Солдайе, и, взяв с собой дорогие драгоценные камни, ибо они торговали этими камнями, погрузили их на лошадей и отправились к хану западных кочевников. Это все, что было известно венецианцам, ибо из Солдайи пришли известия об их отъезде в Орду, но назад они не вернулись. Поэтому Марко Поло, проводя все свои дни на пристани, хватал моряков за рукав и расспрашивал о диких всадниках, пивших кумыс, и об их шаманах и табунах скота, а расспрашивая, думал о том, живы ли его отец и дядя, или они навечно сгинули в бескрайних степях. А пока он слушал рассказы моряков, а дож Тьеполо наблюдал за процессией гильдий, а чиновник Канале подсчитывал, сколько денег поступило в качестве пошлины, или писал древнюю историю Венеции, оба брата Поло с караваном мулов и верблюдов медленно и устало пробирались по горам Центральной Азии, направляясь в золотой Самарканд, славившийся многолюдными базарами, и все ближе и ближе подходили к границе Европы. В следующем, 1269 году они добрались до Акра и, сев там на корабль, наконец вернулись домой.

Они рассказывали удивительные вещи, которые завораживали гораздо сильнее всего того, что худощавый мальчик слышал на пристани. Поло быстро продали свои камни и провел год в резиденции хана кипчакской Золотой Орды на великой реке Волге. Потом между этим ханом и ханом, который правил Персией, вспыхнула война, и дорога назад оказалась отрезанной. Но недаром Марко унаследовал свое любопытство от отца – ни один венецианец не откажется посетить неведомые земли и найти новые рынки сбыта своих товаров, поэтому братья Поло решили поехать дальше на Восток и посетить хана Центральной Азии Чагатая и, возможно, вернуться в Константинополь каким‑ нибудь другим, еще неизведанным путем. Они с трудом пробирались по равнинам, населенным лишь кочевыми племенами, которые жили в юртах и пасли свои стада, пока, наконец, не добрались до благородного города Бухары. Они, должно быть, шли вдоль реки Амударья (по‑ латыни называвшейся Оксус), и мы хотим привести здесь прекрасное описание этой реки из поэмы Мэтью Арнольда «Сораб и Рустем», только Поло двигались не в ту сторону, куда текла река, а наоборот.

 

Величественный Оксус выплывал,

Бурля и рокоча, из мглы низины

Под ледяным сияньем ярких звезд

И устремлялся радостно вперед

В огромную Хорезмскую пустыню.

Луною одинокой путь его

Был озарен, к звезде Полярной

Сверкающий, могучий Оксус тек.

Но вдруг пески дорогу преграждают

И рассекают русло на ручьи.

Напрягши силы, Оксус средь песков

И островов, поросших камышом,

С трудом великим путь себе находит…

Уж он не тот, каким из колыбели

Своей памирской несся он, клокоча

В ущельях среди скал, но наконец

Он слышит шелест волн, давно желанный.

И гладь морская, дом его родной,

Предстала перед ним, плеща лениво.

Со дна морского, накупавшись всласть,

Поднялись звезды, и небесный свет

Сияньем озарил простор Арала.

 

Три года прожили братья Поло в Бухаре, но однажды сюда прибыло посольство, которое возвращалось из Персии к хану Кублаю, правившему в далеком Китае. Главу посольства поразили таланты и обаяние братьев Поло, которые к тому времени уже свободно говорили на местном наречии, и он убедил их отправиться с ним к великому хану. Хан Кублай еще никогда не видел западного человека и (как уверял глава посольства) примет их с честью. Они не были бы венецианцами, если бы отказались от такого приглашения, и, взяв с собой своих венецианских слуг, отправились в Китай. Целый год они ехали по самому центру Азии и добрались, наконец, до великого хана Кублая. Много лет спустя Марко описал, с их слов, как их принял хан: «Будучи представленными великому хану Кублаю, путешественники оказались приняты им с милостью и присущим ему дружелюбием, а поскольку они были первыми латинянами, которые появились в его стране, в их честь устраивались пиры и им оказывались всяческие знаки внимания. Заведя с ними приятную беседу, он с искренним интересом стал расспрашивать их о западных областях мира, об императоре римлян и других христианских королях и князьях… в первую очередь он расспрашивал их о папе, о делах церкви, о религиозном культе и доктрине христианства. Хорошо зная этот предмет, они дали исчерпывающие ответы на все его вопросы, а поскольку они свободно говорили на языке хана, то использовали приятные для слуха выражения, и великий хан, высоко оценив их, часто приглашал их к себе»[10].

В конце концов великий хан решил послать этих двух умных чужеземцев на их родину, с посольством к папе, попросив его выделить сто ученых людей, которые научили бы кочевников молиться Христу, а также поделиться священным маслом из лампады, которая горит на гробнице Христа в Иерусалиме. Он снабдил братьев Поло золотой табличкой, которая должна была служить им в качестве пропуска и благодаря которой им должны были везде оказывать гостеприимство и помогать переезжать из одного города в другой во всех владениях хана. Так они отправились в обратный путь.

Но по пути им встретились многочисленные трудности и опасности, как они рассказывали, «ужасный холод, снег, лед и разливы рек», и они добрались до Акра только через три года, в апреле 1269 года. Здесь узнали, что папа умер в прошлом году, а нового еще не успели избрать. Поскольку они не могли выполнить возложенное на них поручение хана, они решили побыть дома и вернулись в Венецию. Здесь Николо узнал, что его жена, которую он оставил с маленьким ребенком на руках, умерла, оставив сына Марко, того самого юношу, который любит бродить по пристаням и расспрашивать моряков о дальних странах.

Этот чудесный рассказ Марко выслушал из уст вновь обретенного отца и дяди. Но впереди его ждали еще более интересные события. Два года Поло прожили дома, ожидая, когда выберут нового папу, чтобы доставить ему письмо великого хана, но, так и не дождавшись выборов, решили вернуться на Восток, опасаясь, что хан решит, что они его обманули. На этот раз они взяли с собой Марко, теперь уже совсем взрослого юношу шестнадцати или семнадцати лет, серьезного и наблюдательного не по годам. Но, когда они добрались до Айяса, расположенного на берегу залива Скандерун, до них дошла весть, что папой Григорием был избран Теобальдо ди Пьяченца, а поскольку он уже знал об их миссии, то они со всей возможной скоростью вернулись в Акр и взяли у него письма для хана (перед этим они побывали в Иерусалиме и запаслись там священным маслом). Папа послал с ними двух доминиканских монахов, «людей образованных и знакомых с наукой, а также выдающихся теологов», хотя хан просил прислать ему сотню таких людей. В ноябре 1271 года они снова покинули Акр. Доминиканцы хотя и были великими теологами, но души имели заячьи, и, когда до них дошли слухи, что в том районе Армении, через который лежал их путь, вспыхнула война, они поскорее вручили письма папы венецианцам, отдали себя под покровительство рыцарей тамплиеров и бросились назад, к побережью и безопасности. Поло, «не боявшиеся никаких опасностей и трудностей, к которым они уже давно привыкли», продолжили свой путь без них. Святой Франциск в райских кущах, несомненно, очень потешался над святым Домиником, поскольку монахи его ордена никогда не тряслись над своей шкурой, храбро добираясь до жаркой Индии и холодных областей Центральной Азии. Легко себе представить, какие замечания отпускал жирный Вильям Рубрук по поводу бегства знатоков теологии.

Повествование о втором путешествии Поло на Восток можно прочитать в прекрасной книге, которую Марко Поло написал позже, когда решил рассказать людям о чудесах света. Они проехали из Лайаццо через турецкие земли, мимо горы Арарат, где Марко услышал легенду о том, как сюда причалил ковчег Ноя, и где он узнал о нефтяных колодцах Баку и о великом Каспийском море, расположенном внутри материка. Ехали они мимо Мосула и Багдада, через Персию, где ткут парчу, а купцы приводят караваны с различными сокровищами, в Ормуз, расположенный на берегу Персидского залива. Сюда заходят корабли из Индии, нагруженные специями, лекарствами, благоуханной древесиной, ювелирными украшениями, золотыми тканями и слоновьим зубом. Они собирались сесть здесь на корабль, но, увидев хрупкие суденышки, сделанные без единого гвоздя, на которых арабы храбро пускались в плавание по Индийскому океану, не решились вверить им свою жизнь и поехали по суше. Они снова повернули на север, пересекли соляную пустыню Керман, проехали через Балк и Хорасан и оказались в Бадахшане, где разводят лошадей, которые ведут свое происхождение от Буцефала, жеребца Александра Македонского, а также добывают рубины и ляпис‑ лазурь. Это страна красивых гор и широких равнин, рек, изобилующих форелью, и лесов, где можно охотиться на многочисленных зверей. Здесь братья провели около года, поскольку Марко на иссушенных солнцем равнинах заболел.

Со страниц, где он описывает, как свежий горный воздух возвратил ему здоровье, так и веет горными ветрами.

Когда Марко поправился, они снова тронулись в путь и поднялись к верховьям Амударьи, лежащим в высокогорьях Памира, «крыши мира», как его называют в наше время. Это была страна ледяного холода, где Марко увидел и описал «больших рогатых овец», которых ученые и путешественники до сих пор называют именем, данным им Марко Поло, – овцы Поло[11]. Эту страну никто из путешественников (

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: