 |
Глава 8. (Перевод: Дашка Дашка)
|
|
|
|
Старомодные наручные часы показывали три утра, когда Мередит внезапно пробудилась от беспокойного сна.
И затем она закусила губу, сдерживая крик. Над ней склонилось чье-то лицо, вверх ногами. Последнее что она помнила, было то, как она лежала на спине в спальном мешке и разговаривала с Бонни об Аларихе.
Сейчас Бонни склонилась над ней, ее лицо перевернуто, а глаза закрыты. Она стояла на коленях у подушки Мередит, и ее перевернутый нос почти касался носа Мередит. Вдобавок к этому странная бледность на щеках Бонни и ее частое теплое дыхание, которое щекотало лоб Мередит, и кто угодно - кто угодно, Мередит утверждала себе, - имел бы право закричать.
Она ждала, пока Бонни заговорит, уставясь в темноту этих жутких закрытых глаз.
Но вместо этого Бонни выпрямилась, встала, и безупречно двигаясь, пошла спиной вперед к столу Мередит, где лежал, заряжаясь, мобильный телефон Мередит, и взяла его. Должно быть, она включила на нем запись видео, потому что она открыла рот и начала жестикулировать и что-то говорить.
Это было жутко. Звуки, которые исходили изо рта Бонни, едва ли можно было различить: речь наоборот. Запутанные, горловые или высокие шумы были такого темпа, который часто встречался в фильмах ужасов. Но способность говорить в такой манере нарочно… это было невозможно для нормального человека или нормального человеческого разума. У Мередит было зловещее чувство, будто что-то пытается раскрыть перед ними свой собственный разум, пытается добраться до них сквозь неизмеримое пространство.
«Может быть, оно живет наоборот», - подумала Мередит, пытаясь отвлечь себя, пока пугающие звуки продолжались. - «Может быть, оно думает, что и мы тоже так живем. Может быть, мы просто не… пересекаемся…»
|
|
|
Мередит думала, что не сможет больше этого вынести. Она начала воображать, что смогла расслышать слова, и даже фразы в этих перевернутых звуках, и ни одна из них не была приятной. Пожалуйста, пусть все закончится… сейчас.
Причитания и бормотание…
Рот Бонни закрылся, щелкнув зубами. Звуки немедленно прекратились. И затем, как на медленно прокручиваемой назад кинопленке, она прошла спиной вперед к ее спальному мешку, опустилась на колени, заползла в него, и легла, положив руку на подушку - и все это даже не открывая глаз.
Это было одно из самых страшных зрелищ, которые когда-либо видела или слышала Мередит, а ведь она видела и слышала изрядное количество пугающих вещей.
И Мередит не могла оставить эту видеозапись до утра, тогда она не сможет ее просмотреть… без чьей-либо помощи.
Она встала, прошла на цыпочках к столу, и взяла мобильный телефон с собой в другую комнату. Затем она подключила его к своему компьютеру, чтобы перемотать перевернутое сообщение вперед.
Когда она послушала сообщение в перевернутом виде один или два раза, она решила, что Бонни никогда не должна услышать его. Это напугает ее до безумия, и для друзей Елены больше не будет никаких контактов со сверхъестественным.
Там были животные звуки, смешанные с искаженным, перевернутым голосом… в любом случае, это был не голос Бонни. Это не был голос какого-либо нормального человека. Прокручиваясь вперед он звучал почти хуже, чем назад…что возможно означало то, что кто бы ни говорил эти слова, в нормальной речи они должны были звучать по-другому.
Мередит могла различить человеческие голоса сквозь стоны и искаженный смех, и звуки животных как будто прямо из африканской саванны. И хотя это заставило подняться и трепетать волоски на ее теле, она попыталась сложить вместе слова из этой бессмыслицы. Складывая их вместе, она получила:
|
|
|
«Пппрррррр…бужжжжж…е…ие бууу… дедедет…внззззззз…ааапппп…ным…иужжжж…асссс…ным…ТЫЫЫ…иии…яяяяя…длжжжжжн…ыыы…БЫЫЫТьтаамдляяя…неееее…ппппрррррр…бужжжж…нияя…мынеее…ОСССССтааанем…ссссяяяя…тттамммм…рррааддд…иии…- (затем было «нее» или это просто часть рычания? ) -…пппттт…омммм…этттт…оооодддд…ееелллл…оооо…дддляяя…дддррр…уууу…ггг…ииххх…ррррууууккккк…»
Мередит, работая с карандашом и блокнотом, в конце концов, получила эти слова на бумаге:
Пробуждение будет внезапным и ужасным.
Ты и я должны быть там для ее Пробуждения. Мы не останемся там ради (нее? ) потом. Это дело для других рук.
Мередит положила ручку на блокнот прямо под расшифрованным сообщением.
А после этого она пошла и легла в свой спальный мешок, свернувшись калачиком, наблюдая за неподвижной Бонни, как кот за мышиной норкой, до тех пор, пока проклятая усталость не забрала ее снова в темноту.
- Что я сказала? - Бонни была действительно обескуражена на следующее утро, потягивая грейпфрутовый сок, накладывая себе хлопьев, как настоящая хозяйка, хотя они и были в доме у Мередит.
- Я тебе уже три раза повторила. И мои слова не изменятся, я обещаю.
- Ну, - сказала Бонни, внезапно меняя тактику, - это ясно, что Пробуждение должно случиться с Еленой. Потому что, во-первых, мы должны быть там для этого и, во-вторых, она единственная, кому следует проснуться.
- Точно, - сказала Мередит.
- Ей нужно вспомнить кем она была на самом деле.
- Конечно, - ответила Мередит.
- А нам нужно помочь ей вспомнить!
- Нет! - сказала Мередит, вымещая свой гнев на яичнице с помощью пластмассовой вилки. - Нет, Бонни, это не то, что ты сказала, и я не думаю, что мы в любом случае сможем это сделать. Мы можем научить ее некоторым вещам, как делал Стефан. Как завязывать шнурки. Как расчесывать волосы. Но из того что ты сказала, Пробуждение будет внезапным и ужасным - и ты ничего не говорила о том, что мы будем принимать участие в этом. Ты сказала только, что мы должны быть там ради нее, потому что после этого мы так или иначе не будем там.
Бонни обдумывала это в мрачной тишине.
|
|
|
- Не будем там? - сказала она, наконец, - То есть, не будем с Еленой? Или не будем там… типа, не будем нигде?
Мередит смотрела на свой завтрак, который ей вдруг расхотелось есть.
- Я не знаю.
- Стефан сказал, мы можем снова зайти сегодня, - убеждала Бонни.
- Стефан будет вежлив даже при смерти.
- Я знаю, - вдруг сказала Бонни. - Давай позвоним Мэтту. Мы можем пойти навестить Кэролайн… если она примет нас, я имею в виду. Мы можем посмотреть, как она сегодня. Затем мы можем подождать до полудня, и потом позвонить Стефану и спросить, можем ли мы зайти снова, чтобы увидеть Елену.
Дома у Кэролайн, ее мама сказала, что сегодня ей плохо, и она останется в постели. И все трое - Мэтт, Мередит и Бонни - вернулись обратно в дом Мередит без нее, но Бонни продолжала закусывать губу, время от времени поглядывая назад, на улицу Кэролайн. Мама Кэролайн и сама выглядела больной, под ее глазами залегли тени. И предчувствие грозы, чувство давления, практически раздавили дом Кэролайн.
У Мередит в доме, Мэтт забавлялся с котом, которому постоянно требовалось поиграть, в то время как Бонни и Мередит изучали гардероб Мередит в поисках одежды, которую могла бы носить Елена. Она будет ей большая, но это уж лучше, чем одежда Бонни, которая будет слишком ей мала.
В четыре часа дня они позвонили Стефану. Да, они могут прийти. Они спустились вниз и позвали Мэтта.
В пансионате, Елена не стала повторять ритуал с поцелуями, как в предыдущий день - к очевидному разочарованию Мэтта. Но она была восхищена новой одеждой, хотя для прошлой Елены не было бы никаких причин ей восхищаться. Она парила над полом чуть ли не на три фута, держала одежду перед своим лицом и глубоко радостно втягивала воздух, а затем одарила Мередит радостной улыбкой, хотя когда Бонни подобрала одну из футболок, она не смогла почувствовать ничего, кроме запаха кондиционера для ткани. Ни даже Пляжный одеколон Мередит.
- Простите, - беспомощно сказал Стефан, когда Елена внезапно чихнула, обнимая небесно-голубой топ в ее руках, как будто это был котенок. Но лицо Стефана было таким любящим, и Мередит, будучи несколько смущенной, заверила его, что ей приятно, что ее так высоко ценят.
|
|
|
- Она может сказать, откуда одежда, - объяснил Стефан, - она не будет носить ничего из подпольных магазинов.
- Я покупаю вещи только в тех местах, которые обозначены на Сайте о Качественной Одежде, - просто сказала Мередит. - Мне и Бонни нужно тебе кое-что сказать, - добавила она.
Пока она подробно пересказывала пророчество Бонни, Бонни отвела Елену в ванную комнату и помогла ей переодеться в шорты, которые ей подошли, и небесно-голубой топ, который почти подошел, но был лишь немного длинноват.
Цвет превосходно подчеркивал спутанные, но все еще прекрасные волосы Елены, а когда Бонни попыталась помочь ей взять в руки зеркальце, которое она принесла - осколки старого зеркала все уже были убраны - Елена выглядела смущенной, как щенок, которому показали его собственное отражение. Бонни продолжила держать зеркальце перед ее лицом, и Елена заглядывала в него то с одной, то с другой стороны, как ребенок, играющий в прятки.
Бонни осталось довольствоваться только тщательным расчесыванием этой спутанной золотой массы, с которой Стефан, безусловно, не знал как справляться. Когда, наконец, волосы Елены стали гладкими и шелковистыми, Бонни с гордостью вывела ее в комнату, чтобы похвастаться перед остальными
И сразу же пожалела. Эти трое были глубоко поглощены, казалось, очень мрачным разговором. С неохотой, Бонни отпустила Елену, которая буквально порхнула на колени к Стефану, и сама присоединилась к беседе.
- Конечно, мы понимаем, - говорила Мередит - Даже перед тем, как Кэролайн сошла с ума, какой еще другой выбор там мог быть, в конце концов? Но…
- Что еще за «что там за другой выбор»? - спросила Бонни, когда села на кровать Стефана позади него, - О чем вы говорите, ребята?
Была долгая пауза, а затем Мередит встала и положила руку на Бонни. - Мы говорили о том, почему Стефану и Елене нужно покинуть Феллс-Черч - нужно уехать подальше.
Сперва Бонни никак не среагировала - она знала, что она должна что-то почувствовать, но она была слишком шокирована, чтобы допустить это. Когда речь вернулась к ней, единственное что она услышала, был ее глупый вопрос - Уехать? Почему?
- Ты видела почему - здесь, вчера, - произнесла Мередит, ее темные глаза наполнились болью, на ее лице в кои-то веки отразилось неконтролируемое страдание, которое она должно быть чувствовала. Но в тот момент никакие страдания не значили для Бонни больше, чем ее собственные.
И сейчас это пришло, как лавина, которая засыпала ее раскаленным снегом. Льдом, который горел. Она достаточно долго пыталась выбраться из этого, чтобы сказать:
|
|
|
- Кэролайн ничего не сделает. Она подписала клятву. Она знает, что нарушить ее - особенно когда - когда вы-знаете-кто подписал ее, тоже…
Мередит, должно быть, рассказала Стефану про ворону, потому что он вздохнул и потряс головой, нежно отталкивая Елену, которая пыталась заглянуть ему в лицо. Она ясно осознавала несчастье в группе, но так же ясно она не могла понять, что послужило тому причиной.
- Последний человек, который должен быть рядом с Кэролайн - так это мой брат, - он раздраженно откинул с глаз темные волосы, как будто они напомнили ему, насколько они с ним были похожи. - И я также не думаю, что угроза Мередит насчет девушек из женского клуба сработает. Она слишком далеко зашла в темноту.
У Бонни внутри все сжалось. Ей не нравились мысли, которые вызвали эти слова: зашла в темноту.
- Но… - начал Мэтт, и Бонни поняла, что он чувствовал то же самое, что и она - потрясение и дурноту, как будто они оба пытались прийти в себя после дешевой вечеринки.
- Послушайте, - скзазал Стефан, - есть и другая причина, по которой мы не можем остаться.
- Какая другая причина? - медленно произнес Мэтт. Бонни была слишком подавлена, чтобы говорить. Она думала об этом, где-то глубоко в подсознании. Но каждый раз она отгоняла от себя эти мысли.
- Я думаю, Бонни это уже поняла, - Стефан посмотрел на нее. Она посмотрела на него в ответ глазами, затуманенными от слез.
- Феллс-Черч, - медленно и печально объяснял Стефан, - был построен на пересечении линий лэй (*ley - хоть убейте, не знаю как это перевести: ( *). Линий необузданной Силы в земле, помните? Я не знаю, было ли это намеренно. Знает ли кто-нибудь, что Смоллвуды имели отношение к местоположению?
Никто не знал. В старом дневнике Онории Фелл не было ничего о выборе этого места для основания города семьей оборотней.
- Ну, если это и была случайность, то очень несчастливая. Этот город - я должен сказать, точнее городское кладбище - было построено прямо над тем местом, где пересекается множество линий лэй. Вот почему это место стало маяком для сверхъестественных существ, плохих… или не настолько плохих. - Он выглядел смущенным, и Бонни поняла, что он имел в виду себя. - Я был притянут сюда. Так же, как и другие вампиры, вы знаете. И с каждым, имеющим Силу, кто приходил сюда, этот маяк становился сильнее. Ярче. Привлекательнее для других людей, обладающих Силой. Это порочный круг.
- И в конце концов, некоторые из них собираются увидеть Елену, - сказала Мередит, - Это такие люди, как Стефан и Бонни, но есть и другие… Когда они видят Елену…
Бонни почти расплакалась от этой мысли. Ей показалось, она увидела снегопад из белых перьев, каждое из которых медленно кружилось и падало на землю.
- Но… она не была такой, когда она впервые пробудилась, - медленно и упрямо сказал Мэтт. - Она разговаривала. Она была нормальной. Она не летала.
- Разговаривает или не разговаривает, ходит или летает, но она все равно обладает Силой, - ответил Стефан, - достаточной, чтобы свести с ума обычных вампиров. Настолько свести с ума, что они могут навредить ей, чтобы заполучить эту Силу. Но Елена не убивает и не может ранить. По крайней мере, я не могу представить, чтобы она это делала. На что я надеюсь, - сказал он, и его лицо потемнело - так это, что я смогу забрать ее туда, где она будет в безопасности.
- Но ты не можешь забрать ее, - сказала Бонни, и она могла услышать завывания своего собственного голоса, будучи не в силах контролировать его. - Разве Мередит не рассказала тебе о том, что я тогда произнесла? Она собирается пробудиться! И мне и Мередит нужно быть с ней для этого!
«Потому что после этого мы так или иначе не будем там». Внезапно это фраза обрела смысл. И это было даже хуже, чем «вообще-нигде-не-быть».
- Я не думал забирать ее, по крайней мере, пока она не станет нормально ходить, - сказал Стефан и удивил Бонни тем, что быстро обнял ее рукой за плечи. Это было похоже на объятие Мередит, такое же родственное, только более сильное и недолгое. - И вы не представляете, как я рад, что она собирается пробудиться. И что вы хотите быть с ней и поддержать ее.
- Но…
«Но нечисть все еще будет появляться в Феллс-Черч? » - подумала Бонни, - «И вас не будет рядом, чтобы защитить нас? »
Она посмотрела на Мередит и поняла, что она точно знала, о чем думала Бонни.
- Я бы сказала, - произнесла Мередит своим самым сдержанным, осторожным тоном, - что Стефан и Елена уже вынесли достаточно ради спасения города.
Ну. С этим не поспоришь. И кажется, со Стефаном не поспоришь тоже. Он принял свое решение.
И все равно, они проговорили до наступления темноты, обсуждая различные варианты и сценарии, размышляя над предсказанием Бонни. Они так ничего и не решили, но по крайней мере, они тщательно обсудили все возможные варианты. Бонни настаивала на том, что у них должны быть какие-то способы связи со Стефаном, и она уже собиралась потребовать у него немного его крови и волос для вызывающего заклинания, когда он мягко заметил, что у него теперь есть мобильный телефон.
Наконец, настало время уходить. Ребята умирали от голода, и Бонни заметила, что Стефан, возможно, тоже. Он выглядел неестественно бледным, когда сидел с Еленой у него на коленях.
Когда они прощались на верху лестницы, Бонни продолжала напоминать себе, что Стефан пообещал, что Елена будет рядом, чтобы она и Мередит поддерживали ее. И что он никогда не заберет ее, не предупредив их.
Это было не настоящее прощание.
Тогда почему Бонни чувствовала себя так, как будто она действительно прощалась?
Глава 9. ( Перевод: Лиса •••Всегда•• Мечтающая)
Мэтт, Мередит, и Бонни наконец оставили Стефана с Еленой, теперь уже прилично одетой с помощью Бонни в " вечернее платье. " Темнота снаружи была приятна для воспаленных глаз Стефана, ставших такими не из-за яркого дневного света, а из-за того, что пришлось сообщать друзьям столь грустные новости. Намного хуже, чем воспаленные глаза, было чувство голода вампира, который давно не питался, из-за которого Стефану пришлось чуть задержать дыхание. «Но скоро он это исправит», сказал себе вампир. Как только Елена заснет, он побежит в лес и найдет белохвостного оленя. Больше никто не может преследовать свою жертву подобно вампиру, никто не мог бы конкурировать со Стефаном в умении охотится. И даже если потребуется несколько оленей, чтобы удалить его голод, ни один из них после этого не погибнет.
Однако, у Елены были другие планы. Она не хотела спать, ей никогда не надоедало быть с ним. Как только рев двигателя автомобиля их посетителей затих вдалеке, она сделала то, что делала всегда, находясь в таком настроении. Она, словно паря в его руках, подняла к нему свое лицо, закрыла глаза, и немного поджала губы. Она ждала.
Стефан поспешил к незакрытому ставнями окну, бросил недовольный взгляд в сторону заглядывающих внутрь любопытных ворон, и вновь посмотрел на девушку. Елена, все еще находясь в том же самом положении, слегка покраснела. Ее глаза по-прежнему были закрыты. Стефан иногда думал, что она будет делать так всегда, когда захочет его поцелуя.
- Я обманываю тебя, любовь моя, - сказал он, вздыхая. Он наклонился к ней, и поцеловал ее мягко и нежно.
В Елене начало подниматься разочарование, словно в котенке, которому отказали в заслуженной ласке. Она чуть толкнула его носом в подбородок.
- Моя прекрасная любовь, - сказал Стефан, поглаживая ее волосы.
- Бонни расплела все узлы, не повредив их?
Он наклонился вниз, покорный ее теплу, беспомощный перед ним. Он уже чувствовал отдаленную, начинающуюся боль в своих зубах.
Елена снова подтолкнула его, требуя продолжения. На этот раз он целовал ее немного дольше. Следуя логике, он знал, что она достаточно взрослая. Сейчас она была старше, и намного опытней, чем девять месяцев назад, когда они только начинали терять голову от поцелуев. Но чувство вины всегда присутствовало в его мыслях, и он не переставал беспокоится о том, согласна ли она принять его ласку.
На сей раз это раздражало его. Елена была согласна. Внезапно, она повисла на нем, вынуждая держать ее на весу, поддерживать ее мягкое, теплое, женственное тело, словно молящее об этом. Он прикасался к ней так нежно, словно она была хрустальной.
Одно из первых слов, которое она выучила, когда проснулась немой и невесомой, было «пожалуйста». И, знала она или нет, но это слово словно переворачивало все у него внутри.
«Пожалуйста…? »
- О, моя любовь, - простонал он, - Моя прекрасная любовь…
«Пожалуйста…? »
Он поцеловал ее.
Долгое время было тихо, но он чувствовал, что его сердце бьется все быстрее и быстрее. Елена, его Елена, которая когда-то отдала за него свою собственную жизнь, была теплой и приятно тяжелой в его руках. Она была с ним, и они принадлежали друг другу, он никогда бы не захотел, чтобы что-то изменилось. Даже неуклонно нарастающая боль в верхней челюсти приносила ему некоторую радость. Боль сменилась удовольствием от того, что теплые губы Елены были накрыты его губами, и трепетали, словно крылья бабочки, поддразнивая его.
Иногда ему казалось, что она гораздо более активна, когда кажется полуспящей, расслабленной. Она всегда была подстрекательницей, и он беспомощно следовал за ней повсюду, когда она этого хотела.
В один миг он вдруг решил остановится, прервал поцелуй на середине. Тогда она перестала мысленно разговаривать с ним и уплыла в угол, где затем села прямо в пыль и паутину и заплакала.
Он ничего не мог сделать, никак не мог утешить ее, хотя, встав на колени на твердых деревянных половицах, просил и уговаривал и сам почти-что плакал. Затем он снова взял ее на руки.
Он пообещал себе больше никогда не совершать подобной ошибки. Но, тем не менее, боль вины точила его изнутри, хотя и становилась все более отдаленной, и более запутанной, поскольку Елена внезапно изменила давление своих губ и мир вокруг покачнулся. Ему пришлось отступить назад, к кровати, и, потянув Елену за собой, присесть на нее. Мысли Стефана спутались. Он думал только о том, что Елена вернулась, сидит на его коленях, такая реальная, чуть подрагивающая, с шелковистой кожей, эти мысли словно взорвались у него в голове, и он больше не мог терпеть.
Он знал, что она наслаждется, поэтому терпел разгорающуюся в челюсти боль.
Больше не было времени и причин для размышлений. Елена таяла в его руках, ее волосы от его ласк приобрели шелковую мягкость. На самом деле, они таяли вдвоем. Боль в зубах Стефана наконец привела к неизбежному - клыки удлинились и стали очень острыми. Их соприкосновение с нижней губой Елены вызвало у Стефана сильную вспышку удовольствия, почти заставившую его задохнуться.
А затем Елена сделала кое-что, чего она никогда прежде не позволяла себе. Очень изящно и аккуратно она взяла один из клыков Стефана губами. И затем, так же изящно и преднамеренно взялась за него губами.
Мир вокруг Стефана покачнулся.
Это было венцом его любви к ней, венцом их связанных разумов. Он не прокусил ее нижнюю губу. Древний инстинкт вампира убеждал его, что это желание людской крови всегда будет у него внутри, будет его инстинктом.
Но он любил ее, и они были одним целым - и поэтому он не опустил свои клыки в ее кожу. Он застыл от удовольствия. Его зубы больше не увеличивались и не вонзались в губы Елены, она сама случайно задела их нижней губой. Кровь очень медленно сочилась вниз, в его горло. Кровь Елены, которая изменилась, вернувшись из мира духов. Ранее само существование юной, такой живой Елены, было для него чудом.
Сейчас… Это было нечто особенное. Нечто неописуемое. Он никогда не испытывал ничего похожего на кровь возвращенного духа. Это было нечто куда более высокое, столь же отличное от человеческой крови, как человеческая отличается от крови животных.
Для вампира ощущение человеческой крови, текущей вниз, в его горло, было необыкновенно острым, не сравнимым с какими-либо другими эмоциями.
Сердце Стефана бешено билось в его груди.
Елена слегка дернула клык, захваченный ее губами.
Стефан понимал, что от этой жертвенной боли она чувствует удовлетворение, некое удовольствие, потому что она связана с ним, и потому что она принадлежит к редчайшей породе людей: к тем, кто способен полюбить и обласкать вампира, кому нравится отдавать ему свою кровь, чувствовать себя нуджным ему. Это была высшая элита людей, и она принадлежала к ней.
Жаркая дрожь прошла по его спине, кровь Елены побежала по его венам.
Елена освободила его клык, сосущий кровь из ее нижней губы. Она откинула голову назад, подставляя для него свою шею.
Ее горячая шея, выставленная напоказ прямо перед ним - это было чересчур, чтобы сопротивляться, даже для него. Он знал узоры вен Елены точно так же, как знал ее лицо. И все же…
«Все правильно. Все хорошо…» - прозвучал голос Елены у него в голове.
Он погрузил свои зубы в маленькую вену на ее шее. К этому времени его клыки стали настолько острыми, что для Елены этот укус был практически безболезненным, в отличии от всех предыдущих, подобных укусу жалящей змеи. Для него, для них обоих, это было насыщением, неописуемая сила свежей крови Елены заполнила горло и вены Стефана, а она сама погрузилась в счастливое и бессвязное состояние.
Для него всегда существовала опасность взять слишком много, или не дать ей достаточное количество своей крови, чтобы она хорошо себя чувствовала и не погибла. Не то, чтобы ему нужно было слишком много крови, но торговля ею с вампирами всегда может быть чревата. В конце концов темные мысли покинули Стефана, и его душу заполнило светлое счастье от их обоюдной близости.
Мэтт выловил из кармана ключи, и затем он, Бонни и Мередит уселись все вместе на широкое переднее сидение его машины-драндулета. Мэтт смутился от того, что вынужден был поставить свою машину рядом с роскошным Порше Стефана. Обивка сидений его автомобиля была в клочьях, которые обязательно начинали отваливаться, как только кто-нибудь прислонялся к спинке. Бонни села на переднее откидное сидение с встроенным ремнем безопасности, между Мэттом и Мередит. Мэтт украдкой следил за ней: когда она была расстроена, она иногда забывала пристегиваться. Дорога назад, через старый лес, была слишком ухабистой, с крутыми поворотами, которые будет сложно преодолеть, даже если по дороге они будут ехать в полном одиночестве.
«Больше никаких смертей» - думал Мэтт, пока они отъезжали от пансиона. «И больше никаких удивительных воскрешений». Мэтт уже увидел достаточно много сверхестественного, на остаток жизни ему точно хватит. Сейчас он чувствовал себя, как Бонни: хотел, чтобы все стало нормальным, таким, как и было всегда, а жизнь шла своим чередом.
«И без Елены», - насмешливо прошептал голосок у него внутри. - «Отказаться от нее даже без борьбы? »
- «Эй, ты бы в любом случае не смог победить Стефана, в любом виде борьбы, даже если бы ему связали руки за спиной и одели мешок на голову. Забудь об этом! …Все кончено. »
- «Но она же все-таки поцеловала меня! Хотя теперь она для меня просто подруга. »
Но он все еще чувствовал вчерашнее прикосновение теплых губ Елены к его губам. Это мягкое прикосновение просто неприемлимо для двух обычных друзей. Но она не знала об этом. А он мог почувствовать теплоту и гибкость ее тела, его легкую дрожь.
«Проклятье! По крайней мере, физически, она вернулась совершенной! » - думал он.
Жалобный голос Бонни резко ворвался в его приятные воспоминания,
- Как только я начинаю верить, что все будет хорошо, - вопила она, - Как только я начинаю верить, что, в конце концов, у нас все получится, как мы хотим, все становится так же плохо, как и всегда!
Мередит, очень мягко, ответила:
- Это трудно, я знаю. Кажется, мы все больше теряем ее. Но это не дает нам право становится эгоистичными!
- А я могу быть эгоистичной! - категорично заявила Бонни.
«И я. » - подумалось Мэтту. - «По крайней мере, в душе, где никто не сможет увидеть мой эгоизм. Старый добрый Мэтт… Мэтт никогда не будет возражать! Ах, какой же он хороший! Но наступило время, когда даже старый добрый Мэтт против! Но она выбрала другого, и что я могу с эти поделать? Похитить ее? Запареть на замок? Попытаться взять ее силой? »
Эта мысль вдруг отрезвила Мэтта подобно холодному душу, и он стал внимательнее следить за дорогой. Автоматически он уже проехал несколько кривых поворотов дороги с одним переулком, бегущей сквозь Старый Лес.
- Мы все вместе планировали поступить в колледж, - упорствовала Бонни, - Затем мы хотели вернуться сюда, к церкви Фелла. Вернуться домой. Мы запланировали это фактически с детского сада, и теперь, когда Елена снова человек, я думала, что наши планы осуществятся. Но сейчас уже понятно, что ничто уже не будет таким, как мы задумали, не так ли? - она закончила свой вопрос более спокойно, и вздохнула,
- Так что? - это уже не было вопросом.
Мэтт и Мередит переглянулись, удивленные жалостью, одновременно промелькнувшей в их взглядах, и беспомощно попытались успокоить Бонни, которая обняла себя руками, не обращая внимания на прикосновения Мередит.
«Это - Бонни… Вечная актриса драматического жанра», мелькнула у Мэтта мысль, но его природная честность не позволяла ему поддразнить ее.
- Я предполагаю, - медленно начал он, - Это именно то, о чем мы все на самом деле подумали, когда она только-только вернулась. - Когда мы танцевали от радости, тогда, в лесу, словно сумасшедшие, я подумал: «Вероятно, все мы думаем о том, что мы могли бы теперь продолжать жить, как и прежде, рядом с церковью Фелла, и что все будет, как раньше… Перед появлением Стефана…».
Мередит покачала головой, смотря вдаль сквозь ветровое стекло,
- Не Стефана.
Метт понял, что она имеет ввиду. Стефан приехал к церкви святого Фелла, чтобы воссоединиться с миром людей, а не для того, чтобы потянуть человеческую девушку за собой, в неизвестность.
- Ты права, - ответил он, - Я тоже думал о подобном. Она и Стефан, возможно, смогли бы найти способ жить здесь, вместе, в спокойствии. Ну, или поблизости отсюда… Это все из-за Дамона. Он приехал, чтобы взять Елену против ее воли, и все поменялось.
- И теперь Элена и Стефан уезжают. И если они уедут, они больше не вернутся! - прокричала Бонни.
- Зачем? Для чего Дамон начал все это?
- Стефан однажды сказал мне, что он любит вмешиваться в разные события из-за скуки. На сей раз это, вероятно, началось из-за ненависти к Стефану, - ответила Мередит.
- Но сейчас мне жаль, что на этот раз он, похоже, действительно оставил нас в покое.
- Какое это теперь имеет значение? - билась в истерике Бонни. - Ну пусть это была ошибка Дамона. Меня это уже не волнует! Чего я действительно не могу понять - что от этого изменится?
- Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Или даже однажды, если ты - достаточно сильный вампир, - проговорила Мередит глухим голосом. Никто не засмеялся. Тогда она добавила очень мягко,
- Возможно, ты спрашиваешь не того человека. Возможно, Елена - тот человек, который мог бы ответить тебе, что должно измениться, если она помнит, что случилось с ней там, на Другой Стороне.
- Я не подразумевала, что все действительно должно измениться…
- Но изменится, - сказала Мередит задумчиво и еще более мягко. - Разве ты не видишь? И в этом нет ничего сверхестественного. Это жизнь. Все должно меняться…
- Я знаю! У Мэтта есть футбольный кубок школы, ты собираешься в колледж, а затем, вероятно, выйдешь замуж! Потом у тебя появятся дети! - Бонни сказала это так, словно это было чем-то неприличным. - Я же собираюсь застрять в среднем колледже навсегда. Все вы повзрослеете, забудете о Елене со Стефаном… И обо мне. - закончина она тоненьким голоском.
- Эй, - Мэтт всегда был защитником хрупких и более слабых. И даже сейчас, когда он думал только о Елене - задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь избавиться от воспоминаний об этом поцелуе - он вдруг обратил внимание на Бонни, которая казалась сейчас такой маленькой и хрупкой.
- О чем это вы говорите? Я собираюсь вернуться после колледжа домой и жить здесь. Вероятно, я и умру прямо здесь, у Церкви Фелла. И буду думать о тебе. Если ты, конечно, не против.
Он поглаживал руку Бонни, и она не уклонялась от его прикосновений, как от рук Мередит. Она наклонилась к нему и положила голову ему на плечо. Когда она вдруг слегка вздрогнула, он, не раздумывая ни секунды обвил ее своей рукой.
- Мне не холодно, - сказала Бонни, не делая попыток сбросить его руку. - Сегодня вечером довольно тепло. Я только…Мне не понравилось, когда ты сказал «я вероятно умру», как будто ждешь этого!
- Мэтт, смотри!
- Стоп! - Мэтт нажал на тормоза, проклиная все подряд, обеими руками начал бороться с рулем, Мередит потянула Бонни вниз, наклонив ее к коленям. Теперешний автомобиль Мэтта, в отличие от старого, утонувшего в реке, был очень потрепанным и не имел подушек безопасности. Он являл собой нечто вроде кладбища различных запчастей от уже развалившихся автомобилей, собранных вместе.
- Держитесь! - завопил Мэтт, поскольку автомобиль потерял управление, шины взвизгнули, затем машина буквально развалилась на части, застряв в канаве, а бампером влетев в дерево.
Когда все замерло, Мэтт резко выдохнул и ослабил смертельную хватку на руле. Он начал было поворачиваться к девушкам и замер. Он шарил в темноте, пытаясь включить свет, но то, что он увидел, заставило его вновь застыть без движения.
Бонни, как и всегда в моменты огромных потрясений, повернулась к Мередит. Ее голова лежала у нее на коленях, руками она вцепилась в рубашку подруги. Сама Мередит сидела, сильно откинув назад голову, ее ноги вытянулись вперед до пола под приборной панелью. Все ее тело было сильно отклонено назад на сидении, руки же упирались в Бонни, с силой прижимая ее к коленям.
Пробившая окно, узловатая, подобно широкому копью в цепкой руке, ветвь гигантского дикого дерева упиралась прямо в шею Мередит, более низкие ветви были поверх маленько тела Бонни. Если бы ремень безопасности не позволил ей пригнуться, если бы она не бросилась вниз, если бы Мередит не держала ее…
Мэтт смотрел прямо на расколотый и узловатый, но очень острый конец копья. Если бы его собственный ремень безопасности позволил ему наклонится вниз…
Мэтт мог слышать свое собственное затрудненное дыхание. Запах зеленой ели заполнил весь автомобиль. Он даже мог почувствовать большую концентрацию этого запаха там, где более молодые ветви преломились и источали сок.
Очень медленно Мередит потянулась пальцами, чтобы сломать острый прут, указывающий ей прямо в горло, словно стрела. Она не смогла это сделать. Оцепенев, Мэтт потянулся к ней, чтобы помочь. Но хотя прут был не намного толще его пальца, он был очень жестким и не гнулся.
«Как будто он припаян к дереву» - ошеломленно подумал он. - «Но ведь это смешно. Это - живое дерево, я могу чувствовать его ветки и его запах. »
- Ой.
- Могу я, пожалуйста, встать? - спокойно спросила Бонни. Ее голос приглушенно прозвучал с колен Мередит. - Пожалуйста. Прежде, чем ЭТО схватит меня. Оно хочет этого.
Мэтт смотрел на нее, пораженный, и поцарапал щеку одной из иголок расколотой ветви.
- Но ЭТО не собирается трогать тебя, - он крутился и изворачивался, пытаясь вслепую снять ремень безопасности. Почему у Бонни вдруг появилась та же мысль, что и у него: что эта ветвь похожа на огромную, изогнутую, косматую руку? Она ведь даже не видит ее.
- Ты знаешь, что оно этого хочет, - прошептала Бонни, ее тело слегка подрагивало. Она откинулась назад, пытаясь снять ремень безопасности.
- Мэтт, мы должны выскользнуть отсюда, - сказала Мередит. Она показывала всем своим видом, что ее болезненное положение, и отклоненная назад голова, ее совершенно не беспокоят, но Мэтт слышал ее тяжелое, прерывистое дыхание.
- Нам нужно перебраться к тебе, ЭТО пытается поранить мне горло.
- Это невозможно. - но он так же видел, что она права. Расщепленные концы толстой ветви чуть переместились, ближе к горлу Мередит, принуждая ее отклонять голову все дальше.
- Возможно лишь то, что никто не может навсегда оставаться в таком положении, - сказал он, зная, что эти слова не имели смысла, - В приборном ящике есть фонарь.
- Приборный ящик полностью заблокирован ветками. Бонни, ты не сможешь дотянуться и открепить мой ремень безопасности?
- Попробую. - Бонни потянулась вперед, не поднимая головы, и протянула руку, пытаясь наощупь отыскать кнопку спуска.
Мэтту показалось, что косматые, зеленые и сильно пахнущие ветви будто захватили ее. В их иглах чувствовалось напряжение.
- Похоже, у нас здесь целая Рождественская ель. - он отвернулся и взглянул в окно со своей стороны. Он щурился, чтобы лучше видеть в темноте, и прижался лбом к удивительно холодному стеклу.
Он почувствовал какое-то прикосновение к своей шее. Подскочив от неожиданности, он замер. Прикосновение не было ни холодным, ни теплым, было похоже на девичий палец.
- Черт побери, Мередит! …
- Мэтт…?
Мэтт был настолько разъярен, что собирался подскочить к ней. Но прикосновение было… случайным.
- Мередит? - он медленно пошарил руками в темноте, пока не увидел отражение в темном окне. Мередит не трогала его.
- Не двигайся… Остановись Мэтт. Здесь где-то длинный и острый обломок дерева. - голос Мередит, холодный и всегда слегка отдаленный, обычно напоминал Мэтту картины с горными синими озерами, окруженными снегами, из тех, что обычн
|
|
|
