 |
Беатриче и образ Прекрасной Дамы
|
|
|
|
Влиянием Данте отмечено творчество двух самых крупных поэтов русского символизма, Александра Блока и Валерия Брюсова, связующих две эпохи культуры, старую и послереволюционную. Для генезиса стихов Блока о Прекрасной Даме творчество Данте не менее важно, чем Владимира Соловьева, Гёте и Петрарки.
Дантову «Новую Жизнь» Блок прочел, конечно, не в скверном переложении Федорова, а в каком-нибудь французском или немецком переводе, вернее всего, что в его руках был Каннегиссер, весьма в России распространенный. Приведем убедительный пример, говорящий о влиянии раннего Данте на молодого Блока; исходя из Данте, Блок развивает собственные вариации, в которых все же явственно ощутим дантовский текст. В начале XXX главы «Новой Жизни» читаем: «Когда она покинула этот век, весь упомянутый город предстал глазам, как вдовица, лишенная всякого достоинства. Еще исходя слезами п опустошенном городе, я написал к земным владыкам о его состоянии, взяв следующее начало у Иеремии: «Quomodo sedet sola civitas» (Как одиноко сидит град...). В воображении Данте смерть Беатриче превращается в событие, горестное для всей Италии, для всего мира; без прекрасной дамы Флоренция «утеряла свое достоинство и славу». Данте обращался не только к «главенствующим своего города», но ко всем земным владыкам - principi della terra, под terra подразумевается mondo - мир.
Письмо начинается цитатой из книги пророка Иеремии, которая является как бы эпиграфом к последней части «Новой Жизни». В начале 1903 г. в книге «Распутья» Блок писал:
В посланьях к земным владыкам
Говорил я о Вечной Надежде.
Они не поверили крикам,
И я не такой, как прежде...
И только одна из мира
Отражается в каждом слоге …
|
|
|
Но она - участница пира
В твоем, о боже, чертоге.
Последняя строфа также восходит к тому месту Дантовой «книги памяти», где говорится о Беатриче, участнице пира в чертогах божества:
И с удивленьем на нее взирая,
Ее в обитель рая
Владыка вечности к себе призвал
Образ самого Данте появляется в итальянских стихах Блока. В Равенне, тихом городе старых соборов и усыпальниц, Блока обступают воспоминания:
Почиет в мире Теодорих
И Дант не встанет с ложа сна,
Где прежде бушевало море,
Там виноград и тишина.
Данте для Блока - прежде всего поэт «Новой Жизни», таково было его юношеское впечатление, оставшееся на всю жизнь.
Лишь по ночам, склонясь к долинам,
Ведя векам грядущим счет,
Тень Данте с профилем орлиным
О Новой Жизни мне поет.
Можно было бы ожидать, что Блок когда-нибудь обратится к последним песням «Чистилища» и «Раю», к явлению и торжеству Беатриче. Но после «Новой Жизни» Блоку сильнее всего запомнился «Ад», и в этом мы усматриваем проявление романтического начала у великого русского поэта.
В блоковском Аде на земле та же совершенная безнадежность и потеря всех иллюзий, что и в дантовском. Она отражается в глазах людей, уже томящихся вечной мукой. Эти муки становятся для Блока некоей инфернальной реальностью. В «Песне судьбы» образ адской двери, ведущей в мир, откуда нет возврата, усиливает ощущение обреченности буржуазной культуры, еще не знающей о своей неминуемой, гибели, кичащейся и самодовольной: Да, мы в дверях культуры. Надпись Узорная, как надпись у ворот Таинственного Дантовского Ада, Гласит об этом...
В конце жизни Блок все чаще думал о переиздании сборника «Стихов о Прекрасной Даме», который в сознании Блока связывался с книгой молодого Данте. 4 июня 1917 г. Блок записал в дневнике: «Разговор с милой о «Новой Жизни». Вихрь мыслей и чувств - до слез...». В наброске предисловия к предполагаемому изданию «Стихов о Прекрасной Даме», датированному 15 августом 1918 г., снова присутствует Данте: «И я чувствовал себя заблудившимся в лесу собственного прошлого, пока мне не пришло в голову воспользоваться приемом Данте, который он избрал, когда писал «Новую Жизнь». Испрашивая помощи и тихих советов у Той, о которой написана эта книга, я хочу, чтобы мне удалось дописать ее такими простыми словами, которые помогли бы понять ее единственно нужное содержание другим».
|
|
|
Незадолго перед смертью, в мае 1921 г., Блок читал в Москве и обществе «Друзей Италии» на дантовских чтениях свои итальянские стихи - это было последней данью великого русского поэта памяти Данте.
Глава 2. Образ Маргариты в «Фаусте» Гете
Истоки образа Маргариты
Из двадцати одной сцены «Пра-Фауста» семнадцать посвящено трагической истории любви Фауста и Маргариты. С первыми сценами эта лирическая часть произведения непосредственно никак не связана. Объединяет их лишь фигура Фауста. Но он предстает здесь в ином свете. После первой встречи с Маргаритой он весь поглощен чувством. Сначала это просто чувственное желание, но оно быстро перерастает в одухотворенное чувство, в подлинную любовь-страсть.
Не требуется особенно внимательного чтения, чтобы увидеть, кто истинный герой этой части произведения. Это не столько Фауст, сколько его возлюбленная, называемая ласковым уменьшительным именем Гретхен. Чистое и прекрасное юное существо, она доверчиво идет навстречу страсти Фауста. Любовь целиком овладевает ею, и она, не раздумывая о последствиях, отдается страсти.
С потрясающим трагизмом написана сцена в темнице, безумие Гретхен, ее отчаяние и бессилие Фауста спасти ее.
Образ Гретхен пронизан лиризмом. Недаром душа ее изливается в песнях. Гете вложил в ее уста трогательную балладу о верной любви («Фульский король»), чудесную песню-исповедь за прялкой, страстную мольбу к богоматери. Когда несчастная возлюбленная Фауста лишается рассудка, в ее больном мозгу мелькают отрывки песен, отражающие трагическое положение, в котором она оказалась.
История Гретхен есть почти целиком плод творческой фантазии Гете. В фольклорном источнике о докторе Фаусте подобная история отсутствовала (за исключением беглого упоминания в одном издании: «Он (Фауст) воспылал стрястью также и к одной красивой, но бедной девушке, служанке жившего по соседству торговца»). В традиционной истории Фауста упоминался лишь его союз с Еленой Прекрасной мотив, который Гете развил во второй части трагедии. Отдаленным прототипом Гретхен могла быть также Сюзанна Маргарета Брандт, убившая своего ребенка, чтобы избежать позора. Во Франкфурте состоялся процесс по ее делу.
|
|
|
Само имя Гретхен встречается у Гете в «Поэзии и правде», в описании его первой детской любви. Некоторые черты реальной и литературной Гретхен совпадают: встреча в церкви, Гретхен за прялкой. Однако, по мнению исследователей, возможно, что не реальная Гретхен послужила прообразом возлюбленной Фауста, а, наоборот, при описании своей первой любви Гете стилизовал облик когда-то понравившейся ему девушки под свой литературный персонаж. Гете называет девушку Гретхен только в трагических или задушевных эпизодах. В остальных случаях она - Маргарита.
Действие в «Пра-Фаусте» развивается быстро и стремительно. Сцена за сценой в естественной последовательности раскрывают нам историю любви Фауста и Маргариты. Здесь нет тех перерывов основной линии действия, которые есть в окончательном тексте. В этом отношении «Пра-Фауст» отличается большим единством действия.
Сцена в темнице написана в «Пра-Фаусте» прозой, жесткой, беспощадной, раздирающей сердце прозой, типичной для экспрессивного стиля «бури и натиска». Прозой написаны три последние сцены: «Пасмурный день. Поле», «Ночь. Открытое поле» (Фауст и Мефистофель скачут на конях) и «Темница». Это придавало суровый характер финалу.
Трагедия Маргариты заканчивается в «Пра-Фаусте» физической и духовной гибелью молодой героини, умирающей в полном помрачении сознания. Все в ней убито, жизнь потеряла для нее цену, она инстинктивно жаждет смерти. «Пусть божий суд обрушится на меня, я отдаюсь ему, спаси меня. Никогда, никогда! Прощай навсегда! Прощай, Генрих!» Тщетно пытается Фауст увести Гретхен из темницы. Она отворачивается от него с восклицанием: «Пресвятые ангелы, спасите мою душу! - Я боюсь тебя, Генрих».
|
|
|
Мефистофель уверенно возглашает: «Она осуждена!» и исчезает вместе с Фаустом. Из-за двери темницы раздается крик Маргариты: «Генрих! Генрих!».
Что означает последний возглас обезумевшей женщины - воспоминание о счастливых мгновениях любви, осуждение человека, погубившего ее, последний призыв о спасении? Этого мы не можем сказать. Несомненна лишь безысходность судьбы героини.
Значение образа Маргариты
Когда Фауст встречает на улице Маргариту, которую для него уже тайно приготовил Мефистофель, то она возвращается в это время из церкви, он же возвращается из кухни ведьмы. Маргарита является первым серьезным искушением Фауста возвеличить прекрасное мгновение, то есть остановиться на достигнутом.
Когда Фауст встречает Маргариту, он забывает обо всем, захваченный любовью. Он требует, чтобы Мефистофель помог ему завоевать девушку. Он упорно обольщает ее, дарит драгоценности, прибегает к содействию разбитной соседки. Но в любви Фауст непocлeдoвaтeлeн, нe может освободиться ни от мучительной раздвоенности, ни от помощи Мефистофеля.
Трагически безысходны судьбы обоих любящих - Фауста и Маргариты.
Он не может жить без «тяги ввысь», не хочет довольствоваться только своим, только личным, только лю6овным счастьем. Поэтому, искренне любя Маргариту, он все же не может целиком отдать себя ей, не хочет замкнуться в том тихом, светлом, добром, но крохотном мирке, который неизбежно стал бы завершением их счастливой любви. Но, безудержно страстный, упивающийся вновь обретенной молодостью, он не способен устоять перед соблазнами, не способен отказаться от радостей этой любви. И тем самым обрекает возлюбленную на гибель.
Она - добрая, чистая душой, самозабвенно и доверчиво любящая - живое олицетворение самых здоровых сил земной действительности, народности, женственности... Но именно поэтому, бесхитростно простая, обаятельная и ограниченная в своем очень конкретном личном обаянии, она не может дать Фаусту даже одного мгновения полного, ничем не омраченного счастья. Потому что его мечты и стремления бесконечны. Его влекут беспредельные просторы познания и та неизбывная творческая деятельность, которая определила первопричины всего сущего, - «в деянии начало бытия», - и никогда не прекратится. Фауст не может довольствоваться только индивидуальным счастьем:
Все счастье человечества, все горе -
Все соберу я в грудь свою одну.
Он горячо любит все человечество, но его любовь к Маргарите оказывается эгоистичной и поэтому жестокой, губительной. А Маргарита могла любить только его одного. И любила самоотверженно, безоглядно, жертвуя всем, забывая обо всем, кроме счастья возлюбленного... Но она могла и хотела жить только в своем тесном замкнутом мире.
|
|
|
Беззаветная щедрость ее любви нарушила строгие моральные законы этого мира. И потому что Маргарита была такой цельной, душевно чистой, органически чуждой лжи и приспособленчеству, она сломилась под тяжестью своего «греховного» и недолгого счастья. Она не могла ни продлить, ни отстоять его.
Таким образом, именно те живые черты женского обаяния и нравственного облика Маргариты, которые возбудили и все усиливали любовь Фауста, сделали девушку достойной этой любви и в то же время стали причинами ее неизбежной гибели.
И, напротив, те же особенности мировосприятия и психологии Фауста, которые определили трагическую и губительную незавершенность его любви, в то же время воспрепятствовали успеху низких, коварных замыслов Мефистофеля. Счастье, обретенное Фаустом в объятиях Маргариты, не принесло ему того прекрасного, но рокового мгновения, которое он захотел бы остановить.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом мы рассмотрели два важнейших женских образа в творчестве Гете и Данте. Обе они имеют много общего между собой.
Трагедия Маргариты изображена молодым Гете с большим внутренним чувством, с подлинной страстью. Биографы не без основания указывают на то, что сознание вины перед покинутыми им девушками побудило Гете глубоко заглянуть в душу страдающей женщины и создать одну из самых потрясающих трагедий в мировой литературе. Будь «Пра-Фауст» сразу опубликован, он принес бы Гете славу, не меньшую, чем та, которая выпала ему как автору «Страданий юного Вертера». Но таков был этот художник, до крайности требовательный к себе, ощущавший, что он еще не созрел полностью для завершения задуманного им произведения, и он отложил его на долгое время.
Даже хитроумный дьявол не может помочь там, где противодействует неподвластная ему живая совесть девушки. И трагическая вина Маргариты, - убийство ребенка, гибель брата, - искупается очистительной силой ее любви, ее раскаяния. Она обрекает себя на смерть, но тем самым нравственно возвышается и над Мефистофелем и над Фаустом. Характерно, что Мефистофелю - духу зла - так и не удалось завоевать ее доверие, он мог воздействовать на судьбу Маргариты только через других - влияя на соседку, на Фауста.
«Новая Жизнь» была монологом-исповедью, ее главным и единственным действующим лицом был сам автор. В поэме таким активным, действующим лицом становится Беатриче, и на смену монологу приходит диалог. Впервые за всю историю их отношений она, обращаясь к Данте, называет поэта его настоящим именем: «Дант... не плачь» (XXX, 55 - 56), «Взгляни смелей! Да, да, я - Беатриче» (XXX, 73). Беседа, начавшаяся между Данте и его водительницей, будет длиться до последних песен «Рая».
В «Новой Жизни» Данте сам корил себя за легкомыслие, забывчивость, неверность. В «Чистилище», озирая мысленным взором прожитую жизнь, он судит себя двойным судом: собственным и Беатриче. Беатриче кажется Данте грозной матерью, гневно корящей молодого сына.
Таким образом, оба поэта через всю жизнь пронесли свою любовь к этим женщинам, оставив на веки о них память в произведениях искусства.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гете И.В. Фауст: Пер. В. Брюсова. - М.: Худож. литра, 1990.
2. Данте А. Божественная комедия. - М., 1987.
. Аникст А. «Фауст» Гете: Литературный комментарий. - М., 1979.
. Аникст А. Творческий путь Гете. - М., 1968.
. Боткин Л.М. Данте и его время. - М., 1965.
. Бэлза И.Ф. Беатриче. Некоторые проблемы современной дантологии // Дантовские чтения. - М., 1973. - С. 34 - 46.
. Вильмонт Н.Н. Гете: История его жизни и творчества. - М., 1959.
. Голенищев-Кутузов И.Н. Творчество Данте и мировая культура. - М.: Наука, 1971.
. Доброхотов А.Л. Данте Алигьери. - М.: Мысль, 1990.
. Едина Н.Г. Поэзия «Новой Жизни» //Дантовские чтения. - М., 1971. - С. 122 - 129.
. Едина Н.Г. Данте. - М., 1965.
. Жуковский В.А. Две сцены из «Фауста» // Эстетика и критика. - М.: Искусство, 1985. - С. 351 - 355.
. Иванов В. Гете на рубеже двух столетий // Родное и вселенское. - М.: Республика, 1994. - С. 236 - 268.
. Илюшин А.А. Над строкой «Божественной Комедии» // Дантовские чтения. - М., 1985.
. Илюшин А.А. Песни Земного Рая // Дантовские чтения. - М., 1979.
. Карпушин В.А. Некоторые аспекты философской концепции личности у Данте // Дантовские чтения. - М., 1968.
. Киреевский И. «Фауст». Трагедия. Сочинение Гете // Критика и эстетика. - М.: Искусство, 1979. - С. 214 - 217.
. Конради К.О. Гете. Жизнь и творчество. - М.: Радуга, 1987.
. Мандельштам О.Э. Разговор о Данте //Мандельштам О.Э. Слово и культура. - М., 1987. - С. 52 - 69.
. Михайлов А.В. Глаз художника: Художественное видение Гете // Традиция в истории культуры. - М., 1978. - С. 54 - 79.
. Тураев С.В. Иоганн Вольфганг Гете: Очерк жизни и творчества. - М., 1957.
. Федоров Ф.П. «Фауст» Гете. - Рига, 1976.
. Хлодовский Р.И. Гуманизм Данте. Путь к Божественной Комедии» // Дантовские чтения. - М., 1979.
. Эккерман И.П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. - М., 1981.
|
|
|
