Памятники периода перехода о древности к средним векам

Закономерный процесс перехода от древности к средним векам и последующего развития литературы средневекового типа длился в ираноязычных литературах примерно шесть веков (III — VIII вв. ) и имел следующие основные особенности: а) переход от античности к средневековью, в отличие от того, что происходило в культуре Запада, не сопровождался коренной сменой религиозной системы, а лишь изменениями внутри древнеиранской, зороастрийской религии в двух направлениях — догматическом (превращение в государственную религию Ирана) и еретическом (преимущественно в форме первоначального манихейства); б) в отличие от древней литературы, представленной лишь в виде литературно‑ художественных элементов в единственном памятнике письменности, «Авесте», написанной одним древнеиранским языком (авестийским), литература раннего средневековья является разножанровой и разноязычной (различные среднеиранские языки: среднеперсидский, парфянский, согдийский и др. ). Дошедшие, в большинстве своем во фрагментарном виде, переводы произведений буддийской и христианской литературы не входят в понятие «древнвиранская литература».

Все произведения литературы иранского средневековья пронизаны религиозной идеологией (так или иначе связанной с зороастризмом). Даже в немногочисленных произведениях светского характера весьма значителен религиозный элемент. Однако по степени выражения в литературных памятниках аристократически‑ жреческой или народной тенденций можно довольно определенно сгруппировать эти памятники в «две литературы»: «книжно‑ пехлевийскую», освященную авторитетом официальной, зороастрийской церкви, и «манихейскую» во многом выражавшую, в еретической форме, народные представления и чаяния. До нас дошла лишь часть многочисленных литературных памятников пехлевийской литературы, причем в основном в поздней редакции IX века (когда зороастризм, уступив место победившему исламу, стал религией гонимой), а из манихейской литературы — только фрагменты произведений (частично восстанавливаемых по переводам и изложениям на других, неиранских, языках).

* * *

Пехлевийской («книжно‑ пехлевийской») литературой называется совокупность произведений письменности на языке, неточно именуемом «пехлевийским», — ибо на самом деле язык этой литературы не «пехлевийский» (каким можно именовать парфянский), а среднеперсидский.

По существу, оба среднеиранских языка — среднеперсидский и парфянский — являются довольно близкими друг другу диалектами: первый — юго‑ западным (области Фарса), второй — северо‑ восточным — (области Хорасана). Следует отметить, что некоторые памятники пехлевийской литературы были действительно первоначально составлены на «пехлевийском» (парфянском) языке, но последующими переписчиками «отредактированы» в нормах среднеперсидского языка и в таком именно виде дошли до нас.

Произведения пехлевийской литературы, связанные еще с устной традицией, — жреческой, зороастрийской и народной, фольклорной, — творились авторами, выступавшими анонимно, как передатчики традиций, в период III—VII веков в мощном, относительно централизованном Сасанидском государстве, в двух центрах—Фарсе и Хорасане. После завоевания Ирана и Средней Азии войсками Арабского халифата, в период VIII—IX веков, составлялись компилятивные произведения, вобравшие в себя многие элементы предшествующего творчества и существенно переработанные зороастрийскими (парсийскими) жрецами с апологетическими целями. Некоторые произведения пехлевийской литературы, в частности, такие выдающиеся, как знаменитая обрамленная повесть «Калплак и Димнак» (среднеперсидский переработанный перевод " Панчатактры») и «Хватай‑ намак» («Книга о царях»), не дошли до нас в подлиннике, а лишь в переводах и изложениях на арабском языке. Первая из этих книг благодаря переводу стала источником мирового письменного басенного творчества (вплоть до басен Лафонтена и Крылова). Вторая книга стала важнейшим источником различных новоперсидских «Шах‑ наме» («Книга царей»), в том числе и бессмертной эпопеи Фирдоуси.

В эпоху своего создания эта литература понималась в гораздо более расширительном смысле, чем позже, и отнюдь не сводилась к совокупности только литературно‑ художественных произведений.

Феодальная идеология нашла свое наиболее полное выражение в таких памятниках, как «Денкард», этой энциклопедии позднего, канонизированного при Сасанидах, зороастризма. Резюме этой книги хорошо выражено в двух афоризмах: «Ты должен соблюдать нищенство, которое является лучшим из богатств для великих людей»; «Столбовая дорога — это религиозность, а обителью [будет] — рай». Важнейшим сводом, кроме «Денкарда», является сага «Бундахиши» («Первотворение»), сохранившаяся в двух вариантах: более полном «иранском» («Большой Бундахиши») и кратком «индийском». Это сочинение содержит изложение космогонических мифов и различных преданий и легенд, значительно дополняющих и поясняющих многие имена и обрывки упоминаний, встречающихся в «Авесте». Знакомое уже по гатам учение о жизненных эпохах приняло здесь форму догмата о четырех эрах по три тысячи лет в каждой, в течение которых происходит борьба Ормузда и Ахримана, заканчивающаяся к концу III эры разгромом Ахримана, очищением мира в расплавленном металле от скверны и наступлением IV эры — вечного блаженства для всех истинноверующих (то есть зороастрийцев). Мотивы бренности земного мира и упования на царство небесное пронизывают многочисленные дидактические произведения, например, «Советы Анупширвана»: «О люди, остерегайтесь грешить и будьте усердны в благодеяниях и презирайте мирские блага»; «Будьте приверженцами хорошей веры, за это вы удостоитесь рая».

Художественный характер носят в полной мере произведения: как написанные первоначально на парфянском языке поэмы «Ядгар Зареран» и «Драхт асурик», так и на среднеперсидском — «Карнамаки Артахшери Папакан» («Книга деяний Ардашира, сына Папака») и поэма о шахматах («Шатрапг»).

Первая поэма, «Ядгар Зареран» («Поэма о сыне Зарера»), по своему содержанию посвящеиа борьбе за веру, аа торжество зороастрийской религии. Однако это религиозное содержание передано в формах героического эпоса (в переработанном виде ее сюжет входит в эпопею < < Шах‑ наме> > ).

Поэма «Драхт асурик» («Ассирийское дерево») в большей мере, чем «Ядгар Зареран», сохранила следы фольклорного произведения.

Отражает реальные исторические события «Книга деяний Ардашепра (Артахшера), сына Папака» об основателе Сасанидской империи, заполненная приключениями, авантюрами и тайнами, многим напоминающая, особенно в любовной линии, античный (эллинистический) роман.

* * *

Манихейская литература связана с религией манихейства. Среди религий, в наибольшей мере претендовавших с начала нашей эры на роль мировых, универсальных, занимает свое значительное место наряду с христианством и буддизмом также манихейство. Его основоположником и был Мани (Манихей).

Суть проповедуемой Мани универсальной религии, которая должна была, по его замыслу, заменить все остальные, состояла в признании того, что мир — это арена вечной борьбы светлого и темного начал, а назначением человека является помощь светлому началу для окончательного одоления зла. Манихейство вобрало в себя элементы гностицизма зороастризма, христианства и буддизма.

Канон манихейской церкви включает в себя семь произведений, составленных самим Мани на арамейском (сирийском) языке, и тексты традиционной передачи его учения учениками. Из сирийских подлинников семи произведений Мани ничего не сохранилось, а выдержки, приводимые из них мусульманскими и христианскими авторами, обрывочны и кратки.

Первое из этих семи произведений — «Евангелие Мани», состоит из двадцати двух глав, отрывки из которых сохранились на иранских языках (среднеперсидский и согдийский). Вторая книга — в персидской передаче названия известна как «Нийани зиндаган» («Сокровищница жизни»). Третья книга известна по китайскому названию как «Книга тайн», по восточноиранским источникам она также называлась «Разан» («Тайны»). Наконец, «Книга о гигантах» («Каван»). Остальные — это «Эпистолы», «Книга псалмов». Сообщение о семи великих произведениях всегда сопровождается сведениями об их богатом иллюстрировании рисунками (миниатюрами), известными под названием свода «Ардаханг» («Арджанг»). Традиция манихейства изложена в произведении, именуемом «Кефалая», дошедшем на коптском языке и ‑ фрагментарно ‑ на иранских языках. Вне канона известна книга учения, изложенная Мани для Шапура I Сасанида: «Шапухракан».

Произведениям Мани присуща энциклопедическая ученость, и чтение их нуждается в комментариях. Он пытался охватить мифологические и научные, исторические и философские познания своего времени (космогония, география, алхимия, астрология, математика, ботаника, медицина и др. ) и в буквальном смысле слова осветить их своей натурфилософией Света и приблизить к жизни человеческих масс своей практической этикой добра и человеколюбия: «Там, где нет любви, все деяния несовершенны», — гласит дошедший до нас на согдийском языке афоризм пророка.

Проповеди и молитвы Мани судя по дошедшим отрывкам глубоко лиричны, живописны и пересыпаны фольклорной мудростью. Часто поводом для них было какое‑ либо природное явление: восход солнца, гроза, покрытое облаками небо, набухание почек на деревьях, благодатный дождь. Это придает им привлекательную интимность и, в отличие от его трактатов, делает легко понятными и доходчивыми. Нередко прибегал он к поэтической форме.

Несмотря на жестокие гонения со стороны зороастрийской и христианской церквей, манихейская религия широко распространялась сторонниками Мани, рассеявшимися по восточно‑ римским владениям, Средней Азии, Китаю, Палестине и др. На западе манихейские идеи оказались настолько живучими, что сохранились в антиклерикальных народных сектах средневековья: павликиане и мондракиты в Армении, богомилы в Болгарии, альбигойцы в Западной Европе. На востоке манихейство особенно распространялось среди согдийцев и в их колониях в Синьцзяне (Китайский Туркестан), а с VIII века стало государственной религией Уйгурской державы. Сочинения, созданные Мани, а также приписываемые ему, переводились на разные языки и сохранились фрагментарно на сирийском и мандейском, среднеперсидском и парфянском, согдийском, коптском, китайском и уйгурском языках.

Свойственное манихейской проповеди не только Мани, но и его апостолов обильное уснащение фольклорными элементами — притчами, афоризмами, новеллами — говорит о том, что это были излюбленные жанры эпохи.

Любил Мани и разные искусства (музыку, каллиграфию, живопись). По преданию, он сам был выдающимся художником и каллиграфом, как называли его, «чинским», то есть «китайским», точнее, «синьцзянским». Действительно, при раскопках в Синьцзяне обнаружена интересная манихейская живопись, стенная и миниатюрная. Название одного из упомянутых выше произведений Мани, «Арджанг», разукрашенного, по преданию, удивительными красочными иллюстрациями, стало в Иране и на всем Ближнем Востоке нарицательным именем для обозначения шедевра живописи.

И. Брагинский