 |
Эрих Мария Ремарк из Нью‑Йорка (после декабря 1948 г.)
|
|
|
|
Эрих Мария Ремарк из Нью‑ Йорка (после декабря 1948 г. )
Марлен Дитрих в Нью‑ Йорк, Отель «Плаза» (? )
[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC 460–463
Вчера вечером я, милая, получил твои фотографии, и похоже на то, что ветер времени тебе нипочем; можно подумать, что все это снято в Берлине, еще до коричневого девятого вала, и где‑ то, вот‑ вот, я увижу тебя на фоне бара «Эден». О Кифера! О халкионийские дни!
Как все цвело! Как блестели белые бабочки орхидей в блеклые парижские ночи! А свечи цветущих каштанов во дворе «Ланкастера»? А вино в отеле «Пирамиды» во Вьенне? «Ланчия», вся изъеденная молью, снова нашла себе место в Порто‑ Ронко. Эта моль принялась даже за мотор. Но он, мой верный автомобиль, 18 лет от роду, будет приведен в полный порядок. Нельзя же позволить ему умереть столь постыдной смертью.
А ванные, полные цветов! А свет поздних вечеров! Козий сыр и вино «вуврей». И «Весь Париж» – «Tout Paris». Мы сидели там и не догадывались, как мало времени нам отпущено. Все цвело вокруг, а на каменных столах лежали фрукты, и Равик приветствовал рапсодиями утро, когда оно беззвучно приходило в серебряных башмаках. И старик со светлячками в бороде там был. Мы опьянялись самими собой. (А иногда и коньяком. ) Ника стояла на всех ступенях нашего будущего. Сейчас она, молчаливая, стоит в музее «Метрополитен», но иногда, когда никого поблизости нет, она возьмет да и взмахнет быстро крыльями. (Этому она успела научиться у летчиков. ) Мы были так молоды. И нам было хорошо. Мы любили жизнь, и жизнь отвечала нам бурной взаимной любовью, быстро давая то, что можно было еще дать перед бурей.
В моей комнате целый ворох гиацинтов. Снаружи подмораживает, а здесь их сладкий аромат омывает картины на стенах и безжизненные лица маленьких китайских танцовщиц и музыкантш. Они играют какую‑ то призрачную, сверхъестественную музыку, – старую бесконечную песню о былом, о делах тысячелетней давности, о том, что умирает все и что ничто не умирает. Древо мечты пустило свои корни на всех звездах.
|
|
|
С наилучшими пожеланиями! Оставайся нашей радостью!
Р.
Эрих Мария Ремарк из Нью‑ Йорка (наверное, в начале 1949 г. )
Марлен Дитрих в Нью‑ Йорк, Отель «Плаза»
[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC 606
Какая прелестная упаковка для знака внимания с непривычно прикладным назначением! Целительный крем в лепестках роз – красивее просто быть не может. Тысячу раз спасибо тебе, о многообразно унимающая боли…
Р.
Марлен Дитрих из Нью‑ Йорка (01. 04. 1949)
Эриху Мария Ремарку в Нью‑ Йорк
[Штамп на бумаге: «Отель „Плаза“»] R‑ C 3B‑ 51/004
Не солить!
только gesteamt[79]
Я подумала: вот придешь ты домой и захочешь, наверное, чего‑ нибудь горячего. Целую…
Позвоню позже.
Пума.
Эрих Мария Ремарк из Нью‑ Йорка (предположительно 02. 04. 1949)
Марлен Дитрих в Нью‑ Йорк, Отель «Плаза»
[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC 65
Моя милая,
тысячу раз благодарю тебя за все эти красивые вещицы. Я часто пытался дозвониться до тебя, но не заставал.
Я все еще не в порядке. Будь ангелом и осчастливь меня снова – завтра или послезавтра – порцией говядины с рисом; о большем я просто не осмеливаюсь тебя попросить, но хоть это‑ то! Обнимаю тебя.
У Альфреда испортился желудок.
Господь воздаст тебе: станешь сенсацией экрана.
Эрих Мария Ремарк из Нью‑ Йорка (предположительно 04. 04. 1949)
Марлен Дитрих в Нью‑ Йорк, Отель «Плаза»
[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC 67–69
|
|
|
Милая, сердечное тебе спасибо! Если бы ты опять сварила для меня – завтра – горшок вкуснейшей говядины в собственном соку, думаю, я был бы спасен. Я набрал вес и должен отныне сам собой заниматься, потому что могу употреблять в пищу «бройлерное» и заказывать сюда разные блюда.
Тысячу раз благодарю и обнимаю…
Р.
Марлен Дитрих из Нью‑ Йорка (04. 04. 1949)
Эриху Мария Ремарку в Нью‑ Йорк
[Штамп на бумаге: «Отель „Плаза“»] R‑ C 3B‑ 51/005
Моя скороварка сломалась, поэтому так поздно. Целую.
Пума.
Поверни крышку вправо и сними.
Положи туда оставшийся у тебя рис и все вместе подогрей.
Целую.
Эрих Мария Ремарк из Нью‑ Йорка (предположительно 17. 04. 1949)
Марлен Дитрих в Нью‑ Йорк; Отель «Плаза»
[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC За
Спасибо большое
За питье и жаркое –
И с наилучшими пожеланиями на Пасху
От Альфреда и Равика
Роза, мимоза, гвоздика
Отцвели и поди‑ ка!
А моя любовь не шутка,
Имя ей – незабудка!
Альфред
Марлен Дитрих из Нью‑ Йорка (предположительно 17. 04. 1949)
Эриху Мария Ремарку в Нью‑ Йорк
[Штамп на бумаге: «Отель „Плаза“»] R‑ C 3B‑ 51/006
Любовь моя,
вот говядина без единой жиринки в собственном соку: мясо можешь съесть или выбросить. Главное – соус.
Пасхальные поцелуи и спасибо за майские колокольчики.
Я постираю вещички «бэби» и пойду к детям.
Твоя пума.
Эрих Мария Ремарк из Нью‑ Йорка (предположительно 18. 04. 1949)
Марлен Дитрих в Нью‑ Йорк, Отель «Плаза»
MDC 574
Наилучшие пожелания на Пасху от целого ряда людей, –
от старика со светлячками в бороде,
от Равика, который все еще с ужасом думает об Альберте Хайдерне, –
и от Альфреда, который не знает, когда именно его призовут в армию…
Эрих Мария Ремарк из Порто‑ Ронко (после 1950 г. )
Марлен Дитрих
MDC 139
Очаровательнейшая, сейчас ночь со всеми ее звездами, с огнями из деревенских домов, плывущими по озеру, с хвостом Млечного Пути, протянувшимся через все небо, словно дым из труб далекого парохода чудовищных размеров…
…полнота жизни! Ее ширь, в которой сердце потягивается, как кошка, – и золотое лето, смерть и воскресение и все остальные вопросы, сводящиеся в конце концов к одному…
|
|
|
В Европе никогда не было лучше, чем теперь, – американцы торопливо удалились восвояси, никакой опасностью как будто не пахнет, и, как всегда, каждый день – подарок. Особенно с тех пор, как слово «опасность» написано не вдоль гор, а поперек и над ними, – часы становятся округлыми, как раковины, из которых слышны звуки мироздания; все говорят, либо понизив голос, либо усилив его, и смотрят на тебя в отчаянии и с восторгом в глазах, как перед космической катастрофой, перед концом света…
Камни переговариваются, листья откровенничают, тычинки красуются, муравьи игнорируют корейский вопрос, молоденькая кошечка парит в танце над коврами, светлячки сами себе электростанция, а мухи‑ однодневки, завтра мертвые, любят друг друга в свете свечи на террасе, они – символы в чистом виде, потому что у них нет приспособлений для пожирания и переваривания пищи, и это – кратчайшая трепещущая жизнь; мохнатые ночные бабочки пробиваются сквозь ночь, как торпеды, озеро бормочет со сна и подмигивает, из него вылетают рыбы, и, как всегда, Бог – в деталях…
Пусть наш привет через горы долетит до тебя, унесенная от нас! Ника, натирающая полы, куда ты подевалась?
Бог в деталях…
В человеке тебе принадлежит только то, что ты в нем изменил…
О‑ о, ты угорь! Пьяненький, за салатом с огурцами, увертливый, – но ведь и прокопченный…
Привет из‑ за каменного стола.
Р.
|
|
|
