Аммиан марцеллин. История. 33 глава
Сделав такое распоряжение на радость земледельцам, он продвинулся до города Тубусупта, расположенного близ Ферратского хребта, и отказался принять второе посольство Фирма, так как оно не привело с собой, вопреки уговору, заложников. С осторожностью разведав здесь все, как того требовало время и место, он устремился быстрым маршем на племена тиндензиев и масиниссензиев, которые знали только легкое вооружение и имели предводителями Масцизеля и Дия, братьев Фирма. Когда эти быстрые враги были уже на виду, с той и с другой стороны понеслись сначала тучи стрел, а затем завязалась жесточайшая сеча. Среди стонов умирающих и раненых слышались воющие вопли пленных варваров. По окончании боя было разграблено и предано огню много селений. Особенно тяжкому разорению, которое было произведено самым жестоким образом, подверглось имение по имени Пéтра. Владелец его, Сальмаций, брат Фирма, отстроил его наподобие города. Приободрившись от этого успеха, победитель занял с чрезвычайной быстротой город Ламфокту, лежавший на границе между двумя вышеназванными племенами. Там Феодосий разместил большой запас провианта, чтобы иметь возможность отдать приказ подвести его с близкого пункта, если бы при продвижении вглубь страны пришлось попасть в пустынные местности. Между тем Масцизель, восстановив свои силы, привел подкрепление от соседних племен и попытал счастья в новой битве с нашими. Но он потерпел тяжкий урон и сам едва спасся от смерти, и то лишь благодаря быстроте своего коня.
Фирм, надломленный печальным исходом обеих битв и пораженный в самое сердце, чтобы не оставить неиспробованным последнего средства, отправил посольство из священников христианского обряда с заложниками, чтобы просить мира. Послы были приняты благосклонно, и так как они обещали доставить нужный войску провиант, как им было приказано, то вернулись с милостивым ответом. Отправив вперед дары, мавр смело направился к римскому вождю верхом на коне, который мог выручить его в сомнительных случаях. Когда он приблизился, то блеск знамен и грозное лицо Феодосия поразили его: он соскочил с коня и, склонив шею, почти пригнулся к земле, порицал в слезных выражениях свою опрометчивость и молил о мире и прощении. Феодосий встретил его ласково и облобызал, так как это входило в его планы, и Фирм совершенно приободрился, доставил провиант в достаточном количестве и, оставив несколько своих близких в качестве заложников, удалился, чтобы, согласно договору, возвратить пленных, которых он захватил в самом начале волнений. И действительно, через два дня после этого он без промедления очистил город Икозий, об основателях которого я говорил выше997 и, как было ему приказано, возвратил военные знамена, жреческую корону998 и все остальное, что он захватил.
Затем наш вождь вошел в город Типозу, и когда послы мазиков, присоединившихся к Фирму, смиренно молили о прощении, дал им гордый ответ, что он немедленно двинется с войском против них за их измену. Страх перед грозившей им опасностью привел их в оцепенение. Феодосий приказал им отправляться восвояси, а сам продолжал путь в Цезарею, город некогда богатый и знаменитый, о происхождении которого я также подробно рассказал при описании Африки. Когда он вступил в этот город, его взорам представилось зрелище страшного пожарища и торчащие повсюду камни, поросшие мхом. Поэтому он распорядился, чтобы первый и второй легионы временно расположились там и приказал людям расчистить кучи мусора и держать охрану, чтобы город не подвергся новому нападению варваров.
Когда достоверные и не раз подтвержденные слухи разнесли весть об этих успехах Феодосия, правители провинций и трибун Викентий вышли из убежищ, куда они укрылись, и, освободившись, наконец, от страха, поспешно явились к вождю, который находился тогда в Цезарее. Встретив и приняв их с любезным вниманием, он удостоверился точным исследованием, что Фирм под видом страха и покорности питает тайный замысел напасть с внезапностью бури на войска, не опасавшиеся теперь никаких враждебных действий. Поэтому, выступив из Цезареи, он двинулся к городу Сугабарриту, расположенному на склоне Трансцелленских гор. Там он нашел солдат четвертой когорты сагиттариев, которая перешла на сторону бунтовщика. Чтобы показать, что он довольствуется мягким наказанием, он перевел их всех в низший разряд солдат и приказал отправиться в Тигавии как им, так и части Константинова легиона вместе с их трибунами, из которых один возложил на голову Фирма свою шейную цепь вместо диадемы. В это время вернулись Гильдон и Максим и привели с собой в оковах Беллена, одного из царевичей мазиков, и Фериция, начальника племени: они поддерживали дело возмутителя общественного спокойствия... Когда названные выше отряды явились, согласно приказу, он вышел при первых лучах солнца и, увидев, что они окружены войсками, сказал такие слова: «Верные товарищи! Как по вашему мнению надлежит поступить с этими преступными изменниками?» Раздался крик с требованием кровавой кары, и он выдал солдатам служивших в Константиновом легионе на казнь по древнему обычаю; старшим из сагиттариев он отсек руки, а остальных покарал смертью. Он действовал по примеру строгого командира Куриона, сломившего этим видом казни ярость дарданцев, которая несколько раз возрождалась, наподобие голов Лернейской гидры.999 Но зложелательные хулители, относясь с похвалой к тому древнему деянию, порицают поступок Феодосия, как суровый и жестокий; они говорят, что дарданцы были ожесточенными врагами и понесли справедливую кару, а что с этими солдатами, находившимися на нашей службе, которые оказались виновны в одном лишь проступке, надлежало поступить мягче. Но я должен указать им на то, что они, может быть, и сами знают, а именно, что эта когорта была опасна как своим проступком, так и самим примером. Вышеназванных Беллена и Фериция, которых доставил Гильдон, и трибуна сагиттариев Курандия он приказал казнить, потому что последний и сам никогда не хотел нападать на врага и не побуждал к тому своих солдат. В своем образе действий Феодосий следовал лишь изречению Цицерона: «Спасительная строгость лучше, нежели пустая видимость мягкосердечия»1000
Выступив оттуда, он разбил при помощи таранов поселение, называющееся Гайонатис, окруженное крепкой стеной, которое служило самым безопасным убежищем для мавров. Все жители были перебиты и стены сравнены с землей. Двинувшись затем к крепости Тингису и пройдя через Анкорарские горы, он напал на мазиков, которые собрались здесь со всеми своими силами и уже обменивались с нашими тучей стрел Обе стороны начали наступать друг на друга, и хотя мазики – народ воинственный и выносливый, но они не сломили наших сил и оружия и, будучи несколько раз отбиты с большим уроном, разбежались в позорном страхе. Бросившиеся бежать были перебиты за исключением тех, которые, найдя возможность уйти, смиренно молили о прощении и получили его, так как обстоятельства этого требовали. Суггена, их предводителя...преемнику Романа он приказал отправиться в Ситифенскую Мавританию с поручением организовать охрану, чтобы провинция не подвергалась нападениям. Сам же он, став еще смелее от своих удач, пошел на племя музонов. Эти грабители и убийцы присоединились к Фирму, который, как они того ожидали, вскоре должен был стать еще могущественнее.
Продвинувшись на некоторое расстояние вперед, до города Адды, Феодосий узнал, что много племен, хоть и различных по образу жизни и языку, но объединенных в единодушном порыве, собираются начать ожесточенную войну; побуждала же их к этому обещанием больших наград сестра Фирма по имени Кирия, которая, обладая большими богатствами и проявляя женский задор, решила помочь самым энергичным образом своему брату.
Поэтому Феодосий опасался принять неравный бой и не рисковал в битве своего небольшого отряда с несчетным множеством – под его командой было 3,500 человек – потерять всех своих людей, он боролся с двумя чувствами: стыдом перед отступлением и жаждой битвы, но напиравшие на него несметные полчища заставили его отступить. Такой исход чрезвычайно воодушевил варваров и они упорно преследовали его... он бы и сам погиб, и потерял весь свой отряд, если бы нестройно наступавшие варвары, увидав издали вспомогательный отряд мазиков с несколькими римлянами впереди, не подумали, что против них выступает большая армия; они обратились в бегство и открыли нашим занятые ранее проходы. Так Феодосий вывел невредимыми своих солдат. Прибыв в селение Мазук, он сжег живыми несколько дезертиров, искалечил других по примеру сагиттариев, которым отсекли правые руки, и в феврале прибыл в Типату. Пробыв здесь подольше, он действовал, как тот древний «медлитель»,z:\CorvDoc\lektsiiorg3\медлитель - 1001_11001 надеясь, если представится случай, раздавить воинственного и столь опытного в метании стрел врага скорее при помощи разумных военных хитростей, нежели в опасных схватках. При этом он не упускал случая послать опытных в искусстве убеждать посредников к окрестным племенам: байурам, кантаврианам, анастоматам, кафанам, даварам и другим, чтобы привлечь их к союзу страхом ли, или деньгами, а подчас и обещанием оставить безнаказанными их набеги...сокрушая напор врага двусмысленным образом действий и промедлением, с тем чтобы его раздавить, как некогда Помпей Митридата.1002
Предвидя нежелательный результат своего дела, Фирм, хотя силы, которыми он располагал для защиты, были очень значительны, покинул свое войско, которое собрал за огромные деньги, и воспользовавшись ночным временем для того, чтобы скрыться, проник в отдаленные Капрариенские горы, недоступные вследствие крутизны своих скалистых громад. Его тайный уход имел следствием то, что его войско рассеялось и, расходясь по частям без командира, предоставило нашим возможность проникнуть в его лагерь. Разграбив лагерь и перебив тех, кто оказывал сопротивление, или взяв их в плен, наш осмотрительный вождь опустошил окрестности, и поставил над племенами, через территории которых он проходил, правителей испытанной верности. Это неожиданное и столь смелое наступление так устрашило изменника, что он искал спасения в быстром бегстве в сопровождении лишь нескольких рабов, и чтобы не встретить в чем-либо помехи, бросил свой багаж с драгоценностями, которые он до этого увез. Его жена устала в постоянных передвижениях и... Феодосий не давал пощады никому из появлявшихся и, приободрив своих солдат лучшим довольствием и выдачей жалованья, разбил в легкой стычке капрариензиев и абаннов и подошел к городу... узнав от надежных вестников, что варвары заняли уже горы, которые воздымались высоко вверх, образуя со всех сторон обрывы, доступные только для местных жителей, очень хорошо знакомых с местностью, он отступил и тем дал возможность неприятелю усилиться во время перерыва военных действий, хотя и краткого, за счет больших вспомогательных войск соседних с ними эфиопов. Огромными скучившимися массами с ужасным криком бросились они в бой, не щадя своей жизни, и грозным видом неисчислимых отрядов навели на него страх и вынудили отступить. Но вскоре бодрое настроение восстановилось, Феодосий вернулся с обильным запасом провианта, войска построились густыми рядами и, грозно размахивая щитами, дали отпор врагу. И вот, хотя наши манипулы, опирая о колено свои щиты, были готовы броситься на варваров, поднимавших страшный шум своим оружием, однако Феодосий, как осторожный и предусмотрительный боевой человек, не решился дать сражение из-за малого числа своих солдат: смело выступая в боевом строю, он повернул бестрепетно путь к городу Конто, где Фирм разместил наших пленных в расчете на то, что город этот лежит в стороне и расположен на крутой горе. Освободив всех пленных, Феодосий по своему обычаю применил строгие меры наказания к изменникам и приверженцам Фирма.
Пока он вел эти удачные действия с помощью верховного божества, надежный лазутчик сообщил ему, что Фирм бежал к племени исафлензиев. С целью потребовать выдачи его, брата его Мазуки и остальных родственников, Феодосий вступил в пределы этого племени и так как не мог добиться выдачи, то объявил войну. Произошел жаркий бой. Яростный выше всякой меры напор варваров он отразил только тем, что выстроил свою боевую линию полукругом. Исафлензии подались под напором теснивших их отрядов, их пало очень много. Сам Фирм, хотя и бился с ожесточением и не раз бросался на прямую гибель, бежал на своем коне, привычном носиться по скалам и утесам, а брат Фирма Мазука был ранен и взят в плен. Феодосий приказал отправить его в Цезарею, где он оставил следы своих злодеяний; но тот сам раскрыл шире свою рану и скончался. Его отрубленную голову доставили в вышеназванный город при великом ликовании населения. Затем Феодосий, после того как было таким образом подавлено восстание исафлензиев, покарал его племя тяжкими наказаниями, как требовала того справедливость. Так, он предал казни огнем влиятельного гражданина Эвазия, его сына Флора и некоторых других, которые были полностью уличены в том, что тайно оказывали помощь нарушителю мира.
Продолжая затем свой поход вглубь страны, Феодосий с большим воодушевлением двинулся против племени юбаленов, откуда, как он узнал, был родом отец Фирма, Нубель; но высота гор и извилистые теснины заставили его остановиться. Он правда, напал на врага, перебил много народа и открыл себе путь, но так как опасался горных высот, где легко можно было устроить засаду, то отступил в Авдиенскую крепость, не потеряв ни одного человека. Там сдалось ему дикое племя иезалензиев и обещало доставить вспомогательный отряд и провиант.
Радуясь этим славным успехам, наш превосходный полководец с удвоенным воодушевлением двинулся против самого виновника возмущения и поэтому сделал продолжительную остановку возле укрепления, называющегося Медиан, рассчитывая путем различного рода переговоров уладить дело так, чтобы ему выдали мятежника. Среди этих забот и тревог он узнал, что враг опять вернулся к исафлензиям. Не медля, как и прежде, он сделал на них быстрый набег. Ему навстречу выехал царь Игмазен, влиятельный и могущественный в тех местах человек, и дерзко задал ему вопрос: «Из какого ты места и за каким делом ты сюда явился? отвечай». Грозно взглянул на него Феодосий и сказал строгим тоном: «Я комит Валентиниана, владыки круга земного, и послан я, чтобы уничтожить зловредного разбойника. Если ты мне его не выдашь тотчас, то, согласно повелению непобедимого императора, ты погибнешь вместе с твоим племенем». Услышав эти слова, Игмазен разразился бранью на полководца и удалился в гневе и печали. На рассвете следующего дня выступили вперед с той и другой стороны боевые силы в грозном воодушевлении. Варвары выставили на самом строе 20 тысяч человек, скрыв в тылу вспомогательные отряды, чтобы неожиданно окружить наших, когда они мало-помалу поднимутся на гору. К ним присоединилось много вспомогательных сил от иезалензиев, которые, как я упоминал, обещали нашим помощь и провиант. Напротив, римляне, хоть и очень немногочисленные, но в возбуждении отваги и в гордом сознании прежних побед, сплотив ряды на флангах, тесно сдвинули свои щиты наподобие черепахи и дали отпор, не отступая ни на пядь. Битва тянулась от восхода солнца до конца дня. Незадолго до вечера появился Фирм на высоком коне и, распустив пошире пурпурный плащ, громким голосом убеждал солдат, чтобы они, если хотят спастись от опасности, в которую попали, воспользовались случаем и выдали Феодосия, которого он при этом называл свирепым, суровым и жестоким изобретателем казней. Эти неожиданные возгласы одних побудили биться еще ожесточеннее, а других соблазнили оставить бой. Когда настала ночь и устрашающий мрак скрыл обе стороны, Феодосий вернулся в Дуодиенское укрепление и сделал смотр солдатам; тех из них, которые из страха или вследствие речей Фирма оставили бой, он предал разным казням: одним отрубил правые руки, других сжег живыми.
Охранные караулы он расставил самым внимательным образом, и, когда варвары после захода луны в полной темноте возымели дерзость покуситься на его лагерь, одних отбросил, а других, которые дерзко напирали, взял в плен. Вступив затем быстрым маршем, он напал окольными путями на вероломных иезалензиев с той стороны, откуда меньше всего можно было этого ожидать, и предал их земли совершенному опустошению. Потом через города Кесарийской Мавритании вернулся в Ситифис. Там он подверг пыткам Кастора и Мартиниана, соучастников в преступлениях Романа, и затем приказал их сжечь живыми.
После этого вновь началась война с исафлензиями, и когда в первой же битве варвары были отбиты и много их пало на поле сражения, царь их Игмазен, привыкший до того времени к победам, стал опасаться за свое положение. Поняв, что общение с мятежником, если он его не прекратит, грозит ему смертью, он со всяческими предосторожностями и в большой тайне, насколько это было возможно, выехал один из своего лагеря и, как только увидел Феодосия, униженно стал его просить, чтобы тот приказал явиться Мазилле, старейшине мазиков. Его просьба была исполнена, и через него он вел тайные переговоры с нашим полководцем: он советовал Феодосию, который был упорен по своему характеру, продолжать войну с его земляками, чтобы дать таким образом возможность Игмазену выполнить свой план и непрерывностью войны нагнать на них страх, так как, при всей своей приверженности к изменнику, они истомлены множеством потерь. Феодосий последовал его совету и так обессилил исафлензиев частыми битвами, что их избивали как скотину. Фирм тайком бежал от них, но в то время, когда пытался скрыться в недоступном и отдаленном месте, он был задержан Игмазеном и отдан под стражу. Он узнал о тайных переговорах через Мазиллу, и, видя один лишь исход, решил побороть любовь к жизни добровольной смертью: напоив допьяна своих сторожей, когда те крепко уснули в ночной тишине, сам он не смыкая очей в ужасе перед неизбежной катастрофой, неслышными шагами покинул постель. Ползя на руках и коленях, он ушел подальше, закрепил на гвозде, вбитом в стену, случайно найденную веревку, которую послала ему судьба для прекращения жизни, засунул голову в петлю и испустил дух, избежав тем самым мучений, в которых ему предстояло окончить жизнь.
Игмазен очень от этого огорчился и скорбел, что у него похищена слава, так как ему не удалось привести живым в римский лагерь изменника. Обеспечив себе неприкосновенность через Мазиллу, он повез возложенный на верблюда труп умершего. Когда он приблизился к нашему лагерю, который был расположен у Субикаренского укрепления, то переложил труп на вьючную лошадь и доставил Феодосию к большой его радости. Созвав солдат и население, Феодосий спросил, узнают ли в этом трупе Фирма, и когда убедился, что все без малейшего колебания узнали его, то выступил после небольшой остановки и как триумфатор вернулся в Ситифис. Там его встретили с величайшим торжеством и признательностью люди всех возрастов и состояний1003
6. Квады, раздраженные бесчестным убийством своего царя Габиния, опустошают огнем и мечом Паннонии и Валерию, действуя вместе с сарматами; при этом были почти уничтожены два легиона. О городской префектуре Клавдия.
Пока вышеназванный полководец (Феодосий) совершал эти воинские подвиги в Мавритании и Африке, внезапно поднялись квады, народ, теперь вовсе не страшный, но в прежнее время невероятно воинственный и очень могущественный1004 Об этом свидетельствуют их стремительные набеги, совершенные ими вместе с маркоманнами, осада Аквилеи, разрушение Опитергия и множество кровавых деяний, совершенных с чрезвычайной быстротой, так что достойный государь Марк (Аврелий), о чем я раньше рассказывал1005 с трудом выдержал их напор, форсировав Юлиевы Альпы.1006 И были у них, как у варваров, основательные причины для жалоб. Валентиниан с самого начала своего правления пламенел похвальным, но и переходившим через край старанием укреплять границы. Он приказал соорудить сторожевые укрепления за рекой Истр на земле квадов, как будто она была уже подчинена римскому закону. Население негодовало на это, но, не желая подвергать себя опасности, старалось задержать эти работы лишь посольством к императору и ропотом. Но Максимин, жадно хватавшийся за каждый повод к злодеянию и не умевший сдерживать прирожденную спесь, которая еще возросла от получения сана префекта, порицал Эквиция, состоявшего в то время магистром армии, отмечая его упрямство и бездеятельность в том, что не доведено до конца дело, которое решено было ускорить. Под предлогом заботы о государственных интересах, он заявил, что если бы власть дукса в Валерии была предоставлена его молодому сыну Марцеллиану, то укрепление было бы воздвигнуто без малейшего промедления. То и другое было исполнено. Назначенный дуксом Марцеллиан отправился в Валерию и, прибыв на место, бестактно надутый, как сын своего отца, не сделал никакой попытки обратиться с ласковыми словами к тем, кого изгоняли из их земель по фальшивым соображениям никогда не слыханной политики, и принялся за достройку начатого укрепления, сооружение которого было приостановлено вследствие разрешения обратиться с просьбой к императору. Царь Габиний почтительно просил не допускать никаких новшеств. Как бы давая надежду на соизволение, Марцеллиан пригласил с притворной вежливостью его и других к себе на обед, а когда тот возвращался после обеда, он приказал убить его, нечистиво нарушив священный обычай гостеприимства.
Слух об этом преступном деянии распространился повсеместно и ожесточил как квадов, так и соседние племена. Оплакивая гибель царя, они объединились и послали грабительские отряды. Перейдя через Дунай в такую пору, когда не ожидали никаких враждебных действий, варвары напали на сельское население, занятое сбором жатвы, перебили большую часть, а оставшихся в живых увели вместе с множеством различного скота. Едва не случилось в ту пору неизгладимое злое дело, которое пришлось бы причислить к позорнейшим несчастьям римского государства: чуть не попала в плен дочь Констанция; ее везли на бракосочетание с Грацианом и сделали остановку для обеда в государственном имении, называвшемся Пистра. По милости Божьей находившийся тут правитель провинции Мессала посадил ее в экипаж, предназначенный для чиновников, и помчался во всю прыть коней в Сирмий за 26 миль оттуда. Этот счастливый случай спас девушку царского рода от опасности жалкого рабства. Если бы нельзя было устроить выкуп, попади она в плен, то это принесло бы великие бедствия государству.
Квады с сарматами, племена, отличавшиеся особой умелостью в деле грабежей и разбоев, распространяя все шире и шире круг своих набегов, уводили в плен мужчин и женщин, угоняли скот, злобно радуясь грудам пепла от сожженных селений, страданиям убитых жителей, и без всякой пощады избивали последних, нападая на них врасплох. Страх перед подобными бедствиями распространился по всем соседним местностям, а находившийся тогда в Сирмии префект претория Проб, совершенно не знакомый с ужасами войны, до того был поражен печальным зрелищем, что едва смел поднять глаза. Он долго пребывал в нерешительности, недоумевая, что ему предпринять, и приготовил уже на ближайшую ночь быстрых лошадей для бегства из Сирмия. Но он внял, однако, лучшим советам и остался на месте. Ему сказали, что все находящиеся в городе немедленно последуют его примеру, чтобы укрыться в подходящих убежищах, а если это случится, то город, без всякой попытки защищаться, попадет в руки врага. Поэтому, уняв мало-помалу свой страх, он с решимостью принялся за необходимые настоятельные меры: вычистил рвы, заваленные мусором, принялся за ремонт стен, которые в большей своей части пришли вследствие продолжительного мира в запущение и завалились, снабдил их грозными башнями. Он имел пристрастие к постройкам, ускорению же дела содействовало то обстоятельство, что он нашел готовый материал, собранный уже давно для сооружения театра и оказавшийся теперь достаточным для возведения построек, с которыми приходилось спешить. К этим мероприятиям он прибавил еще одно: с ближайшего поста призвал в город когорту стрелков, чтобы в случае осады она могла защитить его.
Эти предосторожности отвратили варваров от осады города: они не были достаточно искусны в этом роде войны, их обременяла к тому же добыча, и они стали выслеживать Эквиция. Узнав из показаний пленных, что Эквиций ушел в очень отдаленные места Валерии, они поспешно направились туда, сердясь на него и злоумышляя на его жизнь за то, что, как они думали, он обманул их ни в чем не повинного царя. Пока они в озлоблении спешили туда, двинуты были им навстречу два легиона, Паннонский и Мезийский, достаточно большая боевая сила. Если бы между ними было единодушие, то без всякого сомнения, они оказались бы победителями. Но у них вышли раздоры, они спорили о чести и достоинстве и спешили по отдельности напасть на разбойников. Хитрые сарматы поняли это и, не ожидая формального сигнала к битве, напали сначала на Мезийский легион и, пока солдаты в смятении хватались за оружие, многих убили. Возгордившись от успеха и воспрянув духом, они прорвали боевую линию Паннонского легиона и, разделив силы отряда, вторичным ударом едва не истребили всех; лишь немногих спасло от смерти поспешное бегство.
Во время этих несчастий дукс Мезии Феодосий младший, тогда еще юноша с едва пробивавшейся бородой, а впоследствии славный император, несколько раз изгонял свободных сарматов, называемых так в отличие от восставших против них рабов1007 и наносил им поражения во время их вторжений в наши пределы на другой стороне. Стекавшиеся их полчища, несмотря на храброе сопротивление, он разбил в многократных стычках так решительно, что насытил диких зверей и хищных птиц кровью множества павших. Остальные, когда уже ослабел задор, стали бояться, что этот полководец, проявивший такую энергичную доблесть, разобьет или обратит в бегство их вторгающиеся шайки на самой границе, или устроит засаду в глуши лесов. После многих тщетных попыток прорваться, которые они предпринимали время от времени, они оставили свой бранный задор, просили о забвении прошлого и, чувствуя себя в данное время побежденными, не делали ничего противоречащего условиям предоставленного им мира. И тем более охватил их страх, что для охраны Иллирика прибыли большие силы из галльской армии.
Пока провинции страдали от стольких бедствий, проносившихся над ними непрерывной чередой, Вечным городом управлял Клавдий. В год его правления протекающий через середину города Тибр, который, приняв в себя городские каналы и много обильных водой рек, впадает в Тирренское море, разлился от чрезвычайного избытка дождей и, потеряв даже вид реки, затопил почти весь город. Части города, расположенные на равнине, превратились в озера, и только вершины холмов и более высокие дома были безопасны в этом ужасе. Так как высокий уровень воды прервал сообщение, то, во избежание голода, подвозили на лодках и челноках большое количество продовольствия. Но когда погода переменилась и река, сокрушив преграды, вошла в обычное русло, страх прошел, и не ожидали больше никаких несчастий. Сам префект действовал с величайшим спокойствием. Предупреждая каждую справедливую жалобу, он не был вовлечен ни в какие бунты, и восстановил много древних зданий. Между прочим, он отстроил огромный портик, примыкавший к баням Агриппы, который получил название Доброго Исхода по той причине, что поблизости оттуда стоит храм этого имени.
КНИГА XXX
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
(годы 374—375)
1. Царь армянский Пара, вызванный Валентом и отданный в Тарс под видом почетной охраны под стражу, бежит с тремя сотнями своих земляков. Обманув стороживших дороги, он возвращается в свое царство на коне. Вскоре после этого его убивает на пиру командир Траян.
В то время, когда вероломство командира, совершившего преступное убийство царя квадов, вызвало на Западе серьезные осложнения, совершилось и на Востоке гнусное злодеяние: царь Армении Пара1008 пал жертвой тайных козней. Главной причиной этого позорного дела послужило, по моим сведениям, следующее обстоятельство. Злонамеренные люди, уже не раз извлекавшие выгоду из общественных бедствий, возводили пред Валентинианом разные обвинения на Пару, только что достигшего юношеского возраста. Среди них был командир Теренций; по внешнему виду то был человек скромный и всегда серьезный, но в течение всей своей жизни он повсюду возбуждал раздоры. Сговорившись с несколькими местными жителями, которые пребывали в страхе перед карой за свои проступки, он в своих донесениях ко двору постоянно напоминал об убийстве Килака и Артабанна1009 и добавлял, что юный царь, склонный вообще к высокомерным поступкам, проявляет чрезмерную жестокость в отношении своих подданных. Вследствие этого Пара под предлогом участия в предстоящем обсуждении мероприятий по текущим делам, был приглашен с соблюдением царского этикета; но в Тарсе, столице Киликии, под видом почетной охраны его взяли под стражу, и он не мог ни добиться приема у императора, ни узнать причину спешного вызова, встречая со стороны всех упорное молчание. Наконец он получил тайное донесение о том, что Теренций в письме советовал императору немедленно послать в Армению другого царя, чтобы этот народ, далеко для нас не безразличный, из ненависти к Паре и из страха перед его возвращением не переметнулся к персам, которые горят желанием захватить эту страну силой, угрозами или лестью.
Обдумывая это, Пара предвидел, что его ожидает жестокая гибель. Изощренный уже в коварстве и не усматривая другого пути к спасению, кроме как поспешное бегство, он по совету людей, которым доверял, собрал свою свиту, сопровождавшую его с родины в числе 300 всадников на быстрых конях, и, приняв скорее дерзкое, нежели обдуманное решение, как это обычно бывает в важных и тревожных обстоятельствах, выступил из города, когда день уже склонялся к вечеру, и отважно бросился вперед, построив свой отряд клином. Правитель провинции, по поспешному донесению о том прислужника, стоявшего на страже ворот, нагнал его поблизости от города и настойчиво просил остаться, но просьбы оказались тщетными, и сам он едва ушел живым. Тотчас был выслан за ним целый легион; но когда он уже настигал беглецов, Пара, повернув назад, бросился на солдат с храбрейшими людьми, осыпая противника стрелами, как искрами, но намеренно не попадая ни в кого, и испуганные солдаты вернулись в город вместе со своим трибуном быстрее, чем выступилиz:\CorvDoc\lektsiiorg3\легион - Top_of_Book_xhtml1010 вободный уже после этого от всяких опасений, после трудного похода в течение двух дней и двух ночей, Пара подошел к реке Евфрат. Не имея возможности переправиться через нее за недостатком судов, когда многие робели вследствие неумения плавать, сам он впал больше других в сомнения. И он остался там, если бы в числе разных способов, которые предлагал всякий, не найден был один, самый надежный в отчаянном положении. К кроватям, которые оказались в жилищах, привязали по два меха, которых было много в стране, изобилующей виноградниками. Знатнейшие из свиты и сам царь, усевшись каждый в одиночку на ложе и таща за собой коней, пустились вплавь, держа направление наискосок, чтобы избежать напора встречных волн. Этим способом они, наконец, достигли противоположного берега, преодолев крайнюю опасность. Все остальные, сев на лошадей, пустили их вплавь. Несшиеся вокруг волны не раз их захлестывали или уносили дальше; наконец их прибило к противоположному берегу, измученных и продрогших. Там они оправились и выступили затем в путь, чувствуя себя уже спокойнее, чем в предшествующие дни.
Воспользуйтесь поиском по сайту: