 |
Глава III. Посещаем райком
|
|
|
|
Утром, как только мама ушла на работу, я надел свой самый лучший костюм и отправился будить Оську.
Подойдя к одноэтажному кирпичному домику, я вспомнил, что Оська до эвакуации спал в угловой комнате, и постучал в крайнее окно. Председатель КВШ не появлялся. Я постучал громче. Опять никакого ответа. Став ногами на выступ в стене и заглянув в окно, я увидел в конце комнаты кровать, а на ней – Оську, закрывшегося с головой одеялом. Громко звать его мне не хотелось: было еще довольно рано, и в доме, как видно, все спали. Поэтому я отворил незапертое окно, перелез через подоконник и подошел к кровати:
– Ося! Ось! Вставай!
Председатель не двинулся. Я нагнулся и потряс его за плечо:
– Оська, слышишь? Довольно спать. Подымайся!
Я затряс было его снова, но тут же отдернул руку. Только теперь я заметил, что «Оська», спавший под одеялом, раза в полтора длиннее нашего председателя. Мне стало не по себе… Я оглянулся, заметил на стуле рядом с кроватью пепельницу и пачку папирос и окончательно убедился, что передо мной не Оська. Еле двигая ослабевшими ногами, я осторожно шагнул к двери, остановился, шагнул еще раз… Поздно! Одеяло зашевелилось, откинулось, я худощавый пожилой человек сел на кровати.
– М‑ да! Что? – сказал он спросонок, глядя куда‑ то в угол. Потом медленно всем туловищем повернулся и уставился на меня.
У него были серые усы, густые растрепанные брови и почти лысая голова. Он смотрел на меня так долго, что я наконец собрался с духом и залопотал:
– Простите, товарищ… очень извиняюсь! Я думал, что здесь Ося… Здесь жил такой мальчик Ося, так я думал…
Лицо человека стало краснеть и глаза сделались очень сердитыми. Я ждал, что он закричит, но он сдержался и только негромко пробасил:
|
|
|
– Гм! Однако… Это, знаете ли, безобразие!
На веранде, куда я выскочил не помня себя, стояли Оська и его мама – низенькая полная женщина в кожаном пальто. Роясь в портфеле, она давала какие‑ то наставления Оське.
– О‑ о! – протянула она, увидев меня. – Если не ошибаюсь, это Николай. Ну‑ ка, ну‑ ка, дай на тебя посмотреть! – Она взяла меня за голову и повернула лицом к свету. – Молодец! Вытянулся, возмужал. Ну, здравствуй. Что ты делал в такую рань у соседа? Как мама? Здорова?
– Здрасте, Анна Федоровна!.. Так… заходил… По делу заходил…
– И загореть даже успел… По какому же это делу? Товарищ, говорят, третьего дня приехал. С нашим же поездом.
– Так… Есть одно дело такое… обыкновенное, знаете, дело…
Я чувствовал, что мелю чепуху. Оська внимательно поглядывал на меня, понимая, что здесь что‑ то неладно. Наконец Анна Федоровна ушла, попросив передать моей маме, что зайдет к нам сегодня вечером.
Оська провел меня в свою комнату (конечно, он жил теперь не в угловой).
– Ну, выкладывай, что случилось.
Я рассказал свое приключение. Выслушав меня, председатель заложил руки назад и заходил по комнате.
– Неприятно! – сказал он.
– А что?
– А то, что я имел на этого человека виды.
– Виды?
– Ага! Хотел привлечь его к строительству. Он инженер.
– Ну и привлекай себе! Если хочешь, я еще раз извинюсь. Только я не знаю, как ты его привлечешь.
– Вот в том‑ то и дело, что это вообще очень неприятный тип. Тетя Маша еще настроила его против меня, а тут и ты добавил…
Я спросил, как тетя Маша могла настроить инженера против Оськи и почему инженер неприятный тип.
– Бука он какой‑ то… Он приехал в тот же день, что и мы, а сюда пришел первым. Ему временно одну нашу комнату дали. Поставил чемодан в коридоре и спрашивает: «Детей нет? » А тетя Маша ему говорит: «Нет. Сейчас тихо. Правда, скоро вернется сестра с сыном. Это, я вам доложу, мальчишка! Круглые сутки в доме дым коромыслом». А мы с мамой тут как тут.
|
|
|
– А он что?
– Ничего. Сердито посмотрел и ушел в свою комнату…
Оська оделся, так же как и я, во все лучшее, и мы отправились в райком.
Было девять часов утра. Пригревало солнце. По мостовой катились грузовики и подводы с кирпичами, досками, рельсами… Здесь разбирали развалины дома, тут штукатурили стену, там рыли новый колодец. К телеграфным столбам, как дятлы к стволам деревьев, прицепились монтеры. По крыше бани ползали рабочие, грохоча молотками по железным листам.
И, шагая по этим весенним улицам, мы с Оськой увидели, что не только ребята, бывшие вчера на собрании, но и многие другие уже знают о нашем строительстве и трудятся во‑ всю.
Из одного двора выбежал маленький мальчик и засеменил рядом с нами:
– Ося, гляди, сколько гвоздей достал! На!
И, разжав грязный кулак, он протянул четыре гвоздя.
– Молодец! – сказал Оська. – Неси еще.
То и дело мы встречали мальчиков и девочек, вооруженных лопатами и топорами.
– Оська! Ты куда? Мы уже идем на строительство.
– Идите. Я скоро вернусь. Мне нужно поговорить с секретарем райкома.
Оська говорил это таким тоном, словно он раз по десять в день беседовал с секретарем. Ребята останавливались на тротуаре и долго смотрели нам вслед.
Свернув в один из тихих переулков на нашей окраине, мы увидели Андрея. Он стоял, словно вросший в землю, и пристально смотрел на большого щенка, бегавшего по улице шагах в десяти от него.
– Здравствуй! – сказал Оська. – Что ты на него уставился?
– Тш‑ ш… – прошипел Андрей.
Оська понизил голос:
– Да в чем дело? Это твоя собака?
– В том‑ то и дело, что нет. Я, понимаешь, уже давно ищу настоящую овчарку. Хочу выдрессировать и послать отцу на фронт. У меня и книжка есть про служебное собаководство, и ошейник, и свисток… А собаку ищу, ищу, и всё дворняги попадаются.
– А эта, думаешь, овчарка? – спросил Оська.
– Да вот в том‑ то и дело, что очень похожа на овчарку!
Я сказал, что едва ли овчарка будет бегать без присмотра на улице, а если и бегает, то у нее есть хозяин, который, наверное, где‑ нибудь недалеко. Оська внимательно разглядывал щенка.
|
|
|
– Положим, ты чепуху говоришь, – сказал он медленно. – В военное время не то что собаки, но и дети теряются. А это было бы здорово: выдрессировать – и на фронт!
– Тш‑ ш… – опять прошипел Андрей, – Ищет что‑ то.
Мы замолчали и стали наблюдать за щенком. Он повертелся некоторое время на месте, что‑ то вынюхивая, потом затрусил рысцой прямо по дороге.
– На след напал!
– Ага!
Мы, стараясь не шуметь, пустились за собакой. Пробежав немного прямо, щенок свернул в маленький проулок между деревянными домами. Там расхаживала серая курица. Пес остановился, удовлетворенно повилял хвостом и вдруг бросился на курицу, вытянувшись в стрелу. Та заметалась, отчаянно кудахтая. На крыльцо выскочила хозяйка:
– Пошел, проклятый!
В воздухе мелькнуло пилено. Курица взлетела на крыльцо, а щенок как ни в чем не бывало побежал из проулка и уселся среди дороги отдыхать.
Мы подошли к нему поближе, присели на корточки.
– Понимаете, какой у него нюх! – тихо говорил Андрюша. – По дороге, может быть, час назад прошла курица, а он ее выследил и нашел.
– Д‑ да. Похоже, что овчарка, – медленно сказал Ося. – Посмотри, как у него уши стоят!
Мы с Андреем кивнули.
Правда, стояло у щенка только одно ухо. Другое висело, так же как и высунутый на сторону язык. Вообще у пса был такой вид, будто он подмигивает нам.
Андрей протянул руку с пальцами, слаженными щепоточкой, и ласково‑ ласково запел:
– Песик, песик, иди сюда! Песик! На‑ на‑ на!..
Щенок встал, завилял хвостом, подошел к нам и лег на спину. Андрей погладил его по животу. Пес даже глаза закрыл от удовольствия.
– Как ты его назовешь? – спросил я.
– Не знаю еще. Может, Пират…
– Не годится, – сказал Оська. – В нашем городе каждую третью собаку Пиратом зовут. Уж лучше Корсар!
– Что ж, пожалуй, можно и Корсар. Знаете что? Я сейчас отведу его домой, а потом приду на строительство. Идет?
Андрей вынул из кармана веревку, повязал ее на шею щенку и поднялся:
– Ну, Корсар, пойдем!
Я думал, что Корсар начнет вырываться, почувствовав веревку. Ничего подобного. Пока Андрюшка не скрылся за углом, мы видели, как пес весело бежит рядом с ним, теребя его за штанину или норовя схватить за рукав…
|
|
|
Мы пришли к двухэтажному зданию райкома партии. Здесь у подъезда стояли брички, подводы и старый «газик». В двери все время входили и выходили озабоченные люди.
Райком ВЛКСМ помещался на втором этаже. Несколько минут мы блуждали в полутемных коридорах. Оська присмирел. Он подолгу молча рассматривал таблички на дверях и старательно извинялся, когда на него кто‑ нибудь натыкался. Наконец, подойдя к одной из дверей, он сказал тихонько:
– Вот.
Я увидел дощечку с надписью: «Первый секретарь райкома Савченко», а пониже висела другая дощечка: «Второй секретарь райкома Белов».
Мы не сразу вошли. Сначала мы направились к большому зеркалу в глубине коридора. Оська достал расческу и зачем‑ то провел ею по стриженным под машинку волосам. Я оправил красный галстук. После этого мы вернулись к двери и, открыв ее, вошли в маленькую комнату, смежную с кабинетами секретарей.
У окна стучала на машинке девушка в розовой блузке. Рядом с дверью сидели на диване старичок с портфелем, молодая колхозница в шерстяном жакете и лейтенант с рукой на перевязи.
– Вам кого? – спросила девушка, не отрываясь от машинки.
Оська покашлял, немного наклонился вперед и сдавленным голосом спросил:
– Простите, можно видеть товарища секретаря райкома?
– По какому вопросу? – спросила девушка, продолжая печатать.
– По вопросу… Мы по вопросу… Мы от Комитета по восстановлению школы.
– От кого?
– От Комитета по восстановлению школы.
– Товарищ Савченко уехал в район, а товарищ Белов скоро будет.
Мы оба сказали «спасибо» и остались стоять у двери, потому что места на диванчике не было. Старичок, колхозница и лейтенант, чуть улыбаясь, смотрели на нас. От смущения я притворился, что разглядываю плакат на стене. Оська вынул из своей сумки блокнот и принялся чиркать в нем карандашом с видом очень занятого человека.
Почиркав немного, Оська задумался и минуты две покусывал кончик карандаша, уже ни на кого не обращая внимания. Вдруг он быстро взглянул на меня и вышел из комнаты. Я отправился за ним. В коридоре председатель сказал:
– Давай пока обсудим, с чего мы начнем разговор.
– С Беловым‑ то? Да ведь ты вчера уже придумал: «Так, мол, и так: учащиеся школы‑ семилетки проявили инициативу…»
– Инициативу‑ то инициативу… Только, помнишь, ты вчера сказал: «Шуганет нас секретарь из своего кабинета…»
– Ну и что?
– Ну и вот! Я сейчас подумал над этим, и теперь мне кажется, что, может быть, ты и прав, может быть и шуганет…
|
|
|
Мы вышли из коридора и остановились на крыльце. Оська взял меня за кончик красного галстука и снова заговорил:
– Понимаешь… Представь себе, например, такую вещь. Какие‑ нибудь ребята задумали строить планер, а другие хотят ремонтировать дорогу, а третьи – еще какое‑ нибудь полезное дело делать. Что ж, райком должен им всем помогать? Вовсе нет. Их сначала спросят: «А вы умеете работать? А что вы уже сделали? Как вы проявили себя?.. » Мы вот пришли помощи просить, а работать еще и не начинали. Почему Белов нам должен поверить?
– То‑ то и оно! – сказал я. – Давай‑ ка пойдем отсюда.
Оська покачал головой:
– Уходить тоже не надо. Что же это получится? Пионеры школу восстанавливают, а райком ничего не знает. Сейчас мы просто сообщим товарищу Белову, что восстанавливаем школу, а когда он увидит, что мы не в игрушки играем, он нам сам поможет.
Пока мы с Оськой разговаривали, к крыльцу подкатил мотоцикл с коляской. Из коляски вышел смуглый черноволосый человек. Он был одет в военную гимнастерку с орденами на груди и в черные брюки навыпуск. Когда он поднимался на крыльцо, сильно хромая и опираясь на палку, мотоциклист окликнул его:
– Значит, к пяти ноль‑ ноль, товарищ Белов?
– Он! Поправь галстук! – шепнул мне Оська и сделал шаг навстречу секретарю. – Здравствуйте, товарищ Белов!
– Привет, ребята! – ответил секретарь райкома и остановился, глядя на нас и чуть‑ чуть улыбаясь. – Что скажете?
Оська начал было что‑ то говорить, но в этот момент на противоположной стороне улицы послышались громкие крики. Товарищ Белов оглянулся. Мы с Оськой тоже оглянулись, да так и обмерли.
Из ворот напротив райкома выбежал наш «отдел снабжения» – Тимошка, волоча большую доску. За ним бежала пожилая женщина в переднике, а за ней – высокий гражданин. Оба ухватили Тимошку за руки, тот уронил доску и начал вырываться.
– Ах ты, глаза твои бесстыжие! – кричала женщина. – Я тебе покажу, как воровать!
– От горшка два вершка, а уже знает, где что плохо лежит! – говорил гражданин. – Нет, от меня, браг, не уйдешь.
– В чем дело? – спросил Белов.
– «В чем дело»! – закричала женщина. – Пошла корыто вынести, гляжу, а он доску от забора оторвал и уже тащит!
– Вовсе не оторвал! На одном гвозде висела! – кричал Тимоша, стараясь вырваться.
– Нечего оправдываться! «На одном гвозде»? Пойдем в милицию. Там тебе покажут «на одном гвозде»!
Они поволокли завснаба, а он, упираясь, сел на землю и завопил:
– Никуда я не пойду? Что я, для себя, что ли?! Я для общественного дела!.. Никуда не пойду!
Тут он увидел нас и очень обрадовался:
– Вот, вот? Глядите! Вот наш председатель!.. Никуда не пойду! Спросите их, они скажут! Я для общественного дела… Оська! Катька! Скажите им!
Все уставились на нас.
– В чем тут дело? – спросил товарищ Белов, нахмурив брови. – Чей это мальчик?
– Это… – забормотал Оська, – это наш… Это, вообще, Тимофей Садиков…
– Я не спрашиваю, как его зовут. Я спрашиваю, почему он занимается такими делами?
Оська то быстро взглядывал на Тимошку, то опускал голову и смотрел себе на ботинки. Уши у него были темнокрасные, да и у меня они, наверное, были такие же. Они так горели, словно их намазали иодом.
– Он… он, вообще, наш завснаб, – промямлил Оська, – но мы…
– Кто?
– Завснаб… Заведующий отделом снабжения… Но мы совсем не просили его…
– Ничего не понимаю, – сказал секретарь. – Какой заведующий отделом снабжения? Чего?
Оська молчал. Я тоже молчал.
Сидя на земле. Тимошка в голос заплакал, размазывая слезы грязными кулаками.
– Ишь… нашкодил, а теперь ревет! – усмехнулась женщина и отпустила Тимошкину руку.
– «Нашкодил»!.. Я для себя, что ли? – запричитал Тимошка. – Если бы для себя, я разве бы взял!.. Мы школу ремонтируем и нам стройматериалы нужны…
Товарищ Белов оперся обеими руками о балюстраду крыльца и сказал Тимошке, отчеканивая каждое слово:
– Знаешь что, друг любезный… Если вы так собираетесь работать, так лучше не ремонтируйте школу. Без вас обойдемся! Материалами для ремонта школа обеспечена полностью, я сам это еще вчера проверял. И если я услышу, что кто‑ нибудь из вас занимается подобными делами, то попрошу вашего директора принять меры. Нам такие помощники не нужны!
Товарищ Белов повернулся и ушел в райком. Женщина подняла завснаба с мостовой, слегка шлепнула его и уже совсем добродушно сказала:
– Иди! К мамке беги. Да скажи, чтобы она тебя за уши оттрепала. Снабженец!
Мы все трое отправились в школу. Настроение у всех было, конечно, скверное. Оська сердито стучал себя пальцем по лбу:
– Остолоп! На все дело пятно наложил! Как мы теперь в райком покажемся? С нами там и разговаривать не пожелают. Скажут: хороши восстановители! Одно чинят, другое разрушают. Понимаешь, что ты наделал?
Тимошка молчал и вздыхал.
– Ося! – вдруг сказал он.
– Что?
– А ведь нам ничего не будет. Слышал, как товарищ Белов сказал: «Материалами школа обеспечена. Сообщу вашему директору»?.. А у нас директора нет. Значит, он на десятилетку подумал. Вот им и попадет.
– Очень мило! Нашел чем утешить! Выходит, мы не только воруем, но еще и на невинных людей все сваливаем.
Я предложил вернуться и объяснить секретарю, что мы не десятилетку восстанавливаем, а семилетку. Но Оська сказал, что после такого конфуза у него язык не повернется с ним говорить.
– Придется теперь самим все материалы добыть. Хоть лопнуть, а добыть! – сказал он.
|
|
|
