В которой кое-что о прогрессе

 

Каждый человек в душевном нутре своем, в своей душевной сущности, неизбежно и всегда философ, выявляющий затем свое миросозерцание так или иначе, ясно или смутно, решительно или неуверенно в своем поведении, в своих высказываниях, в своих помыслах, в своих построениях, в своих переживаниях...

Всякий человек, сколь мало бы он ни был человеком, потому и человек (и лишь постольку человек), что (и поскольку) он осмысливает окружающее и самого себя и есть философ, пусть самый убогий, самый что ни на есть самодельный и ограниченный, но все же по-своему непрерывно мыслящий, постигающий и велящий и только тем и через то и живущий.

 

Б.В.Яковенко

 

В этой главе хотелось бы остановиться на зависимости индивидуальной судьбы человека, его индивидуальной, частной жизни от идеологии, пронизывающей конкретное Время пребывания человека на земле.

Одним из поводов, заставивших включить эту главу в текст, стал факт, описанный давно уже в газете "Комсомольская правда". Это было время всеобщей политизации общества, казалось, что все только и делали, что читали газеты, смотрели информационные сообщения по ТВ и обсуждали их. Но! В это время в одной из деревень центральной России жил человек, встречу с которым корреспондент газеты описывает со смешанным чувством восхищения и страха. Он жил один, окруженный домашними животными и птицами. В момент разговора с корреспондентом его больше всего занимала курица, которая украдкой несла яйца в неизвестном месте. Все вопросы о власти, о государстве, о политике вообще были прерваны замечанием этого человека, обращенным не столько к корреспонденту, сколько к курице: "Вот шельма, опять обманула". Корреспондент газеты с некоторым уже упомянутым страхом написал о том, что этот человек, не читающий газет, не смотрящий ТВ, занятый своими заботами о земле, о животных, не считает себя ущербным, а, наоборот, полон живого ума, ярких чувств, здоровья наконец. Он как бы вне исторического времени, но он в своем реальном психологическом времени соотносится с естественными природными ритмами.

При чем здесь идеология? Да и что это такое — идеология? В поисках ответа на эти вопросы пересмотрела работы множества авторов, но поняла, что все надо начинать как бы с начала, то есть с возникновения человечества, с появления организованной его общности. Именно в природе организованности общества надо, видимо, искать истоки идеологии как системы взглядов, обеспечивающих совместные действия людей, системы идей, а потом и конкретных норм и правил (ритуалов, обрядов, обычаев, законов), которые организуют в одном направлении усилия людей.

Идея, мысль облекается в слова, в словесные формулы, которые становятся основанием для построения новых формул, слова лишаются их бытийного источника, и у них появляется возможность жить своей собственной жизнью — жизнью знаков, опосредующих отношения между людьми. Знак приобретает значение символа, фиксирующего принадлежность к общности. Об этом писали Дж. Оруэлл и Е. Замятин, увидев в идеологии ее настоящее лицо — искусственно-знаковое, ограничивающее (и убивающее) живую жизнь.

У идеологии есть еще одно важное свойство — возникнув, она воспроизводит себя во времени все в более жесткой, структурированной форме, как сейчас модно говорить, бюрократизируется. Достаточно в этом плане вспомнить знаменитые законы Паркинсона.

В то же время для сохранения идеологии нужна определенная как интеллектуальная, так и физическая сила. Для индивидуального человека возникает проблема принятия идеологии. Описанный выше герой репортажа избежал общей (для многих) идеологии, он — носитель своей собственной, таким образом, он как бы не принадлежит общности. Но без существования структурированной общности людей сегодня (и особенно сегодня!) невозможно решить многие глобальные проблемы человечества — разоружение, экология, голод, терроризм и другие. Появляется задача создания планетарной идеологии — системы взглядов, объединяющих для решения этих проблем людей всей планеты. В то же время любые ограниченные общности людей могут быть объединены идеологией, по содержанию противоречащей или исключающей существование других мыслей, других идей. Примеры этого можно видеть в корпоративных интересах разных социальных групп, в сектантстве, религиозном фанатизме, нигилизме и других проявлениях.

Идеология выполняет важную психологическую функцию — она помогает человеку осознать его принадлежность к какой-то общности, конкретизирует его чувство "мы". При этом общность, к которой можно принадлежать, не будет какой-то иллюзорной, она вполне конкретна, что дает человеку ощущение силы, энергии, как бы пополняет резервы его индивидуальной жизни. Это важная психологическая особенность переживания человеком своей принадлежности к структурированной общности. Как известно из социальной психологии, именно в такой общности возрастает роль лидера (или лидеров), который не только вырабатывает идеологию, но и претворяет ее в конкретные действия. За идеологией всегда стоит персона, ее воплощающая, — идеолог, не только разработчик, но и деятель — лицо, принимающее решения о воплощении идей в действия.

Думается, что идеолог (и идеология) выполняет важную социально-психологическую функцию — обеспечивает целостность сознания. Пусть на время, пусть в жесткой форме, но это дает возможность человеку (и обществу) на данное время выделить существование сознания и отнестись к нему. Прислушаемся к К.Г.Юнгу: "Сознание является недавним приобретением природы, все еще находится в экспериментальном состоянии. Оно хрупко, подвержено определенным опасностям и легко уязвимо... Мы также можем подвергаться диссоциации и терять свою целостность...

Без сомнения, даже на так называемом высоком уровне цивилизации человеческое сознание еще не достигло достаточной степени единства... Таким образом, даже в наши дни единство познания является все еще сомнительным: оно легко может быть нарушено. Способность контролировать свои эмоции может быть очень желательной с одной точки зрения, с другой же — это будет весьма сомнительным достижением, потому что оно будет лишать социальное общение разнообразия, цвета, теплоты"[8].

Приобретя за счет принятия идеологии целостность (пусть кажущуюся, пусть на время) сознания, человек обретает и особый критерий истины. Истиной становится все, что соответствует идеологии, а, следовательно, все остальное расценивается как ложь. Проблема истинного и кажущегося бытия исчезает в содержании идеологии, так как нет необходимости анализировать происхождение содержания сознания — оно дано в готовом виде. Если такая ситуация развивается в индивидуальной жизни человека, то при встрече с реальным бытием он может пережить глубочайшую трагедию — трагедию разрушения собственного сознания, что, например, происходит с советскими людьми, впервые попавшими на Запад. Реальное бытие с его техникой, сервисом, промышленными достижениями, бытом воспринималось как кажущееся, сознание отказывалось от своей функции отражения, человека захлестывали чувства.

Неидеологизированного сознания, я думаю, не бывает. Не бывает уже потому, что для сохранения его целостности человек создает сам для себя концепцию жизни — практическую философию (о чем говорилось выше) и целостную же картину мира. Это необходимые условия для существования его Я. Другое дело, что степень идеологизации сознания определяется силой Я человека. Недаром явления конформизма (следование Другим) обсуждаются как одна из важнейших проблем развития и сохранения сознания. Сила Я человека проявляется в его способности удерживать переживание несоответствия мира реального и мира кажущегося, то есть удерживать различие между "так есть на самом деле" и "мне так кажется, я так думаю". Это ориентация в двух реальностях — бытия "мира" и бытия собственного Я, она доступна только сильным как служение истине.

По жизненным наблюдениям, к сожалению, нужно делать вывод о том, что это удается немногим людям.

Сознание человека в обществе идеологизируется специальными средствами, среди них большое место занимают средства массовой информации, использующие общие для всех слова. Употребление человеком этих слов приводит к тому явлению, о котором Х-Ортега-и-Гассет сказал так: "По мере того как я думаю и говорю не самоочевидные, выношенные мною самим мысли, а повторяю мысли и слова, которые произносятся вокруг, моя жизнь перестает быть моею и я перестаю быть той неповторимой личностью, какой являюсь, и выступаю уже больше от лица общества, то есть превращаюсь в социальную машину, социализируюсь"[9].

Это одна из трагедий человека, связанная с возможной потерей своей индивидуальности в социальной, идеологизированной среде, которая не только разрушает чувство реальности его Я, но и приводит к появлению форм псевдожизни, которые выглядят как следование другому.

Именно в псевдожизни критерием ее истинности становится другой человек, собственное же Я с его чувственной основой

загоняется в глубины бессознательного или подавляется волей. Свобода не нужна, Я отказывается от нее.

Но свойство Я таково, что его нельзя уничтожить до момента смерти человека, даже в псевдожизни оно сохраняет свои свойства, пусть в превращенном виде, но оно выполняет свою главную задачу проекции бытия. Я—не материально и не духовно, оно вообще не предмет, оно и есть эта задача, проекция бытия. Наше Я в каждый данный момент — это то, что согласно нашему чувству "должно быть" в следующий момент и позже, хоть какое-то время. Я поддерживает в человеке чувство его же собственной реальности, то, что выражено в полноте утверждения: Я есть Я.

В какую идею воплощает человек это чувство, соответствует ли эта идея его Я? Это вопрос об отношении идеологии и Я, о возможности тождества Я и Мы. В кризисные периоды жизни (о них речь еще впереди) эта возможность переживается особенно остро и требует действий по сохранению Я.

Думаю, что поэтому со страниц психологической литературы во второй половине XX века все громче стала звучать мысль о том, что надо как можно больше знать об отдельном человеческом существе, так как именно он является единственной реальностью. "Чем больше, — писал К. Г. Юнг, — мы отдаляемся от индивида в сторону абстрактных идей о homo sapiens, тем скорее мы впадаем в заблуждение. В наше время социальных потрясений и быстрых перемен необходимо гораздо больше знать об индивидуальном человеческом существе, так как очень многое зависит от его интеллектуальных и моральных качеств"[10].

Таким образом, идеология как форма осознания общности человека с другими людьми создает для его души, для его индивидуального Я дом, в котором можно укрыться от противоречий бытия, в том числе и бытия собственного Я.

Этот дом может иметь как конкретное физическое — географическое воплощение в виде адреса, места, так и в состоянии человека. Так, внутренняя эмиграция — одно из распространенных явлений дня сегодняшнего, когда большое количество людей отказываются в разных формах от участия в общественной жизни. Они словно поменяли свое местожительство, безучастно относясь к, выборам, сбору подписей и другим формам гражданской активности. Сохранению их дома тоже способствует идеология — их идеология, дающая материал для осознания своей индивидуальности.

Я человека, являясь задачей проекции бытия, само имеет сложную структуру, обладающую не только сиюминутной выраженностью, представленной в ясности сознания. Кроме сознательного уровня на Я влияют глубины бессознательного — личного и коллективного, которые вносят противоречия и конфликты в целостность Я, взывая к его динамизации и переструктурированию.

Как откликнется человек на этот зов, сумеет ли его понять? Весь трагический опыт человеческой истории XX века говорит о том, что нет, нет, нет — не может, не умеет, не понимает, рационализированное мышление, рационализированное сознание не в состоянии справиться с языком символов, на котором говорит бессознательное, часто задолго предупреждая человека о возможной опасности его же полного исчезновения или разрушения. Человек перестал верить своей интуиции, транслирующей содержание бессознательного, сознание теперь лишь поверхностно отражает бытие Я.

"В ранние века, когда в психике человека возникали инстинктивные понятия, его сознание, не сомневаясь, связывало их в логическую последовательную психическую структуру. Но "цивилизованные" люди больше не в состоянии делать это. Их "продвинутое" сознание лишило себя всех средств, с помощью которых оно может ассимилировать вспомогательный вклад инстинктов и бессознательного. Этими органами ассимиляции и интеграции были божественные символы, которые по всеобщему согласию считались святыми...

По мере роста научного понимания мир становится дегума-низированным. Человек чувствует себя изолированным в космосе, потому что он не является больше частью природы и потерял эмоциональную "неосознанную тождественность" с природными феноменами"[11], — писал К. Г. Юнг.

Одной из важнейших характеристик сознания современного человека становится его простота, линейность, простран-ственность плоскости, где все сводится к существованию слов — понятных, повторяемых, узнаваемых. Овладение словом, произнесение слов стало признаком сознания, а умение говорить — одним из показателей его развитии. Магия слов заключается в том, что они на время позволяют человеку приблизиться к идее (или идеям), которая сделает его-жизнь целостной. Бесспорна полезность, причем эмпирическая, практическая полезность таких идей — они помогают ему ощутить себя, свое присутствие и индивидуальность, а значит, определить смысл своей жизни, в конечном счете помогают найти свое место в мире.

Эти идеи помогают человеку обрести целостность. Важно, чтобы они были приняты, стали содержанием сознания, задающим такую целостность.

В психологии принято называть такие идеи мифами, так как в отличие от других идей мифы обладают большой энергетической мощностью, аккумулируют в себе очень сильный заряд психической энергии. Миф придает человеку уверенность, оптимизм, вселяет радость, он помогает ему переносить лишения и выносить невероятные испытания, так как наполняет жизнь смыслом. Но человек может быть раздавлен, если в разгар своих испытаний и неудач он понимает, что миф был не более чем сказкой, рассказанной идиотом, то есть пустым словом, лишенным всякого содержания в его жизни. Это трагедия — печаль, растерянность, апатия.

Современный человек, живущий в конце XX века, кажется, так же мало знаком со свойствами своей психики, как и наши менее просвещенные предки. Своей психике сам он часто и открыто не доверяет и ни во что ее не ставит. Исследователи психики часто озабочены практической выгодой, а не полученными результатами. Выгода порой измеряется не столько следованием истине, сколько размером гонорара. Потому и сложилось отношение к психике, говоря словами Юнга, как к свалке для нравственных отбросов. Но смысл жизни не может быть исчерпывающе объяснен чьей-то деловой жизнью, точно так же, как невозможно ответить на глубокую страсть человеческой души банковским счетом.

Анализ изменений в психике людей XX века, проводимый антропологами, философами, психологами, показывает, что существенным является возрастание и сохранение инфантилизма — незрелости души, выражающейся не только в знаменитом "бегстве от свободы" (Э.Фромм), но и в бегстве от собственной природы в мир машин и всевозможных технических достижений, что, бесспорно, заставляет человека восхищаться своими собственными достижениями. "Сегодня человек болезненно осознает, что ни его великие религии, ни его различные философские системы не способны обогатить его такими могущественными, живыми идеями, которые могли бы обеспечить ему чувство защищенности, в котором он так нуждается перед лицом нынешнего состояния мира", — очень хочется присоединиться к этим словам К.Юнга, наблюдая вокруг страх или томление людей перед необходимостью изменить что-то в своей жизни. Ожидание этих изменений, инфантильный уход от необходимости спланировать, вызвать их и осуществить выливается в стремление следовать за кем угодно и куда угодно, лишь бы не заниматься движением к собственному Я. Примеров этому так много, что я объединю их все в одной фразе, часто повторяемой на разные лады: "Разве от этого что-нибудь изменится?" Под этим может подразумеваться все: усилие, слово, действие — любое проявление жизни. Недоверие к ней, к возможности ее изменения настолько ярко отражает незрелость сознания, его нетождественность самому себе, его зависимость от обязательного воздействия извне, что остается впечатление чуть ли не всеобщего ожидания чуда от появления кого-то, кто будет заниматься изменением индивидуального сознания.

Рост числа всевозможные пастырей и проповедников, знахарок и колдунов, сертифицированных (неизвестно где и кем) специалистов по воздействию на сознание, стремительное падение авторитета научного знания, самой проблематики истины — это болезнь нашего времени, лишившего человека целостности сознания и предлагающего взамен ее персону, якобы воплощающую в себе эту целостность.

Если в онтогенезе, на ранних его стадиях, встреча с другим позволяет человеку выделить существование свойств психической реальности, то в истории общества, в истории человеческих общностей это приводит почти к обратному — к исчезновению возможности реагирования на эти свойства. Невозможность договориться о разрешении конфликтов, сам факт существования многочисленных конфликтов в отношениях между группами людей разной численности и разной степени общности не только повергает в отчаяние, но и заставляет задумываться о том, почему они не решаются разумным (когнитивным) путем, почему в них всегда применяется сила или применением силы потенциально угрожают.

Потеря целостности сознания, появление в психике человека относительно не связанных между собой модальностей — групп качеств, объединенных внутри себя одним признаком, — привела к тому, что сегодня мы можем наблюдать эти тенденции дезинтеграции психики во множестве проявлений- от массовой потери материнских и отцовских чувств по отношению к своим детям до полного разрыва всех видов эмоциональных и интеллектуальных связей между поколениями, от роста тяжких преступлений среди взрослых до появления малолетних наемных убийц...

Дезинтегрированность психики выражается и в большем числе косвенных признаков, заявляющих о потере Я его главной интеграционной особенности — его собственной тайны, связанной со стыдом и понятием греха, с механизмом сохранения основ нравственных переживаний — достоинства, чести. Перечислю только несколько таких признаков: культивирование насилия в разрешении конфликтов; обесценивание индивидуальности или, наоборот, подчеркивание ее священности; отношение к человеку, к его деятельности как к предмету купли-продажи; декларация свободы без обеспечения ее прав и тому подобное.

Естественно, на общем фоне дезинтегрированности можно наблюдать существование отдельных людей, которые чувствуют себя на своем месте, ощущают свою силу и необходимость для жизни, обладают развитой Я—концепцией, где практическая философия жизни предполагает жизнеутвержде-ние, благоговение перед жизнью. Таких людей очень мало, их интегрированность, цельность, если хотите, душевное здоровье, продуктивность далеко не всегда воспринимаются окружающими как значимое человеческое свойство. Недаром сегодня проблема здоровья воспринимается не только как личная, индивидуальная проблема, но и проблема социальная, особенно когда речь идет о качествах лиц, принимающих ответственные решения. Слова об их личных амбициях, о состоянии, в котором принимаются решения, а в конечном итоге — об интегрированности или дезинтегрированности их психики не являются пустыми. Этот дезинтегрированный или интегрированный другой может оказаться (и оказывается) тем конкретным лицом, которое принесет неисчислимые страдания миллионам людей.

Из тех психологических образований, которые обеспечивают интегрированность психики, можно выделить несколько, на мой взгляд, самых важных:

— идеи о собственном происхождении и происхождении человечества;

— идеи о цели и смысле своей жизни и жизни людей вообще;

— идеи о возможности воздействовать на свою жизнь и жизнь других людей;

— идеи об общности себя с другими людьми и об уникальности своего Я.

Думаю, что степень абстрактности этих идей будет влиять и на их возможную конкретизацию в переживаниях. Опыт работы с людьми разных возрастов показывает, что пока одна (или несколько) из указанных идей является слишком конкретной, сведенной к выполнению ряда действий или к фиксации на одном или нескольких переживаниях, продуктивность человека в решении жизненных задач резко снижается, он фактически становится обреченным на воспроизведение одной и той же формы своих качеств, например, в виде социальной роли "строгой учительницы", "заботливой мамы", "карающего отца", "руководителя" и тому подобное. Это не только путь к дальнейшей дезинтеграции своей психики, это путь и к психологической смерти, так как он связан с практическим игнорированием других качеств своей же психической реальности.

По моему мнению, наличие этих идей в разной форме представлено в попытках описать многообразие человеческих характеров и соотнести их с пониманием человеческой природы вообще. Остановлюсь, с этой точки зрения, на классификации характеров, предлагаемой Э.Фроммом. Он говорит об ориентации человека как проявлении его характера, признавая, что характер обусловливает активность (поведение), а черты характера конструируют силы, которые личность может совершенно не осознавать. "Ориентации, посредством которых индивид вступает в отношения с миром, определяют суть его характера, характер можно определить как (относительно перманентную) форму, служащую проводником человеческой энергии в процессе ассимиляции и социализации”[12]. (Ассимиляция — это освоение вещей, социализация — отношение с людьми и с самим собой.)

Энергия проводится в форме характера, поступки непосредственно выражают характер. "Систему характера, — считает Фромм, — можно считать заместителем системы инстинктов у животного. Формирование индивидуального характера определяется столкновением экзистенциальных переживаний, индивидуальных переживаний и тех, что обусловлены культурой, с темпераментом и физической конституцией индивида" (курсив мой. — А.Г.). Думаю, что эти экзистенциальные переживания всегда связаны с тенденцией психической реальности к интеграции и выступают для человека как освоение соответствующих идей происхождения жизни, смысла жизни, возможности воздействовать на нее и своей общности с другими людьми. В любом случае, по моему мнению, эти экзистенциальные идеи связаны с переживанием присутствия другого человека и его воздействия.

Остановлюсь на позитивных и негативных, с точки зрения Э.Фромма, сторонах различных видов ориентации.

Рецептивная ориентация

(берущая)

 

+	—
берущая	пассивная
Ответственная	безынициативная
почтительная	бездумная
скромная	бесхарактерная
обаятельная	подчиненная
сговорчивая	лишенная гордости
социально приспособленная	беспринципная
идеалистическая	рабская
восприимчивая	без уверенности в себе нереалистическая
вежливая	трусливая
оптимистическая	бесхребетная
доверчивая	принимающая желаемое за действительное
нежная	легковерная
	сентиментальная

 

Подчеркнутые качества позволяют говорить о том, что этот тип ориентации предполагает выделение психической реальности своей и другого человека и необходимости использовать ее специфические качества, не тождественные качествам других видов реальностей. Это естественно ставит вопросы о понимании специфики качеств психической реальности, о их развитии. Такая ориентация построена на выделении самой реальности человеческих отношений, существующих в настоящее для человека время, и, в известной степени, позволяет ему не только мечтать о золотом веке, но и находить возможности своего счастья в настоящем. Похоже, что в современном обществе эта ориентация является преобладающей, так как один из характерных ее признаков, описанный Э.Фроммом, — доверие к "экспертам" и к общественному мнению очень высоко, а практически бесчисленные ссылки на "профессионалов" в любом деле, которые научат и объяснят, скажут, как надо действовать, стали почти заклинанием от всех экономических и социальных бед. Этой абсолютизацией права "профессионалов" принимать решения и осуществлять их непрофессионал скрыто или явно обесценивается как человек, несущий в себе другую концепцию жизни, другую практическую философию, ему как бы приписывается отсутствие способности разумно и активно действовать в своей же собственной жизни.

Мне бы не хотелось давать какую-то однозначную оценку любому типу ориентации. Они интересуют меня только как возможность интегрирования для человека своего Я, своей психической реальности. Именно с этой точки зрения рецептивная ориентация представляет большой интерес, так как ее, по мнению Э.Фромма, можно обнаружить в обществах, где за одной группой закреплено право эксплуатировать другую. Если вспомнить, что прошло чуть больше ста лет с тех пор как на территории нашей Родины отменили крепостное право, то вопрос о происхождении инфантильной рецептивной ориентации можно рассматривать и конкретно-исторически: "Вот приедет барин, барин нас рассудит..."

Готовность к анализу психической реальности, открытость к восприятию средств этого анализа, экзистенциальная незащищенность, по-моему, присущи в полной мере людям с рецептивной ориентацией в нашей стране; миллионы обманутых вкладчиков всех финансовых компаний, это они — доверчивые и не реалистичные.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: