Эксплуататорская ориентация

(овладевающая)

+	—
Активная Инициативная требовательная горделивая импульсивная уверенная в себе пленяющая	эксплуатирующая агрессивная эгоцентричная самодовольная безрассудная высокомерная обольщающая

 

Свободный рынок XVIII-XIX вв. взрастил этот тип людей. Именно "они провозгласили право силы и рационализировали его указанием на закон природы, — пишет Э.Фромм, — заставляющий выживать сильнейшего, любовь и порядочность были названы слабостью, размышление — занятием трусов и дегенератов".

Эксплуататорская ориентация, как никакая другая, несет очень конкретные экзистенциальные идеи, которые придают ей необходимую энергию и силу.

Их можно достаточно точно, по-моему, вычленить и сформулировать примерно так:

1. Человек — это разумное животное. Кто сильнее, тот и умнее.

2. Смысл жизни — в выживании любой ценой.

3. Другие — это не Я, с ними можно делать то, что "Я хочу".

4. Другие не могут помешать мне делать то, что я хочу.

Обесценивание другого человека, восприятие его только по принципу полезности скрывает для лиц с эксплуататорской ориентацией их собственную незначимость для самого же себя, ориентируясь в избытке на полезные свойства других, они упускают свои собственные возможности. Пользуясь плодами чужого труда — чужими идеями и предметами, даже чужими чувствами, они не способны быть продуктивными по отношению к собственному Я.

Эксплуататорская ориентация у моих современников проявляется во всех видах авторитарного поведения (от бытового до политического), разрушающего жизнь другого человека (или людей) ради собственных интересов.

Поразительным, по-моему, является тот факт, что лицо с такой ориентацией зачастую воспринимается как необходимое и желанное для разрешения сложной жизненной экономической или политической ситуации. На него склонны перекладывать ответственность многие, хотя их же это лицо просто бессовестно эксплуатирует. Робкие голоса о том, что такого "барина" не надо, что "не мешайте — и мы сами справимся" очень редко слышатся. Энергичность лица с эксплуататорской ориентацией, его инициативность, результативность его активности производят должное впечатление. Действуя по принципу открытого потребления свойств и качеств других людей, он несет в себе идею полезности их жизни как одну из формообразующих псевдожизни. Эта идея становится основой манипуляции другим человеком, основой воздействия на его психическую реальность. Это звучит даже в родительских текстах: "Ты мне такой (?!) не нужен". "Такой" — неуспешный, непослушный, грубый, грязный и пр. Это может быть и открытая манипуляция через угрозу отказа от любви и непосредственное действие — уход, отъезд, помещение в спецучреждение и тому подобное.

Еще более жестко эксплуататорская (овладевающая) ориентация выступает в области распределения усилий для достижения цели. Усилия эксплуататора при этом всегда минимальны, но цель или результат оказываются принадлежащими ему — обман, воровство становятся необходимыми на этом пути. Обесцененные другие люди не воспринимаются как ценность и целостность, у них нет лиц — они не—Я, и этого достаточно для принятия решений о воздействии на них.

Думаю, что эта ориентация привнесла в историю человеческих отношений постоянное напряжение в переживании идеи возможного равенства между людьми как одной из экзистенциальных идей. Поиск путей конкретизации этой идеи воплотился в настоящее время в Декларацию прав человека и в Конвенцию о правах ребенка, которые учитываются при принятии конкретных законов разных стран.

Стяжательская ориентация

(сберегающая)

 

+	—
практичная	без воображения
экономная	жадная
осторожная сдержанная	подозрительная холодная
терпеливая	заторможенная
Внимательная стойкая	Тревожная упрямая
упорная	ленивая
невозмутимая	инертная
стрессоустойчивая	педантичная
аккуратная	вязкая
методичная преданная	собственническая

Эта ориентация существовала рядом с эксплуататорской в XVIII и XIX веках, она составляла основу уверенности в себе и стабильности жизни для представителей средних классов, давала чувства общности, гордости, укрепляла чувство безопасности. Сегодня эта ориентация у людей присутствует, но она не может реализоваться — нет для этого социальных и экономических условий, вот поэтому у нас отсутствует средний класс.

Нереализуемая стяжательская ориентация приводит к тяжелым последствиям для человека — его Я теряет основу для реального существования, так как нет возможности сохранить добытое и заработанное. Его собственность, в том числе и семья, беззащитны перед стихией экономической и социальной неста- бильности, перед расшатыванием и обесцениванием естественных жизненных ценностей — труда, самой жизни", ее высокого назначения. Добытое и заработанное как физическими, так и интеллектуальными усилиями сегодня мгновенно обесценивается хаотическими силами — экономическими и социальными: инфляцией, отсутствием выраженных общенациональных интересов, отсутствием ясной общей концепции индивидуальной жизни и тому подобное. Это приводит к размыванию границ между Я и не—Я, так как человек не видит связи между собственными усилиями и качеством его жизни, внешний мир воспринимается как угроза, а мир Я — как замкнутый, неподвижный, а значит пустой или пустующий. Для его заполнения или поддержания в напряжении нужна внешняя результативность активности — рост Я за счет предметов, которыми оно овладевает.

Современная стяжательская ориентация, если она реализуется, приобретает форму снежного кома, катящегося с горы, то есть перерастает в потребительство и накопительство, стимулируемые рынком.

Для меня эта ориентация представляет очень большой интерес, так как в ней актуальны все основные идеи, интегрирующие психическую реальность, Я человека. Другое дело, что все они находят свое конкретное воплощение и в конечном счете ведут на этом пути к отстранению человека от свойств собственно психической реальности. Но эти идеи актуальны для стяжательской ориентации, и люди этого типа характера готовы потенциально реагировать на варианты содержания этих идей, что, на мой взгляд, в наших условиях делает их достаточно легкой добычей различных демагогов, произносящих слова о возможном спокойствии и стабильности, без видимой гарантии этих состояний в своей деятельности.

Воспользуюсь для прояснения этой мысли словами Х.Ортеги-и-Гассета: "Демагоги сгоняют (людей. — А.Г.) в толпы, чтобы не дать личности возможности заняться самоустроением, которое возможно только наедине с собой. Очерняя служение истине, они предлагают нам взамен мифы. Разжигая страсти, они добиваются того, что люди, сталкиваясь с ужасами жизни, приходят в исступление. Совершенно ясно, что поскольку человек — это животное, которому удалось уйти в себя, то человек в исступленном состоянии, постепенно опускаясь, нисходит до животного уровня. Подобное зрелище всегда являют эпохи, обожествляющие чистую деятельность... Человеческая жизнь теряет смысл и ценность, повсюду творятся насилие и грабеж. Прежде всего грабеж"[13].

Тот самый грабеж, который делает невозможным осуществление стяжательской ориентации человека. Я бы не хотела делать акцент на общей значимости какого-то вида ориентации. Их можно выделить и описать, соотнести с другими качествами людей, которые, компенсируя плюсы и минусы каждой ориентации, позволяют говорить о степени интегрированности сознания человека, принадлежащего к ней.

Итак, стяжательский тип ориентации потенциально готов к интегрированию своей психической реальности через принятие воздействия извне, он больше других социально зависим и больше других беззащитен при возникновении хаоса во внешних условиях жизни; если этот хаос будет сильным и длительным, то стяжательский тип может просто погибнуть, как погибает улитка, если у нее отнимут домик.

Рыночная ориентация

(обменивающая)

 

+	—
целеустремленная	пользующаяся случаем
готовая к обмену	непоследовательная
моложавая	ребячливая
устремленная вперед	не считающаяся с будущим
свободомыслящая	или прошлым
общительная	без принципов и ценностей
экспериментирующая	неспособная к уединению
недогматичная	бесцельная
действенная любознательная	релятивистская сверхактивная
понятливая	бестактная
контактная	умничающая
терпимая	неразборчивая
остроумная	безразличная
щедрая	глуповатая
	расточительная

 

Рыночная ориентация, которую описал Э.Фромм, складывается в нашей стране буквально на глазах, ее приход переживается как появление новых требований к твоей частной и профессиональной жизни. Появляется чувство, что вместо осуществления своей жизни нужно еще доказать ее осуществимости и осуществ-ляемость для других людей, то есть показать ее так, чтобы она была востребована, чтобы она была нужна и интересна. Тогда элементарно за нее заплатят столько, что не нужно будет считать рубли от зарплаты (которую, может быть, выдадут) до зарплаты (которую ты, может быть, получишь). Необходимость демонстрации своих качеств ставит многих знакомых мне людей в тупик — надо подать себя при написании заявки на грант, надо подать себя при приеме на работу, надо подать себя при встрече с иностранным коллегой, при работе с потенциальными заказчиками на твои умения и знания... Это оказалось очень сложно, мы (очень многие) просто не представляем себе, как это можно вслух, без тени сомнения говорить о своих заслугах и достижениях, разве дела не говорят сами о себе? Оказалось, что нет, надо еще знать цену своему делу, чтобы оно не осталось без внимания, без употребления другими, а ты сам не остался бы без средств к существованию, если тебя действительно кормит это дело, если "нет", то надо искать другое, а там снова та же история с демонстрацией своих возможностей...

Так стала осознаваться личная ценность хорошей рекламы, надежной репутации, а не только личных умений, знаний, таланта наконец. Стала жизненно важной необходимостью "упаковка", причем "упаковка", пользующаяся спросом. Для многих из нас эта переориентация произошла стремительно и не очень больно, для других затянулась в мучительную необходимость соответствовать безликому спросу, а не своим творческим возможностям, не самому себе (даже не истине), а именно спросу. Вы принесли рукопись научной работы? Извините, у нас сейчас спрос только на популярные издания, приходите позже (может оказаться, что это позже равно никогда).

Эту ситуацию можно довести до абсурда и представить себе лавину популярной литературы вместо научной (реальность сегодняшнего дня) или миллионы проектов вечного двигателя (если на них будет спрос) и... ни одного гения (если на них не будет спроса) ни в одной сфере деятельности. Но это абсурд, а пока... Пока в жизни нашей страны наблюдается рождение характеров рыночной ориентации.

Нельзя сказать, что их не было, всегда (во все времена и у всех народов) были люди, которых в советское время называли конъюнктурщиками. Эти люди работали на спрос. И если очередной съезд объявлял борьбу с пьянством, они писали об этом книги. Или же объявлялась тема разумных потребностей, и бодро стучали пишущие машинки в соответствии с актуальностью, с юбилеем, с "историческими" визитами и не менее историческими решениями...

Умение чувствовать конъюнктуру, особенно определяемую власть предержащими, обеспечивало человеку невозможность отказа от чувства реальности собственного Я, от необходимости заниматься его интегрированием, то есть решением экзистенциальных проблем. Все было просто и ясно — цены известны, стабильны, заказы сформулированы, соответствие с ними обеспечивало покой, сытость, защищенность.

Думаю, что описываемое Э.Фроммом содержание рыночной ориентации у людей в нашей стране только начинает складываться, и мы осознаем ее появление в виде, в первую очередь, изменения эмоциональных отношений между людьми. Они становятся менее теплыми, менее дружественными, открытыми. Это чувствуют многие и пытаются обсуждать как личную и социальную проблему. Кроме того, появление рыночной ориентации остро поставило перед многими людьми проблему надежности (честности, искренности) другого человека, проблему осознания оснований отношений с другими людьми.

Думаю, что очень важен этот момент, актуализирующий экзистенциальные задачи человека, выносящий их из интимного мира Я в мир реальных межличностных отношений. Поиск партнера, коллеги, надежного человека обращает к выделению критериев надежности, критериев порядочности. Здесь уже недостаточно чувств, нужно понимание человека,.а оно невозможно без практической философии жизни, без осознания экзистенциальных основ жизни.

Время покажет, какой тип рыночной ориентации формируется в нашей стране, в странах бывшего Советского Союза. Почему-то мне кажется, что он не будет особенно отличаться от того, что описывал Э.Фромм.

В его описании уже сегодня много узнаваемого, словно это картина из бытовой жизни людей, меня окружающих, но картинки более яркие, четкие, чем то, что я вижу ежедневно, с чем сталкиваюсь в реальной работе с людьми.

Какая же она, рыночная ориентация характера человека? К описанным выше качествам можно добавить, по мнению Э.Фромма, совершенно особый феномен "личностного рынка", диктующий желательный тип личности. Этот диктат желательного типа до настоящего времени выступает в несколько иной форме — в форме идеала человека, которая существовала как идея, как концепция в общественном сознании и требовала от человека личных усилий по ее конкретизации[14]. Степень конкретности этой идеи обеспечивалась системой общественных запретов и разрешений по осуществлению индивидуальной активности (богатейший материал можно найти об этом, например, в работе Эдуарда

Фукса "Иллюстрированная история нравов". — М.: Республика, 1993-1994). Думаю, что надо прислушаться к описанию Э.Фроммом "личностного рынка", в нем звучит не только констатация изменений, свидетелем которых он был, но и предостережение, которое можно обратить к нам сегодняшним, пытающимся следовать во всем цивилизованным странам, отказываясь от необходимого анализа пути, по которому они шли или идут.

Итак, рыночная ориентация характера начинается с восприятия себя как товара, а собственной ценности как меновой. На "личностном рынке" принцип оценки меновой ценности такой же, как и на товарном, то есть полезная ценность становится необходимым, но недостаточным условием.

Успех человека зависит не только от его знаний и умений, но и от того, как он сумел их продать. Это существенно влияет на его же самооценку, которая становится зависимой не от собственных способностей человека, а от цены на них. "Человек заботится не о своей жизни и счастье, а о том, чтобы стать хорошим товаром", — пишет Э.Фромм. Но мода на "товар", его нуж-ность для других уже не зависят от самого человека, поэтому и его самооценка начинает зависеть от условий внешних, от того, как воспринимают его ценность потенциальные и реальные покупатели. Если изменчивость рынка выступает мерилом ценности человека, чувства собственного достоинства и самоуважения разрушаются, так как у человека не оказывается необходимого психологического материала для интегрирования своей личности, для восприятия себя как автономного и независимого существа, идентичного самому себе.

Это явление, описанное Э.Фроммом как "личностный рынок", уже отзывается эхом в содержании семейных конфликтов наших современников, когда, например, дети упрекают своих родителей в их жизненной неконкурентоспособности, в невозможности быть богатыми и востребованными другими, то есть относятся к родителям с точки зрения их экономической полезности для достижения успеха в собственной жизни.

Зависть к чужому успеху, невозможность достижения его за счет собственных умений и ценных личностных качеств — искренности, порядочности и честности — в условиях "личностного рынка" способствуют абсолютизации ценности конкретных характеристик жизни. Целостное восприятие жизни и себя становится как бы ненужным, из сознания человека вытесняется необходимость его же собственной сущности, сохранения и проявления его индивидуальности. Собственная индивидуальность начинает восприниматься и переживаться как меновая ценность, а значит, и проявляться чисто количественно —больше — меньше успеха, измеряемого весьма конкретно точной суммой всеобщего эквивалента — денег.

Самовосприятие человека и восприятие им других, как давно известно из психологии, практически не отличаются. Если различие между людьми воспринимается через их цену на рынке, то их истинная индивидуальность не только не проявляется, не востребуется, но может и не ощущаться человеком как необходимая для его жизни, для его собственной жизни. Я с его потенциально уникальными качествами становится просто ненужным ни самому человеку, ни другим людям. Он, человек, становится равным другим людям не по принципу ценности его жизни, а по принципу взаимозаменяемости. Эта ситуация подкрепляется еще и развитием техники, которая нивелирует различия между людьми, ее использующими; унификация многих видов профессиональной деятельности делает людей взаимозаменяемыми, равными не по ценности их индивидуальности, а по ценности их тождественности. "У нас незаменимых нет" — знакомый лозунг, трансформирующийся в условиях "личностного рынка" в другую формулу: "Тебя нет, если на тебя нет спроса". Особенно больно эта ситуация бьет по людям, которые не имеют даже достаточно физических сил, чтобы заявить о своем существовании, — дети, старики, больные, "личностный рынок" в нашей стране только начинает складываться, и его "дикие" формы буквально оставляют за бортом жизни людей, которые не могут себя продать.

Сегодня широко декларируется и новое содержание понятия равенства людей как равенства перед законом, думаю, что это одно из проявлений восприятия людей по принципу их тождественности. Возможно, это необходимый момент в становлении правового государства как условие социализации человека — условие сохранения его индивидуальной жизни в быстро меняющихся обстоятельствах современного мира.

Насколько можно ориентироваться в истории самого понятия прогресса человечества, слова о равенстве произносились практически всегда, независимо от представления людей об идеальных принципах общественных отношений как о своеобразных условиях равенства для всех людей. Это принцип золотой середины (Аристотель), принцип счастья и пользы (гедонизм, эвдемонизм, утилитаризм), принцип любви (христианство), принцип императива (Кант), принцип жизни (Ницше), принцип единства (Наторп), принцип солидарности (французские социологи), принцип роста знания (Кант и другие), принцип максимализма — счастья для максимума людей (Милль, Спенсер, Михайловский и другие).

Законы, о которых сегодня так много говорят как об условии осуществления равенства, тоже создаются людьми, которые при их разработке исходят из собственных представлений о человеке и его сущности, об индивидуальности как проявлении этой сущности. Выбор оснований для создания законов не является случайным, а отражает те ориентации, которые присутствуют у его создателей, ориентации в специфической реальности, которую и должны отражать законы в психологической реальности.

Похоже, что сегодня мы наблюдаем фантастическое явление, которому я не могу дать точного названия, но оно есть, с ним встречаешься практически повседневно — в разговорах с людьми, в текстах радио и телепередач, в красках и названиях на книжных прилавках, в студенческой аудитории, в купе поезда дальнего следования... Внешне это выглядит в преобладании слова "как?" В виде вопроса и утверждения, просьбы, требования, даже угрозы: "Как стать собой, преуспевающим в бизнесе, завоевать друзей и оказывать влияние на людей, стать уверенным в себе, развить память, освоить иностранный язык, сложить печь, построить баню..." И так мало (или кажется, что очень мало) "почему". Аналитическую работу отдали (отдают, отдаем) кому-то, пользуясь плодами этого анализа в виде рецептов, правил, приемов с гарантированным результатом — успехом в жизни. Измеряется этот успех... Вот здесь я бы хотела остановиться и прервать свое категорическое утверждение количественным наблюдением. Из нескольких сотен людей, обращавшихся ко мне за психологической помощью, лишь немногие (меньше десяти человек) задавали вопрос "Почему?" В лучшем случае он звучал в форме: "Может быть, мы в чем-то виноваты", а большинство вопросов было о том "Как! Как воздействовать (менять, изменять, переделывать) на другого".

Чем больше я работала (работаю) с людьми, тем больше убеждаюсь в том, что в их сознании преобладает механическая картина психической реальности, где вопросу о сущности человеческой индивидуальности практически не место. Механичность картины выглядит как предположение о наличии устойчивого механизма, обусловливающего поведение человека во времени, работающего по принципу: сигнал — реакция. В который раз убеждает это в том, что бихевиористы, построив свою схему стимул — реакция и положив ее в основу объяснения поведения человека, были ближе всех к построению теории, ожидаемой большинством моих современников.

"Как?" — это просьба об инструкции, с помощью которой можно управлять, манипулировать, в конечном счете предсказывать качество отношений с другим человеком, гарантировать для себя спокойствие и уверенность. От психологии как науки о человеке не требуют даже попыток аналитической работы (на них нет спроса), требуется рецепт или простое понятное сразу объяснение, которое легко ложится в схему рецепта, инструкции, правила.

Мне не хотелось бы упрощать историю психологии в XX в., но последнее десятилетие ее существования в нашей стране показало, что она очень быстро может превратиться из науки, ориентированной на поиск истины, в сферу деятельности, которая обслуживает задачи манипулирования другим человеком, то есть перестает быть наукой, сливается с бытовым сознанием, растворяется в житейской психологии.

Не берусь судить, хорошо это или плохо, в конечном счете рассудит история. Но трудно смириться с тем, что кто-то, открывший способ эффективного манипулирования, присваивает себе право на владение истиной и считает результаты собственных манипуляций с человеком показателями развития, отождествляя изменения, вызванные своим присутствием в жизни человека, с качествами самой жизни.

Когда я впервые встретила у Э.Фромма слова о том, что "познание человеком самого себя, психология, которая в великой традиции западного мышления считалась условием добродетели, правильной жизни, счастья, выродилась в инструмент для лучшего манипулирования другими и самим собой в рыночных изысканиях, в политической пропаганде, в рекламе и тому подобное"[15], то не почувствовала всей боли, которая звучит в них. Прошло всего три года (с 1992 по 1995 г.), и сегодня, наблюдая за изменением состояния психологии, чувствуя личную ответственность за ее существование, я по-новому прочитала эти строки — в них то, что не могла, увидев, сформулировать сама:

человеку, попадающему в условия "личностного рынка", приходится отказываться от собственного мышления о самом себе, о своей жизни, о своей индивидуальности наконец. Это увидел и сформулировал Э.Фромм, но это же самое, только в другой форме, было в нашей стране, когда она называлась Союзом Советских Социалистических Республик. Сама я столкнулась с этим в двух обликах, ясно выступивших в конкретных экспериментально-психологических исследованиях: в облике нивелирования средств индивидуальности высказывания в письменной речи школьников и в фактах массового отсутствия рефлексивного подхода в понимании человека — преобладал оценочный подход с жестко заданными критериями... Воспроизводимость этих фактов в массовом обследовании не только огорчала, но и заставляла думать над вопросом о том, почему человек отказывается от проявления своей индивидуальности, почему он не замечает (не хочет? не может?) индивидуальности в другом человеке.

Я и сегодня не знаю ответов на эти вопросы, но понимаю неслучайность их появления в данных конкретно-экспериментальных исследованиях. Человеку нужно иметь не только силу собственного Я, переживать ее присутствие, но ему нужны формы воплощения своего Я—те идеи, которые позволяют конкретизировать до бесконечности в интегрированном целом это Я. Это похоже на воплощение замысла: чем он плодотворнее, тем разнообразнее по формам, средствам, способам.

В этом смысле идея о том, что "Я — человек маленький", и идея о том, что "Я — отвечаю за все на свете", открывают перед человеком различные аспекты жизни и своей индивидуальности в ней.

Господствовавшая в нашем обыденном сознании идея о "барине", о необходимости "выполнять и перевыполнять" указания других, сопутствующие ей идеи "человека-винтика" не только не способствовали осознанию своей сущности, но и обесценивали сам факт существования психической реальности и необходимость с ним считаться.

Известно, что свойства психической реальности меняются очень медленно, нужно время, измеряемое жизнью поколений, иногда нескольких, чтобы то или иное качество возникло или трансформировалось (у нас еще будет возможность поговорить об историческом характере этих свойств).

Может быть, наиболее мобильным является характер человека — то, что выше было представлено как ориентация человека. Недаром почти всегда говорится о конкретно-историческом типе характера, даже есть для этого жесткие характеристики — современный человек и несовременный.

Если воспользоваться ими, то, по-моему, мы все сейчас переживаем (в той или иной форме) или нет эту современность как собственную нужность или ненужность. Различие (самое главное) проходит здесь по линии "нужное™ для...".

Похоже, что именно здесь, в конкретизации этого "для" и заложены основы существования индивидуальности, интегрированное™ Я, может быть, даже психического здоровья.

Если это "для" будет заполнено отражением спроса, то уже потенциально будет декларироваться, что Я человека есть "ничто", "пустота", которая может быть заполнена этим спросом.

Практически личность при рыночной ориентации должна быть свободна от своего Я, от своей индивидуальности, а значит, от всех видов страданий, с ним связанных, в том числе и страданий совести, стыда, ответственности, необходимости защищать свою честь, иметь н сохранять достоинство, вообще заботиться о существовании своего и чужого Я. Прямым следствием этого является безразличие человека к самому себе. Этот поразительный феномен безразличия к себе проявился в полной мере в моей научной биографии при исследовании мотивации учебной деятельности подростков. Суть феномена (исследование 1976-1983 гг.) состояла в том, что подростки, даже обладая необходимым интеллектуальным потенциалом для успешного освоения материала, отказывались от собственных интеллектуальных усилий по его освоению. Говоря бытовым языком, им было не стыдно за то, что они не хотят учиться. Организовать их собственные усилия по воздействию на собственную же активность было практически невозможно — это было проблемой для учителей и родителей. Фактов, характеризующих отношение к учебе подростков в 50-60-е гг., в моем исследовании просто не было, например, фактов признания сверстниками успешно обучающегося подростка. Похоже, что подростки в моей работе выступили барометром тех изменений, которые происходили в ориентациях взрослых, переживавших независимость жизненного успеха от собственных усилий: собственный труд переставал быть, да и не был, по большому счету, никогда социальной гарантией жизненного успеха. Явление, называемое блатом, все шире входило в сферу бытового и общественного сознания, коррумпированность становилась все более существенным фактором жизни. Это, конечно, один, на поверхности лежащий фактор, но, по-моему, очень важный, так как именно он в многообразных формах нивелирует индивидуальные качества человека.

Мне не хотелось бы писать сейчас какие-то слова о тоталитаризме, о нем написано уже много и, думаю, весьма справедливо и аналитически точно, но этот феномен нежелания подростков учиться, который так ясно выступил в указанные годы и меняющийся сегодня, в 1996 году, — своеобразное зеркало изменения ориентации, переживавшееся большими группами людей. Хотелось бы назвать это сегодня переживанием появления пустоты в интеграционных тенденциях индивидуальности.

В более раннее историческое время эта пустота Связывалась с нравственно-религиозными идеями, позже — с идеями нового человека и нового будущего, они несли интеграционный потенциал для индивидуальности человека. Но нравственно-религиозные идеи были запрещены, а идея нового человека не предполагала индивидуальности человека как его уникальности, она была доведена до абсурда, например в лозунге: "Женщины — на трактора" и прочее. Получилось, что она стала предельно конкретной, то есть потеряла (стала терять на глазах) свою продуктивность как возможность бесконечного конкретного разнообразия. Противоречие между конкретностью содержания этой идеи и ее назначением (формообразованием индивидуальных ориентации) сделало свое дело в разрушении и других интеграционных характеристик индивидуальности — появилась двойная мораль, "кухонная" политика, теневая экономика, телефонное право и прочее.

Подростки, особенно восприимчивые к индивидуальным качествам взрослых, к их возможности персонифицировать идеал человека, отреагировали массовым нежеланием учиться на отсутствие во взрослых этого свойства — быть персонифицированным идеалом человека, то есть фактически быть самим собой.

Феномен советского человека еще только начинают осознавать. Каждый из нас так или иначе несет его в себе. Современный подросток не хочет учиться потому, что он не умеет (не хочет и не может) принимать и осуществлять продуктивные решения, касающиеся своей собственной судьбы. Но появляются уже люди, которые могут быть для него пусть не всегда близким, но персонифицированным идеалом другого, не "блатного", содержания жизненных целей и путей их достижения. Надеюсь, что я не очень ошибаюсь в описании этого нового явления.

О современных ориентациях характеров писать очень сложно уже потому, что многие из них зарождаются и типизируются буквально на глазах, и в них мне легче узнать проявление различных известных интеграционных идей, чем ввести какой-то новый критерий для описания.

Основное качественное отличие в современных характерах (сегодняшних) в том, по-моему, что в любой конкретной форме обостренно переживаются экзистенциальные идеи, которые определяют и изменения форм жизненной активности. Это есть и у "новых русских", и у "лиц кавказской национальности", и у детей, торгующих газетами, и у коллеги, впервые в жизни получившего гранд фонда Сороса, и у подростка, принимающего решение о поступлении в гимназию, и у пожилого человека, учившегося впервые в жизни вставать в пикет с самодельным плакатом...

Наблюдая социальную обусловленность форм жизненной активности людей, все больше ловлю себя на мысли, что известные мне описания характеров при всей их ограниченности и известной доли условности помогают описать, для себя конкретизировать и общие тенденции изменения активности, и их индивидуальные варианты.

Уже использованная классификация ориентации Э.Фромма дала возможность увидеть конкретно-историческую обусловленность тенденций активности, соотнести ее с интеграционными тенденциями в Я человека. Сейчас мне бы хотелось усилить такой момент в собственном рассуждении: любая интеграционная идея (происхождения, цели и смысла, возможности воздействия, общности) предполагает диалогичность сознания, несущего эти идеи. Диалог с другими людьми в вербальной форме или диалог со своим вторым Я. Похоже на то, что эта диалогичность и является основой жизненности идеи — своего рода защитой от превращения в фантом, в стереотип, в указание, в назидание, в одномерное, линейное правило.

Поддерживают эту диалогичность идей естественная связь между поколениями и преемственность культурно-исторического контекста жизни, то самое чувство причастности к делам сегодняшним, та ответственность перед будущим и знание прошлого, которые делают человеческое Я не только потенциально присутствующим, но и осуществляющимся.

Если эта диалогичность нарушается, то каждому поколению не только надо заново изобретать велосипед, но и искать другой источник для сохранения сознания. Один из парадоксов жизни состоит в том, что одно поколение — поколение сверстников — не может сохранить, а тем более развить сознание. Поколению сверстников будет не хватать Мудреца-философа, который может посмотреть на жизнь как бы со стороны, рефлексивно и отстраненно. Недаром существуют и существовали возрастные субкультуры, которые приобрели особое значение по мере исторического признания специфики детской психики, ее качественного отличия от психики взрослых. Существование субкультур интересно для меня проявлением в них интеграционных тенденций, которые в конечном итоге проходят, как проходит период чувствительности организма ребенка к детским инфекциям. Субкультура как бы исчерпывает резервы своей диалогичности. (Подробнее о них мы поговорим при описании подросткового и юношеского возрастов.)

Мудрец-философ в индивидуальной судьбе человека и в жизни субкультуры выполняет важнейшую задачу — задачу развития честного мышления, ориентирующего человека в жизни его Я и в мире бытия, открывающего существование необходимости различать жизнь и псевдожизнь для сохранения самого главного в феномене человека — честного мышления. Мудреца-философа нельзя заменить никем, он и есть то самое Я, которое есть Я.

Можно сыграть его роль, только как актер не равен своему герою, так и играющий роль мудреца будет не равен ему в проявлениях своего Я. Мудрецы не принадлежат ни одной субкультуре, они принадлежат всем. Таким был Мераб Константинович Мамардашвили, имевший право и смелость сказать: "...я буду против народа". Философ-мудрец персонифицирует обобщенный идеал человека в своих рассуждениях о жизни, в том, как он расставляет акценты в диалоге с другими и в диалоге с самим собой. По сути дела он воплощает в себе свободное Я. Не будучи сами мудрецами-философами, его роль могут играть поэты и писатели, художники, композиторы, если своими средствами персонифицируют обобщенный идеал человека и тем самым поддерживают диалогичность сознания в своих читателях, зрителях, слушателях. Кажется, что, в отличие от Мудреца-философа, рождающего в слове мысль о мысли, писатели, поэты могут работать со словом как с инструментом мысли, то есть работать с его свойствами как с инструментом, отдельно от прямого назначения слова — проявлять мысль. Как можно исследовать состав молотка, так можно исследовать и состав слова, если отнестись к нему как к инструменту, что, например, пробовали делать В. Хлебников и Д. Хармс, стихи которого я уже приводила ранее.

Для фило<

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: