 |
Дорогой смерти в Семей (Семипалатинск) 1 глава
|
|
|
|
ЭВАН: Мы решили не думать о вчерашних проблемах, встали утром пораньше, позавтракали мясными лепешками, яйцами, хлебом и чаем, а потом двинулись дальше. У нас была задача — к полудню обязательно доехать до Актюбинска. Перед отъездом мы проверили мотоциклы, но даже после всех трудностей первого дня на бездорожье никаких повреждений не обнаружилось. Даже давление в шинах оказалось нормальным — и это после жутких ухабов и ям. Удивительные машины!
Утром дороги лучше не стали, но теперь мы знали, что от них ожидать. Так потихоньку и пробирались на северо-восток. Когда до Актюбинска оставалось всего миль пятнадцать, нас опять остановила полиция. Мы очень хотели наверстать упущенное, так что торопились и сильно вымотались, поэтому на этот раз предложение сопровождать нас по городу приняли с радостью. Все что угодно — только бы стало полегче. Неизменная «Лада» с включенной сиреной и мигалкой вела нас по улицам Актюбинска, потом вдруг повернула налево, и мы оказались перед футбольным стадионом. Нас отвели на стоянку и бросили на растерзание десяткам репортеров и телекамер, как овец на бойне. Еще одна импровизированная пресс-конференция. Это начинало действовать на нервы.
Когда я подъехал ближе и остановился, меня тут же окружили, со всех сторон полетели вопросы, а объективы камер полезли прямо в лицо. «Можно я хотя бы с мотоцикла слезу, а?» — попросил я. Они отступили на пару шагов, позволив мне встать на землю и снять шлем.
«Это глава департамента по туризму», — сказала девушка-переводчик, представляя человека в костюме и галстуке. «Ага, не сомневаюсь», — ответил я.
Мне много чего хотелось сказать этому человеку, но я понимал, что лучше всего молчать и улыбаться. Нас провели по лестнице, показали пустой стадион и забросали цифрами статистики. Музыкальным сопровождением всего происходящего были песни Шер, грохочущие по стадионной системе оповещения. Пообещав напоить чаем, футбольный директор пригласил нас к себе на два часа. Я вежливо отказался, сказав, что нам нужно ехать дальше. Потом нас вывели со стадиона, и мы снова оказались перед толпой репортеров.
|
|
|
«С кем вы себя больше ассоциируете — с Оби-Ван Кеноби или с Марком Рентоном?» — спросили меня. «Ни с кем», — ответил я. «Какова цель вашего путешествия?»
«Проехать незамеченным несколько стран, узнать, как живут люди, и увидеть мир глазами самого обыкновенного путешественника», — сказал я.
«Ха, — усмехнулся репортер. — Это нереально».
«Вовсе нет. До сих пор это было вполне реально, спасибо за вопрос».
Я понимаю, насколько казахскому туристическому ведомству необходима реклама. Если им это так нужно, я с радостью согласился бы на короткие, заранее оговоренные интервью. Мне прекрасно ясно, каким важным событием может стать приезд двух известных актеров в страну, которую известные актеры своим вниманием не балуют. И все-таки, по моему мнению, казахским властям гораздо лучше было бы оставить нас в покое, чтобы мы увидели их страну своими глазами, а не через навязанные нам призмы телекамер на всех этих встречах с прессой. Но вопросы лились все тем же непрерывным потоком. «Это просто какое-то безумие, — сказал Чарли. — Все вышло из-под контроля».
Я позвонил Эрику. «Полицейские только что привезли нас на стадион и отдали на растерзание журналистам. Здесь везде телекамеры. Все очень тщательно организовано. Может, вы подъедете и поможете нам выбраться отсюда так, чтобы никого не обидеть? И еще мы должны все это обсудить».
Я думал, что Казахстан станет одним из основных этапов путешествия, где можно будет отдохнуть и насладиться одиночеством. Вместо этого мы оказались в самом центре внимания прессы, а именно этого нам хотелось избежать больше всего. Радушный прием — это, конечно, хорошо, но сейчас я чувствовал, будто меня используют. Если бы нас попросили заранее, мы бы выделили время для интервью и выполнили все просьбы. Но вместо этого мы словно оказались в западне и получили не совсем такое представление о Казахстане, какое хотели. Очень жаль, что так все вышло.
|
|
|
Приехал Эрик, поговорил с официальными лицами и пообещал нам, что это было последнее незапланированное вмешательство в путешествие. Эдди, его шофер, проводил нас из Актюбинска и показал дорогу к Аральскому морю. Мы надеялись, что больше не будет ни полицейских эскортов, ни пресс-конференций.
Несмотря на холод и ветер, дорога порадовала нас гораздо больше, чем раньше, и мы быстро продвинулись вперед. Как и вчера, попадались выбоины размером с пруд, которые нужно было аккуратно объезжать, чтобы не упасть с мотоцикла. И все-таки, по сравнению с предыдущим днем езда показалась легкой — даже нашлось время сделать перерыв на обед.
Вечером мы остановились посреди совершенно плоской равнины, поставили палатку и съели горячий ужин; в небе висела оранжевая луна. Мы съехали с дороги и через кустарник проехали несколько миль до берега голубого озера — идеальное место для лагеря. Я был ужасно рад долгожданной ночевке под открытым небом: только Чарли, Клаудио и я. После всей этой суматохи с журналистами и полицейскими можно было насладиться безмятежностью и свободой. И неважно, что мы уже пару дней не мылись. Если честно, какая-то мальчишеская часть меня этому даже радовалась. Еще никогда не было так приятно походить грязным.
Но Чарли все еще не хотел спать в палатке. «А что это за дырки в земле?» — спросил он, когда мы ставили палатку.
«Ничего страшного. Сурки нарыли или крысы, что-то вроде того», — успокаивал его я. «А вдруг это пауки. «Черные вдовы…»
«Ну что ты, дырки же большие, тут были зверьки покрупнее, типа сурков».
«А может, потом сюда пришли пауки и убили всех сурков. И теперь здесь целая колония «черных вдов», они все голодные и ждут кого-нибудь, кого можно съесть. А мы тут как тут».
|
|
|
«Чарли, брось паниковать, не съедят тебя пауки, успокойся, — сказал я. — Лично я еще ни одного паука не видел, раз уж на то пошло».
Нам рассказали, что у казахских пастухов против пауков есть три средства — зола, известь и овечья шерсть — которые они разбрасывают вокруг спального места. «Черные вдовы» боятся овец, потому что те совершенно свободно их поедают. Чарли же изобрел свой собственный способ отгонять пауков от наших ботинок, пока мы спим: сверху на каждый ботинок он положил носок. «Один из твоих приемов выживания?» — спросил я. «Нет, это я только что придумал, — ответил он. — Ужас и паника меня вдохновляют».
Даже Чарли признал, что здесь очень красиво. Мы сидели на небольшом холмике, ели шоколад, наблюдая, как кроваво-красное солнце соскальзывает за горизонт, и обсуждали события дня.
«Чудесное место, — сказал я. — Здесь же гораздо лучше, чем в какой-нибудь гостинице, правда?»
«Ага, настоящий рай, черт бы его побрал», — ответил Чарли, сделав несчастное лицо; мы бросали камешки в реку, пока садилось солнце. «Вообще-то, все не так уж и плохо. Сейчас, когда я поел и разложил спальник, идея ночевать на природе мне даже нравится». Он принялся что-то напевать. «Что ты визжишь как свинья…»
Остаток вечера прошел в разговорах о сроках и расстояниях. Мы на два дня отстали от графика, и стало ясно, что наши планы были довольно наивны. Сейчас надо было ехать по Дороге Смерти, и она полностью соответствовала своему местному названию. Если дорога будет такой и дальше, в Алма-Ату мы наверняка приедем почти на неделю позже срока. Почти все, с кем мы говорили, утверждали, что следующий перегон самый сложный. Я не мог себе представить, как такая дорога может стать еще хуже, но местные предупреждали о двадцатимильных участках, которые пройти вообще невозможно.
ЧАРЛИ: Ночь я проспал как убитый. Наверное, благодаря свежему воздуху. Может, эта идея с лагерем не так уж и плоха. Единственный минус — комар в задницу укусил, когда я вылезал из палатки, чтобы сходить по-большому. И ведь это сразу после того, как Эван сказал: «Смотри, чтоб за задницу не укусили!» Эту заразу не отпугнул даже супер-пупер крем, который один мой друг-рыбак назвал самым лучшим комариным репеллентом.
|
|
|
Я сел рядом с палаткой и стал думать, как заставить себя перестать из-за всего переживать. Нужно было как-то расслабиться. Радоваться каждому дню, а не беспокоиться обо всех и обо всем. Внушить себе: я не в состоянии контролировать абсолютно все.
«Как спалось?» — спросил Эван, вылезая из палатки.
«Еще как!»
«Ты, как обычно, отрубился за считанные секунды. Опасное качество. Кладешь голову на подушку и уже через три секунды спишь. Первый раз в жизни такое вижу».
«Вот и жена так же говорит».
«Но сразу заявляю: ты все-таки немного храпишь, — продолжил Эван. — В самом начале. А я этой ночью храпел?»
«Нет, только под утро. Я тебя даже слегка пихнул, а ты только перевернулся и засопел».
«Слегка пихнул? А я-то думал, кто это меня так по заднице огрел! Ты, значит, — засмеялся Эван. — Ну да ладно, какие впечатления от первой ночи в пампасах?»
«Как только я смирился с фактом, что «Макдоналдс» от меня и вправду очень далеко, мне стало гораздо легче».
Меня даже удивило, как здорово ночевать в палатке. Я все еще побаивался укуса «черной вдовы», а тут вдобавок Василий предупреждал о брачном сезоне у скорпионов — это все совершенно убило во мне желание ночевать под открытым небом. Первая ночь в палатке прогнала все страхи. Не случилось вообще ничего плохого. Когда мы утром ели кашу, у меня, к сожалению, не было даже уважительного повода поныть.
Мы собрали вещи и сели на мотоциклы, чтобы проехать через степь обратно к дороге. Точнее, к тому, что в этих краях называется дорогой. Подпрыгивая на кочках, я подумал, как все-таки приятно избежать общения со всеми этими связными, высокими чиновниками, гостиничными администраторами и прочими посторонними. Еще мне показалось странным, что ночью я совершенно не замерз. Спальный мешок оказался очень теплым, плюс на мне еще было термобелье.
Мы ехали пару часов, а потом остановились попить воды у строения, на котором горела яркая зеленая вывеска «КАФФЕ». Каменная лачуга посреди пустыни, где по дороге носятся перекати-поле и свирепствуют пылевые метели. Пока я снимал шлем, появился зеленый русский джип и поехал на нас, остановившись всего в паре дюймов от мотоциклов. Вышли два невысоких человека в кожаных бейсболках. Мы заулыбались, но они просто тупо посмотрели. Потом медленно обошли мотоциклы, молча их разглядывая. Затем, с такими же ничего не выражающими лицами, оглядели нас с головы до ног, прошли мимо и зашли в кафе. «Не очень-то они дружелюбные», — сказал Эван. Мне тоже стало не по себе.
|
|
|
Пока эти двое были в кафе, появилась еще одна парочка: охранники с соседней фабрики. Несколько секунд спустя из кафе выскочили двое первых, сжимая в кулаках огромные кухонные ножи. «Черт, — подумал я, — нас сейчас ограбят». Но тут подозрительные личности с ножами увидели охранников. Они быстро перевели взгляды на нас, потом снова на охранников, потом снова на нас. Потом мгновенно спрятали ножи за спины и прогулочным шагом направились к своему джипу. Похоже, охранники прибыли как раз вовремя. Те типы побросали ножи в машину, залезли в нее и укатили. За все это время не было сказано ни слова. Не хочу показаться излишне подозрительным, но было трудно избавиться от ощущения, будто мы только что чудом избежали разбойного нападения.
Времени раздумывать о других вариантах развития событий не было. «Черт, я уже с ног валюсь, — сказал Эван, когда мы приготовились ехать дальше. — За это утро мы проехали всего 60 км, а по моим ощущениям, прошел уже целый день». Да, тяжелое было утро. Сплошной песок и гравий. Единственный способ пройти по ним — это нестись на скорости в надежде на лучшее. Несколько раз попадался глубокий песок, и переднее колесо начинало вилять то влево, то вправо — мы оба чуть не попадали. Чтобы справляться с песком и гравием, надо идти против инстинктов. Когда переднее колесо начинает заносить, приходится подавлять желание ударить по тормозам — это точно приведет к падению. Вместо этого нужно добавлять «газу». Мотоцикл сразу выпрямится, и ты опять сможешь его контролировать.
Когда мы остановились на обед в следующем кафе, Эван был сильно не в духе. Рядом стоял красивый русский мотоцикл с коляской, но он на него даже не взглянул, а когда мы сели под навесом, Эван начал жаловаться. «Тяжелый день», — бормотал он. Пока хозяин кафе хлопотал над столом, Эван потягивал чай из фарфоровой пиалы с розочками, бездумно уставившись на песчаную пустыню. Он выглядел несчастным, плохое настроение никак не проходило. В такие моменты его лучше не трогать, все само пройдет. Только если станет совсем уж плохо, придется искать слова, чтобы вытащить его из этой хандры.
Эван пил чай. «А-а, хорошо…» Потом он заметил что-то на дне чашки и нахмурился: «Странный чай… Это что за фигня?»
У Эвана есть такая привычка — заражать своим настроением всех окружающих. То он на подъеме, то вдруг в тоску впадает. У всех людей бывают сложные моменты, но таких депрессий, как у Эвана, я еще ни у кого не видал. В плохом настроении он становится ужасно восприимчивым, обижается на любую глупость. Из-за этого его бывает трудно понять. Я на собственном тяжелом опыте убедился, что печального Эвана развеселить невозможно. Лучше всего смириться и ждать, пока он сам не победит плохое настроение. Причем настроение у Эвана иногда меняется очень быстро. Но когда он не в духе — это настоящий геморрой!
ЭВАН: Я ужасно скучал по жене и детям и видел их лица каждый раз, когда открывал верхний кофр. Три фотографии подряд, вставленные в крышку изнутри: Ив, Клара и Эстер. Мои любимые девочки. Как же я хотел поскорее оказаться в Лондоне, чтобы снова их увидеть! Это главное, что двигало меня вперед. Когда дома ждало такое чудо, я чувствовал себя счастливейшим человеком в мире, и день за днем ехал на восток, чтобы снова увидеться с семьей. По этой же причине путь впереди казался таким трудным. С каждой милей я чувствовал себя одновременно и дальше от них, и ближе к ним.
Это было трудное утро, третье такое утро подряд. Я весь взмок, и никак не мог разобраться с термоодеждой. Когда все-таки ее снял, то начал замерзать. На следующий день снова надел, но все время нещадно палило солнце, и уже к обеду я был весь в поту. Много сил отнимала и сама дорога. Тем утром я два раза чуть не упал. План за день проходить по триста километров очень давил морально. У меня в животе снова появилось то странное ощущение, как после тренировок в Уэльсе, когда я боялся не выдержать трудностей дороги и подвести Чарли и всех остальных.
Мы поехали дальше, и буквально через две мили я уронил мотоцикл. «Сегодня падениями все отметились, — прокричал я Чарли, когда он помогал мне его поднять. — Хотя невеселое соревнование, конечно». Еще через несколько километров дорога превратилась в болото. Мы поехали прямо по пустыне, в нескольких сотнях метров от дороги, выискивая сухие участки среди грязи и воды. Сердце мое выбивало барабанную дробь. Так продолжалось какое-то время, потом мы вернулись на дорогу, и пришла очередь Клаудио упасть. «Не отчаивайся, — подбодрил его я. — Мы сегодня уже 150 км проехали».
Мне надоело ехать сзади, потому что Клаудио и Чарли поднимали тучи пыли, из-за которых ничего не было видно. Я попросился выйти вперед, и тут же нашел свой ритм. На песчаных отрезках я набирал правильную скорость, воображая себя гонщиком на ралли Париж-Дакар, на неровностях выбирал самую быструю траекторию. Но вдруг — бац! — я лежу на земле, а сверху палит солнце. Вот к чему привела моя излишняя самоуверенность в себе. Так мы и боролись с эмоциональными и физическими «американскими горками». То ты катишь в свое удовольствие, счастливый и довольный, то просто едешь, совершенно успокоившись и ни о чем не думая. И еще через минуту начинаешь ругаться и психовать.
Коммуникационные системы перестали работать, и мы не могли больше переговариваться в пути. Тишина и долгая дорога давали много времени для размышлений и погружения в себя. Для меня всегда была очень важна работа, но теперь нас с ней будто разлучили. Почти весь прошлый год я мечтал вырваться, хотя бы на время. Так как кастинг на большинство фильмов заканчивается в самый последний момент, у меня не было четких планов, что будет после окончания путешествия. Я находился в подвешенном состоянии и не знал, чем займусь дальше. На пресс-конференции в Лондоне перед отъездом я в шутку сказал, что, возможно, к актерской профессии уже не вернусь. Сказал это просто так, не всерьез, но журналисты поверили, хотя, может, эта шутка частично и была правдивой. Бросать актерскую работу я не хотел, но все же часто стал спрашивать себя: а в каком направлении двигаться дальше? Поработать год в театре? Или пора уже самому снять фильм или поставить пьесу? Ничто не мешало мне заняться именно этим. Оставалось только принять решение. Великим карьеристом я никогда не был. В выборе проектов всегда исходил из того, насколько они мне интересны, а не из того, что они могут сделать для карьеры. Возможно, сейчас пришло время внимательно осмотреться и решить, куда двигаться дальше. Меня также волновало мнение людей об отпуске, который я взял в самой лучшей части года ради путешествия вокруг света. Будут ли мне после этого присылать хорошие сценарии? Я вроде как выпал из жизни. А в такой работе, как у меня, этого нельзя делать ни в коем случае. Золотой середины здесь нет. Тебя либо помнят режиссеры и агенты по кастингу перед съемками фильма, либо не помнят. После театральной школы я работал практически без перерывов, и сейчас впервые оказалось так, что у меня нет никаких планов на будущее. Это было необычно. Путешествие также давало возможность подумать о жизни и решить, как справиться со своими проблемами. К тому времени у меня накопился значительный эмоциональный багаж — чувство вины, страхи и переживания, которые нужно было осознать и прогнать от себя. Что-то подобное я уже делал, когда ходил в поход по гондурасским тропическим лесам с Рэем Мирсом. Пока мы поднимались в горы и пробирались через джунгли, я начал понимать многие вещи, которые мешали мне уже много лет. За 10-часовой пеший переход многое успеваешь обдумать. И мне это сильно пошло на пользу. «Нет, это я оставлю в джунглях, — думал я об одном, — это мне тоже больше ни к чему». И вот теперь я снова занялся мыслями, скопившимися на подкорке за многие годы. Удивительно, чего только в голову ни приходило. Временами я совершенно терялся в мыслях о людях и событиях еще школьных лет. Отношения и конфликты, то, чем я гордился, и то, о чем жалел. Вопросы, о которых я не вспоминал много лет, но которые, как я сейчас понял, все еще оставались нерешенными. Я понимаю, что собственные ошибки и умение делать из них выводы — это часть процесса взросления, но, казалось мне, уж слишком много я этих ошибок совершил. Вспомнил я и обо всем хорошем: о встрече с Ив, например, женитьбе и рождении детей. Удивительно, что мои мысли жили своей жизнью, они появлялись в голове, будто бы говоря: «Помнишь меня? Давай-ка вернемся в прошлое». И если мысль была неприятной, я все равно был вынужден обдумывать ее. Она ведь просто так не уходила, не отвертишься. Нельзя ведь, например, в какой-нибудь важный момент убегать из дома и нестись в магазин покупать туфли. Так и тут, приходилось сидеть со своими мыслями и чувствами на мотоцикле и ждать, пока они сами уйдут. Это было хорошо.
Потом я вдруг переключался и подстраивался под ритм мотоцикла и дороги. Кроме большого физического напряжения и внутреннего самокопания, были еще и моменты, когда я замечал великую красоту. Этим утром, под музыку 'Platters' 'Red Sails in the Sunset' в плеере, мы увидели большое стадо животных, бредущих через степь. Похоже, это были антилопы или газели — с большого расстояния не получалось точно разглядеть. В Казахстане в изобилии водится среднеазиатский каменный козел, азиатский лось, антилопа сайга, персидская и чернохвостая газель и сибирская косуля. Нам попались на глаза довольно крупные животные с яркими пятнами на шкурке. Еще там были большие стаи из 15–20 орлов: они сидели на земле у обочины дороги или на столбиках дорожных указателей. Просто сидели и ничего не делали, а когда мы проехали мимо, орлы все разом взлетели. Поразительное зрелище. Очень красивые создания, я словно оказался в горах Шотландии.
К вечеру мы почти все время ехали по мягкому золотому песку, и от целого дня стояния на подножках у меня снова тряслись ноги. Чарли хотел заночевать в гостинице. «Очень хочется помыться», — умолял он. Но так как до Аральска, как планировалось вначале, нам доехать не удалось, снова пришлось разбить лагерь в пустыне, посреди руин каких-то глинобитных строений. На ужин Чарли разогрел продукты в вакуумной упаковке. Ланкаширское рагу для него, чили кон карне для нас с Клаудио. Вокруг щебетали птички, жужжали комары, а мы жадно поглощали ужин, наблюдая за заходом солнца — так закончился самый трудный день путешествия.
ЧАРЛИ: На следующий день легче не стало. Когда я проснулся, то обнаружил рядышком спящее чудовище. Комариный укус на лбу у Эвана распух и превратился в огромный бугор, протянувшийся через весь лоб до самой переносицы: он стал похож на неандертальца с гигантскими красными выступающими надбровьями. Мне стало его очень жалко; я пожалел его еще больше через пару часов, когда Эвану во второй раз брызнул в глаза бензин. К счастью, на этот раз я был тут ни при чем. Когда Эван заливал бак, насос снова не выключился, и бензин брызнул ему прямо в лицо, попав в глаза и уши. Надо же, неудача какая — чтобы такое два раза случилось.
Дорога этим утром была такая же плохая, как и накануне. Даже если бы ее еще разбомбили с воздуха, хуже бы она не стала. А кто-то, помнится, обещал всего-то километров тридцать совсем плохих дорог. Мы уже больше 150 км ехали по сложнейшей местности, где дорога часто разбивалась на пять-шесть идущих параллельно троп, ужасно грязных и болотистых. Целыми днями приходилось стоять на подножках, лавировать между выбоинами и пересекать лужи. За все последние дни, кажется, не было момента, когда мы могли нормально есть в седло и спокойно ехать вперед.
Плохо было еще и то, что накануне я почти не спал. Мы поставили палатки почти рядом с дорогой, и мне все время было страшно за байки. Где-то в полшестого утра я услышал, как подъезжает очень шумная машина. Звук такой, словно ее тащили по степи на буксире, причем казалось, что она вот-вот снесет наши палатки. Я расстегнул молнию, выбрался на улицу и огляделся. Вокруг — ни души. Разозлившись, я залез обратно в палатку и застегнул вход. И как только лег, снова услышал эту машину. Я снова вскочил, расстегнул палатку, высунулся наружу, и вот там, на дороге, наконец-то увидел эту самую машину. Она еле тащилась, но громыхала при этом потрясающе громко — у нее выхлопная труба отвалилась просто.
Меня утешало только одно — мы были на BMW (теперь я был уверен, что KTM здесь пришлось бы ну очень непросто). Еще меня порадовала наша дальновидность: на Монголию мы сразу отвели всего миль по 80-100 за день, когда дома составляли план. Еще получился большой просчет с дистанцией, которую мы собирались проходить в Казахстане. С другой стороны, за вчерашний день мы проехали 250 миль, и я надеялся нагнать упущенное в Монголии. Вряд ли дороги могут стать еще хуже. Куда уж дальше-то?
И еще, все тревоги о лежащих впереди испытаниях разбивал один луч золотого света: Клаудио. Он отлично управлялся со своим мотоциклом — нарушая, кажется, все законы природы и техники. При полном отсутствии опыта — до того он ездил только на скутере — Клаудио «уделал» нас с Эваном по всем статьям — и это на самых жутких в мире дорогах! Время от времени он снимал, как мы преодолеваем какое-нибудь препятствие — при этом довольно часто наши маневры заканчивались падениями. И вот он убирал камеру, вскакивал на байк, поддавал газу и так лихо перелетал через это же самое препятствие, что нам с Эваном оставалось только краснеть. Бесило нас это, вообще-то, дико.
К обеду мы добрались до Аральского моря и поехали туда, где четверть века назад проходила береговая линия. Некогда четвертое по величине в мире внутреннее море оказалось пустыней. С 1960-х годов, когда советское правительство изменило направление рек Сырдарья и Амударья для орошения хлопковых и овощных полей Узбекистана и других районов Казахстана, Аральское море начало высыхать. Оно лишилось главных притоков, и с тех пор уровень воды в нем упал почти на 50 футов. Море разделилось на два гораздо меньших по размеру озера с водой, которая была в три раза солонее морской. Теперь она стала непригодной для питья, и вымерли многие виды рыб, когда-то в изобилии водившиеся здесь: осетр, плотва, карп и другие. Аральск, раньше процветающий морской порт с развитым кораблестроением и рыболовством, превратился в брошенный город посреди пустыни, держащийся на плаву только благодаря железной дороге. О его богатом морском прошлом напоминает теперь только ряд ржавеющих рыболовных лодок, лежащих на песке, как выбросившиеся на берег киты. Моря от них теперь уже и не видно, оно скрылось за горизонтом.
Останавливаться на обед мы не стали, решили ехать дальше. Вскоре после Аральска грязь кончилась, и впервые за три дня мы снова оказались на асфальте. Я был так счастлив, что слез с мотоцикла, лег на дорогу и поцеловал ее. Было очень приятно снова ехать по вполне нормальной дороге. Мы решили использовать эти новые условия по полной и проехать как можно больше. Тем временем температура упала, и начался ливень, который сделал пыльную дорогу скользкой и опасной, как ледяной каток. За 55 км до Кзыл-Орды у меня на панели загорелась желтая лампочка, сигналящая, что топливо на исходе. Я думал, до города мы не дотянем. Мы поехали дальше, молясь, чтобы бензина хватило. Ехали и про себя сокрушались: эх, скорее всего, придется ждать на холоде, в темноте и под дождем, пока не подвезут бензин. Но через полчаса мы с Эваном стояли в вестибюле гостиницы. Хватило!
«Я думал, что умру на дороге, — сказал Эван. — Еще одну милю не выдержал бы». За этот день мы проехали почти 650 км, были и физически, и эмоционально истощены. Пока мы стояли у стойки администратора, меня колотила дрожь, но я был ужасно рад ночевке в гостинице. После двух суток езды по пыльным дорогам и тесного сожительства лично мне уже хотелось немного побыть одному. А больше всего я жаждал сходить, наконец, в душ. Я полчаса простоял под струей горячей воды, три раза помыл голову, прежде чем волосы стали чистыми, и потихоньку оттаял, наблюдая, как грязная вода стекает в дырку, оставляя на стенках ванны масло, грязь и пот.
ЭВАН: Меня разбудило солнце, осветившее комнату, и я задернул шторы. Утром было прохладно, но день явно обещал быть хорошим. Мне сразу же стало гораздо лучше, чем вчера. Нам нужно было пройти 650 км, и я с нетерпением ждал, когда окажусь в седле мотоцикла. Погода в последнее время стала сильно влиять на мое настроение. В холодные дни я хандрил, но когда становилось тепло и сухо, чувствовал себя готовым ко всему.
Из города нас, как обычно, провожал казахский полицейский эскорт, но мы так часто блуждали на выезде из городов, что это было даже хорошо. На дороге снова был асфальт, можно было гнать со скоростью 130 км/ч, и это наполняло наши души радостью. Я был в лучшем за всю неделю расположении духа, тихонько напевал и разговаривал сам с собой — мне было весело. Ландшафт стал другим. Он все еще оставался плоским, но пустыня сменилась более плодородными землями, иногда попадались кипарисовые рощицы. Мы проехали мимо первой на пути маленькой юрты, и нам захотелось подойти поближе и посмотреть. Изнутри она была красиво украшена яркими цветными тканями, но слегка попахивала. «Кажется, здесь спят вместе с верблюдами», — сказал Чарли. Мы попили чая и вернулись обратно к мотоциклам, горя желанием ехать дальше.
Именно в такие моменты я и ощущал всю радость жизни. Хорошая дорога, хорошая погода, хороший мотоцикл — и здравствуй, мир! Опухоль от комариного укуса на лбу спала, и я чувствовал себя готовым к любым трудностям. Мы проехали дорожный знак: 1000 км до Алма-Аты. Так мало, по сравнению с пройденным путем. Два дня легкой езды. Я поставил Beatles в плеер и ехал дальше под музыку. Когда началась песня 'The Long and Winding Road', мне опять вспомнились жена, дети. Я начал подпевать, выкрикивал слова себе в шлем и чувствовал себя фантастически.
Следующая остановка была в городе Туркестан, который стоит на самом краю пустыни Кызылкум. Мы собирались посетить самое важное сооружение Казахстана — увенчанный бирюзовым куполом мавзолей Кожи Ахмеда Яссаи, первого тюркско-мусульманского святого. Это очень красивое и величественное здание как снаружи, так и внутри. Главный купол, очевидно, самый большой в Центральной Азии, имеет 52 ребра, которые символизируют недели года, а его фриз выложен плитками четырнадцатого века. Разговаривая с молодой девушкой, нашим гидом, я вдруг понял, что уже не воспринимаю путешествие как поездку из Лондона в Нью-Йорк. Даже поездка через Казахстан мне сейчас как-то не вспоминается. Я стал жить одним днем — когда ты едешь, смотришь мир и знакомишься с разными людьми. Мысль забыть о кругосветке и начать жить здесь и сейчас стала настоящим откровением.
После мавзолея у нас был назначен обед с местным начальником по туризму. «Помнишь, что тот парень, Грэм, в гостинице в Атырау говорил? — прошептал я Чарли, когда мы уселись перед блюдом с чем-то похожим на трубчатый кусок толсто порезанного мяса. — «Он сказал: поосторожнее с едой — могут подсунуть конский орган».
«Что?!..»
«Сам посмотри: толстый и порезан кружками. Может, это то самое, о чем Грэм рассказывал?»
Чарли осторожно взял кусочек и откусил. «Это блюдо называется «член-во-рту»…» Мы с Чарли глупо захихикали, и тут вошли чиновники. «Черт, — сказал Чарли. — Они видели, как мы тут дурачимся…»
|
|
|
