 |
II. Никакой ошибки. III. История болезни. ГЕРБАРИЙ
|
|
|
|
II. Никакой ошибки
На стене висели в рамках бородатые мужчины —
Все в очечках на цепочках, по-народному – в пенсне, —
Все они открыли что-то, все придумали вакцины,
Так что если я не умер – это все по их вине.
Мне сказали: «Вы больны», —
И меня заколотило,
Но сердечное светило
Улыбнулось со стены, —
Здесь не камера – палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!
И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне приятен Склифосовский, основатель института,
Мне знаком товарищ Боткин – он желтуху изобрел.
В положении моем
Лишь чудак права качает:
Доктор, если осерчает,
Так упрячет в «желтый дом».
Все зависит в доме оном
От тебя от самого:
Хочешь – можешь стать Буденным,
Хочешь – лошадью его!
У меня мозги за разум не заходят – верьте слову, —
Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:
«Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову —
Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал…»
Доктор мой не лыком шит —
Он хитер и осторожен:
«Да, вы правы, но возможен
Ход обратный», – говорит.
Вот палата на пять коек,
Вот профессор входит в дверь —
Тычет пальцем: «Параноик», —
И пойди его проверь!
Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку —
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной:
На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, —
Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!
Род мой крепкий – весь в меня, —
Правда, прадед был незрячий;
Шурин мой – белогорячий,
Но ведь шурин – не родня!
«Доктор, мы здесь с глазу на глаз —
Отвечай же мне, будь скор:
|
|
|
Или будет мне диагноз,
Или будет приговор? »
И врачи, и санитары, и светила все смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очечки на цепочке как бы влагою покрылись,
У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной.
И нависло остриё,
И поежилась бумага, —
Доктор действовал во благо,
Жалко – благо не мое, —
Но не лист перо стальное —
Грудь пронзило как стилет:
Мой диагноз – паранойя,
Это значит – пара лет!
1975
III. История болезни
Вдруг словно канули во мрак
Портреты и врачи,
Жар от меня струился, как
От доменной печи.
Я злую ловкость ощутил —
Пошел как на таран, —
И фельдшер еле защитил
Рентгеновский экран.
И – горлом кровь, и не уймешь —
Залью хоть всю Россию, —
И – крик: «На стол его, под нож!
Наркоз! Анестезию! »
Мне обложили шею льдом —
Спешат, рубаху рвут, —
Я ухмыляюсь красным ртом,
Как на манеже шут.
Я сам кричу себе: «Трави! —
И напрягаю грудь. —
В твоей запекшейся крови
Увязнет кто-нибудь! »
Я б мог, когда б не глаз да глаз,
Всю землю окровавить, —
Жаль, что успели медный таз
Не вовремя подставить!
Уже я свой не слышу крик,
Не узнаю сестру, —
Вот сладкий газ в меня проник,
Как водка поутру.
Цветастый саван скрыл и зал,
И лица докторов, —
Но я им все же доказал,
Что умственно здоров!
Слабею, дергаюсь и вновь
Травлю, – но иглы вводят
И льют искусственную кровь —
Та горлом не выходит.
«Хирург, пока не взял наркоз,
Ты голову нагни, —
Я важных слов не произнес —
Послушай, вот они.
Взрезайте с богом, помолясь,
Тем более бойчей,
Что эти строки не про вас,
А про других врачей!..
Я лег на сгибе бытия,
На полдороге к бездне, —
И вся история моя
История болезни.
Я был здоров – здоров как бык,
Как целых два быка, —
Любому встречному в час пик
|
|
|
Я мог намять бока.
Идешь, бывало, и поешь,
Общаешься с людьми,
И вдруг – на стол тебя, под нож, —
Допелся, черт возьми!.. »
«Не огорчайтесь, милый друг, —
Врач стал чуть-чуть любезней. —
Почти у всех людей вокруг —
История болезни.
Все человечество давно
Хронически больно —
Со дня творения оно
Болеть обречено.
Сам первый человек хандрил —
Он только это скрыл, —
Да и создатель болен был,
Когда наш мир творил.
Вы огорчаться не должны
Для вас покой полезней, —
Ведь вся история страны —
История болезни.
У человечества всего —
То колики, то рези, —
И вся история его —
История болезни.
Живет больное всё бодрей,
Всё злей и бесполезней —
И наслаждается своей
Историей болезни…»
1976
ГЕРБАРИЙ
Лихие пролетарии,
Закушав водку килечкой,
Спешат в свои подполия
Налаживать борьбу, —
А я лежу в гербарии,
К доске пришпилен шпилечкой,
И пальцами до боли я
По дереву скребу.
Корячусь я на гвоздике,
Но не меняю позы.
Кругом – жуки-навозники
И мелкие стрекозы, —
По детству мне знакомые —
Ловил я их, копал,
Давил, – но в насекомые
Я сам теперь попал.
Под всеми экспонатами —
Эмалевые планочки, —
Всё строго по-научному —
Указан класс и вид…
Я с этими ребятами
Лежал в стеклянной баночке,
Дрались мы, – это к лучшему:
Узнал, кто ядовит.
Я представляю мысленно
Себя в большой постели, —
Но подо мной написано:
«Невиданный доселе»…
Я гомо был читающий,
Я сапиенсом был,
Мой класс – млекопитающий,
А вид… уже забыл.
В лицо ль мне дуло, в спину ли,
В бушлате или в робе я —
Тянулся, кровью крашенный,
Как звали, к шалашу, —
И на тебе – задвинули
В наглядные пособия, —
Я злой и ошарашенный
На стеночке вишу.
Оформлен как на выданье,
Стыжусь как ученица, —
Жужжат шмели солидные,
Что надо подчиниться,
А бабочки хихикают
На странный экспонат,
Сороконожки хмыкают
И куколки язвят.
Ко мне с опаской движутся
Мои собратья прежние —
Двуногие, разумные, —
Два пишут – три в уме.
Они пропишут ижицу —
Глаза у них не нежные, —
Один брезгливо ткнул в меня
И вывел резюме:
«Итак, с ним не налажены
|
|
|
Контакты, и не ждем их, —
Вот потому он, гражданы,
Лежит у насекомых.
Мышленье в ём не развито,
И вечно с ним ЧП, —
А здесь он может разве что
Вертеться на пупе».
Берут они не круто ли?! —
Меня нашли не во поле!
Ошибка это глупая —
Увидится изъян, —
Накажут тех, кто спутали,
Заставят, чтоб откнопили, —
И попаду в подгруппу я
Хотя бы обезьян.
Нет, не ошибка – акция
Свершилась надо мною, —
Чтоб начал пресмыкаться я
Вниз пузом, вверх спиною, —
Вот и лежу, расхристанный,
Разыгранный вничью,
Намеренно причисленный
К ползучему жучью.
Червяк со мной не кланится,
А оводы со слепнями
Питают отвращение
К навозной голытьбе, —
Чванливые созданьица
Довольствуются сплетнями, —
А мне нужны общения
С подобными себе!
Пригрел сверчка-дистрофика —
Блоха сболтнула, гнида —
И глядь – два тертых клопика
Из третьего подвида, —
Сверчок полузадушенный
Вполсилы свиристел,
Но за покой нарушенный
На два гвоздочка сел.
А может, все провертится
И соусом приправится…
В конце концов, ведь досочка —
Не плаха, говорят, —
Все слюбится да стерпится:
Мне даже стали нравиться
Молоденькая осочка
И кокон-шелкопряд.
Да, мне приятно с осами —
От них не пахнет псиной,
Средь них бывают особи
И с талией осиной.
И кстати, вдруг из коконов
Родится что-нибудь
Такое, что из локонов
И что имеет грудь…
Паук на мозг мой зарится.
Клопы кишат – нет роздыха,
Невестой хороводится
Красавица оса…
Пусть что-нибудь заварится,
А там – хоть на три гвоздика, —
А с трех гвоздей, как водится,
Дорога – в небеса.
В мозгу моем нахмуренном
Страх льется по морщинам:
Мне будет шершень шурином —
А что мне будет сыном?
Я не желаю, право же,
Чтоб трутень был мне тесть!
Пора уже, пора уже
Напрячься и воскресть!
Когда в живых нас тыкали
Булавочками колкими —
Махали пчелы крыльями,
Пищали муравьи, —
Мы вместе горе мыкали —
Все проткнуты иголками, —
Забудем же, кем были мы,
Товарищи мои!
Заносчивый немного я,
Но – в горле горечь комом:
|
|
|
Поймите, я, двуногое,
Попало к насекомым!
Но кто спасет нас, выручит,
Кто снимет нас с доски?!
За мною – прочь со шпилечек,
Сограждане жуки!
И, как всегда в истории,
Мы разом спины выгнули. —
Хоть осы и гундосили,
Но кто силен, тот прав, —
Мы с нашей территории
Клопов сначала выгнали
И паучишек сбросили
За старый книжный шкаф.
Скандал потом уляжется.
Зато у нас все дома,
И поживают, кажется,
Вполне не насекомо.
А я – я тешусь ванночкой
Без всяких там обид…
Жаль, над моею планочкой
Другой уже прибит.
1976
* * *
Наши помехи эпохе под стать,
Все наши страхи причинны.
Очень собаки нам стали мешать —
Эти бездомные псины.
Бред, говоришь… Но – судить потерпи, —
Не обойдешься без бредней.
Что говорить – на надежной цепи
Пес несравненно безвредней.
Право, с ума посходили не все —
Это не бредни, не басни:
Если хороший ошейник на псе —
Это и псу безопасней.
Едешь хозяином ты вдоль земли —
Скажем, в Великие Луки, —
А под колеса снуют кобели,
И попадаются суки.
Их на дороге размазавши в слизь,
Что вы за чушь создадите?
Вы поощряете сюрреализм,
Милый товарищ водитель.
Дрожь проберет от такого пятна!
Дворников следом когорты
Будут весь день соскребать с полотна
Мрачные те натюрморты.
Пса без намордника чуть раздразни, —
Он только челюстью лязгни! —
Вот и кончай свои грешные дни
В приступе водобоязни.
Не напасутся и тоненьких свеч
За упокой наши дьяки…
Все же намордник – прекрасная вещь, —
Ежели он на собаке!
Мы и собаки – легли на весы!
Всем нам спокойствия нету,
Если бездомные шалые псы
Бродят свободно по свету.
И кругозор крайне узок у вас,
Если вас цирк не пленяет, —
Пляшут собачки под музыку вальс —
Прямо слеза прошибает!
Или – ступают, вселяя испуг,
Страшные пасти раззявив, —
Будто у них даже больше заслуг,
Нежели чем у хозяев.
Этих собак не заманишь во двор —
Им отдохнуть бы, поспать бы, —
Стыд просто им и семейный позор —
Эти собачие свадьбы.
Или – на выставке псы, например,
Даже хватают медали, —
Пусть не за доблесть, а за экстерьер,
Но награждают – беда ли?
Эти хозяева славно живут,
Не получая получку, —
Слышал, огромные деньги гребут
За… извините – за случку.
Значит, к чему это я говорю, —
Что мне, седому, неймется?
Очень я, граждане, благодарю
Всех, кто решили бороться!
Вон, притаившись в ночные часы,
Из подворотен укромных
Лают в свое удовольствие псы —
Не приручить их, никчемных.
Надо с бездомностью этой кончать,
|
|
|
С неприручённостью – тоже.
Слава же собаколовам! Качать!..
Боже! Прости меня, боже!..
Некуда деться бездомному псу?
Места не хватит собакам? …
Это – при том, что мы строим вовсю,
С невероятным размахом?!
1976
|
|
|
