Вступительное замечание В.Анастасъева 1 глава

Предисловие Жанны Зальцман

Пролог

Вступление

Первая беседа

Вторая беседа

Третья беседа

Четвертая беседа

Пятая беседа

Внешний и внутренний мир человека

Послесловие к русскому изданию

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ

Хотя этот текст - не более чем фрагментарный и предварительный набросоктого, что Г.И.Гурджиев собирался написать для Третьей серии "Жизнь реальнатолько тогда, когда "Я есть", наша семья считает своим долгом выполнитьжелание нашего дяди, которое состояло в том, чтобы, как он подчеркивает вовведении к этой книге, "поделиться с творениями подобными себе всем, что онузнал о внутреннем мире человека". Мы считаем, что публикацией этой книги мы выполняем его намерение,выраженное в этом введении, и, кроме того, таким образом удовлетворяеможидания многих людей, интересующихся его учением. От имени семьи ВАЛЕНТИН АНАСТАСЬЕВ

ПРЕДИСЛОВИЕ

"Моя последняя книга, в которой я хочу поделиться с другими созданияминашего Общего Отца, подобными себе, почти всеми прежде неизвестными тайнамивнутреннего мира человека, которые мне удалось случайно узнать". Гурджиев написал эти слова 6 ноября 1934 года и сразу же начал работу.В следующие несколько месяцев он полностью посвятил себя разработке идей дляэтой книги. Затем неожиданно, 2 апреля 1935 года, он совершенно перестал писать. Каждый вправе спросить: почему он отказался от этого начинания именнона этом этапе и больше никогда к нему не возвращался? Почему он оставил эту Третью серию незавершенной и видимо отказался отсвоего намерения опубликовать ее? На эти вопросы невозможно ответить, если человек сам не участвовал втой напряженной работе, которую Гурджиев вел в последние пятнадцать летсвоей жизни с некоторым количеством учеников, создавая для них день за днемусловия, необходимые для непосредственного и практического изучения егоидей. Он ясно дал понять на последней странице "Рассказов Вельзевула своемувнуку", что Третья серия будет доступна только тем, кто будут отобраны какспособные понять "подлинные объективные истины, которые он "осветит" в этойсерии". Гурджиев обращается к современному человеку, то есть к человеку,который уже не способен распознавать истину, открытую ему в различных формахс самых ранних времен - человеку, глубоко неудовлетворенному, чувствующемусебя изолированным и ведущим бессмысленную жизнь. Итак, если представить, что такой человек существует, как пробудить внем разум, способный отличать реальное от иллюзорного? Согласно Гурджиеву, к истине можно приблизиться только когда все части,составляющие человеческое существо - мышление, эмоции и тело - задействованыодной и той же силой и способом, соответствующим каждой из них. В противномслучае развитие неизбежно будет односторонним и рано или поздно зайдет втупик. Без глубокого понимания этого принципа вся работа над собой непременноотклонится от своей цели. Самые насущные условия будут поняты ошибочно ичеловек получит только механическое повторение формы усилия, никогда непревышающего ординарного уровня. Гурджиев знал, как использовать каждое обстоятельство жизни для того,чтобы дать людям почувствовать истину. Я видела его за работой, внимательно изучающим возможности понимания исубъективные трудности каждого ученика. Я видела, как он намеренно делалакцент то на одном аспекте знания, то на другом, следуя совершенноопределенному плану -работая то с какой-то мыслью, которая стимулировалаинтеллект и открывала совершенно новое видение, то с чувством, что требовалоотказа от всего искусственного в пользу непосредственной и полнойискренности, а временами с пробуждением и приведением в движение тела,которое должно было научиться свободно выполнять все, что от неготребовалось. Итак, что же было целью написания этой Третьей серии? Роль, которую он ей предназначал, не может быть отделена от всего егометода учения. В какой-то определенный момент, когда он находил этонеобходимым, он просил читать вслух в его присутствии какую-то отдельнуюглаву или место, при этом давая ученикам какие-то подсказки или образы,которые внезапно открывали им глаза на самих себя и свои внутренниепротиворечия. Это был путь, который не изолировал их от жизни, но проходил черезжизнь, путь, который принимал в расчет да и нет, противоположности, всепротиворечивые силы, путь, который создавал у них понимание необходимостиборьбы за то, чтобы подняться выше битвы жизни, в то же время принимаяучастие в ней. Человек подводился к некому порогу, который ему надлежало перейти, ипрежде всего он чувствовал, что от него требуется полная искренность. Этомогло казаться трудным переходом, но то, что оставлялось позади, уже неимело прежней привлекательности. На фоне возникавших колебаний образ самогоГурджиева был мерой того, что необходимо давать и от чего необходимоотказаться, чтобы избежать неверного направления. И это уже не было учением доктрины, но воплощенным действием знания. Третья серия в том виде как она есть, неполная и незавершенная,открывает метод действия мастера - такого, который одним своим присутствиемобязывает вас прийти к некому окончательному решению, обязывает вас знать,чего вы хотите. Перед смертью Гурджиев послал за мной, чтобы сказать, как он виделположение дел, и дать мне некоторые инструкции: "Издавай тогда, когда будешь уверена, что время пришло. Издавай Первуюи Вторую серии. Но самое главное, самое первое -это подготовить ядро людей,способных отвечать возникающим требованиям. Пока не будет такого ядра, действие идей не пойдет дальше определенногопорога. Это займет время... даже много времени. Издавать Третью серию нет необходимости. Она была написана для другойцели. Тем не менее, если однажды ты придешь к убеждению, что ты должна этосделать, издай ее". Задача была для меня ясной: как только была изданаПервая серия, было необходимо работать без передышки, чтобы сформироватьядро, способное, благодаря своему уровню объективности, преданности итребованиям, предъявляемых самому себе, поддерживать то движение, началокоторому было положено.

ЖАННА ДЕ ЗАЛЬЦМАНЫ

ПРОЛОГ

Я есть?.. Но куда исчезло то полное ощущение всего себя, прежде всегдабывшее во мне в такие же моменты само-исследования в процессесамо-воспоминания... Неужели эта внутренняя способность была приобретена мной -- за счетвсех видов само-отрицания и частого самостимулирования--только для того,чтобы теперь, когда ее влияние на мое Бытие стало более необходимым, чемвоздух, она должна исчезнуть без следа? Нет! Этого не может быть!.. Что-то здесь неправильно Если это правда, то тогда все в сфере разума - алогично. Но во мне еще не атрофировалась способность к сознательной работе инамеренному страданию!.. Учитывая все прошлые события, я должен все еще быть. Я хочу!.. и я буду!! Кроме того, мое Бытие необходимо не только для моего личного эгоизма,но и для общего блага всего человечества. Мое Бытие на самом деле необходимо всем людям; даже более необходимоим, чем их нынешнее благосостояние и счастье. Я хочу еще быть... Я еще есть! По непостижимым законам ассоциации человеческих мыслей, теперь, передтем, как начать писать эту книгу, которая будет моей третьей - то есть моейинструктивной - серией писаний, и вообще моей последней книгой, в которой яхочу поделиться с другими созданиями нашего Общего Отца, подобными мнесамому, почти всеми теми прежде неизвестными тайнами внутреннего мирачеловека, которые я случайно узнал, - мне снова пришло в голову то,цитировавшееся выше, само-убеждение, которое продолжалось во мне в некомпочти бредовом состоянии, имевшем место точно семь лет назад, и даже, какмне кажется, в этот самый час. Этот фантастический монолог происходил во мне 6 ноября 1927 года,ранним утром в одном из монмартрских ночных кафе в Париже, когда, уже уставдо изнеможения от моих "черных" мыслей, я решил пойти домой и там еще разпопробовать - удастся ли мне хотя бы немного поспать. Хотя мое здоровье было, и тогда тоже, вообще плохое - в то утро ячувствовал себя особенно скверно. Мое жалкое состояние было усугублено в то утро тем фактом, что впоследние две или три недели я спал не более одного или двух часов в сутки,а в эту последнюю ночь не смог уснуть вовсе. Основной причиной такой бессонницы и общего расстройства, в те дни ужечрезмерного, почти всех важных функций моего организма было непрерывноетечение в моем сознании "тяжелых" мыслей относительно видимо неразрешимойситуации, которая тогда неожиданно сложилась для меня. Чтобы суметь объяснить, по крайней мере приблизительно, что это была занеразрешимая для меня ситуация, я должен сначала сказать следующее: На протяжении более чем трех лет до этого я писал, почти день и ночь,постоянно подгоняя себя, книги, которые решил опубликовать. Я сказал "постоянно подгоняя себя", потому что из-за последствийавтомобильной аварии, которая произошла со мной как раз перед тем, как яначал писать эти книги, я был очень болен и слаб и поэтому, конечно, не былспособен ни к какому активному действию. И все же я не жалел себя и даже в таком состоянии продолжал оченьтяжело работать, главным образом благодаря факторам, сформировавшим в моемсознании, в самом начале, следующее убеждение, принявшее характер idee fix: Поскольку мне не удалось, когда я был в полноте своих сил и здоровья,на практике претворить в жизнь людей тс благотворные истины, которые яосветил для них, то я должен, по крайней мере, любой ценой успеть до моейсмерти сделать это в теории. В процессе писания набросков, еще в первый год, различных фрагментов,предназначенных для публикации, я решил написать три серии книг. Я решил содержанием первой серии книг добиться разрушения в сознании ичувствах людей глубоко укоренившихся убеждений, которые по моему мнениюявляются ложными и полностью противоречат реальности. Содержанием второй серии книг доказать, что существуют другие способывосприятия реальности, и указать путь к ним. Содержанием третьей серии книг поделиться возможностями, открытымимною, прикосновения к реальности и, при большом желании, даже слияния с ней. С такими намерениями я начал со второго года излагать письменно этотматериал в отдельных книгах в форме, доступной для обычного понимания. И как раз накануне тех событий, которые я теперь описываю, я закончилписать все эти книги первой серии и уже начал работать над книгами второйсерии. Так как я намеревался издать первую серию моих писаний в следующемгоду, я решил поэтому, параллельно с работой над книгами второй серии,устраивать частые публичные чтения книг первой серии. Я решил это делать для того, чтобы перед окончательной отсылкой их впечать пересмотреть их еще раз, но на этот раз в связи с впечатлениями,которые различные фрагменты производили на людей различных типов и уровнейумственного развития. И имея в виду эту цель, я начал с тех пор приглашать в мою городскуюквартиру разных людей, моих знакомых с соответствующей индивидуальностью,послушать главу, предназначенную для исправления, которая читалась вслухкем-то в их присутствии. В то время моим основным местопребыванием - как для всей моей семьи,так и для меня самого - было Фонтенбло, но из-за моих частых поездок в Парижя был вынужден иметь квартиру и там. Во время этих публичных чтений в присутствии слушателей многихразличных типов, одновременно наблюдая аудиторию и слушая свое писание,теперь готовое к публикации, я в первый раз очень определенно установил длясебя и ясно, без всякого сомнения, понял следующее: Форма изложения моих мыслей в этих писаниях могла бы быть понятаисключительно теми читателями, кто, тем или иным путем, были уже знакомы сособенной формой моего мышления. Но любой другой читатель, ради которого, говоря прямо, я изводил себявсе это время почти непрерывно день и ночь, не понял бы почти ничего. В процессе этого публичного чтения, кстати, мне стало ясно в первыйраз, какой, в частности, должна быть форма, в которой нужно писать, чтобыэто было приемлемо для понимания любого читателя. Итак, когда я все это для себя выяснил, только тогда встал передо мной,во всем своем блеске и величии, вопрос моего здоровья. Поверх всего прочего, тогда протекали в моем сознании следующие мысли: Если все это, что было написано за три или четыре года почтинепрерывного труда днем и ночью, нужно было бы переписать с самого начала вдругой форме, более приемлемой для понимания каждого читателя, топотребовался бы, по крайней мере, такой же отрезок времени... Но времянеобходимо для написания второй и третьей серии; и время также будетнеобходимо для введения в практическую жизнь сути моих писаний... Но гдевзять столько времени? Если бы мое время зависело исключительно от меня самого, я бы мог,конечно, переписать все это заново. Более того, с самого начала этого нового писания я бы приобрелуверенность в счастливом конце, потому что теперь, зная как писать, я вполнемог надеяться, что по крайней мере после моей смерти основные цели моейжизни наверняка будут осуществлены. Но из-за всякого рода накопленных последствий моей прошлой жизнивыходит так, что как раз сейчас мое время зависит не от меня, ноисключительно от "своевольного" Архангела Гавриила. И в действительности мнеостается лишь один или два или, может быть, самое большее, еще три годажизни. Это, то есть что я должен скоро умереть, может подтвердить теперь любойиз сотен знающих меня врачей-специалистов. Кроме того, я сам в моей прежней жизни не зря был известен как хороший,выше среднего, диагност. Недаром я за свою жизнь имел множество бесед с тысячами кандидатов насрочное отправление на тот свет. Говоря прямо, это было бы даже неестественно, будь это иначе... Потомучто процесс инволюции моего здоровья за все время моей прошедшей жизнипроходил во много раз быстрее и интенсивнее, чем процесс эволюции. Фактически, все функции моего организма, который прежде был, какговорили мои друзья, "отлитым из стали", постепенно выродились, так что внастоящий момент из-за постоянного переутомления ни одна из них нефункционирует, даже относительно, должным образом. И это вовсе не удивительно... Даже не учитывая многих других событий,необычных для человеческого опыта, которые имели место в причудливосвоеобразной форме моей прежней жизни, достаточно вспомнить лишь тотстранный и необъяснимый рок, преследовавший меня, который состоял в том, чтоя был ранен три раза в совершенно различных обстоятельствах, каждый разсмертельно и каждый раз шальной пулей. Если осмыслить все значение только этих трех инцидентов, которые,конечно же, оставили неизгладимые следы в моем теле, то можно понять, чтокаждый из них сам по себе мог бы быть достаточной причиной моего конца ужеочень давно. Первое из этих трех непостижимых фатальных событий произошло в 1896году на острове Крит за год до начала Греко-Турецкой войны. Оттуда, еще без сознания, я был вывезен, я не знаю почему, какими-тонеизвестными греками в Иерусалим. Вскоре, с возвратившимся сознанием, хотя с еще не вполневосстановленным здоровьем, я, в компании с другими - такими же как и я сам -"искателями жемчуга в навозе", отправился из Иерусалима в Россию - не поводе, как обычно делают нормальные люди, а по земле, пешком. От этого странствия, продолжавшегося около четырех месяцев, обычно поместам почти непроходимым, с моим здоровьем все еще в сомнительномсостоянии, должны были, конечно, отложиться в моем организме на всюоставшуюся жизнь некие "хронически проявляющиеся" факторы вредного влиянияна мое здоровье. В добавление ко всему прочему, во время этого глупого путешествия меняпосетили и остались погостить на довольно продолжительное время, найдя себемного удовольствий в моем теле, некоторые особые "деликатесы" местногохарактера, среди которых, между прочим, была благородная и знаменитая"курдистанскаяцинга", не менее известная "армянская дизентерия", и, конечно,этот вездесущий всеобщий любимец, имеющий так много имен: la grippe, илиинфлюэнца. После этого, волей-неволей, я вынужден был жить несколько месяцев,никуда не отлучаясь, дома в Закавказье, а потом снова начал, движимый,конечно, как всегда, идеей фикс моего внутреннего мира, различныепутешествия через всякого рода пустыни, целинные земли и джунгли. И в это время в моем несчастном физическом теле я снова играл рольгостеприимного хозяина, во время их долгих визитов, для многих другихделикатесов местного характера. Среди таких новых гостей были почтенная "ашхабадская бединка","бухарская малярия", "тибетская водянка" и многие другие, которые также,погостив у меня, оставили мне свои визитные карточки навсегда. В последующие годы мой организм, хотя приобрел уже иммунитет противвсех таких местных тонкостей, тем не менее не мог, конечно, из-за всеувеличивающегося в нем напряжения, искоренить последствия прежнихделикатесов. В таких условиях перенапряжения проходили годы; затем для этогонесчастного моего физического тела наступил еще один роковой год, 1902,когда я был пробит второй шальной пулей. Это случилось в величественных горах Тибета за год до Англо-Тибетскойвойны. В этот второй раз мое несчастное физическое тело сумело ускользнуть отрока благодаря тому, что рядом со мной было пять хороших врачей - трое севропейским образованием и два специалиста тибетской медицины, все пятеро,искренно преданные мне. Через три или четыре месяца бессознательной жизни для меня начался еще один год постоянного физического напряжения и необычныхпсихологических изысканий и новшеств - а затем настал мой третий роковойгод. Это было в конце 1904 года в Закавказье, недалеко от Чиатурскоготоннеля. Говоря об этой третьей шальной пуле, я не могу здесь не воспользоватьсяслучаем, к удовольствию одних и неудовольствию других моих сегодняшнихзнакомых, сказать теперь открыто об этой третьей пуле, что она была выпущенав меня, конечно, несознательно, каким-то "очаровашкой" из тех двух групплюдей, которые, попав с одной стороны под влияние революционного психоза, ас другой во власть деспотических начальников, случайных выскочек, вместезаложили тогда, тоже, конечно, несознательно, краеугольный камень воснование действительно, по крайней мере сегодня, "великой России". Тогда там проходили боевые действия между так называемой РусскойАрмией, в основном казаками, и так называемыми гурийцами. Ввиду того факта, что определенные события моей жизни, начиная с этоготретьего, почти фатального ранения, и до последнего времени, имели междусобой, как я недавно заметил для себя, очень странную и в то же время оченьопределенную связь с точки зрения одного физического закона, я поэтому опишунекоторые из этих событий как можно подробнее. Необходимо, прежде чем идти дальше, заметить здесь также, что вечером 6ноября 1927 года, когда, хорошо выспавшись, я начал думать о сложившейся дляменя ситуации, в моем сознании вспыхнула одна идея среди прочих, котораятогда показалась мне полностью абсурдной; но сейчас, неожиданно установив иза последние семь лет объяснив для себя различные факты, прежде неизвестныемне, я убедился без всякого сомнения, что она истинна. Так вот, в период этой третьей пули со мной рядом был только одинчеловек, и к тому же очень слабый. Как я узнал позже, он, думая, чтоситуация и окружающие условия могли вызвать для меня очень нежелательныепоследствия, быстро нашел где-то осла и, положив меня, бывшего абсолютно безсознания, на него, погнал его спешно далеко в горы. Там он положил меня в какую-то пещеру, а сам ушел искать помощи. Он нашел какого-то "цирюльника-лекаря", необходимые бинты и вернулся сними поздно вечером. В пещере они никого не нашли и были очень удивлены, потому что ни я самне мог уйти, ни кто-либо другой не мог войти туда, а относительно дикихзверей им было очень хорошо известно, что в этом краю, кроме оленей, коз иовец, никаких животных не было. Они заметили следы крови, но по ним нельзя было идти, потому что уженаступила ночь. Только на следующее утро, когда начало светать, проведя всю ночь вбеспокойстве и бесплодных поисках в лесу, они нашли меня между какими-токамнями, все еще живого и по всей видимости крепко спящего. Цирюльник сразу отыскал какие-то корни, сделал из них мне временнуюперевязку, и дав инструкции моему слабому другу о том, что делать,немедленно куда-то удалился. Поздно вечером он вернулся в сопровождении двух своих друзей,"хевсуров", с двухколесной повозкой, запряженной двумя мулами. В этот вечер они отвезли меня еще дальше в горы и снова положили меня впещеру, но на этот раз в большую, примыкавшую к другой огромной пещере, вкоторой, как позже выяснилось, сидели и полулежали, возможно, размышляя о человеческой жизни прошлых ибудущих эпох, несколько десятков мертвых хевсуров, "мумифицированных"разреженным воздухом этого возвышенного места. В этой пещере, в которой они меня положили, в течение двух недель вприсутствии вышеупомянутого слабого человека, цирюльника и одного молодогохевсура продолжалась во мне борьба между жизнью и смертью. После этого мое здоровье стало улучшаться с такой скоростью, что спустянеделю мое сознание полностью возвратилось, и я уже мог двигаться с помощьюкого-то и палки, и пару раз даже побывал на "тайной встрече" моих"бессмертных соседей". К этому времени стало уже ясно в процессе гражданской войны, что верх,как говорится, взяла Русская Армия, и уже везде казаки выискивали иарестовывали всех "подозрительных" жителей, которые не были местными. Поскольку я не был местным, а также знал способ мышления людей,подпавших под влияние "революционного психоза", я решил бежать из этих краевкак можно скорее. Учитывая создавшуюся обстановку в Закавказье в целом, и мои личныепланы на будущее, я решил ехать в Закаспийскую область. Продолжая испытывать невероятные физические страдания, я отправился впуть в компании вышеупомянутого слабого человека. Я испытывал неимоверные страдания главным образом потому, что я долженбыл везде по пути сохранять вид, не вызывающий подозрений. Вид, не вызывающий подозрений, был необходим, чтобы не стать жертвойэтого "политического психоза".Дело в том, что в местах, где проходилажелезная дорога, лишь недавно был, так сказать, "достигнут высший градус"этого национального психоза, в данном случае между армянами и татарами, инекоторые особенные последствия этого человеческого бедствия все еще поинерции проявлялись. Мое несчастье в данном случае состояло в том факте, что, имея"универсальную внешность", я выглядел для армян чистокровным татарином, адля татар чистокровным армянином. Чтобы сделать этот длинный рассказ короче, я, всеми правдами инеправдами, в компании этого моего слабого друга и с помощью губной гармошкиприбыл наконец в Закаспийскую область. Эта губная гармошка, которую я обнаружил в кармане моего пальто,сослужила нам хорошую службу. На этом оригинальном инструменте я тогда играл, могу признаться,неплохо - хотя я играл только две мелодии: "Сопки Маньчжурии" и вальс"Ожидание". Прибыв в Закаспийскую область, мы решили на время пребыванияостановиться в городе Ашхабаде. Мы сняли две хорошие комнаты в частном доме с прелестным садом, и я могнаконец отдохнуть. Однако на следующее утро мой единственный товарищ, уйдя в аптеку, чтобыдостать для меня необходимые медикаменты, долго не возвращался. Проходили часы, но он все не приходил... он не приходил. Я начал беспокоиться главным образом потому, что знал, что он был здесьв первый раз и еще никого не знал. Наступила ночь и у меня нет больше терпения... Я иду искать его. Неожиданно, слушая мои вопросы, сын аптекаря говорит, что он видел, какэтого самого молодого человека, который был у них утром, арестовалиполицейские на улице недалеко от них и куда-то увели. Что было делать? Куда идти? Я никого здесь не знаю и, кроме того, яедва способен двигаться, потому что за последние несколько дней я пришел вполное истощение. Когда я выхожу из аптеки, на улице уже почти совсем темно. Случайно мимо проезжает свободный экипаж. Я прошу отвезти меня в центргорода, куда-нибудь поближе к базару, где после закрытия магазинов все ещепродолжается жизнь. Я решаю ехать туда в надежде на встречу, может быть, в каком-нибудькафе или чайхане, с каким-нибудь моим знакомым. Я едва передвигаюсь по узким улочкам, и мне попадаются только маленькиеашханы, в которых сидят только текинцы. Я все больше и больше слабею, и в моих мыслях уже мелькает подозрение,что я могу потерять сознание. Я сажусь на террасе перед первой же чайханой, которая мне попадается, ипрошу немного зеленого чая. Сделав несколько глотков, я прихожу в себя - слава Богу! - и смотрю впространство, тускло освещенное уличным фонарем. Я вижу, что какой-то высокого роста человек с длинной бородой, вевропейской одежде, проходит мимо чайханы. Его лицо кажется мне знакомым, я смотрю на него, а он, приближаясь итакже глядя на меня очень пристально, проходит мимо. Проходя дальше, он оборачивается несколько раз и снова на меня смотрит. Я решаю рискнуть и кричу ему вслед на армянском: "Либо я вас знаю, либовы меня знаете!" Он останавливается и, глядя на меня, вдруг восклицает: "А! Черныйдьявол!", и идет ко мне. Мне достаточно было услышать его голос, чтобы узнать, кто это. Это был никто иной как мой дальний родственник, бывший переводчикполицейского суда. И я также знал, что причиной его ссылки было то, что он вступил втайную связь с любовницей шефа полиции. Можете ли вы вообразить мое внутреннее ликование при этой встрече? Я не буду описывать, как и о чем мы говорили, когда сидели на террасемаленькой чайханы, продолжая пить зеленый чай. Я скажу только, что на следующее утро этот мой дальний родственник,бывший полицейский чиновник, пришел ко мне в сопровождении своего друга,лейтенанта полиции. От них я узнал, во-первых, что с моим товарищем ничего серьезного непроизошло. Он был арестован только потому, что был здесь в первый раз и никто егоникогда до этого не видел. И поскольку везде было много опасных революционеров, он был арестован сединственной целью установления личности. Это, они сказали, несложная вещь. Они напишут в то место, где был выданего паспорт, и сделают запрос о его политической благонадежности; а если ондолжен, тем временем, развлекаться с блохами и вшами, что из этого? Испытатьтакое очень хорошо как подготовительное образование для дальнейшей жизни. И во-вторых, прибавил мой дальний родственник, понижая голос, твое имяпоявилось в списке нарушителей спокойствия посетителей "Монмартра", местфривольных развлечений. Учитывая это, а также в связи с другими соображениями, я, все еще оченьбольной, решил покинуть также и это место, и как можно скорее. Тем более,что я никак не мог помочь моему другу. Теперь совершенно один, и более того, с очень ограниченными средствами,я двинулся в направлении Центральной Азии. Преодолев с невообразимыми трудностями всякого рода великие и малыепрепятствия, я прибыл в город Янгихисар в бывшем китайском Туркестане, где,с помощью моих старых друзей, я запасся деньгами, а затем оказался в томсамом месте, где жил несколько лет назад, когда восстанавливал своездоровье, пошатнувшееся из-за шальной пули номер два. Это место расположено на юго-западной окраине пустыни Гоби и является вмоем представлении самым изобильным и цветущим из всех частей поверхностинашей Земли. А относительно воздуха в этой местности и его целебного влияния накаждого, кто его вдыхает, я скажу, что он поистине очистителей. Если рай и ад существуют в реальности, и если они испускают какое-тоизлучение, то воздух в пространстве между этими двумя источниками был бынаверное именно таким. Потому что на одной стороне - почва, которая почти буквально источаетиз себя, как из рога изобилия, всевозможные виды земной флоры и фауны ифоскалии, и сразу же рядом с этой изобильной почвой - пространство во многотысяч квадратных километров, представляющее в буквальном смысле ад, где нетолько ничего не растет, но все, что выросло в другом месте, случайнопопадая в него, полностью разрушается за очень короткое время, не оставляяникакого следа. Именно здесь, на этом маленьком, единственном в своем роде кусочкетвердой поверхности нашей Земли, воздух которого, то есть наша вторая пища,берет свое начало и трансформируется между силами рая и ада, во мнепроисходило, в конце моего посещения этого места, а потом в другой раз впочти бредовом состоянии, точно такое же само-убеждение, в связи с которым вмоем сознании, вечером 6 ноября, как я упомянул выше, промелькнула идея,которая показалась мне тогда полностью абсурдной. В первый раз мои друзья привезли меня туда в бессознательном состояниивскоре после того как я был ранен второй шальной пулей. Вначале рядом со мной было много друзей, среди которых было пятеровышеупомянутых врачей. И когда, после возвращения сознания, я пошел на поправку, все онипостепенно уехали, и я остался там с одним тибетцем и одним очень молодымкара-киргизом. Живя там, вдали от людей всех типов и видов, в компании этих двухсимпатичных людей, заботившихся обо мне почти по-матерински, и питаясьвышеупомянутым "очистительным воздухом", я за шесть недель поправилсянастолько, что уже хотел и был в состоянии в любой момент покинуть этоцелительное место. Все уже было собрано и упаковано, и для продолжения путешествия мыожидали только прибытия отца молодого кара-киргиза с его тремя верблюдами. Так как у меня были сведения, что в одной из долин горы, называвшейсятогда "пик Александра III", находились в то время несколько русскихофицеров, топографов Туркестанского Топографического Управления, средикоторый был один из моих очень хороших друзей, я настоял, чтобы мы спервазашли к ним, а оттуда уже присоединились к какому-нибудь большому каравану ипошли сначала в Андижан, а затем в Закавказье, чтобы повидать моихродителей. Я к тому времени, хотя еще и не вполне, как говорится, "твердо держалсяна ногах", но уже чувствовал себя довольно хорошо. Была ночь; взошла полная луна. Следуя по пути случайных ассоциаций, моимысли незаметно перешли снова к вопросу, который к этому времениокончательно трансформировался в idee fix моего внутреннего мира. В продолжение всех этих мыслей об этом и под влиянием, с одной стороны,далекого глухого гула, создаваемого звуками миллиардов жизней всевозможныхформ, а с другой стороны - внушающей ужас тишины, во мне постепенно вырослапо отношению к самому себе критическая способность беспрецедентной силы. Вначале мне вспомнились все мои ошибки в моих прежних поисках. В то время как, с одной стороны, я продолжал констатировать свои ошибкии вообще несовершенства методов, до этого мною применявшихся, с другойстороны, мне становилось ясно, как мне следовало действовать в том илидругом случае. Я очень хорошо помню, как моя сила убывала от этих напряженных мыслей,и, пока это продолжалось, какая-то часть меня снова и снова побуждала менявстать и встряхнуться, чтобы остановить эти мысли, но я не мог этогосделать, так сильно я был поглощен этими самыми мыслями. Я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы в тот самый момент когда яинстинктивно начал чувствовать, что скоро потеряю сознание, возле меня неопустились на землю те самые три верблюда. От этого я пришел в себя и встал. К этому времени уже начало рассветать. Не спали также и мои молодыекомпаньоны, уже занимавшиеся приготовлениями к утренней жизни в пустыне. Поговорив со стариком, мы решили использовать лунный свет и выходить впуть только по вечерам. Кроме того, за день верблюды могли хорошо отдохнуть. Вместо того, чтобы лечь и немного поспать, я взял винтовку и дорожноеведро, сделанное из брезента, и пошел к близлежащему источнику оченьхолодной воды, находившемуся на самом краю пустыни. Раздевшись, я стал очень медленно поливать себя этой холодной водой. После этого, хотя я чувствовал себя очень хорошо умственно, физически ятак ослабел, что, одевшись, был вынужден лечь на землю там же околоисточника. А затем, в то время как я чувствовал себя таким слабым физически иочень хорошо освеженным умственно, во мне стало продолжаться то самоесамо-убеждение, суть которого запечатлилась в моем сознании навсегда и всвязи с которым, вечером 6 ноября, промелькнула упомянутая идея. Это было довольно давно, и я не помню буквально слов этогоса-мо-убеждения, столь непохожего на мое обычное общее состояние. Но, сохранив в себе, так сказать, его "вкус", я могу восстановить всеэто теперь очень точно, хотя и другими словами. Оно состояло в следующем: Судя по улучшению моего здоровья в последние несколько дней, кажется,что я снова вернулся к жизни и волей-неволей должен буду влачить и дальшесвое существование и ишачить так же, как раньше. Боже мой! Возможно ли, что я должен буду испытывать вновь все то, что япережил во все вместе взятые периоды моего активного состояния, за полгода до этого моего последнегонесчастья? Не только испытывать чувства, сменяющие друг друга почти регулярно, -стыда за внутренние и внешние проявления моего обычного бодрствующегосостояния, и одиночества, разочарования, пресыщенности, и других, но,главным образом, везде быть преследуемым страхом "внутренней пустоты"? Чего я только не делал, какие только ресурсы не задействовал и неисчерпал в моем решении достичь состояния, когда функционирование моей душив моем обычном бодрствующем состоянии протекало бы в соответствии спредварительными указаниями моего активного состояния, но все впустую! В моей прежней жизни, будучи всегда безжалостным к своим природнымслабостям, и почти все время сохраняя само-наблюдение, я смог достичь почтивсего, что в пределах человеческих возможностей, а в некоторых областяхдостиг даже такой степени силы, какой ни один человек, возможно, даже за всепрошлые эпохи, никогда не достигал. Например, развитие силы моих мыслей было доведено до такого уровня, чтовсего лишь за несколько часов само-подготовки я мог на расстоянии десятков миль убить яка; или задвадцать четыре часа мог собрать жизненные силы такой интенсивности, что могза пять минут погрузить в сон слона. В то же время, несмотря на все мои желания и старания, я не могдобиться успеха в "само-воспоминании" в процессе моей обычной жизни сдругими людьми; так, чтобы быть способным проявлять себя не в соответствии смоей натурой, а в соответствии с предварительными указаниями моего"сосредоточенного сознания". Я не мог достичь состояния "само-воспоминания", достаточного даже длятого, чтобы остановить ассоциации, текущие во мне автоматически вследствиенекоторых нежелательных наследственных факторов моей природы. Как только накопленная энергия, позволявшая мне быть в активном состоянии, истощалась, немедленно начиналось течениеассоциаций мыслей и чувств в направлении объектов, диаметральнопротивоположных идеалам моего сознания. Когда у меня не было удовлетворенности едой и сексом, ведущим факторомэтих моих ассоциаций, казалось, была прежде всего месть, а в состоянииполного удовлетворения они текли на тему грядущих удовольствий еды и сексаили на темы наслаждения любовью к себе, тщеславия, гордости, ревности идругих страстей. Я глубоко размышлял сам и старался узнать у других о причинах такойужасной ситуации в моем внутреннем мире, но не мог прояснить абсолютноничего. С одной стороны ясно, что необходимо "помнить себя" и в процессеобычной жизни, а с другой стороны очевидно, что необходимо иметь некую внимательность, способнуюконтактировать с другими людьми. Хотя в моей прошлой жизни я пробовал все, даже носил на себенапоминающие факторы всевозможных видов, ничего не помогало. Возможно, этопомогало немного, пока я носил их на себе, но и то только вначале, а кактолько я переставал носить их или привыкал к ним, в то же мгновение всестановилось как раньше. Нет никакого выхода.... Тем не менее, он есть; есть только один выход-иметь вне себя некий, так сказать "никогда-не-спящий-уп-равляющий-фактор". А именно фактор, который напоминал бы мне всегда, в моем любом обычномсостоянии, о том, чтобы "помнить себя". Но что это такое!!! Возможно ли это??!! Новая мысль!!! Почему до сих пор не могла прийти в мою голову такая простая мыс

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: