Внешний и внутренний мир человека
Хотя предмет, который я хочу осветить текстом этой главы последнейкниги моих писаний, полностью отсутствует в мышлении современных людей, темне менее из невежества относительно этого предмета происходит величайшаячасть, если не все, недоразумений, имеющих место в процессе нашей общейжизни. Не только все причины почти всех недоразумений нашей общей жизнипроисходят от недостатка понимания значения данного предмета, но, крометого, исключительно в нем содержатся все ответы о возможности разрешенияглавной проблемы нашего существования. То есть благодаря только распознанию и всестороннему пониманию смысла изначения этого предмета возможно разрешить проблему продолжения человеческойжизни. Перед началом дальнейшего развития этого вопроса я хочу привестисодержание одной древней рукописи, с которой я познакомился случайно всовершенно исключительных жизненных обстоятельствах. Эта древняя рукопись, содержание которой я намереваюсь использовать,является одной из реликвий, которая передается из поколения в поколениеочень ограниченным числом людей, то есть "Посвященными" -- не такими"посвященными", однако, число которых за последнее время очень умножилось вЕвропе, а настоящими. В данном случае, "Посвященными" эзотерической секты, которая до сих порсуществует в одном из удаленных уголков Центральной Азии. Текст этой рукописи изложен, как делалось в древности,"под-оболизовано", в символической форме, или, как это называется вэзотерической науке, "уподоблением", то есть аллегорически совершенноотлично от формы, теперь установившейся в мышлении современных людей. Поскольку различие между этими формами мне хорошо известно, я попытаюсьперевести смысл этого текста как можно точнее, но в согласии с формоймышления, установившейся теперь среди современных людей. В этой древней рукописи говорится следующее: Общая психика каждого человека по достижении зрелости, котораяначинается в среднем у мужского пола в двадцать лет, а у женского пола вначале тринадцатого года, состоит из трех совокупностей функций, которые неимеют друг с другом почти ничего общего. Действие всех трех из этих независимых совокупностей функций в общемсуществе человека, достигшего зрелости, происходит одновременно инепрерывно. Все факторы, составляющие и производящие эти три совокупности функцийначинают и прекращают формироваться в человеке в различные периоды егожизни. Факторы, производящие в человеке первую совокупность функций, если неиспользуются специальные меры, образуются, как было установлено очень давно,только в детстве -- у мальчиков в среднем до возраста одиннадцати лет, а удевочек до возраста семи лет. Факторы, производящие вторую совокупность функций, начинают возникать умальчиков с возраста девяти лет, а у девочек даже с возраста четырех лет,продолжая формироваться в различных случаях в течение разных периодоввремени, примерно до достижения зрелости. И факторы, производящие третью совокупность, начинают формироваться современи достижения зрелости, продолжая действовать у среднего мужчины внынешнее время только до возраста шестидесяти лет, а у женщин только довозраста сорока пяти лет. Но в случае людей, которые сознательно усовершенствовали себя до такназываемого "состояния-бодрствования-всех-цент-ров", то есть до состоянияспособности в своем бодрствующем состоянии думать и чувствовать по своейсобственной инициативе, эти факторы продолжают формироваться у мужчины довозраста трехсот лет, у женщины до возраста двухсот. Формирование всех факторов для функционирования этих трех полностью отдельных совокупностей функций происходит у людейв соответствии также с универсальным законом "трех". Для образования факторов первой совокупности "анодным началом" служат,с одной стороны, все виды непроизвольно воспринятых внешних впечатлений и, сдругой стороны, впечатления, происходящие от, так называемой, "дремоты всехцентров"; а "катодным началом" служат результаты рефлексов организма,главным образом тех органов, свойства которых имеют наследственный характер. Для образования факторов второй совокупности "анодным началом" служатвнешние впечатления, воспринятые под определенным давлением и имеющиепоэтому характер намеренно внедренных извне, а "катодным началом" результатыфункционирования факторов, образованных из впечатлений подобных тем, чтовоспринимались прежде. Факторы третьей совокупности функций образуются из результатов"созерцания", то есть из результатов, полученных от "свободного контакта"друг с другом факторов первых двух совокупностей, для которого, при этом,результаты второй совокупности служат "анодным началом", а результаты первойсовокупности служат "катодом". Одним из свойств действия всех трех отдельных совокупностей функций,составляющих общую психику человека, является то, что при различныхвариантах "свободного контакта" между действиями этих трех независимыхсовокупностей функций в каждой из них производится отпечаток процессов,происходящих в других совокупностях, а также процессов, происходящих вовнешнем окружении данного человека, которым случится попасть в сферусубъективного действия его органов восприятия. Часть этого свойства, наличествующего в общем бытии человека, обычновоспринимаемая людьми, это то, что называется "вниманием". Уровень чувствительности проявления этого свойства или, как иначеопределяется древней наукой, "сила охвата" этого"внимания" зависит полностьюот, так называемой, "градации общего состояния" данного человека. Для определения этого свойства человека, которое называется"вниманием", существует, кстати, в древней науке следующая словеснаяформулировка: "УРОВЕНЬ СМЕШЕНИЯ ТОГО, ЧТО ОДНО И ТО ЖЕ В ИМПУЛЬСАХ НАБЛЮДЕНИЯ ИКОНСТАТАЦИИ В ПРОЦЕССАХ ОДНОЙ СОВОКУПНОСТИ, С ТЕМ ЖЕ САМЫМ, ВОЗНИКАЮЩИМ ВДРУГИХ СОВОКУПНОСТЯХ". Эта вышеупомянутая "градация общего состояния" человека простирается,как формулирует это наука, от сильнейшей субъективной интенсивности"само-ощущения" до величайшей установленной степени "потери себя". Эта совокупность всегда становится инициирующим фактором дляосуществления общего функционирования этих трех отдельных совокупностей,представляющих общую психику человека, в котором в данный момент эта"градация общего состояния" имеет свой центр тяжести. Я привел эту на-первый-взгляд фантастическую гипотезу наших далекихпредков в начале освещения данного вопроса, во-первых, потому что это можетбыть очень хорошим отправным пунктом для всего последующего, и во-вторых,потому что мои собственные попытки прояснить для себя истинное значение этойгипотезы привели меня к выводам, которыми я хочу поделиться с моимичитателями в настоящей главе. Из содержания этого древнего "фантастического" научного предположения,тем, что интриговало меня лично в течение многих лет, была, главным образом,упомянутая словесная формулировка: "Уровень смешения того, что одно и то жев импульсах наблюдения и констатации в процессах одной совокупности, с темже самым, возникающим в других совокупностях". Признавая огромную значимость всего остального в этой гипотезе, я никакне мог понять смысла этой формулировки. Особенно меня интриговали слова "то, что одно и то же". Что это за"одно и то же"? Почему "одно и то же"? Для какой цели это особое "тожество"?Даже та идея, абсурдная для всех современных ученых, что в человекеодновременно происходит три ассоциации, имеющие независимую друг от другаприроду, не удивила меня, и я принял ее с чувством великого уважения кзнанию древних. А не удивила она меня потому, что раньше, в ходе моих специальныхисследований всего, очевидно имеющего отношение к психике человека,проводимых с помощью всех видов экспериментальных средств науки "гипнотизм",я заметил и твердо установил, что в человеке одновременно протекают три видаассоциаций - мысли, чувства и механического инстинкта. Важнее всего то, что не только эти три независимых друг от друга видаассоциаций протекают одновременно, но что в них принимают участие продуктыиз трех различных источников, имеющихся в человеке для трансформации трехразных видов так называемого "космического оживотворения". Эти источники расположены в человеке следующим образом: первый - водной из частей головного мозга, второй - в одной из частей позвоночногостолба, третий - в одной из частей солнечного сплетения. Эти три вида ассоциаций в одном человеке объясняют то особое ощущение,замечаемое временами каждым, как будто внутри него живут несколько существ.Тем, кто хочет познакомиться более полно с этими вопросами, я советуюизучить, то есть не просто прочесть, но углубиться в нее, главу первой сериимоих писаний под названием "Святая планета "Чистилище". По прочтении только что написанного во мне невольно возникает вопрос:что именно читателю покажется более фантастическим - то, что написал я сам,или приведенная мной гипотеза наших далеких предков. Мне кажется, что каждый читатель при первом сравнении их найдет, что ито и другое одинаково плохо. Немного позже он обвинит только одного меня, втом, что я, живя в наше цивилизованное время, пишу такую бессмыслицу. Он, конечно, простит предков, потому что будет способен поставить себяна их место, и с присущим ему здравомыслием рассудит примерно так:"Как ихможно винить в том, что в их время нашей цивилизации еще не существовало? Ираз уж они стали учеными, должны же были они чем-нибудь заниматься. А всущности ведь в то время не было ни одной электрической машины, даже самойпростейшей". Не в силах удержаться, и снова обнаружив одну из моих слабостей,состоящую в, как говорится, "отпускании шуток" в самые серьезные моментымоих писаний, я хочу воспользоваться этим случайным отклонением от основнойтемы, чтобы описать совершенно особое совпадение, которое произошлонесколько дней назад, в связи с написанием этой моей последней книги. В связи с написанием этой книги было, в общей сложности, очень многосовпадений, на первый взгляд очень странных, но которые при болеевнимательном изучении оказались закономерными. Конечно, я не буду писать обо всех этих совпадениях, это было быневозможно - мне бы, наверное, пришлось написать десять других книг. Тем не менее, для лучшей характеристики этих странных совпадений ипоследствий, возникших из них, мешающих изложению этой книги, я опишу,помимо только что упомянутого одного, случившегося позавчера, еще одно --самое первое, которое произошло 6 ноября 1934 года, в первый деньвозобновления моего писания. Как я уже говорил в прологе, я решил, после годового перерыва в моемписании, снова начать писать 6 ноября, то есть в тот самый день, в который,семь лет назад, я решил раз и навсегда непременно выполнить все задачи,необходимые моему бытию. В этот день, будучи в то время в Нью-Йорке, я пошел рано утром в кафеЧайльдс, расположенное около Колумбус Серкл, в которое я ходил каждое утро,чтобы там писать. Мои американские знакомые, кстати, между собой называют это кафеЧайльдс Cafe de la Paix, потому что это кафе здесь в Америке служило мне втечение всего периода моей писательской деятельности тем же, что и парижскоеCafe de la Paix. В то утро я чувствовал себя как "ретивая лошадь", выпущенная на волюпосле многомесячного заточения в конюшне. Мысли "толпились" во мне, главным образом мысли, относившиеся к работе. Работа шла так хорошо, что к девяти часам мне удалось написать околопятнадцати страниц без единого исправления. Вероятно, мне удалось это потому, что, хотя я поставил себе задачу недопускать в себе какого-либо активного мышления, я должен, тем не менее,признаться, что в течение последнего месяца я не делал больших усилий, ивследствие этого размышлял, невольно и наполовину автоматически, как начатьэту книгу, которая будет не только последней, но также "собирательнозавершающей" все мои писания. Около половины одиннадцатого в кафе вошли несколько моих старыхзнакомых, трое из которых считались там писателями - и сев за мой столик,стали пить свой утренний кофе. Один из них многие годы работал для меня над переводами моих писаний наанглийский язык. Я решил воспользоваться его приходом, чтобы узнать, как будет "звучать"начало этой моей последней книги. Я дал ему перевести только что написанные страницы и продолжал писать. Мы оба работали, пока другие пили кофе и разговаривали. В одиннадцать часов, чтобы немного отдохнуть, я попросил переводчикапрочесть вслух то, что он уже перевел. Когда он дошел в переводе до выражения, употребленного мной,"намеренное страдание", я прервал его чтение, потому что он перевел слово"намеренное" как "добровольное". Когда я попытался объяснить огромную разницу между добровольным инамеренным страданием человека, возникла, как обычно в таких случаях, общаяфилологическая дискуссия. В разгар спора одного из нас позвали к телефону. Он быстро вернулся ивзволнованно объявил, что кто-то хочет поговорить со мной лично. Из телефонного разговора я узнал, что только что пришла телеграмма изЛондона о том, что мистер Оридж умер в это самое утро. Эта новость была такой неожиданной, что я сначала даже непонял, в чемдело. Когда же я осознал ее, она сильно меня поразила. Она особенно поразила меня потому, что в тот самый момент я вспомнилнекоторые события, связанные с этим днем и этим человеком. Сразу же в моем сознании стали возникать различные выводы, которые ясделал в моей прошлой жизни, но которые не были еще сформированы вубеждение, относительно факта "заметных совпадений", имеющих место в нашихжизнях. В данном случае, странность этого совпадения заметно проявилась в том,что в эту самую ночь, ровно семь лет назад, когда во мне оформилась перваяиз тех идей, на которых будет основано содержание начатой сегодня книги, япродиктовал письмо именно этому человеку и упомянул в нем многие из этихмыслей. Я продиктовал ответ на частное письмо этого человека о возможностиизлечить его хроническую болезнь, от которой, как кажется, он и умер. Это была полночь 6 ноября 1927 года. Я лежал без сна в водоворотегнетущих мыслей и, стараясь подумать о чем-нибудь, чтобы отвлечь себянемного от моих тягостных мыслей, я вспомнил по ассоциации, среди другихвещей, об этом письме, полученном несколько дней назад. Думая о его письме и считая его отношение доброжелательным, недавнодоказанным мне, я, совершенно без жалости, разбудил моего секретаря, которыйспал в той же квартире, и продиктовал ответ. В то время мистер Оридж считался, и на самом деле был, наиболее важнымлидером в распространении моих идей во всей северной части Северной Америки. Так как в те дни я был переполнен мыслями о моей собственной болезни ипочти совершенно убежден в возможности поправления моего здоровья с помощьюнамеренного страдания, я, конечно, посоветовал ему делать то же самое -- нов форме, соответствующей его индивидуальности и условиям его обычной жизни. Я не буду рассказывать здесь о его последующих письмах и наших личныхбеседах в связи с его болезнью и о моем совете; я только замечу, чтосущность причины неудачи моего совета может быть объяснена любому читателюсловами, появляющимися в одной из глав этой третьей серии и исходящими изего собственных уст. Среди многих невыгодных последствий этого события, а именно смертимистера Ориджа, невыгодных для меня и для моих писаний, было то, что с тогодня, 6 ноября, в течение двух месяцев, несмотря на мое постоянное желание ипостоянные усилия, я не был способен прибавить ни одного слова к тому, что янаписал до половины двенадцатого в то утро. И я не мог этого сделать вследствие пробуждения одного из тех факторов,который возникает непременно в психике современных людей, особенноамериканцев, совокупность которого является причиной того, что в них дажезарождение различных импульсов становится механическим. В противоположность установившемуся обычаю моих прежних визитов в этомое пребывание я избегал всех встреч с моими тамошними знакомыми, кроменескольких человек, необходимых для выполнения моей цели. Но теперь, каждый из огромного числа людей, знавших меня там, и ктоузнал из газет или из телефонных разговоров - обычная привычка здесь - осмерти моего близкого друга, мистера Ориджа, вследствие упомянутого действияэтого автоматически возникающего фактора, считали своим долгом разыскатьменя, чтобы выразить свое так называемое "соболезнование". И приходили, и звонили по телефону не только люди, которые были членамитой группы, которую вел мистер Оридж, но также люди, о чьем существовании яне имел ни малейшего представления. Среди этих последних было много знакомых, кого, как выяснилось, явстречал только однажды и только случайно в свой первый визит сюда,одиннадцать лет назад. Даже по утрам, когда я приходил в кафе работать, какой-нибудь мистерили миссис или еще кто-нибудь уже сидели там и ждали меня. И уходили Он или Она не раньше, чем другой или другая подходили к моемустолу, и непременно с очевидно фальшивым, печальным лицом. Каждый из этих визитеров сразу "разражался" своим "How do you do, Mr.Gurdjieff?" и продолжал одной и той же неизбежной стереотипной фразой: "Ах, я очень сожалею о смерти мистера Ориджа!" Что я мог ответить на это? Вопрос смерти - это тот вопрос, которыйотменяет все установленные и субъективные условия нашей жизни. В данном случае, я не мог использовать свое обычное средство держанияна расстоянии этих визитеров, не дававших мне работать. Это означало бы немедленное и бессмысленное порождение новых и усердныхраспространителей сплетен, подрывающих доверие ко мне. Еще перед приездом в Америку у меня было намерение, как только я начнуписать эту мою последнюю книгу, вместе с этим совершать поездки, как можночаще, в те штаты Северной Америки, в которых были организованы группыпоследователей моих идей. Так, я рассчитал, что одновременно с выполнением в назначенный сроквсех задач, которые я себе поставил, я бы окончил эту последнюю книгу, атакже организацию всего необходимого для распространения первой серии моихписаний. И поэтому, чтобы изменить возникшие обстоятельства, которые мешали моейработе, я как можно быстрее отправился в поездку сначала в Вашингтон, затемв Бостон, а оттуда в Чикаго. Но ничего не помогало - та же самая вещь повторялась везде! Вероятно, это в какой-то степени объяснимо, что люди, знавшие меня вэтих городах, считали необходимым выразить мне свое соболезнование, так какпочти все они лично знали мистера Ориджа и имели отношения со мной. Но то, что американские знакомые из некоторых далеких южных штатовСеверной Америки также начали делать это - было уже настоящей "чушью". Среди людей в Южных штатах, выражавших мне свое на весь мир знаменитое"соболезнование", были такие, кто не только никогда не видел мистера Ориджа,но никогда даже не слышал о его существовании. Они просто узнали несколько дней назад о том, что он умер, и что он былодним из моих главных помощников. И таким образом, среди множества неожиданно возникших обстоятельств,препятствовавших мне в этот период в выполнении "Бытие-задачи", которую ясам себе поставил, вдруг неожиданно возникла и надолго установилась этапорочная слабость, получившая гражданство в общей психике современногочеловека, - "выражать соболезнование". Мне только что пришло в голову, что те мысли, которые я высказал наодной встрече с маленькой группой в пригороде в связи со смертью мистераОриджа, могли бы помочь лучшему объяснению смысла и значения всегосодержания этой главы, и я поэтому решил заново припомнить эти мысли ипривести их здесь. На этой встрече, за чашкой кофе, мы говорили о различных привычках,которые овладевают нами еще в детстве и которые порабощают нас в зреломвозрасте. В этот момент пришел один из их товарищей, с веселым, жизнерадостнымлицом. Опаздывая он, вероятно, шел быстрее чем обычно, и не ожидалнаткнуться здесь на меня. Но как только он меня увидел, выражение его лицаизменилось, и подойдя ко мне, он сразу же "разразился" своим великолепнымизречением, выученным наизусть из какого-нибудь списка "соболезнований". В этот момент я уже не мог больше сдерживать себя и, повернувшись ковсем, сказал: "Вы слышали эту особую интонацию, совершенно не свойственную ему, скоторой ваш товарищ, только что пришедший, произнес свою напыщенную речь? Вы слышали?.. Хорошо. В таком случае, теперь попросите его, то естьумолите его, пожалуйста, однажды в своей жизни сделать исключение и сказатьчестно, имеет ли его "внутреннее", то есть реальное существо, хоть какую тосвязь со словами, которые он произносит. Конечно, никакой, и как может быть иначе, если, прежде всего, умершийне был его "братом по крови", и во-вторых, он никакне может ни знать, ничувствовать отношения к этому событию человека, которому он адресует своюцветистую речь. Его слова были сказаны совершенно механично, без малейшего участия егосущности, и он сказал их только потому, что в его детстве его няня научилаего в таких случаях "поднимать правую ногу, а не левую". Но почему нужно быть неискренним даже в тех случаях, когда нетабсолютно никакой пользы в этом для вашей сущности, даже для удовлетворениявашего эгоизма? Разве недостаточно того, что наша ежедневная жизнь и так переполненанеискренностью вследствие установившихся ненормальных привычек нашихвзаимоотношений? Непременно выражать соболезнование при смерти любого и каждого - этоодна из таких порочных привычек, воспитываемых в детстве, и из-за всейсовокупности которых наши наполовину намеренные действия оканчиваютсяполностью автоматически. Выражать свое соболезнование кому-нибудь в случае смерти близкогочеловека считалось в древние времена аморальным, даже преступным действием. Вероятно, это считалось таковым потому, что легко может оказаться, чтов сущности того человека, к которому обращаются таким образом, мучительноечувство потери близкого человека еще не улеглось, и этими пустыми словамисоболезнования ему вновь напоминают об этом, и страдание его возобновляется. От такой привычки, общепринятой в наше время в случае смерти любогочеловека, никто не получает никакой пользы, а человек, к кому таким образомобращаются, только великий вред. Такие привычки, установившиеся в современной жизни, особенно оскорбляютменя, вероятно, потому, что я имел возможность познакомиться с обычаями,принятыми в таких случаях в жизни людей, живших много веков до нас. Много тысяч лет назад, когда человек умирал, в первые три дня никого недолжно было быть на месте этого печального события, кроме священников и ихпомощников. Только на второй день собирались все родственники и родственники помужу или жене, а также соседи, знакомые и даже незнакомые, которые хотелиприйти. В присутствии всех собравшихся священники сначала исполняли религиозныецеремонии у дверей дома, а затем, вместе со всеми, несли умершего накладбище, где они снова исполняли особый ритуал, а затем хоронили его. После этого, если покойный был мужчина, все мужчины возвращались в егодом; если женщина, то все женщины. Все другие отделялись и возвращалисьдомой. Эти люди, которые возвращались в дом покойного, прежде всего ели ипили, но только ту еду, составляющие части для которой сам умерший заготовилеще при жизни для этой цели. После этой трапезы они собирались в самой большой комнате дома,садились и начинали так называемый "Пир воспоминаний", вспоминая ирассказывая только плохие и злые дела умершего за всю его жизнь. И это они делали ежедневно в течение трех дней. После этой своеобразнойтрехдневной процедуры, или, как теперь можно было бы это назвать, "неоставив живого волоса на его голове", или, как они сами называли это, "отмывкости умершего до белизны слоновой кости", все принимавшие в этом участиесобирались в доме покойного ежедневно в течение семи дней, но на этот раз повечерам после завершения своих дневных дел. В эти семь дней еду уже не подавали, но в той комнате, в которойпроисходило собрание, постоянно курились многие различные виды благовоний,приобретенных умершим или его наследниками. Все присутствующие сидели или стояли на коленях и, в хорошо известнойатмосфере, создаваемой благовониями, они сначала выбирали своим ведущимсамого достойного по возрасту и репутации, а затем отдавались размышлениям онеизбежности своей собственной смерти. В определенные интервалы ведущий говорил всем присутствующим следующее: Не забывайте, как он жил, тот, чье дыхание еще не совсем исчезло изэтого места, как он вел себя недостойно человека и не принимал в расчеттого, что ему, как и другим, придется умирать. После этих слов ведущего все присутствующие должны были вместе петьследующее:"О вы, святые высшие силы и бессмертные духи наших предков,помогите нам держать смерть всегда перед своими глазами и не поддаватьсясоблазну". Я больше ничего не добавлю к рассказанному, но оставлю каждому из васрешать для себя, какая польза была бы в том, если бы такой "дикий" обычайустановился в наше время. Я надеюсь, что вы теперь частично понимаете, почему именно эти ваши"выражения соболезнования" действуют на мое внутреннее существо почти такимже образом, как ваши американские "продукты" питания действуют на английскоепищеварение. Было бы желательно для всех, для Бога, для умершего, для вас, для меняи даже для всего человечества, если бы, при смерти любого человека, вместопроцесса произнесения бессмысленных слов в вас происходил процесс реальногоосознания вашей собственной грядущей смерти. Только полное осознание человеком неотвратимости своей собственнойсмерти может разрушить эти, внедренные в нас нашей ненормальной жизнью,факторы выражения различных аспектов нашего эгоизма, этой главной причинывсего зла в нашей общей жизни. Только такое осознание может снова вызвать к жизни в человеке те ранеесуществовавшие, божественные признаки подлинных импульсов - веру, любовь инадежду". Когда я говорил все это, мне вспомнились, не знаю почему, слова однойстаринной персидской песни и, совершенно непроизвольно, я сразу же ихпривел. И вследствие этого непроизвольного срыва я был вынужден, чтобы скрыть втот момент от сознания присутствующих степень моего автоматическогомышления, волей-неволей, взять на себя труд объяснения на английскомсодержания текста этой песни. Словами этих древних персидских стихов выражена одна научная мудрость,которую можно было бы выразить на вашем обычном языке примерно следующимобразом: Если бы человек имел душу, Давным давно уже бы на Земле не осталось места Для ядовитых растений или диких зверей, И даже зло должно было бы перестать существовать. Душа - для ленивой фантазии, Роскошь для не отказывающего себе в страдании; Это показатель личности, Путь и связующее звено с Создателем и Творцом. Душа это осадок образования, Первый источник терпения; Это также доказательство заслушивания Сущностью вечного Бытия. Руководитель воли, Ее присутствие -- это "Я есть". Это частьВсего-Сущего, Это было так и всегда будет. В общем, несмотря на мое неугасимое желание работать и несмотря на тотфакт, что при любой подходящей или неподходящей возможности я писал и писал,чтобы закончить эту книгу и завершить все задачи, поставленные самому себе,я был, тем не менее, не в состоянии этого сделать. Окончив наконец (9 апреля 1935 года) пролог, я в тот же самый деньначал писать эту главу. И именно в связи с изложением этой второй главы, над которой я сейчасработаю, произошло то совпадение, с которым я решил познакомить читателя,как с полезным для этой главы. Весь день и ночь 10 апреля, с необычайными усилиями, я делал ипеределывал начало этой главы, которое меня не удовлетворяло, и только квечеру следующего дня мне начало казаться, что что-то начинает получаться, ивозникла уверенность, что теперь все пойдет легче. Но, после нескольких часов сна, когда я стал писать дальше и дошел дотого места, где мне нужно было в первый раз употребить выражение "проблемапродления человеческой жизни", я снова застрял. На этот раз я застрял потому, что мне вдруг стало ясно, что для полногообъяснения этого вопроса, который, среди всех воп- росов, поднимаемых мной в этой книге, я решил сделать основным вопросомили, как говорится, "ключевым", я должен непременно, прежде всего хотя быкратко, информировать читателя о том, какое место занимает этот вопрос всовременной науке и в мышлении современных людей. Я начал размышлять о том, как начать, чтобы объяснение этого вопросабыло как можно более понятным, в то же время не слишком длинным. Как я ни "вертел" факты, известные мне об этом, и с какой стороны я нистарался их описывать, все выходило слишком длинно. Мои мысли об этой вступительной статье настолько захватили меня, что яперестал замечать все остальное. Кто бы ко мне ни приходил, что бы ни говорил или с какими бы ощущениямини уходил от меня, я не замечал ничего; я не вспоминал уже даже о кофе исигаретах. Временами я чувствовал дурноту, голова моя раскалывалась, но япродолжал писать и писать, как если бы от этого зависело все остальное. В воскресенье, 14 апреля, как только пробило полночь, я решил лечь внадежде заснуть, но все напрасно. Все было так же, как и в другие дни. Мышление, продолжая работать,приняло такие пропорции, что совершено отогнало сон. Мне стало абсолютноясно, что без такой вступительной статьи все остальное не будет иметьникакой цены. Было самое раннее утро, когда я, совершенно убежденный, что сна мне втот день уже даровано не будет, решил встать и прогуляться по улицам. Так как было воскресенье, и очень раннее утро, на улицах никого не было. Я шел по первой улице, с которой начал, думая найти ночное кафе, куда ямог бы зайти и выпить чашку кофе. Пройдя немного, я увидел что-то движущееся вдалеке на углу, и, подойдяпоближе, обнаружил, что это был продавец газет, раскладывавший свой утренний"товар". Я решил купить газету, а затем идти домой и снова лечь в постель; можетбыть, чтение газеты сможет как-то отвлечь мои мысли, и мне удастся заснуть,хотя бы ненадолго. Я взял "Нью-Йорк Тайме", огромную, толстую газету, особенно повоскресеньям, но, платя за нее, я понял, что чтение английской газеты будетне совсем тем, что мне нужно, и не даст мне -так как я не владею этим языкомавтоматически, что приходит только с практикой - желаемого эффекта, накоторый я рассчитывал, чтобы суметь забыться и заснуть. Поэтому я спросил газетчика, есть ли у него, или у кого-то другогопоблизости, европейские газеты, например греческие, армянские или русские. Он ответил, что у него нет, но что через три улицы живет много русскихевреев, и у всех газетчиков там есть русские газеты. Я пошел в направлении, которое он показал. Машин на улицах становилосьбольше. На первом углу указанной улицы был газетный киоск, к которому я подошели попросил какую-нибудь русскую газету. Продавец сразу же спросил меня на русском: "Какую, земляк, "РусскоеСлово" или "Русский Голос"? И таким образом я в первый раз узнал, что в Нью-Йорке выходят двегазеты с этими названиями. Чтобы читатель мог установить необходимую связь с этим вторымсовпадением, здесь описанным, я должен сказать заранее, что за последниедесять лет, то есть с тех пор как я начал писать, я почти ничего не читал,не только газет и книг, но и ни писем, ни даже телеграмм. Я взял обе русские газеты, пришел домой и снова лег. Одна из них была невероятно толстой для русской газеты, и я начал снее. Просматривая ее, я скоро понял, что эта газета отмечала своедвадцатипятилетие, чем и объяснялась ее толщина. Все статьи в ней были такие "слащавые", что я отложил ее и взял вторую. Как только я открыл ее, первое, что попалось мне на глаза, былзаголовок - "Проблема старения", то есть как раз тот вопрос, который три дняи три ночи не давал мне покоя. Прочитав эту статью, я пришел в полный восторг и был изумлен найти вней все, о чем я думал и что считал необходимым вступлением ко всемупоследующему. И в то же время все было выражено очень сжато, хорошо сформулировано и,что самое главное, необычайно объективно. Невольно я стал соображать, как можно использовать это случайноесовпадение и, подумав немного, я решил просто вставить всю статью в этуглаву в нужном месте. И кроме того, так как материал, представленный в этой статье, давалсяне мной, он должен будет быть воспринят читателями намного более объективно,и поэтому с лучшими результатами для них самих. А чтобы цитирование этой статьи не посчиталось плагиатом, я вставляю ееполностью, с информацией о том, где она была написана и кто ее написал, и вдополнение к этому я дважды подчеркиваю имя автора. Эта статья так меня утешила и ободрила, что я решил в тот день уже неработать, а пойти посмотреть знаменитый Кони Айленд, куда мне хотелосьсходить в каждый свой приезд в Нью-Йорк, но никак не удавалось.
ПРОБЛЕМА СТАРЕНИЯ
! П.МАНН "Русский голос" Воскресенье, 14 апреля, 1935 Когда были опубликованы работы Мечникова, казалось, что проблемапродления человеческой жизни решена. Согласно его взглядам, преждевременное,сопровождающееся болезнями старение и смерть являются результатамихронического отравления тканей ядом разлагающихся бактерий, котороепроисходит главным образом в толстой кишке. Для продления жизни он рекомендовал диету из кислого молока (кефир,пахта), потому что бактерии молочной кислоты, при своем вхождении вкишечник, препятствуют разложению, а также развитию факторов гниения. В доказательство Мечников привел множество примеров долгожительстваотдельных людей и целых народов. Сам ученый жил семьдесят один год, возраст,которого не удалось достичь никому из его семьи, и приписывал это томуфакту, чтовтечение нескольких лет он каждый день пил кислое молоко,приготовленное по его особому рецепту. И тем не менее, Мечников преувеличивал значение кишечных бактерий.Несомненно, яды кишечных бактерий вредны; но существует множество болееважных причин преждевременного старения животного организма. Есть некоторыеживотные, у которых толстая кишка вообще отсутствует. Но они точно так жестареют и умирают. Причины преждевременного старения нее этом. Когда теория Мечникова былаучеными отвергнута, многие из них выдвинули другие теории, по-новомуобъясняющие причины долгожительства. Знаменитый французский физиолог Браун-Секар пытался замедлитьприближение старости и омолаживать организм путем инъекции секрета половыхжелез животных. Широкое применение этого метода не дало результатов,и тогда Стейнах иВоронов, возвращаясь к идее французского физиолога, сделали попытку добитьсяомоложения путем пере-вязывания яичек и пересадки половых желез животных. Ноони сами признали, что получали положительные результаты только в редкихслучаях. И теперь еще появляются новые теории относительно причин старения:физико-химические изменения в организме, износ кровеносных сосудов, и многиедругие. Каждая из них по-своему объясняет причины преждевременного старения,и предлагает различные методы продления жизни. Но все они согласны в одномобщем выводе, а именно что смерть приходит к человеку слишком рано. Человек может жить значительно дольше, чем семьдесят или семьдесят пятьлет, обычный срок человеческой жизни. Как долго? И за счет чего? Известно, что в исключительных случаяхчеловек может жить до ста, ста двадцати, и даже до ста пятидесяти лет! ВПатофизиологической клинике для престарелых Института Союзаэкспериментальной медицины, руководимой профессором И. Г. Хеллманом,проводится всестороннее изучение человеческого организма и его различныхвозрастных уровней. Помимо несовершеннолетних и подростков, здесь собраны десяткипрестарелых людей, из которых некоторые приближаются к самым крайнимпределам человеческого возраста. В одно время в этой клинике находилось более шестидесяти очень старыхлюдей, мужчин и женщин, возраста до ста двадцати пяти лет. Троим из них былоболее ста лет. Это были: Мозжухин - который умер несколько месяцев назад ввозрасте 123 лет, крестьянин, который еще живо помнил события прошлого века,феодальное поместье, "освобожденных" крестьян, себя самого, получавшегодесять копеек в день за работу. Самый старый житель Москвы после смертиМозжухина -- Цирюльников, 112 лет, а затем Балашева, 105 лет, ко
Воспользуйтесь поиском по сайту:
