 |
- Похороны состоятся завтра. Профессор МакГонагалл зайдет за тобой утром.
|
|
|
|
- Похороны состоятся завтра. Профессор МакГонагалл зайдет за тобой утром.
- Хорошо, - Джеймс встал и вопросительно посмотрел на директора.
Тот кивнул в ответ на его немой вопрос – он может идти.
Покинув кабинет директора, Джеймс долго бесцельно бродил по школе, неосознанно выбирая самые пустынные коридоры. В одном из них он забрался на подоконник, на манер Сириуса, и невидящим взглядом уставился в окно. А за окном была весна: сияло солнце, прогоняя остатки холода, ярко зеленела свежая трава и молодые листочки на деревьях, в вышине синего неба пели птицы. Но Джеймс не видел и не слышал ничего. Перед его внутренним взором стояли лица родителей. Как легко, оказывается, может рухнуть мир, который казался вечным и незыблемым. Джеймс прижался лбом к стеклу, из глаз брызнули слезы. Он рыдал, судорожно всхлипывая, как маленький мальчик, благо его здесь некому было видеть, и вместе со слезами уходило из души детское мироощущение. Каким бы взрослым и самостоятельным он себя не считал, все-таки до сих пор он был еще ребенком. Не зря же говорят, что человек в душе остается ребенком до тех пор, пока живы его родители. И сейчас Джеймс со всей ясностью почувствовал, что его детство закончилось.
Не один час прошел с тех пор, как Джеймс ушел к Дамблдору. У директора он столько времени точно провести не мог, а значит, узнал что-то очень плохое и теперь не хочет возвращаться в гостиную и бродит где-нибудь по школе. Сириус переглянулся с Ремусом и понял, что тот пришел к такому же выводу. Лили невидящим взглядом смотрела в камин и нервно кусала губы. Ей явно хотелось броситься искать Джеймса, сделать хоть что-нибудь, но она пока не решалась.
|
|
|
- Пойду поищу его, - тихо сообщил Сириус друзьям.
Ремус кивнул. Лили вскинула на него отчаянно-вопросительный взгляд, и Сириус покачал головой. Если действительно что-то случилось с мистером и миссис Поттер… лучше, чтобы он был один, когда найдет Джима.
Как бы сейчас пригодилась карта! Но теперь уже ничего не поделаешь. Впрочем, Сириус настолько хорошо знал друга, что и без карты мог предугадать, куда тот пойдет в подобном состоянии. И действительно: Джеймс нашелся в одном из самых пустынных коридоров восьмого этажа, бездумно глядящим в окно, сидя на подоконнике.
Сириус молча подошел и положил ему руку на плечо. Джеймс вздрогнул, резко повернувшись. У него было такое выражение лица, что Сириус внутренне содрогнулся. Бледный, будто привидение, еще более взъерошенный, чем обычно, со следами недавних слез на щеках, а в карих глазах - смертельная тоска и боль.
Сириус сел рядом и сжал его руку, Джеймс с благодарностью слабо улыбнулся в ответ. Им, в общем-то, и не нужны были слова. Достаточно было просто посмотреть друг другу в глаза.
«Что случилось, Джим? »
- Они погибли…
Сириус побледнел и до боли стиснул руку Джеймса. Тот поморщился, и он сразу ослабил хватку. Чарльз и Дорея Поттер… Люди, которые любили Сириуса, как родного сына; приняли в свой дом, когда ему больше некуда было пойти; которых он сам любил больше, чем собственных родителей. Люди, которые умели создавать вокруг удивительное тепло и уют. Но гораздо больше, чем собственная боль и ощущение непоправимой потери, Сириуса сейчас волновало состояние Джеймса. Для него сейчас рушился мир, и надо было сделать все, чтобы он почувствовал, что по-прежнему может на кого-то опереться. Сириус крепко обнял друга, пытаясь успокоить, поддержать, согреть, дать понять, что он не один, и никогда не будет один. И когда Джеймс поднял голову, боль из его глаз не исчезла, но отступила и уже не захлестывала душу отчаянием.
|
|
|
«Спасибо, Сириус».
***
На истории магии Лили вместо того, чтобы записывать лекцию, наблюдала за соседней партой. Джеймс отправился на похороны родителей, и его место рядом с Сириусом пустовало. Было так странно видеть Сириуса одного. Странно и больно. Лили даже представить не могла, каково сейчас Джеймсу. Сердце разрывалось от тревоги за любимого, от невозможности ему помочь.
Вчера, когда Сириус и Джеймс вернулись в гостиную, у обоих были такие лица, что все сразу поняли – произошло непоправимое. Было просто невыносимо видеть всегда жизнерадостного, беспечного и никогда не унывающего Джима таким несчастным и потерянным. Если бы она могла хоть как-то облегчить его боль! В эту минуту Лили почувствовала, что не пожалела бы собственной жизни, лишь бы снова увидеть улыбку Джеймса. Но все, что она могла сделать – это просто быть рядом. И она обняла его, прижавшись головой к плечу, почувствовала, как он обнял ее в ответ и тихонько вздохнул, зарывшись лицом в ее волосы. Сириус одобрительно кивнул ей, обменялся взглядами с Ремусом и Питером, опустился рядом на диван и устало потер лицо. Рядом с ним, сжав его руку, замерла Марлин. Они так и просидели весь вечер у камина, не говоря ни слова. Лили совсем не знала родителей Джеймса, всего лишь один раз видела их на вокзале. Но этого раза хватило, чтобы почувствовать насколько это светлые люди, готовые поделиться своим теплом со всеми окружающими. До сих пор война, хоть и вызывала у Лили тревогу, была где-то далеко, на периферии ее жизни. Да, она знала, что постоянно гибнут люди, но это были незнакомые люди. И вот впервые беда коснулась близких, ранила самого родного человека, чью боль она чувствовала как свою.
Сидя на уроке, Лили наблюдала за Сириусом, который, упершись подбородком в скрещенные руки, уставился куда-то вдаль невидящим взглядом. До самого отъезда Джеймса он не отходил от друга ни на секунду и все это время казался совершенно спокойным. Как поняла теперь Лили, это спокойствие было лишь видимостью. Поскольку сейчас, когда не было рядом Джеймса, когда Ремус и Питер, сидевшие сзади, могли видеть лишь его спину, а Марлин находилась на уроке в другом классе, у него на лице проступило настолько потерянное и несчастное выражение, что он казался заблудившимся ребенком. Лили с запозданием поняла, что родители Джеймса очень много значили и для Сириуса. Кто знает, может, даже больше чем его собственные родители.
|
|
|
И как там сейчас Джеймс? Ну, почему никому из них не позволили пойти с ним? Ему же нельзя быть одному. Лили вдруг пришла в голову безумная идея, которой она сама от себя не ожидала. Достав кусок пергамента, она принялась быстро строчить записку:
|
|
|
