Глава II Действия миноносцев первой эскадры флота Тихого океана в Русско-Японской войне 1904-1905 гт.

Глава II Действия миноносцев первой эскадры флота Тихого океана в Русско-Японской войне 1904-1905 гт.

Изучение действий миноносцев Первой эскадры флота Тихого океана в годы русско- японской войны предполагает анализ двух этапов в их деятельности, содержание которых определялось общим ходом военных действий: действия в период борьбы за господство на море с 27 января по 28 июля 1904 г., а затем в период оборонительных действий русского флота с 29 июля по 20 декабря 1904 г.

§ 1. Действия миноносцев первой эскадры флота Тихого океана в период борьбы за господство на море (27 января-28 июля 1904 г. )

Для анализа боевых действий миноносцев Первой эскадры флота Тихого океана в период борьбы за господство на море с 27 января по 28 июля 1904 г. необходимо рассмотреть следующие аспекты: 1) действия миноносцев на начальном этапе войны на море (январь-февраль 1904 г. ); 2) активизацию действий миноносцев в период командования флотом С. О. Макарова; 3) начало оборонительных действий миноносцев (апрель-июль 1904 г. ).
Действия миноносцев на начальном этапе войны на море (январь-февраль 1904 г. )
В связи со значительным ухудшением политической обстановки наместник императора на Дальнем Востоке и одновременно главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами России на Дальнем Востоке адмирал Е. И. Алексеев, осознав неизбежность войны с Японией, уже в декабре 1903 г. решил выводить эскадру из вооруженного резерва, но в связи с неопределенной позицией Санкт-Петербурга выполнение этого решения было задержано. Лишь 17 января 1904 г. начальником эскадры вице-адмиралом О. В. Старком был отдан приказ о начале кампании для находящихся в строю кораблей эскадры^[1]. 18 января 1904 г. все боеспособные корабли эскадры были выведены из вооруженного резерва, в том числе 10 миноносцев 1-го отряда, один из которых находился в доке, и 9 миноносцев 2-го отряда^[2].
Ввиду опасности закупорки противником прохода с внутреннего рейда Порт-Артура на внешний все крупные корабли эскадры на ночь оставались на внешнем рейде. Была составлена «Инструкция по охране стратегической зоны и рейда Порт-Артура» в соответствии с приказом начальника эскадры Тихого океана от 19 января 1903 г. № 51^[3]. Согласно инструкции, на ночь на эскадре принимались усиленные меры охраны: заряжались орудия и торпедные аппараты, гасилась часть корабельных огней^[4]. В море в ночной дозор каждую ночь высылались два миноносца – по одному из каждого отряда с целью контроля пространства на расстоянии 20 миль от рейда.
О результатах наблюдений миноносцы должны были докладывать старшему на рейде флагману, возвращаясь для этого на рейд и подходя к флагманскому броненосцу. Миноносцам было отдано распоряжение без особого приказа боевого вооружения к бою не готовить и крейсировать с открытыми отличительными огнями. В качестве поддержки дозора на ночь высылалась канонерская лодка, контролировавшая десятимильное пространство перед рейдом. Кроме того, для экстренного выхода в море под парами находились 2 дежурных крейсера. Двум кораблям ставилась задача освещать подходы к рейду, чтобы неприятель не мог приблизиться незамеченным^[5], В связи с тревожным положением весь личный состав эскадры оставался на кораблях.
Однако следует признать, что меры, принятые для охраны эскадры, были недостаточны. «Меры безопасности, принятые для охраны кораблей на внешнем рейде, явно не соответствовали сложившейся обстановке», – отмечалось русскими историками^[6]. «Два дежурных миноносца, совместно несшие дозорную службу, оба с отличительными огнями, не могли обезопасить эскадру от внезапного удара приближающегося противника», – пишет известный историк А. А. Строков^[7]. Благодаря открытым отличительным огням они могли быть легко обнаружены подходящими вражескими миноносцами, которые после этого имели возможность уклониться от встречи с дозорными миноносцами, что и произошло в ночь с 26 на 27 января 1904 г. Ляотишанский маяк не был потушен и служил прекрасным ориентиром. Противоторпедные сети на кораблях выставлены не были. «Выходило так, – писал в своих воспоминаниях капитан 1-го ранга М. В. Бубнов, – что, с одной стороны, принимают меры предосторожности, с другой нет. С судов, например, свезли все деревянные изделия, но не привязывают сетей против мин. На «Полтаве» адмирал О. В. Старк приказал отвязать сети и при этом сказал: «Не возбуждайте тревоги»^[8].
24 января 1904 г. командующий Соединенным флотом вице-адмирал X. Того получил приказ о начале военных действий против России. 24 января утром японский флот вышел из Сасебо, захватывая на пути торговые русские пароходы^[9]. Основные силы первой и второй японских эскадр направились к Порт-Артуру. Их приближение не было замечено, так как дальняя крейсерская разведка русским флотом не велась. После полудня 26 января главные силы японского флота остановились у острова Роунд в 44 милях от Порт-Артура. В 6 часов вечера был поднят сигнал о начале операции. Того разделил свои эскадренные миноносцы на два отряда: первый отряд, состоявший из десяти кораблей, направился к Порт-Артуру; второй, из восьми кораблей в Талиенван. Броненосцы, крейсеры и оставшиеся миноносцы направились к островам Эллиот. Разделив истребители на два отряда, Того допустил серьезную ошибку, ослабив их ударную силу, поскольку в Талиенване русских военных кораблей не оказалось^[10].
Ночь на 27 февраля была лунной и слабо ветренной. На внешнем рейде Порт-Артура находилось 16 кораблей Тихоокеанской эскадры, в том числе 7 броненосцев, 1 броненосный и 5 легких крейсеров. Эскадренные миноносцы «Бесстрашный» и «Расторопный» находились в море. Канонерская лодка «Гиляк», ожидавшая сменявшую ее лодку «Бобр», стояла на якоре. Под парами были дежурные крейсеры «Аскольд» и «Диана», а броненосец «Ретвизан» и. крейсер «Паллада» освещали рейд прожекторами^[11].
Перед посылкой японских миноносцев их командиры были собраны у адмирала Того, который лично проинструктировал их и вручил им карты Порт-Артурского рейда со следующим замечанием: «На карте Порт- Артурского рейда, которую каждый из вас только что получил, точно отмечено место стоянки каждого русского судна. План этот снят нашим штабным офицером, ездившим переодетым в Порт-Артур»^[12]. Остается неясным, почему Того, располагая столь точными сведениями, разделил свои истребители (эскадренные миноносцы) на два отряда, направив 2-й отряд в Талиенван. Можно предположить, что адмирал Того не полностью доверял полученным от своей разведки сведениям или же считал возможным изменение дислокации русских кораблей после того, как были получены сведения от разведки^[13]. В пользу последнего говорят его слова на том же собрании командиров миноносцев: «По всей вероятности, все корабли, даже линейные, будут стоять на Порт-Артурском рейде, но некоторые могут находиться в Дальнем, почему я и посылаю туда вторую флотилию»^[14].
При подходе к Порт-Артуру японские миноносцы, шедшие с выключенными огнями, обнаружили по отличительным огням русские дозорные миноносцы «Бесстрашный» и «Расторопный» и, уклоняясь от встречи с ними, незамеченными прошли к месту стоянки русской эскадры. Есть и другая версия того, как японские миноносцы смогли избежать встречи с русским дозором: «Около 22 часов дежурные миноносцы «Бесстрашный» и «Расторопный», находясь в 20 милях восточнее Порт- Артура, осветили боевым фонарем горизонт, обозначив тем самым свое местонахождение. Это помогло японским миноносцам уклониться от встречи с русскими кораблями»^[15]. Ориентируясь по маякам, которые не были потушены, и прожекторам русских кораблей, освещавшим подходы к внешнему рейду Порт-Артура, они точно вышли к месту стоянки русской эскадры. Атака японских миноносцев началась в 23 часа 28 мин. и окончилась в 1 час 45 мин^[16].
При уклонении от русских дозорных миноносцев японские миноносцы погасили кормовые огни, однако при этом потеряли свое место и истребитель 2-го отряда «Оборо» столкнулся с головным того же отряда «Икадзучи», получив повреждения в носовой части. 3-й миноносец «Икадзума», пройдя вперед, потерял из виду «Икадзучи», и таким образом все суда этого отряда разделились. 3-й отряд по той же причине разошелся с передовым отрядом и пошел в атаку самостоятельно^[17].
В результате одновременной атаки японских миноносцев не получилось. Ориентируясь по лучам прожекторов, светивших с некоторых кораблей и с берега, миноносцы выбирали себе цель и поодиночке выходили в атаку. Из-за плохой организации атаки, ее результаты были весьма скромными, несмотря на исключительно благоприятные условия. «Только потому, что атака японцев была плохо организована и растянулась по времени, русская эскадра не понесла больших и безвозвратных потерь», – отмечал А. И. Сорокин^[18]. Всего японским миноносцами было выпущено 16 торпед, из которых в цель попало только три^[19]. Были повреждены два лучших эскадренных броненосца – «Цесаревич» и «Ретвизан», а также крейсер «Паллада». Успеха смог добиться только японский отряд, выполнявший атаки первым по времени. Следует отметить, что японские миноносцы были обнаружены наблюдателями с русских кораблей при их подходе, но огня по ним не открывали, приняв их за русские миноносцы, которые находились в дозоре и возвращаются к эскадре с донесением. Даже увидев атакующие их японские миноносцы, русские артиллеристы и минеры, чтобы не допустить ошибки, не открывали огня до тех пор, пока не увидели идущие на них торпеды или не услышали взрыв^[20]. Однако после первой же атаки русские корабли открыли интенсивный артиллерийский огонь, который не позволил следующим отрядам японских миноносцев добиться успеха.
Надо отметить, что когда корабли открыли огонь, на запрос штаба крепости о причинах стрельбы из морского штаба наместника ответили, что эскадра производит практическую стрельбу и лишь через полтора часа с Золотой горы был подан сигнал тревоги, а из штаба наместника сообщили, что эта тревога боевая^[21].
Командующий крепостной артиллерией Порт-Артура генерал-майор Белый впоследствии вспоминал о событиях той ночи: “С наступлением вечера на берегу прошел слух, что в эту ночь на эскадре назначен маневр с боевой стрельбой. И действительно около 11 часов ночи стали раздаваться выстрелы в море и заработали боевые фонари на судах. После небольшого перерыва стрельба возобновилась с особенной силой, всполошив всех находившихся на берегу… Но с батарей докладывали, что в море происходят маневры, что видны даже мишени и наши суда, уходившие в море и возвращавшиеся оттуда, как казалось с маневрованными целями. Около 12 часов ночи стрельба еще более усилилась… К часу ночи уже стало известно, что наши корабли: “Ретвизан”, “Цесаревич”, “Паллада” повреждены и выведены с места расположения… Стало известно также и то, что названные суда подорваны минами: но кем и при каких обстоятельствах, – все это оставалось пока на берегу в совершенной неизвестности… К 12 часам ночи мне, уже находившемуся на батарее №13 (Золотая гора) со всех батарей доложили, что батареи готовы. До рассвета все происшедшее оставалось для нас еще срвершенно необъясненным”^[22].

Из этих слов ясно, что никакой договоренности о совместных действиях флота и береговых батарей на случай начала войны не было, артиллеристы береговых батарей оказались абсолютно неподготовленными к внезапному ночному нападению японского флота, оказавшись просто зрителями, но не по своей вине – просто ни морское, ни сухопутное командование до начала войны не соизволило договориться о совместных действиях, подтверждая правоту поговорки “пока гром не грянет, мужик не перекрестится”.
Тесное сотрудничество моряков и артиллеристов начнется лишь с прибытием в Порт-Артур адмирала С. О. Макарова.

Ночная атака у Порт-Артура (С рисунков того времени)

Несмотря на исключительно благоприятные условия, когда русские корабли стояли на открытом и слабо охраняемом рейде, решающего успеха японскому флоту добиться не удалось, хотя в японской прессе появилось многообещающие сообщения^[23]. Официально японцы заявили, что при этой атаке они не понесли потерь. Однако в дневнике японского морского офицера, участвовавшего в этой атаке, упоминается о гибели японского миноносца «Сиракумо»: «Когда я бросил взгляд на товарища, то ужаснулся … Я явственно видел его верхнюю палубу, разбитый мостик и отверстие трубы, из которой валил белый пар: очевидно, лопнули котлы. «Сиракумо» тонул, и никто не мог ему помочь»^[24]. Гибель японских миноносцев отмечается также в донесениях с русских судов об отражении атаки.
Надо отметить, что из трех пораженных торпедами русских кораблей, в самом опасном положении оказался «Цесаревич», который на эскадре считался лучшим кораблем, воплощавшим в себе последние достижения науки и техники. «Цесаревич» стал быстро крениться на левый борт, крен достиг 16° (угроза опрокидывания корабля была уже при 19°) и продолжал увеличиваться. И лишь благодаря грамотным действиям трюмного механика П. А. Федорова и его прекрасно обученных подчиненных, которые абсолютно хладнокровно и молниеносно действовали в критической обстановке (а ведь они не только лучше других членов экипажа осознавали опасность ситуации, но и прекрасно понимали, что в случае гибели корабля именно у них нет никаких шансов на спасение) крен удалось остановить на отметке 18°.
Никто не может оспорить мнение видного российского историка P. M. Мельникова: «Героями спасения корабля были трюмный механик П. А. Федоров и его отличные специалисты»^[25].
Позднее при обследовании водолазами затопленных отсеков корабля был установлен еще один факт – машинист Афиноген Жуков, по сигналу боевой тревоги успел добежать до своего поста, задраил дверь отсека и погиб, так как при взрыве отсек моментально был затоплен водой. Не допустив распространения воды, он тем самым помог спасению корабля.
В 1 час ночи на миноносцы было передано приказание адмирала О. В. Старка развести пары и выйти на рейд для охраны эскадры^[26]. В два часа ночи миноносцы 1-го отряда «Внимательный», «Внушительный», «Выносливый», «Беспощадный» и «Грозовой» вышли в море для охраны подступов к рейду. Выстроившись в строй фронта с расстоянием 3 кабельтовых между кораблями, миноносцы до 7 часов утра ходили в море, но неприятеля не встретили и повернули в Порт-Артур.
Кроме миноносцев, в погоню за неприятелем был послан крейсер «Новик», но обнаружить ночью японские миноносцы не удалось^[27].
В 8 часов утра миноносцы 1-го отряда, выходившие в море, вернулись к эскадре и встали под берегом. В это время показались четыре японских крейсера, идущих от Ляотишана к Талиенвану^[28]. Как потом выяснилось, это был отряд контр-адмирала Дева, посланный с целью определить размеры понесенных русскими потерь^[29]. Старк приказал миноносцам 1-го отряда атаковать неприятеля, но ввиду того, что японские крейсеры быстро стали скрываться, отменил приказ.
Для наблюдения за неприятелем в море был направлен крейсер «Боярин», который вскоре вернулся, держа сигнал о приближении крупных сил неприятеля. В 11 часов на горизонте появилась неприятельская эскадра, идущая с востока в числе 16 вымпелов^[30]. В ее состав входило 6 эскадренных броненосцев, 5 броненосных крейсеров и 4 бронепалубных крейсера и посыльное судно. Навстречу ей вышли 5 русских броненосцев, 1 броненосный и 5 бронепалубных крейсеров и 15 миноносцев. Бой эскадр не имел решительного характера ни с той, ни с другой стороны. Миноносцы во время боя держались по правую сторону эскадры, в расстоянии 10-15 кабельтовых, ожидая сближения с неприятелем и приказа атаковать его. По русским данным бой продолжался с 11 часов 7 минут утра и до 11 часов 50 минут; по японским – с 11 часов до 11 часов 50 минут. Русскую эскадру поддержали своим огнем крепостные батареи, когда японские корабли вошли в сферу их действия.
В 11 часов 45 минут японский флот повернул на юг и вышел из боя. С 11 часов 40 минут русские миноносцы дважды посылались в атаку, но оба раза приказы, как только миноносцы начинали маневрировать с целью выхода в атаку, отменялись^[31]. В условиях дневного боя, при большой видимости и возможности стрелять торпедами с дистанции не более 7-8 кабельтовых, вряд ли можно было рассчитывать на успешную торпедную атаку миноносцев^[32]. Против русских миноносцев было 16 японских кораблей, вся артиллерия которых была в исправности и готова к отражению минной атаки. Официальная японская историография столь быстрый отход японского флота при столь подавляющем его численном преимуществе объясняет именно угрозой атаки со стороны русских миноносцев: «Адмирал Того, опасаясь атаки неприятельских миноносцев, приказал… отступить на юг с большой скоростью и затем направиться к мысу Шантунг»^[33].
Надо сказать, что известный в последнее время историк А. Б. Широкорад в своей книге «Падение Порт- Артура» дал очень интересную оценку этому бою: «27 января адмирал Того действовал очень смело и решительно, атакуя примерно равную по силе эскадру противника, находившуюся под защитой береговых батарей. Если бы русские артиллеристы на кораблях и береговых батареях умели стрелять, то японская эскадра, выстроившаяся в одну кильватерную колонну, понесла бы тяжелые потери, а то и вовсе была уничтожена. Адмирал Старк имел все шансы на выигрыш, принимая бой рядом со своей базой в зоне обстрела батарей, но прос…л сражение – для этого случая более цензурного слова нет»^[34]. Все эта утверждения никоим образом не соответствуют истине. О каком равенстве сил говорит А. Б. Широкорад? Достаточно сравнить число орудий крупного и среднего калибра на японских и русских кораблях, участвовавших в бою. С русской стороны имелось 12 305-мм, 8 254-мм, 2 203-мм, 86 152-мм и 12 120-мм орудий (всего 120), с японской 24 305-мм, 26 203-мм, 146 152-мм, 38 120-мм орудий (всего 234). Таким образом, по числу орудий японцы в два раза превосходили русскую эскадру. К этому надо прибавить качественное превосходство. О. В. Старк шел в бой, имея 3 устаревших броненосца («Петропавловск», «Севастополь» и «Полтаву») и 2 полуброненосца-полукрейсера («Пересвет» и «Победу») со слабым вооружением и бронированием.
Даже решившись на неоправданный риск преследовать вдвое более сильную японскую эскадру, на практике этого бы О. В. Старк не смог осуществить: устаревшие русские броненосцы на 2-3 узла уступали японским по скорости хода. Никакой решительности в этом бою вице-адмирал Того не проявил, напротив, попав под огонь русских береговых батарей, японский флотоводец поспешил выйти за пределы их действия (русские береговые батареи открыли огонь лишь в 11 ч. 30 мин. )^[35]. Не русский адмирал, а японский первый отдал приказ о прекращении боя, причем вряд ли он сделал бы это так скоро, если бы русские артиллеристы «не умели стрелять». Официальная японская история войны на море в 1904- 1905 гг. говорит об 11 попаданиях снарядов в их корабли (в русские корабли было 38 попаданий), но, несомненно, эти данные следует считать заниженными. Такого мнения придерживаются многие русские историки. Кроме того, японцы в своей официальной истории войны на море себе же и противоречат; когда пишут, что Того после боя пошел с судами 1-го боевого отряда (6 броненосцев) в условный пункт у побережья Кореи для спешной заделки полученных судами повреждений и замене поврежденных орудий и частей запасными^[36].
Но, описывая попадания русских снарядов в свои броненосцы, японские историки ни слова не говорят о поврежденных орудиях, да и сами попадания в японские броненосцы (упоминается только 7), судя по описаниям, приводимым официальной японской историографией, не причинили кораблям сколь-нибудь существенных повреждений. В то же время очень решительно в этом бою действовали русские крейсеры «Баян», «Аскольд» и «Новик». Когда японская эскадра, приближаясь к Порт-Артуру, открыла огонь, русские крейсеры оказались ближе к противнику, чем броненосцы, но они не только не уклонились от боя, а пошли в атаку на весь японский флот^[37]. «Баян» сблизился с противником до 19 кабельтовых^[38], в ходе боя в корабль попало 10 снарядов. Личный состав крейсера действовал героически, особо следует отметить подвиг матроса П. Адмалкина: после взрыва в каземате 152-мм орудия уцелел он один – остальные были убиты и ранены, но Адмалкин в одиночку продолжал заряжать и наводить 152 мм (! ) орудие, сделав 10 выстрелов^[39].
Командир крейсера «Новик» капитан 2-го ранга Н. О. Эссен, используя высокую скорость крейсера, попытался сблизиться с японской эскадрой на дистанцию торпедного выстрела, но вынужден был повернуть назад, попав под сосредоточенный огонь нескольких японских кораблей. Тем не менее, подвиг маленького русского крейсера, в одиночку бросившегося на весь японский флот вызвал восхищение даже у врага. Официальная японская история войны на море очень коротко описывает бой 27 января у Порт-Артура, но при этом дважды упоминает храбрость русского крейсера, который даже после попадания в него 8-ми дюймового снаряда с «Якумо» «не растерялся и всё еще шел вперёд, поддерживая сильную стрельбу»^[40].

Сотрудник газеты «Новый край», выходивший в Порт-Артуре П. Н. Ларенко писал: «Команды проявили чудеса хладнокровия и храбрости и рвались в более жаркий бой, никто не обращал внимания на полученные ранения, если они позволяли продолжать дело»^[41]. Очень краткую и точную оценку боя дал советский адмирал И. М. Капитанец: «Результат сражения не оправдал расчетов японцев. Они отступили, не только не потопив ни одного русского судна, но и не нанесли им значительного ущерба»^[42].
В тот же день, 27 января 1904 г., в корейском порту Чемульпо после героического боя со значительно превосходящими по численности противником погибли бронепалубный крейсер «Варяг», который был затоплен экипажем, и взорванная экипажем канонерская лодка «Кореец». Подробности этого боя хорошо известны, однако в последнее время в работах некоторых историков действия командира крейсера «Варяг» капитана 1-го ранга В. Ф. Руднева подвергаются не всегда справедливой и обоснованной критике. Так В. Д. Доценко в своей работе «Легенды и мифы русской морской истории» (СПб., 1997) пишет, что «есть все основания считать, что на крейсере «Варяг» артиллерия применялась не совсем грамотно»^[43]. Судя по всему, историк пришел к такому выводу, приняв во внимание утверждения официальной японской истории войны на море, что в том бою «неприятельские снаряды ни разу не попали в наши корабли, и мы не понесли ни малейших потерь»^[44]. Почему наши историки часто за истину в последней инстанции принимают данные противников России, при этом данные русских источников подвергаются в лучшем случае сомнению, а часто и вообще признаются лживыми и недостоверными.
Если внимательно читать официальную японскую историю войны на море в 1904-1905 гг., то можно обратить внимание на тот факт, что суда 4-го боевого отряда (т. е. 4 легких крейсера, участвовавших в бою с «Варягом») после боя у Чемульпо длительное время в активных боевых действиях не участвовали. Японские историки это интересно объясняют: после боев у Порт-Артура и Чемулько 1-й и 4-й боевые отряды «оставаясь у корейских берегов, должны были готовиться к специальной задаче и нести охранную службу»^[45]. Ниже японцы проговорятся, что 1-й боевой отряд должен был устранять полученные после боя 27 января повреждения. Несомненно, что этим же занимались и суда 4-го боевого отряда.
Почему-то статью о подвиге «Варяга» и «Корейца» В. Д. Доценко назвал «Миф о «Варяге» и «Корейце». На мой взгляд, это проявление неуважения к подвигу. Разве мифом является бой двух русских кораблей с противником, во много раз превосходящим по силе. Даже официальная японская историография подчеркивает храбрость русских в этом бою. Сам характер повреждений русского крейсера говорит, что В. Ф. Руднев прекратил бой, когда «Варяг» практически полностью утратил боеспособность. О тяжести боя говорят потери в личном составе: убит 1 офицер и 31 нижний чин, ранено 6 офицеров и 185 нижних чинов^[46] (т. е. убито и ранено более 1/3 экипажа).
И все же особенно разгромной критике подвергает В. Ф. Руднева уже упоминавшийся А. Б. Широкорад в своей работе «Русско-японские войны 1904-1905 гг. (Минск, 2003). Ему «непонятно, куда «Варяг» выпустил 1105 снарядов, в том числе 425 снарядов калибра 152 мм, раз японская эскадра потерь не имела»^[47]. Свидетельства русских участников боя и иностранных источников о повреждении, по меньшей мере, 2-х японских крейсеров А. Б. Широкорад, очевидно, не считает заслуживающими доверия. Он дает волю своей фантазии, расписывая читателю, как должен был бы действовать командир «Варяга» и, утверждая, что «грамотные» (на его взгляд) действия В. Ф. Руднева могли бы оказать серьезное влияние на последующий ход войны. На бой же В. Ф. Руднев повел «Варяг» лишь с целью «оправдаться перед начальством»^[48]. Но перед тем как начать сыпать обвинения, господин Широкорад должен был бы ознакомиться с инструкциями, которые командир «Варяга» получил при уходе из Порт-Артура. А в них, в частности, говорилось, что В. Ф. Руднев был обязан «Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны» и «ни в каком случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или другим способом»^[49]. Эти инструкции были равносильны приказу».
В. Д. Доценко и А. Б. Широкорад обвиняют В. Ф. Руднева в том, что у него «не хватило смелости» нарушить приказ. Это бессмысленное обвинение, долг любого военного выполнять, причем беспрекословно, отданный приказ, невзирая на обстоятельства и возможные последствия (есть лишь одно только исключение – если отданный вышестоящим начальством приказ может быть квалифицирован как измена или нарушение международных норм военных действий когда подчиненные должны воспрепятствовать его осуществлению). Главное обвинение в адрес командира «Варяга» то, что он не оказал вооруженное сопротивление японцам, когда те высаживали 26 января в Чемульпо десант. В. Ф. Руднев знал о разрыве дипломатических отношений с Японией, но, согласно международным нормам, это ещё не означало войны. Считали, что это ещё одна попытка Японии путём шантажа склонить Россию к ещё большим уступкам. Официальное объявление Японией войны России последует лишь после начала военных действий.
Если бы В. Ф. Руднев нарушил отданные ему инструкции и силой попытался бы воспрепятствовать высадке десанта, это дало бы японцам повод обвинить русских в развязывании войны. Руднев же прекрасно понимал, что правительство России стремилось любыми путями если и не предотвратить, то, во всяком случае, оттянуть начало войны, к которой Россия была ещё не готова.
Утром 26 января на русском пароходе «Сунгари» прибыл в Чемульпо американский военный агент (в 8 ч 40 мин утра), который сообщил, что война начнется на следующий день, но об этом В. Ф. Рудневу стало известно лишь 27 января после окончания высадки японского десанта^[50]. Надо сказать, что командир «Варяга» выразил протест против действий японцев старшему на рейде капитану 1-го ранга Бэйли (командир английского крейсера «Talbot»), который незамедлительно связался с командующим японской эскадрой контр-адмиралом Уриу. Последний, в свою очередь, заверил его, что японские корабли не собираются никого атаковать^[51]. Японские корабли вошли на рейд Чемульпо вслед за канонерской лодкой «Кореец», которая в 15 ч 30 мин была послана в Порт-Артур и которую японцы фактически силой вынудили вернуться, при этом в «Кореец» японскими миноносцами было выпущено три торпеды. Но английскому командиру японский командующий заявил, «что ничего не знает, это недоразумение, и, вероятно, ничего даже не было»^[52]. Английский командир прямо заявил, что первый откроет огонь по кораблю любой нации, который начнет стрелять. Что мог предпринять в такой ситуации В. Ф. Руднев?
Следует отметить, что, знакомясь с трудами некоторых современных отечественных историков, с грустью отмечаешь, что в работах наших врагов встречаешь больше уважения к русским офицерам, солдатам и матросам, участвовавшим в кровавых войнах XX столетия, нежели в трудах наших соотечественников.
29 января на своих же минах заграждения погибли минный заградитель «Енисей» и крейсер 2-го ранга «Боярин»^[53]. Обстоятельства их гибели таковы. «Енисей» уже заканчивал постановку минных заграждений в Талиенване, когда с него заметили одну сорвавшуюся с якоря и всплывшую мину. Заградитель стал малым ходом приближаться к мине, чтобы ее расстрелять. Однако во время этого маневра «Енисей» течением снесло на свое же заграждение, и в результате подрыва на мине корабль затонул в течение нескольких минут (погибло 96 человек)^[54]. Командир «Енисея» капитан 2-го ранга В. А. Степанов отказался покинуть свой корабль и погиб вместе с ним. Российский историк В. Ю. Грибовский считает, что командир «Енисея» так поступил, сознавая свою вину за гибель корабля^[55]. Однако, по другим свидетельствам, командир «Енисея» не отдавал приказа приблизиться к всплывшей мине – в то время В. А. Степанов находился в своей каюте, когда же он вышел наверх, то судно уже нанесло на ближайшую линию заграждения^[56].
Возможно, В. А. Степанов отказался покинуть свой корабль не только следуя традиционной этике моряков, по которой командир должен погибнуть со своим кораблем, но и потому что «Енисей» был ему вдвойне дорог: этот лучший в мире минный заградитель (вместе с однотипным «Амуром») был построен по лично им разработанному проекту. Его гибель явилась тяжелой утратой – В. А. Степанов считался одним из лучших командиров Первой эскадры Тихого океана. Русское командование послало к месту гибели «Енисея» крейсер «Боярин» и четыре миноносца, при этом командиры этих кораблей не знали точного расположения выставленных «Енисеем» минных заграждений, и в результате «Боярин» налетел на свою же мину.
При этом надо отметить, что «Боярин» можно было спасти. После подрыва на мине крейсер начал крениться, и его командир, капитан 2-го ранга Сарнавский, ввиду увеличивающегося крена, наступления темноты и опасности потерять возможность спустить шлюпки, приказал команде покинуть крейсер и перейти на сопровождающие «Боярина» миноносцы^[57]. После того как крейсер был оставлен экипажем, миноносцу «Сторожевой» было приказано добить крейсер торпедами. «Исполняя это, он сделал два выстрела с очень далекого расстояния; при первом выстреле мина не вышла из аппарата, а при втором не дошла или дала промах. В это время остальные три миноносца с командиром, офицерами и командой крейсера уже ушли в Порт-Артур. Командир миноносца «Сторожевой», видя такие результаты своих выстрелов, решил, что «Боярину» не судьба тонуть и тоже повернул к Артуру», – вспоминал М. В. Бубнов^[58]. Брошенный экипажем «Боярин» весь следующий день был на плаву, но никаких мер к его спасению принято не было, и крейсер затонул.

Карта Порт-Артура. 1904 г.

С первого же дня войны на миноносцах обоих отрядов, находившихся в строю, началась напряженная боевая служба. Практически каждый день миноносцы выходили для осмотра побережья Квантунского полуострова с целью разведки и обнаружения кораблей неприятеля. Уже 29 января миноносцы «Внушительный» и «Властный» осматривали бухту Сикау^[59]. Помимо этого на них были возложены задачи охраны минных заградителей при их постановках, ночные дежурства с целью охраны рейда и поврежденного броненосца «Ретвизан». «С началом военных действий миноносцы стали посылать по ночам группами от двух до четырех для охраны рейда, по назначенным румбам взад вперед с расчетом к рассвету быть у Артура, то есть под охраной береговых укреплений», – вспоминал впоследствии капитан 2-го ранга В. Д. Тырков^[60].