Самоубийство учебника

Теперь посмотрим, что делает с книгой процесс образования.

Школьник приходит в школу в начале года с кипой учебников, однако их можно лишь с натяжкой назвать книгами, ибо читают их совсем не так, как книги. Такой же набор неучебных книг читали бы одну за другой более или менее подряд; ну, может быть, иногда – по две книги одновременно. Учебники же рассчитаны на то, чтобы их читали урывками, по одной главе, чередуя с другими учебниками, между собой не связанными ничем, кроме расписания занятий.

Школьное расписание – настоящее издевательство над культурой чтения и над всей гутенберговской идеей линейной текстовой последовательности: одному предмету и одной книге здесь уделяется, как правило, не более одного академического часа, после чего внимание ребенка должно немедленно переключиться на совершенно другой предмет и другой учебник. Школа, разумеется, вводит этот «рваный» режим не из-за дурного вкуса методистов, а из-за грандиозности стоящих перед нею задач: за ограниченный срок «упаковать» в голову ученика большой набор знаний по самым разным наукам.

Таким образом, там, где по прагматическим причинам увеличиваются плотность и разнообразие сообщаемой информации, навык поглощения гомогенного информационного потока заменяется навыком быстрого переключения между многими такими потоками.

Вообще учебная и справочная литература обладает многими родовыми признаками некнижной культуры. В ней отсутствуют или подавлены механизм авторства и момент удовольствия от чтения. Она предназначена не для последовательного чтения, а для обращения к различным ее фрагментам по мере надобности. Она релевантна определенным институциональным и технологическим реальностям и стареет вместе с ними. Учебники и справочники связаны с определенными учебными заведениями, профессиями и отраслями производства и не имеют смысла вне их контекста. Этим они отличаются от произведений художественной литературы, сохраняющих актуальность и после исчезновения их культурных контекстов, – трагедии Кальдерона ставят и по сей день, несмотря на исчезновение дворянской чести и дуэлей.

Авторская книга, предназначенная для последовательного прочтения, работает в таком режиме поставки информации, для которого характерны:

< список. нум>

удовлетворение потребностей не только читателей, но и автора (например, в самовыражении);

отсутствие традиций или условий сотрудничества с другими литераторами – авторская книга рождается в условиях слабой институционализации интеллектуальной деятельности;

нерегулярность поставок информационного продукта, в силу чего читатель вынужден принимать личность автора как уникальный и незаменимый источник нужных ему текстов. Поэтому ценность придается не только информации, которую несет текст, но и его формальным особенностям, например, расположению материала. Признание редкости авторских качеств ведет к культу авторов-гениев;

наличие у читателя достаточного времени для чтения книг;

присутствие в текстах самоценной эстетической составляющей.

Литература для практичных и занятых людей – это книга прикладного назначения, созданная в условиях систематического, коллективного и институционализованного информационного производства, лишенная всех перечисленных выше качеств: на место романов и поэм приходят справочники.

Чтение справочника требует постоянного переключения между разными темами, справочник – это ступень, ведущая от мира книг к миру, где словарная статья входит уже не в словарь, а в глобальное информационное пространство, – к миру не словарей, а словарных статей и информационных сообщений.

Редукция института авторства в книжности европейского средневековья во многом объясняется тем, что церковная книжность, во-первых, производима институционально, и, во-вторых, она по большей части прикладная, хотя и в особом смысле. Воплощение прагматистских тенденций церковной книжности – сборник молитв. Эта книга абсолютно прагматична, она не является ценной сама по себе, но предназначена исключительно для помощи пользователю в определенной деятельности. Она не является авторской, ибо церковь есть мощная фабрика по производству книг такого рода, и сотрудники этой фабрики взаимозаменяемы. Она не уникальна, поскольку церковь способна создавать и другие сборники молитв. Она не целостна, поскольку отдельная молитва, с которой верующий обращается к Богу, куда важнее их связки друг с другом в молитвеннике, а обращение к отдельным молитвам происходит по мере надобности. Ну и конечно, к авторскому самовыражению составителя молитв верующий должен быть абсолютно равнодушен.

В сфере наук и профессий идея целостной книги тесно связана с идеей любой предметной области как системы. Система науки или профессии требует последовательного изложения и целостного понимания. Однако гармоничное существование этого «культурного стиля» длится до тех пор, пока имеет смысл изолированное существование данной предметной области – пока существуют, например, химики, которые считают за честь не знать ничего, кроме химии. Однако как минимум со второй половины ХХ века изоляция наук и профессий начала разрушаться, стали возникать все более прихотливые междисциплинарные комбинации.

Отражение этого процесса в сфере коммуникаций – аналогичное комбинирование текстов, относящихся к разным дисциплинам. Типичный результат этого – книга, написанная в соавторстве несколькими представителями разных дисциплин, или междисциплинарный сборник. Но дальнейшее развитие этой тенденции должно было породить более гибкие режимы комбинации информации из разных источников – книжная форма была слишком жесткой для мира постоянных междисциплинарных трансгрессий. Другое дело, что междисциплинарность порождала потребность в отказе от книги, хоть и недостаточно сильную, чтобы преодолеть инерцию книжной культуры, особенно в условиях отсутствия технических альтернатив. Конференции с устным общением, да еще личная переписка – вот, пожалуй, и весь арсенал противостояния. Электронные медиа и Интернет на стороне междисциплинарных коммуникаций оказались куда действеннее.

Добавим также, что книга как культурный феномен, как длинный монолог, посвященный одной предметной области, может существовать лишь в условиях, когда специалист по данному предмету достаточно изолирован не только от других дисциплин, но и от реальной жизни. Книга – продукт замкнутой касты интеллектуалов, которая именно в силу своей замкнутости – на кафедрах, в лабораториях, в богемной жизни «свободной профессии» – может себе позволить заниматься одной узкой специальностью. Реальная жизнь по своей сути «междисциплинарна».

Итак, причинно-следственная цепочка перемен в культуре примерно такова. Доминирование прагматики в образе жизни, столкновение с реальной действительностью порождают ускорение ритма восприятия информации и разрушают однородность ее содержания, разбивая ее на множество разностильных фрагментов. Такое преобразование информационного поля, в котором обитает человек, заставляет его перестраивать свое мышление и восприятие в режим, который я назвал альтернационным, – для него характерно быстрое переключение с одного фрагмента информации на другой.

Интернет и другие электронные коммуникации сами по себе еще не враждебны книжной культуре, на что обращал внимание Умберто Эко, когда говорил, что, вопреки пророчеству Маклюэна, Интернет – это прежде всего мир текстов, и он возвращает нас в галактику Гутенберга. Эко имел основания для таких заявлений, поскольку Маклюэн противопоставлял полиграфию как транслятор текста и телевидение как транслятор образов. Но сегодня конфликт возникает не между текстом и образом, а внутри мира текстов и мира образов – между режимом погружения в один информационный поток и режимом постоянного переключения между разными такими потоками. Угрозу книге представляет не отказ от текста как такового, а отказ от длинного, целостного и линейно выстроенного текста. То же самое происходит и в мире образов, где фильму противостоит клип.

Электронные коммуникации настолько универсальны, что могут служить самым разным когнитивным стилям. Интернет, ридеры и другие электронные средства вполне могли бы дать второе дыхание книжной культуре, еще и сократив затраты на производство книг. Но те же самые коммуникации наилучшим образом удовлетворяют потребности мышления нового типа, порожденного современным миром. Сложившегося при участии электронных коммуникаций, но отнюдь не только и не столько благодаря им. Интернет и новые коммуникации не столько порождают, сколько облегчают и выражают новое отношение человека к информации.

Причем если вернуться к разговору о книге, то все сказанное выше относится к читательскому поведению. В гораздо меньшей степени это касается писателей, издательств и книжной торговли. Мысленно подмигивая Умберто Эко и Жану-Клоду Карьеру, писатель может тешить себя иллюзией, что его книга – это целостный текст. Но книге предстоит встретиться с читателем, который будет успевать прочесть в ней фрагмент – и отвлекаться на другое. Образно говоря, свекла в магазинах продается цельной, но потреблять-то ее будут в виде винегрета...