 |
Любителям постапокалипсиса.
|
|
|
|
Группа в ВКОНТАКТЕ
(vk.com/club27927869)
Ещё больше книг у нас в группе,заходи!
Александр Бахрутдинов
Убежище
Повесть
Разговор
– Сегодня для тебя последний день присутствия в нашем убежище. Все когда-нибудь заканчивается. Также закончилось и твое здесь нахождение. С завтрашнего дня ты – свободная женщина, которая может сама определять свою судьбу. Утром я сниму ожерелье с твоей шеи, и ты покинешь убежище. Это мой тебе подарок на твой день рождения – седовласый немолодой мужчина тяжело поднялся с мягкого кресла и подошел к своей собеседнице.
Она смотрела на него с печалью в зеленых глазах. Все воспоминания давно уже стерлись в ее памяти, и она не помнила никого, кроме одного человека, постоянно приходящего к ней, приносящего еду и прочие вещи. Она любила его, хотя кого еще могла она полюбить, находясь в постоянном одиночестве? И какая это была любовь? Ее нельзя назвать любовью ребенка к родителю, но также это нельзя назвать любовью женщины к мужчине. Это было что-то другое. Более тонкое, и, может быть, более возвышенное. Чувства нахлынули с такой внезапностью и силой, что она не смогла сдержать внезапную слезинку, покатившуюся по щеке. Мужчина отвернулся и долго смотрел в угол, где стоял телевизор, но его мысли были далеко от этого дня.
– Миша, – она подошла к нему и взяла за руку, Расскажи, как все это произошло. Ты же обещал мне, что перед тем, как покинуть убежище, я узнаю про все. Ты обещал мне рассказать о том, как я попала к тебе, а также о моих... – ее голос немного сбился, но вновь окреп от решимости, –... родителях.
Она впервые назвала его по имени. Раньше она всегда называла его папой, начиная практически с самого первого дня своего появления. Теперь же он впервые осознал, что она стала взрослой. Она уже не та маленькая девочка, какой была много лет тому назад.
|
|
|
– Хорошо. Сегодня вечером мы устроим праздничный ужин с тортом и шампанским, за которым я расскажу тебе всю правду, но это будет тяжелый рассказ. Может быть, что к концу моего повествования ты разочаруешься в людях, и конкретно во мне и в твоих родственниках, но возможно, что такое познание пригодится тебе в дальнейшей жизни, про которую ты знаешь только из "мыльных опер" и прочих телевизионных программ. А сейчас извини, но мне надо подняться наверх, чтобы все приготовить к вечеру.
– Ты не хочешь, чтобы я помогла тебе? Ты боишься, что я сбегу, хотя завтра сам собираешься выгнать меня из убежища на волю? Или ты боишься, что кто-то увидит меня в твоем наземном доме, и пойдут разговоры? А может ты не хочешь отпустить меня живой...?
Она придвинулась к нему вплотную, и смотрела чуть снизу в его усталые глаза. Ее маленькие руки легли на его плечи, а голова прижалась к небритой мужской щеке, покрытой русой с сединой, жесткой щетиной. Ее волосы были прекрасны, русые с рыжиной волосы, которых не касались ножницы парикмахеров вот уже четырнадцать лет, а может и больше. Он не помнил, подстригал ли маленькую девочку, когда она попала в его "сети".
– Нет, – движение, с которым он отодвинул ее, было не грубым, но ласковым и по-отечески нежным, – Нет, моя девочка. Сегодня мы все оставим как всегда. А завтра будет завтра. И я ничего не боюсь, а тебе никогда и ничего не будет грозить в нашем славном убежище, где мы с тобой провели столько времени вдвоем. И ты всегда впоследствии сможешь вернуться, если тебе вдруг понадобится помощь, либо совет старого премудрого пескаря. Я тебя не гоню, ты же знаешь.
– Но почему? Почему я не могу помочь тебе? Почему я не могу сегодня покинуть убежище и провести вечер наверху? Почему я не могу уже сегодня увидеть звезды и ночь? – слезы текли из ее жемчужных глаз по бледным, несмотря на каждодневное облучение ультрафиолетовой лампой, щекам, а голос срывался на крик. И, я же уже извинилась за то, что тогда обозвала тебя так!
|
|
|
– Хорошо, ты поднимешься сегодня наверх, но я все сделаю сам, сегодня ты моя гостья. Вечер и угощение я уже приготовил, осталось только сервировать стол. Но я хочу, чтобы ты еще немного побыла здесь и собрала все те вещи, что ты возьмешь с собой, – он машинально обвел глазами ее комнату, хотя знал ее наизусть. Она была маленькой, два на три метра, и всю ее обстановку составляли старенький диван, телевизор, трельяж, его кресло и шкафчик, в котором хранились ее личные вещи – несколько халатиков, белье, а также еще разные коробки с одеждой, купленной специально для этого дня.
– Но мне нечего брать с собой кроме памяти и... – она немного помедлила, –... вот этого плюшевого зверя. Ты отдашь мне его?
Плюшевым зверем она всегда называла большую меховую игрушку – собаку. Эта игрушка, выполненная китайскими мастерами, практически не отличалась от живой, и сразу, после того как была подарена, стала ее любимицей. Он много раз замечал, что она разговаривает с ней как с живой и готова часами прихорашивать ее, расчесывая искусственную шерсть и удаляя каждую пылинку с ее коричневой шкуры. Даже сейчас, когда ей исполнился двадцать один год, она могла заснуть, только обняв своего пушистого зверя.
– Ладно, – прервал он затянувшееся молчание, – Я спущусь за тобой через полчасика, и мы наверху, будем отмечать начало твоей самостоятельной жизни. А что касается зверя? Так он же твой! Сегодня ты будешь ночевать на свежем воздухе, в комнате с распахнутыми настежь окнами.
Уходя из убежища, он, как всегда, не закрывал за собой тяжелую бронированную дверь. Уже давно, более пяти лет назад, она была приучена к тому, что выход за пределы нижнего яруса убежища приносит ей непереносимую головную боль, которая уходит только если вновь вернуться обратно. После третьей попытки, когда она практически прошла весь коридор, ведущий к лестнице наверх, он еле смог вернуть свою девочку к жизни, но после этого что-то надломилось в ней, и она больше никогда не делала попыток к освобождению. Конечно, она понимала, что во всем виновато металлическое ожерелье, которое исполняло функции ошейника, но снять такое украшение было не в ее силах. А потом девочка привыкла к тому, что не стоит пытаться его снять и просто надо жить там, где ей положено в этом хоть и мрачноватом, но достаточно уютном подземном мире. Человек разумный, а она, как и все остальные люди на Земле, принадлежала к этому виду живых существ, – привыкает ко всему. Тем более что период ее взросления пришелся на период развала Союза, а, имея возможность наблюдать все новости по телевизору и обладая от природы тонким аналитическим умом, она приняла свое заточение как необходимую данность.
|
|
|
Теперь, после его ухода, она вновь осталась одна. Привыкшая к постоянному одиночеству, Елена, а именно так ее звали, всегда хотела только одного – чтобы рядом с ней было какое-нибудь живое существо. Михаил приходил и уходил, заставлял ее заниматься уроками, был очень придирчивым учителем. Она провела много времени в слезах, когда не могла выполнить какое-нибудь задание, а он ругал ее за это и даже иногда наказывал. Но самое страшное наказание, которым он пугал ее, была угроза, что он уйдет, и больше никогда не вернется, а она останется одна до самой своей смерти. Один раз он даже выполнил свою угрозу и исчез на целых десять дней. Это были десять самых кошмарных дней в ее жизни. И дело было вовсе не в том, что могли закончиться еда или вода – и того, и другого в соседней комнате было достаточно, просто быть постоянно одной – от этого же можно сойти с ума. После случившегося она ни разу не огорчила его непослушанием, а задания, которые он всегда оставлял ей для самостоятельного выполнения, она старалась сделать так, чтобы ему было приятно смотреть и проверять их.
Выйдя из убежища, Михаил по привычке, приобретенной за долгие годы существования своего убежища, неторопливо прошел в машинное отделение, где проверил работоспособность небольшого дизеля, предназначенного для аварийного обеспечения убежища электричеством и теплом, а также запасы горюче-смазочных материалов. Он всегда делал это тщательно, может быть с излишней щепетильностью, но понимая, что от этого зависят их с Еленой жизни. Затем прошел чуть дальше, в комнатку, где у него была подземная лаборатория, и, криво улыбнувшись своим мыслям, открыл пульт сигнализации и охраны, немного подумал, глядя на огоньки разноцветных лампочек, отключил сигнализацию ожерелья. Действия его были как всегда рассчитанными и быстрыми, без лишних движений. В итоге он остался доволен произведенной инспекцией и своим поступком, и с удовлетворением стал подниматься по лестнице, ведущей наверх – в небольшой частный домик, на окраине маленького города с милым названием Остров. Конечно, из убежища можно было бы подняться и в лифте, но электричество стало достаточно дорогим, да и было бы подозрительным, если бы он много его расходовал в такое смутное время. Единственно дешевым топливом оставался керосин, недаром же Михаил всю жизнь прослужил в службе технического и материального обеспечения авиации военно-морского флота. Дорога наверх была тяжела, и он несколько раз в течение подъема останавливался, чтобы передохнуть, а заодно и подумать о превратностях нелегкой судьбы всех живущих на Земле людей. Но, вместо возвышенных идей, в голову лезли только воспоминания о прожитых днях, о детстве и юности. "Старею", – ворчливо подумал он, поднимаясь со скамьи, на которой имел обыкновение отдыхать при подъеме из убежища.
|
|
|
При этом память преподносила воспоминания не как личное, а как историю, случившуюся с кем-то иным, с посторонним человеком, о котором он теперь смотрел кинофильм своей памяти. И в этом фильме он был одновременно главным героем, режиссером и единственным зрителем. Да и кому была бы интересна история обычного человека, каких миллионы. В ней не было громких подвигов, великих открытий и всего прочего, что так нравится падким на сенсацию людям. Но в этой истории было что-то, отличающее ее от многих других. В первую очередь жизнь должна быть прожита не зря, а вот судить об этом могут отнюдь не люди. Кто-то свыше ставит нам оценки за прожитую на Земле жизнь, и по итогам этих оценок...
Михаил. Выбор пути
Он пришел в вооруженные силы Советского Союза в середине семидесятых годов. С раннего детства мечтал только об авиации. Занимался в авиамодельных кружках, где, с детским упоением от самого процесса сознательного творчества, строил модели-копии и свои первые маленькие, пусть и игрушечные, но летающие аппараты, которые впервые поднял в воздух, удерживая за тонкий трос корда. Именно тогда он испытал тонкое чувство человека, добившегося чего-то своими руками и разумом. Конечно, он не достиг больших высот в строительстве и в пилотировании копий, но мечтал о небе, воспитанный на книгах и кинофильмах, описывающих трудные будни военных авиаторов.
|
|
|
Он знал наперечет не только все фигуры высшего пилотажа, но также и то как, и в какой последовательности выполняются они летчиком в ходе воздушного боя. Даже учился он на хорошо и отлично, с одной только мечтой о поступлении в военное авиационное училище, и эта устремленность помогала ему в тяжелые минуты, когда учебный материал порой не давался для осмысления. Но все это оказалось напрасной тратой сил и времени.
Медицинская комиссия, по итогам осмотра его на призывной комиссии, вынесла неутешительный и окончательный вердикт о непригодности его организма к авиационной службе. Всему виной стали несколько сантиметров роста сидя – они превышали допустимый предел. Это был крах юношеских мечтаний и надежд. Он стоял в одних трусах перед военно-врачебной комиссией, проклиная себя за то, что долгими днями "висел" на турнике, заставляя уставшие руки в очередной раз поднимать тело. Председатель спокойным и размеренным голосом зачитывал заключение, а он чувствовал как земля уходит из под ног. Для него было ясно одно – теперь он человек второго сорта, недостойный службы в военной авиации. Его о чем-то спрашивали, а он ничего не слышал. Мечты закончились.
В комиссии сидел старый подполковник, с изможденным лицом и голубыми просветами на погонах. Он прекрасно понимал этого юношу, но что можно сделать, если армии, а особенно военно-воздушным силам требуются сильные и здоровые парни, без различных отклонений от общепринятой нормы в развитии организма. Но вдруг что-то шевельнулось в его памяти, он улыбнулся, а затем, повернувшись к председателю, что-то проговорил на ухо. Тот сначала скривился, но потом кивнул головой.
– Товарищ призывник, я еще раз повторяю, что, с Вашим здоровьем, мы можем предложить Вам инженерное училище ракетных войск, либо инженерное училище танковых войск. Хотя, – он еще раз посмотрел на подполковника, а тот кивнул в ответ, – Если Вы так сильно хотите именно в авиацию, то у нас есть на примете одно училище подобного профиля. Но оно дает не высшее, как другие, а среднее военно-техническое образование.
– А где находится это училище, – слова еле-еле проскальзывали между внезапно пересохших губ призывника.
– Это Васильковское авиационно-техническое училище, находится в городе Василькове, под Киевом. Может быть, закончив это учебное заведение, Вы сможете летать на самолетах техническим специалистом, для этой категории военнослужащих ВВС ограничения по физическому состоянию организма менее категоричны. А может к тому времени и критерии оценки пригодности изменятся. Все может быть в этом мире.
– Я согласен, – Михаил вытолкнул из себя эти слова, едва осознав, а может полностью и не осознав всего смысла сказанного председателем. Он понял главное – у него появилась возможность вырваться в небо. Пусть не за штурвалом, но все-таки летать, и принадлежать к избранной когорте тех, для кого "первым делом самолеты...".
– Может, Вы хотите еще подумать, посоветоваться с родителями? У нас есть время до завтра.
– Я согласен. Мне не надо думать. А мама с папой, они тоже будут согласны – я знаю! – он говорил быстро, боясь, что председатель передумает и не захочет направить его документы для поступления в это училище.
– Хорошо. Завтра подойдете в военкомат, к девяти часам утра, во второй отдел, и напишете заявление о зачислении вас кандидатом на вступительные экзамены. А от нас я хочу пожелать Вам, товарищ призывник, удачной сдачи вступительных экзаменов и хорошей учебы, а также удачи в покорении вами воздушного океана Родины!
Он вышел из кабинета, не веря в свое счастье. Ребята обступили его, выспрашивая подробности, но он, отвечая невпопад, ничего не слышал. Его переполняло возбуждение от одной только мысли, что ему будет разрешено поступить в училище, готовящее кадры для военно-воздушного флота. Призывнику из северного Казахстана ничего не говорило название города, которое он, впрочем, и не запомнил, ошеломленный предложением председателя. Возвращаясь домой, он пытался вспомнить название, но так и не смог, хотя память помогла ему, соотнеся название услышанного города с названием города в недавно прочитанной им книге, а именно с городом Васюки, где Остап Бендер играл свою знаменитую партию в шахматы. И который великий комбинатор предлагал переименовать в Нью-Васюки.
Вот так молодой юноша, из маленького городка на севере Казахстана, все родственники которого были далеки не только от авиации, но и от армии, выбрал себе путь на всю свою жизнь. Путь, связанный с военной авиацией, сложное ремесло специалиста по наземному обслуживанию авиационной техники. Далее, отучившись установленное время, он получил диплом с отличием и пришел обслуживать технику в авиационный полк морской авиации, базирующийся в городе Остров, где он провел практически весь период своей военной карьеры от "зеленого" молодого лейтенанта, до зрелого майора предпенсионного возраста. И он своими глазами наблюдал, как происходит разрушение самой мощной военной авиации в мире. Как самолеты не могут подняться в воздух для выполнения боевой задачи, по причине отсутствия запасных частей и ГСМ. Как крылатые машины превращаются в никому, кроме старьевщиков, не нужный утиль, а потом растаскиваются своими же бывшими хозяевами, для того, чтобы выручить за продажу металла немного денег.
Ужин при свечах
Готовясь к самому первому в своей жизни праздничному ужину на свежем воздухе, Елена решила немного приукраситься. Для этого она достала несколько потрепанных журналов мод, чтобы выбрать макияж для этого вечера. Конечно, как и у любой женщины, понятие внутренней гармонии было у нее в крови, да и было чем краситься – Михаил в последние годы, постоянно дарил ей различные косметические наборы, стремясь максимально подготовить к будущей самостоятельной жизни. Она немного подумала о том, что одеть, и наконец остановила свой выбор на строгом костюме кофейного цвета, из числа последних купленных им. Теперь, после того как приготовления были закончены, она присела на край дивана и стала ожидать прихода Михаила, стараясь предугадать, о чем будет предстоящий разговор.
Он появился пунктуально и вновь невольно залюбовался, глядя на ее красоту. Мог ли он думать, что из чумазой девчушки вырастет такая красивая женщина, которая могла теперь стать украшением любого, даже самого притязательного мужчины. Костюм шел ей, выгодно оттеняя молочную белизну ее кожи, и подчеркивая стройность фигуры, красоту которой подчеркивали небольшие упругие груди. Впервые он обратил на нее внимание не как воспитатель на ребенка, а как мужчина на женщину. Картина, которая открылась его взгляду, была очаровательной; она невольно шевельнула в нем легкое чувство досадной горечи от предстоящего расставания и доброй зависти к тому, кто завоюет сердце и руку красавицы с изумрудными глазами, выращенной им в подземелье. Она сидела, задумчиво глядя куда-то в свое, недоступное другим пространство.
Он негромко кашлянул, чтобы привлечь внимание. Услышав его, она встала, и их взгляды встретились. Он тоже решил немного покрасоваться, а поэтому был в парадной форме старшего офицера военно-морской авиации. Медали тихо прозвенели, когда он, чуть поклонившись, подошел к своей девочке.
– Мисс Хелен, я надеюсь, что Вы уже готовы к ужину?
– Почти, – Елена встала с дивана и растеряно коснулась правой рукой ожерелья.
– Ах это! Прости старого дурака, совсем забыл, – он подошел к ней и ловким движением рук снял ожерелье, некоторое время покрутил в руках, а затем отбросил в сторону, ощутив вдруг какую-то болезненную брезгливость, поднявшуюся в душе.
Как долго она мечтала об этом моменте, как часто ей снился сон, в котором он снимал с нее ошейник и выводил на свежий воздух, выводил наверх, на Землю. Теперь же она шла вместе с ним по длинному узкому коридору, прижимая к себе плюшевого зверя, а из-под неумело накрашенных ресниц катились слезы. Но, кроме ожидаемой радости, в душе была растерянность и страх перед тем, что будет далее, а также пугали эти непрошенные слезы. Неизвестность страшила ее своей непознанностью, но все-таки радость от предстоящего освобождения была сильнее.
Лифт медленно, с каким-то скрежетом, стал подниматься вверх, а Лена вдруг прижалась к плечу Михаила, чтобы он не увидел ее лицо. Но он все это понимал, и поэтому, сразу после подъема наверх, не стал отстраняться от нее, а некоторое время постоял неподвижно, давая ей возможность успокоиться.
Пьянящий воздух свободы долго не давал Елене зайти в помещение, да это было и не нужно, ведь Михаил подготовил праздничный ужин на веранде, где было свежо, чисто и красиво. Она долго стояла на пороге из дома, осматривая доступное взгляду окружающее пространство и вдыхая такой чудесный воздух. Вре было внове, и все манило к себе. Не думая ни о чем, она вдруг сошла с веранды в сад и опустилась в траву, вбирая в себя аромат свежей зелени.
– Лена, ты запачкаешься!
– Ничего. Па, ты помнишь мультфильм, про паровозик из Ромашково? Знаешь, что он говорил в таком случае? Если я пропущу это мгновение, то я пропущу всю жизнь. А я и так пропустила очень много в своей жизни. У меня такое ощущение, что я прилетела из дальнего космического путешествия на Землю, где до этого никогда не была.
Она шла по саду, скинув туфли, пока не подошла к раскидистой яблоне. И долго стояла, обняв старое дерево. Ее воспитатель смотрел на нее, а она, отойдя от дерева, сорвала несколько цветков с клумбы, обула туфли и чинно присела за стол, уставленный разнообразными кушаниями и украшенный старинным бронзовым канделябром со свечами. Хозяин дома неторопливо и аккуратно открыл темно-зеленую бутылку с игристым вином и разлил искрящийся напиток в хрустальные фужеры.
– Мой первый тост, – Михаил встал, – я хочу поднять за тебя, моя девочка. За то, чтобы ты смогла найти свое место в этой суровой и реальной жизни, из которой я вырвал тебя восемнадцать лет назад. А теперь я могу только просить у тебя прощения за то, что совершил. Поэтому давай выпьем это сладкое шампанское, за много радостных встреч, ожидающих тебя за воротами этого дома. Чтоб их было так много, как много звезд в безлунную ночь, чтоб количество неудач всегда стремилось к нулю!
Вино было необыкновенное. Но Лена не знала, от чего она была сейчас опьяневшей. То ли от алкоголя, выпитого ею в первый раз в жизни и впитывающегося в кровь, то ли от ожидания свободы. Наконец она все же не выдержала.
– Миша, я понимаю, что тебе будет нелегко, но я все-таки хочу знать всю правду, – она замолчала, понимая сердцем, что ему будет тяжело решиться на рассказ, где придется предстать далеко не в розовом свете.
Михаил сидел неподвижно, глядя на свои потемневшие, в мозолях от каждодневного труда, руки. Был ранний августовский вечер. Легкий ветерок, еще по-летнему теплый, с реки Великой, приятно освежал кожу. Воздух был напоен ароматом яблок. Где-то неподалеку, через мост, постоянно мчались автомобили, но даже. они казались необходимым атрибутом этого вечера. Солнце уже практически скрылось за краем горизонта, окрасив его неповторимыми красками. Над нарезанными фруктами тяжелыми кругами летал шмель, пытаясь понять, откуда исходит привлекающий его запах.
Старая немецкая овчарка лежала во дворе, положив голову на передние лапы, и смотрела на веранду, анализируя немыслимую для себя ситуацию – в доме, у хозяина, находился посторонний человек. И даже кошмар! Этот человек ходил по двору и саду! Собака была на привязи, в толстом кожаном ошейнике, но длины цепи хватало, чтобы взойти на веранду, либо при необходимости в сад. Поэтому старая охранница была абсолютно спокойна, уверенная, что при необходимости она всегда сможет защитить своего хозяина. А что до чужака, то переживать нечего, раз спокоен хозяин, то опасности нет, в конечном итоге, кроме него никто не мог привести гостя или гостью (эта подробность ее не трогала) из дома (она заметила это сразу), а не с улицы. Прийдя к такому умозаключению, она окончательно успокоилась и прикрыла глаза, оставаясь однако готовой к любой неожиданности.
А хозяин ее собирался с мыслями. Сколько раз в уме он проговаривал все, что теперь надо было сказать наяву. Сколько десятков и сотен оправданий находил он своему поступку, но сейчас слова застряли в горле. Однажды она уже просила его об этом рассказе, но он отказался, сказав, что расскажет потом. Время отговорок закончилось. Но он сидел не зная, как начать свое повествование, а главное – с чего начать.
Молодая женщина, сидящая напротив, смотрела на него со смешанными чувствами, но была полна уверенности пройти сегодня весь путь до конца. "Как ракета, – почему-то пришло ему в голову, – ракета, выпустив которую, надо быть готовым, что назад ее не вернешь никогда, а она будет лететь в пространстве, разыскивая свою цель. Ракета, все существование которой подчиняется только одному стимулу – разыскать и поразить цель."
– Разреши, я немного выпью? Для храбрости, – он усмехнулся и потянулся к бутылке с водкой.
Она кивнула. Он налил себе много, почти полный бокал для шампанского. Покрутил его в руках, рассматривая прозрачную жидкость на свет заходящего солнца. Затем потянулся к бутыли с шампанским:
– Тебе вина?
Елена отрицательно покачала головой и налила в свой фужер немного абрикосового сока из пачки.
– Хорошо. За правду!? – крупными глотками он опустошил бокал и некоторое время сидел неподвижно, смотря в одну точку.
Она отпила сок и вытерла уголки рта салфеткой. Есть почему-то совсем не хотелось. Сегодня она решила узнать всю правду, чего бы это не стоило. Он еще раз взглянул в ее глаза и начал свой рассказ.
|
|
|
