Лена и Михаил. Ужин продолжается

 

Лена сидела, слушая обстоятельно рутинный по фактам рассказ Михаила, и лениво перебирала овощи на своей тарелке. Прежде незнакомое чувство неприязни и какой-то гадливости наполняло ее. Хотелось уйти, встать и уйти прочь, чтобы не копаться в этой грязи, но она почему-то не могла. Что-то внутри мешало поступить так. Она попыталась проанализировать ситуацию, но смогла прийти только к одному выводу -она еще не пришла к единственному решению, а поэтому надо заставлять отца рассказывать дальше. Но, в то же время, дальнейший рассказ для нее был бы бесполезен, ибо самое главное она уже услышала.

Семья, конечно, есть. Мать живет недалеко – в этом небольшом городке, а следовательно, можно всегда сходить и увидеть ту, что дала ей жизнь. Но прийти и сказать: "Здравствуйте, я Ваша дочь?". Что делать, и у кого можно спросить совета? И кто она для нее, и для тех, кто по иронии судьбы являются ее родственниками – она же мертва в их памяти. Михаил, ее, по воле случая и нелепого детского желания, приемный отец, имеющий только одну мечту в жизни, касающуюся его личной безопасности в случае ядерного катаклизма. Кто он для нее? Тюремщик, лишивший свободы ради собственных корыстных интересов, либо ангел-хранитель, спасший и взрастивший ее в изоляции от того общества, которое чуть не погубило маленького человечка?

Лена думала, совершенно перестав вникать в те подробности, которые приводил отец, поясняя принцип работы каких-то механизмов убежища. Зрело решение прервать его и уйти, может быть не из дома, а хотя бы для того, чтобы побыть одной. Открытое окружающее пространство давило на нее. Хотелось найти раковину и спрятаться внутрь, как рак-отшельник. С тоской она подумала о своей маленькой уютной комнате, но тотчас же отвергла эту мысль, с ужасом понимая, что ей нельзя оставаться здесь. Это пришло как озарение. Остаться здесь – это значит лишиться попытки начать новую жизнь.

Михаил, заметив ее отвлеченность, несколько раз спросил о чем-то и, неполучив ответов, вновь налил себе водки, чтобы залить щемящее чувство горечи, поднявшееся из глубины души. Он рассказывал ей все это, чтобы она не ушла прямо сейчас. Понимание того, что дочь будет сидеть напротив ровно столько, сколько будет длиться рассказ, подхлестывало его желание говорить без остановки. Но теперь ушла даже эта уверенность. Осталась только тоска по прошлому и страх перед будущим одиночеством. Сознание этого, страх, долгими годами маячивший на горизонте, все это лишало его того самого варианта будущего, которое он бы хотел.

Протянув руку, он подлил ей сока из пакета, стоявшего чуть поодаль. Этот напиток из смеси мандарина и персиков он немного модернизировал, добавив несколько ингредиентов, а теперь хотел бы, чтобы она выпила его, не заметив постороннего привкуса.

– Лена, выпей этого сока. Он вкусен, а главное. -полезен. Тебе же надо быть в хорошей физической форме, чтобы жить в этом страшном мире, где между людьми практически нет добра. Знаешь, один древнегреческий поэт говорил, что боги неблагосклонны к людям. И если Гомер утверждал, что у Зевса две корзины – одна со злом, а другая с добром для людей -то этот поэт говорил, что у Зевса целых две корзины зла, и лишь одна – с добром. И пусть я буду банален в своем пожелании, но я хочу выпить за то, чтобы для тебя бог отпускал руку только в корзину с добром.

Несмотря на теплый вечер и то, что вся снедь лежала на столе, напиток был прохладен и приятен на вкус, хотя и с небольшим горьковатым привкусом. Михаил внимательно смотрел на нее, как она пьет напиток, понимая всю суровую необходимость того, что он сейчас сделал. Он не мог ей позволить покинуть пределы убежища, но осознавал с полной отчетливостью, что она сделает это, как только он прекратит говорить, а может быть и раньше. А сейчас на дворе уже практически ночь...

– Ты закончил? – в ее голосе было больше не вопроса, а утверждения. На такие вопросы полагалось бы отвечать только утвердительно.

– Да, если не считать некоторых малюсеньких нюансов, но тебе они, наверное, будут неинтересны, – помимо воли он посмотрел на часы.

– Торопишься?

– Да нет, завтра воскресенье. Тем более, что я все-таки пенсионер. Просто осталась привычка быть в курсе времени.

– Отец, пожалуйста, принеси мои документы. Ты говорил, что смог их сделать, но я хотела бы посмотреть на них. Ведь если верить тебе, то я закончила институт. Извини меня за тон, но я же просто никогда не держала в руках документов, подтверждающих мое существование на этом свете. И ты же обещал еще мне рассказать, как тебе удалось сделать эти бумаги. Это, наверное, было нелегко?

Михаил улыбнулся. Ему приятно было вспомнить тот момент, когда он придумал, как все осуществить. Самое сложное было продумать детали, а остальное было просто техникой. И теперь, рассказывая Елене о деталях той сложной и детективной операции, он гордился собой и своей смекалкой. Да, пришлось пойти на преступление, чтобы проникнуть в сельсовет и выкрасть необходимые бумаги и печати, а затем замести следы, поджигая контору. Тяжело было получить паспорт, но и это решилось, благодаря его таланту уговаривать людей. Просто он остановил на улице первую же девушку подходящего возраста, и она за плитку шоколада сходила в паспортный стол. Отдала документы. А другая девушка потом получила их через несколько дней. Обе они были уверены, что помогают растерянному отцу непутевой дочери, уехавшей к матери на Украину, а теперь не имеющей возможности вернуться назад без документов, подтверждающих российское гражданство. Девяностые годы были наполнены маразмом. Развал Союза помог ему, и помог хорошо.

Особенно легко было получить образование. Нищие учителя были конечно людьми принципиальными, но среди них были и такие, кому деньги были важнее, а в качестве знаний своей Лены он был уверен. Платное же образование в институтах позволяло получить диплом, даже не присутствуя в ВУЗе. Достаточно принести набор выполненных за период обучения обязательных домашних работ и контрольных заданий. Все это Елена выполняла под его контролем, а он сдавал на проверку, каждый раз убеждаясь, что девочка его не просто умная, но очень умная. Курс обучения из пяти лет они освоили за три года. "Утром деньги – вечером стулья!" Аттестат за школу был средним, а вот диплом был с отличием, и это его радовало.

Рассказав о процессе получения документов, он снова сник. Она же с интересом просматривала новые корочки паспорта, метрики, диплом и аттестат, согласно которым она являлась молодым дипломированным специалистом в области литературы.

– С этим дипломом ты сможешь устроиться на работу в любое издательство, в газету, либо учителем литературы в школу. Но я бы не советовал тебе торопиться с выбором работы. Сначала необходимо освоиться в этой жизни.

– Хорошо, я подумаю над этим. А сейчас я бы хотела уехать... – Лена попыталась привстать со стула, но не смогла, а медленно стала сползать на пол, продолжая изумленно и непонимающе смотреть на Михаила. От ее угасающего сознания не ускользнул тот факт, что он вновь посмотрел на часы, а уже только после этого бросился ей на помощь.

 

Михаил. Одиночество

 

Сколько времени он просиживал на этой скамейке, не знал никто. Он сам ее сделал крепкой и надежной, и теперь в любую погоду приходил, садился и долго смотрел вдаль. Многие смотрели на него и ничего не понимали, другие догадывались, что в его жизни что-то произошло, пытались его разговорить, но это было тщетно. Как по жизни он был молчун и бобыль, так он им и оставался.

Соседи перешептывались, намекая на то, что он, уйдя с армии, окончательно повредился рассудком и поэтому долго не протянет. Особенно их поражало, что еще не старый сосед за зиму и весну сильно сдал, и теперь больше напоминал древнего старца, чьи седые космы спадали на плечи. Хозяйство его хирело на глазах. Огород, на котором никто ничего не посадил по весне, зарос сорняком и бурьяном, забор уже не поражал всех своей гармоничностью формы и красотой. Убежище, за которым никто теперь не следил, заполнилось за зиму грунтовыми водами, потому что он ни разу не включил откачивающий насос. О былом великолепии теперь напоминал только прямоугольный лаз в полу кухни, накрытый тяжелой бронированной крышкой, обшитой деревом. Собака не пережила суровой зимы; под весну он ее похоронил в дальнем углу огорода, а затем посадил на том месте молодой дубок. Деревце принялось так же хорошо, как и та березка, которую он посадил прошлой осенью, чуть дальше.

Теперь они стояли и разговаривали, тихим шелестом отвечая на ласковое прикосновение шаловливого ветерка. Иногда он подходил к ним и смотрел невидящим взглядом сквозь слезу. Деревья, чувствуя его тоску, замирали, а потом вновь начинали тихие неспешные переговоры с ветром, жалуясь на свою нелегкую долю. Может быть, они мечтали о том времени, когда бы они смогли сорваться с места под действием воздушного потока и улететь далеко-далеко. Но пока они были принуждены стоять на одном месте и лишь протягивать, свои веточки вослед дуновению.

Он практически потерял счет времени, неделями не брился, ничего не ел; жил, как брошенная собака, на развалинах бывшего дома. Единственным его занятием в такие моменты было расчесывание замусоленой плюшевой игрушки, в которой угадывались очертания очаровательной собаки. Он приводил ее в порядок, усаживал на кровать, которая была всегда чиста и аккуратно заправлена, а сам, усевшись за стол, покрытый давно нестиранной скатертью с крошками от хлеба долго смотрел, мечтая о чем-то несбыточном.

Он оживлялся лишь в краткие моменты, когда по улице проходил почтальон. С немой тоской он смотрел ему вослед, тяжело вздыхал и вновь уходил в себя, в свою печаль. Один раз почтальон остановился у калитки и он бросился к нему, ожидая несбыточного, но получил только повестку из военкомата.

Так продолжалось долго. Дни тянулись нескончаемой чередой, не принося облегчения израненной душе. И Михаил не выдержал. Он понял, как можно облегчить этот груз. В один из дней августа он встал затемно, тщательно выбрился, сходил на речку, помылся в проточной воде. Надел чистое белье и свой парадный, единственный приличный костюм и отправился через автомобильный мост к центру города. Долго стоял у церкви, не решаясь войти, затем вошел, купил несколько свечей; расспросив пожилую прихожанку о правилах, расставил их перед иконами, помолился перед алтарем, прося прощения у Господа за содеянное, а также испрашивая совета на будущее. К сожалению, глас Божий отсутствовал, но Михаил и так знал, что ему велит сделать его совесть. Накупив две полные сумки продуктов, он вернулся домой, и долго сидел на крыльце, приходя в себя после тяжелого пешего перехода.

Мотор насоса, откачивающего воду из убежища, зазвучал легко и ровно, как и много лет до этого. Работа была бы затруднительной, если бы не одно обстоятельство – вода смогла затопить только негерметичные помещения и коридор. Остальное было сухим. Спустившись под землю, Михаил вновь ощутил присутствие памяти о всех тех событиях, случившихся практически год назад. Пахло сыростью и затхлостью, хотя вытяжные вентиляторы работали на полную мощность. Он долго стоял у герметичной двери в комнату Елены, но не смог заставить себя отворить ее и войти внутрь. За дверью было непривычно тихо; а еще год назад там играла музыка, практически постоянно работал телевизор. Сердце надсадно стучало, заставляя спешить, оно говорило ему, что настала пора исправлять многие ошибки и перегибы; время жизни у человека конечно.

Уборка и просушка помещений заняла несколько дней. Он не спешил и делал свою работу медленно и обстоятельно. Уборка затронула также и дом, и пространство двора. Иногда он смотрел на часы со встроенным календарем, начинал подгонять себя, но усталость брала свое, и темп работ не изменялся. Последним этапом стала стирка всех вещей, которые он не стирал почти год. Он не спешил, но хотел успеть.

Особенно тщательной чистке подвергся парадный костюм офицера военно-морской авиации. Медали были старательно начищены, пуговицы блестели, а звездочки на погонах напоминали о тяжелой и нелегкой военной службе и годах, отданных на служение отечеству. Кортик был извлечен из под горы одежды со шкафа и теперь красиво висел на стене, готовясь стать необходимым атрибутом обмундирования. Подкачали только туфли с немного стертой подошвой, но и они радовали глаз глянцем и блеском.

Вечером, накануне, он лег спать поздно. Несколько раз подходил к заветной двери, но каждый раз не мог повернуть тяжелый маховик засова. Один раз ему почудилась тихая музыка изнутри, тогда он отшатнулся от двери и бросился наверх. Долго сидел на крыльце, пытаясь отдышаться, но сердце уже не могло легко справиться с нагрузкой, поэтому прошло много времени, пока он смог убедить себя в том, что это ему почудилось. А дверь он решил открыть завтра.

Сон не приходил. Постоянно что-то мерещилось перед глазами. Картины прошлого сменяли друг друга, не давая заснуть. И только под утро он забылся тяжелым сном. А во сне пришла Елена. Они вновь разговаривали на террасе, снова она выпила сок, и вновь она падала со стула, смотря на него непонимающими, широко распахнутыми глазами. Он бросался поймать ее, но между ними как будто пролегла вечность. Михаил летел к ней сквозь пространство и время, а Лена была все так же далека и недоступна.

Ранним утром, когда город еще досматривал сны, Михаил был уже на ногах. Он вновь обошел свои владения. Настроение было немного подавленное, но полное утреннего оптимизма. Вся техника работала хорошо, несмотря на почти годичный простой. Даже на кухне все было в полном порядке. Поставив варить овощи на салат, Михаил не спеша, перемыл начисто посуду, сервировал стол на террасе. Затем посмотрел на часы и криво усмехнулся; стрелки лениво передвинулись к восьми утра. Можно было никуда не спешить, думая о том, что приготовить из еды.

В убежище, несмотря на год забвения, погреба с консервацией были в полном порядке, а поэтому продумывание набора продуктов для застолья не заняло много времени. Гораздо больше ушло на распределение очередности того, что и в каком порядке будет подаваться к столу. Наконец, ближе к обеду, все приготовления были окончены. Оставалось только надеть выглаженную одежду и терпеливо ждать.

Год не прошел бесследно. Мундир уже не сидел как влитой, а топорщился, как на вешалке, но в остальном все было в полном порядке. Причесав длинные седые пряди, Михаил осмотрел себя в зеркале со всех сторон и остался доволен. Медали позвякивали при движениях, а кортик лениво покачивался. Он был еще не плох – ветеран авиации ВМС.

Лестница немного покачивалась под ногами, пока он неторопливо спускался вниз, на жилой уровень убежища. Вновь остановился перед – до боли знакомой дверью. Долго собирался с силами, прислушивался к тишине, наполненной звуками работающих в отдалении механизмов и приборов жизнеобеспечения. Наконец решился и стал открывать запорный механизм. С шипением вырвался воздух из гермошлангов уплотнения. Дверь поддалась. В ноздри ударил спертый воздух давно не проветриваемого помещения. Включилось аварийное освещение.

Михаила встретили тишина и покой. Все вещи лежали и стояли так же, как и год назад. Телевизор был покрыт слоем пыли, заправленная кровать с вмятиной посередине выглядела так, будто с нее кто-то только что встал. Из ванной комнаты доносилось тихое журчание воды и неразборчивое бормотание. Тяжело переступая на вдруг ставших ватными ногах, он направился туда.

Тихо работал приемник; из полузакрытого крана текла струйка воды, ударяясь о кафельный пол. На полочке перед зеркалом в беспорядке разбросанные мыльно-банные принадлежности и полное отсутствие кого-бы то ни было. В маленькой кухоньке – остатки заплесневевшей и засохшей от времени еды на немытой после трапезы посуде.

Он долго стоял в этом заброшенном отсеке, где когда-то жила его найденная в полынье дочь, вспоминая те годы и часы. Только слезы, стоявшие в его глазах, выдавали глубокую скорбь по тому далекому времени, которое уже невозможно вернуть, ибо как сказал один из мыслителей: нельзя войти дважды в одну и ту же реку, так как во второй раз это уже будет другая река. Не спеша подошел к часам с кукушкой, подтянул цепь и выставил время по своим наручным. Ходики деловито застучали колесиками, а он тяжело опустился в потрепанное кресло и вновь забылся в думах, пока его мысли не прервал звонок, возвещавший о том, что кто-то стоит у порога и просит впустить в дом.

 

Точки над i

 

В тот августовский день Елена проснулась поздно. Солнце светило в широко раскрытое окно. Свежий ветерок создавал приятную прохладу. Она лежала на диване, на террасе, вслушиваясь в такой неизвестный до этого времени шум окружающего мира, наполненный звуками природы и торжествующей техники. Рядом, на столе, лежал небольшой пакет с документами и различными бумагами. Перед глазами вновь ясно проявилась картина, как Михаил рассказывает о документах. Вспомнив о нем, она огляделась по сторонам, затем накинула халат и вышла на двор.

Ленивая овчарка лежала во дворе, делая вид, что спит, но зорко при этом наблюдая за окружающим пространством. Куры, толстые и сытые, вяло ходили за тощим петухом, который азартно ковырялся в пыли, разыскивая червяков. Хозяина нигде не было. Также его не было ни в доме, ни на нижних ярусах убежища. Везде царил порядок и пустота, от которой хотелось выть и прятаться. Лена поднялась наверх бегом, как будто кто-то гнался за ней по пятам. Сердце колотилось, а руки почему-то дрожали, когда она наливала себе сок из пакета, стоящего на столе. Стакан выскользнул из пальцев, но Елена успела подхватить его. Мелькнула мысль, что какая-то сила мешает ей выпить этот сок, предостерегает ее.

Персиковый, с мякотью напиток приятно освежил рот чудесным вкусом. Пить хотелось так сильно, что она не удержалась и выпила еще один стакан. И только потом приступила к завтраку, состоящему из банана и двух ароматных груш.

Лена долго, почти до часу дня ждала Михаила. За это время она внимательно просмотрела все бумаги, находившиеся в пакете. Паспорт, метрики и диплом ее интересовали мало – вечером она просмотрела их внимательно. Любопытными оказались следующие: ордер на однокомнатную квартиру в Пскове, выписанный на Михаила; дарственная на эту квартиру на нее и ключи; сберегательная книжка с впечатляющей суммой на ее имя; блокнот с адресами квартиры, Михаила и матери, а также подробные указания, как добраться по этим адресам; пухлый конверт, с припиской на нем "вскрыть в 13.00".

Записка и деньги были в конверте. Послание гласило о том, что Михаил вынужден уехать почти на весь день, а именно до 15.00. Если что-то его не ждать. Денег хватит на первое время, а далее можно будет снять с книжки. Сбербанк около ее нового дома в Пскове.

Лена ушла в 14.15. Торопясь и не оглядываясь. Овчарка проводила до калитки, виновато помахивая хвостом, ткнулась мордой под колени. Добрые и печальные глаза псины долго наблюдали за дорогой, по которой уходила к новой жизни гостья наземного и хозяйка подземного дома. Лишь на вокзале Елена вспомнила о том, что забыла своего любимого зверя, но возвращаться уже не захотела.

Михаил вернулся в 14.30. Он шел, стараясь не торопиться, чтобы дать время выбора решения для Елены, но, не смотря на это, шел слишком быстро. Прислонив к дому сверток с саженцем дерева, отнес в сарай лопату, и лишь после этого поднялся в дом. Его внимание сразу привлекло то, что на диване сидела меховая собака. Он обежал весь дом и убежище, прежде чем понял, что его дочки там больше нет. Только сиротливый тетрадный листок, придавленный стаканом, трепыхался на столе.

"Папа, не ищи меня. Той, которую ты знал и вырастил, больше не существует. Я стала другой. Спасибо, что не дал мне уехать вчера. Но я прошу, дай мне то, что обещал – полную свободу. Я хочу разобраться в себе. Я хочу стать самостоятельным человеком.

Если я смогу стать тем, кем хочу, то я приеду через год. Может быть, тогда я буду сильной и захочу вновь увидеть это место. А если нет – то не вернусь никогда. Тогда я напишу тебе письмо.

Твоя дочь Елена".

 

⇐ Предыдущая123

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: