Социальная анатомия работы

Выяснилось, что новые производственные процессы и оборудо­вание неизбежно оказывают влияние на сеть социальных отношений между рабочими, вовлеченными в производство. Для людей, работа­ющих на заводе, на шахте и, коли на то пошло, на ферме, изменения в методах производства приводят к изменениям в трудовых рутинах, модифицирующим непосредственную социальную среду рабочего.

Изменения в размере и составе рабочей бригады, в радиусе, характе­ре и частоте контакта с коллегами и контролерами, в статусе, кото­рым обладает рабочий в организации, в степени доступной для него физической мобильности — все и каждые из этих изменений могут быть косвенными следствиями технологического изменения. Хотя эти смещения в локальной структуре социальных отношений влияют в той или иной форме на уровень удовлетворенности работника своей работой, они часто являются непредвиденными и ускользающими от внимания.

Условия, в которых происходит внедрение такого изменения, тоже, как оказалось, определяют его воздействие на рабочих. Отвечая на деп­рессивные экономические условия внедрением трудосберегающих тех­нологий, менеджмент может расширять и углублять локальные масш­табы безработицы в то самое время, когда рабочие располагают край­не скудными альтернативами занятости. Таким образом, менеджмент может подпитывать негарантированность работы и тревоги рабочих. Обстоятельства, подобные этим, заставляют организованный труд — и это вполне понятно — стремиться к большему участию в разра­ботке планов внедрения нового оборудования и технологических про­цессов.

В этой связи темпы технологического изменения имеют решаю­щее, хотя и не исключительное значение. Рабочие, как и руководите­ли, стремятся в некоторой степени удерживать под контролем свою повседневную жизнь. Изменения, навязываемые им без их ведома и согласия, они расценивают как угрозу своему благосостоянию, во многом подобно тому, как расценивают их в качестве таковой биз­несмены, сталкиваясь с превратностями рынка или непредсказуемы­ми, по их мнению, решениями «этих бюрократов из Вашингтона». За­интересованность рабочего в принимаемых решениях нередко созна­тельно и нереалистически пренебрегалась менеджментом, который, пытаясь поддержать или улучшить конкурентную ситуацию фирмы, внедрял с этой целью трудосберегающие технологии. Было замечено, что подстегиванием темпов непредсказуемых технологических изме­нений можно искусно создавать среду неопределенности, страха и взаимной враждебности.

Искусственно провоцируя устаревание навыков, трудосберегающие технологии создают острые психологические и социальные пробле­мы для рабочего. Проблема кроется не в одной только необходимос­ти усвоения новых рутинных трудовых навыков. Потребность в из­бавлении от ранее приобретенных навыков и понижение статуса, ча­сто ему сопутствующее, разрушают позитивный Я-образ рабочего, проистекающий из уверенного применения им этих навыков. Хотя

для отдельных рабочих эти человеческие издержки внедрения новых методов производства могут иногда снижаться посредством заплани­рованного перераспределения рабочих мест, это не предотвращает ба­зисных изменений в профессиональной структуре промышленности в целом.

Возрастающая вместе с технологическим прогрессом сегментация трудовых задач создает бесчисленное множество новых родов заня­тий, для которых, как подметил Ретлисбергер, «не существует даже таких названий, которые бы имели хотя бы какую-нибудь социальную значимость за пределами конкретной промышленной отрасли, пред­приятия и, во многих случаях, даже отдела». Расщепление трудовых задач заключает в себе потерю общественной идентичности работы. Кто еще, кроме немногих избранных, сможет, например, отличить установщика стабилизаторов на автомобильном заводе от других сбор­щиков радиаторных коробок? Или, если взять более доступный при­мер, что отличает трудовую гордость подсластителя пончиков от тру­довой гордости их начинщика, успешно наполняющего поджаренные пончики вареньем с помощью кулинарного шприца? Для внешнего мира все эти эзотерические специализации одним миром мазаны; а следовательно, для внешнего мира должны иметь значение какие-то другие признаки статуса и значимой трудовой деятельности. И отчуж­дение рабочих от своей работы, и важность заработка как главного символа социального статуса находят дополнительную поддержку в отсутствии социального смысла, которым можно было бы наделить трудовую задачу.

Возросшая специализация производства неизбежно ведет к уве­личению потребности в предсказуемости трудового поведения и, сле­довательно, в возрастании дисциплины на рабочем месте. Сцепление многочисленных ограниченных задач требует сведения к минимуму избыточной изменчивости индивидуального поведения. Эта тенден­ция, впервые проявившая себя на заре существования фабричной системы в восстаниях рабочих против неведомой еще тогда дисцип­лины фабричной жизни, неуклонно становилась все более и более заметной. В практическом плане это начинает означать возрастаю­щую сумму дисциплины, которая при определенных условиях стано­вится для рабочего принудительной.

Институциональные и структурные последствия

Политические и социальные побочные продукты развивающей­ся технологии, равно как экономические, оказывают разнообразное воздействие на структуру общества в целом. Этот более широкий кон-

текст предполагает, что установки рабочих в отношении новой тех­нологии определяются не ею самой по себе, а теми побочными приме­нениями, которые могут даваться и временами даются ей как инстру­менту социальной власти. Технологией пользовались не только для про­изводства товаров, но и для управления рабочими. Фактически ее из раза в раз определяли как орудие подчинения рабочего с помощью обе­щания его уволить, если он не примет предлагаемые условия найма.

В наши дни это тактическое применение технологии в «ценовой войне» между менеджментом и трудом не обязательно должно быть выражено в форме угрозы; достаточно простого наблюдения автоном­ных механизмов функционирования рынка. В обращении к участни­кам конференции, посвященной двухсотлетию Принстонского уни­верситета, говорилось, в частности, что «в число принудительных дав­лений, которые подталкивают в настоящее время менеджмент ко все большей механизации и технологическому совершенствованию про­цессов производства, входят фантастический рост заработной платы, отказ от денежных стимулов или уменьшение их эффективности, не­сговорчивость многих трудовых групп и избыточное предложение де­шевых денег. Технологи, конструкторы и изготовители оборудования отныне и впредь будут нужны, как никогда раньше. Изобретение и но­вовведение будут пользоваться беспрецедентным спросом».

Столетие тому назад эти политические следствия технологии (а также той роли, которая отводилась инженерам) виделись предпри­нимателям и их представителям несколько яснее. Например, Эндрю Юр мог в то время описывать самодействующую мюль-машину как «творение, призванное восстановить порядок среди трудолюбивых классов... Это изобретение подтверждает уже представленную на наш суд великую доктрину, согласно которой всякий раз, когда капитал ставит себе на службу науку, упрямая рука труда вновь получает урок послушания».

Было бы поучительно узнать, действительно ли гласное или не­гласное применение технологии как оружия в индустриальном кон­фликте ломает «несговорчивость» рабочих и приучает их к доброде­тели «послушания». Разумеется, возможно, что запланированная эф­фективность новой машины или технологического процесса будет иногда оставаться нереализованной, и побочной функцией этого бу­дет оставление рабочих на своих местах. Вполне может оказаться и так, что неприкрытая демонстрация силы производит стабильную структуру социальных отношений в промышленности не более, чем в других сферах человеческого поведения.

Прогрессивные изменения в методах производства, как отмечали в числе прочих авторов Эллиот Данлеп Смит и Роберт С. Линд, могут

увеличивать социальную пропасть между рабочими и управленчес­ким персоналом. Она, в свою очередь, может при вести к более резкой социальной стратификации в промышленности. По мере того как слож­ность новой технологии делает необходимой предпосылкой работы производственным руководителем наличие технического образова­ния, перспективы рабочих выбиться из своих рядов наверх становят­ся все более призрачными. Более того: в той степени, в какой воз­можности получения высшего образования социально стратифици­рованы, менеджеры все более рекрутируются из социальных слоев, далеко отстоящих от слоя рабочих. Кроме того, поскольку техничес­ки подготовленный персонал входит в промышленность на относи­тельно высоком уровне иерархии, его члены имеют мало возможнос­тей разделить с рабочими их трудовой опыт на раннем этапе своей карьеры и соответственно склонны обладать абстрактным знанием о мировоззрении рабочих, а не конкретным знакомством с ним. И на­конец, с возрастающей рационализацией управленческих процедур отношения между производственными руководителями и рабочими становятся все более формализованными и обезличенными.

Эти структурные образцы — все большее закрытие возможностей для значительного продвижения по службе, поляризация социально­го происхождения "рабочих и руководителей, ограждение управлен­ческого персонала от точек зрения рабочих через изменения в его ти­пичных моделях карьеры, а также деперсонализация контакта — мо­гут вносить свою совокупную лепту в извечную тенденцию возрас­тания напряженности между людьми, которые управляют, и людьми, которыми управляют.

Влияние технологии на социальную организацию, конечно, не ограничивается этими глубинными тенденциями в классовой струк­туре. Взаимозависимость элементов индустриальной структуры, уплот­няемая применениями науки в промышленных целях, заражает реше­ния, принимаемые крупными промышленными фирмами, обществен­ным интересом. Как следствие правительство начинает во все боль­шей степени регулировать и контролировать эти решения, по крайней мере в тех пограничных зонах, где они явно оказывают воздействие на более широкое сообщество. Эта тенденция, ведущая к формиро­ванию «большого правительства», вовлекает в поле общественного вни­мания то, что уже давно было осознано наблюдателями-аналитиками: сферы экономического и политического поведения, связанные друг с другом отнюдь не поверхностными связями, в значительной степени пересекаются. Труд и менеджмент взаимодействуют друг с другом не только напрямую, через заключение коллективных договоров и при­нятие административных решений, но и косвенным образом, через

оказание давления на правительство. Вслед за предпринимателем и менеджментом труд тоже вторгается в политику.

Возрастающие требования к трудовой дисциплине, вытекающие из технологической интеграции, вплотную подводят нас к объясне­нию стратегической роли «большого профсоюза» в нашем обществе. «Большой промышленности» оказывалось либо удобнее, либо про­дуктивнее работать с профсоюзами, нежели с большими массами не­организованных рабочих. Ибо промышленность пришла к понима­нию того, что с помощью свободного выбора профсоюзов дисципли­на часто достигается более эффективно, нежели путем обращения исключительно к аппарату управления и контроля. Более того, кон­стелляция властных отношений модифицируется состоянием техно­логической ненадежности, когда остановка в любом отдельном сек­торе производства грозит парализовать всю промышленность. Все это наделяет труд повышенной властью и ответственностью.

Этот пунктирный обзор некоторых последствий изменений в ме­тодах производства помогает заострить моральную дилемму, кроющу­юся в выборе проблем для социального исследования в этой области. Исследование, целиком сфокусированное на воздействии новой тех­нологии на непосредственную трудовую ситуацию на заводе, ведет в пер­вую очередь, если не исключительно, к открытиям, которые легко адап­тировать к задаче сделать технологическое изменение более приемле­мым для индивидуального рабочего, хотя на самом деле оно может иметь для него неблагоприятные последствия. Эта научная проблема может быть по недоразумению истолкована как проблема нахождения таких методов приспособления рабочего к изменению, которые бы почти не зависели от мозаики тех последствий, которые оно несет ему и его коллегам. Кроме того, капитал может вербоватьсо^иальну/о науку для того, чтобы она преподала рабочему ценность послушания. С дру­гой стороны, только в таком прямом изучении непосредственных воз­действий технологии на трудовую жизнь появляется возможность от­крыть методы внедрения изменений в методы производства, позволя­ющие ощутимо смягчить его последствия, неблагоприятные для рабо­чего.

Исключительное сосредоточение внимания на воздействиях, ока­зываемых технологическим изменением на более широкую социальную структуру, тоже имеет свои границы. Исследование, ориентирован­ное только на вечные тенденции — например, модель роста произво­дительности, опережающего или параллельного росту совокупной за­нятости, — отвлекает внимание от путей и способов минимизации те­кущего воздействия технологического изменения на рабочего. Вместе

с тем этот тип исследования схватывает центральную социологичес­кую проблему, а именно: выявление таких особенных черт нашей со­циальной организации, которые препятствуют технологическому про­грессу, ведущему к «большей гарантированности средств к существо­ванию и более удовлетворительным жизненным стандартам».

Последствия для инженера

Новые применения науки в производстве, осуществляемые инже­нером, стало быть, не просто оказывают влияние на методы производ­ства. Они неизбежно являются социальными решениями, оказываю­щими воздействие на рутины и удовлетворения людей, занятых рабо­той у станка, а в конечном счете определяющими форму самой орга­низации экономики и общества.

Центральная роль инженеров как генерального штаба наших про­изводственных систем лишь подчеркивает огромную значимость их социальных и политических ориентации: тех социальных страт, с ко­торыми они себя отождествляют; текстуры групповых лояльностей, которая сплетается из их экономического положения и профессиональ­ных карьер; групп, к которым они обращаются в поисках руководящих ориентиров; типов социальных последствий их работы, которые они принимают в расчет. Короче говоря, только освоив весь спектр своих приверженностей, перспектив и интересов, инженеры могут достичь того прояснения для самих себя своей социальной роли, которое обес­печивает их вполне ответственное участие в обществе.

Однако сказать, что это ставит социологические проблемы перед «каждым конкретным» инженером, значило бы принять референцию столь всеохватную и неясную, что она почти потеряла бы всякий смысл. Обширное и разноликое семейство людей, именуемых инже­нерами, связано широкой сетью родства, но есть в нем также и много того, что выделяет в нем подгруппы, отличные одна от другой. Есть военные инженеры, гражданские инженеры, инженеры-механики, инженеры-химики, инженеры-электрики, металлургические инжене­ры и т.д.; сюда можно было бы включить еще сотни наименований, находимых среди членов национальных инженерных обществ. Одна­ко какова бы ни была их специализация, до тех пор, пока они заняты проектированием, конструированием или обслуживанием оборудо­вания и производственных процессов, они сталкиваются с социальны­ми и политическими последствиями той позиции, которую они за­нимают в нашем обществе.

Нарождающуюся тенденцию к полному осознанию этих послед­ствий сдерживают ряд препятствий, главными среди которых, по-видимому, служат (1) отчетливая специализация и разделение науч­ного труда, (2) требования профессиональных кодексов, управляю­щие социальными воззрениями инженеров, и (3) инкорпорация ин­женеров в промышленные бюрократии.

Специализация

Интенсифицированное разделение труда стало превосходным сред­ством ухода от социальной ответственности. По мере членения про­фессий каждая группа специалистов находит все более возможным для себя «свалить на кого-то» ответственность за социальные последствия своей работы, руководствуясь, по-видимому, допущением, что в этом сложном переносе ответственности сам черт ногу сломит. Устрашив­шись возникающих в итоге социальных деформаций, каждый специа­лист, уверенный в том, что уж он-то в меру своих способностей выпол­нил свою задачу, может с готовностью отказаться от ответственности за них. И, разумеется, ни одна группа специалистов — и инженеры в этом отношении мало чем отличаются от других — не инициирует эти последствия в одиночку. Скорее в нашей экономической и социаль­ной структуре каждый технологический вклад вливается в кумулятив­ный узор эффектов, некоторые их которых никто не желал и вместе с тем все сообща вызвали.

Профессиональная этика

Отчасти вследствие специализации функций инженеры, подоб­но ученым, индоктринируются этическим чувством ограниченной ответственности. Ученый, деловито работающий над своей особой задачей извлечения из царства неведения нового знания, уже давно отказался от обязанности следить за тем, как это знание применя­ется. (История создает свои символы. Потребовалась атомная бом­ба, чтобы избавить многих ученых от этой доктрины, за которую они так цепко держались.)

Так, во многих кругах считалось абсурдом, будто инженера сле­дует считать ответственным за социальные и психологические послед­ствия технологии, ибо совершенно ясно, что это не входит в область его компетенции. В конце концов, «работа» инженера — обратите внимание, Как эффективно здесь определяются границы его роли, а тем самым и его социальной ответственности — состоит в том, чтобы

совершенствовать производственные процессы, и «не его дело» рас­сматривать их разветвленные социальные последствия. Профессио­нальный кодекс фокусирует внимание инженеров на первых звеньях в цепи последствий технологического нововведения и отвлекает их внимание как специалистов и как граждан от последующих звеньев этой цепи, таких, например, как его последствия для уровней зара­ботной платы и возможностей занятости. «Но мы должны бесприст­растно включать последствия, — так представляет этот вопрос в бо­лее общей форме Джон Дьюи. — И будет умышленной глупостью то­ропить достижение какой-то единичной желанной цели или послед­ствия и позволить лицезрению этой цели оградить нас от восприятия всех других нежелаемых и нежеланных последствий».

Бюрократический статус

Занятость большого числа инженеров и технологов в промышлен­ных бюрократиях далее оформляет их социальные перспективы. Не­разрывно вплетаясь в бюрократический аппарат, многие инженеры занимают свое место экспертов и принимают подчиненную роль с фик­сированными сферами компетенции и власти и строго ограниченной ориентацией на более широкую социальную систему. В этом статусе они вознаграждаются за рассмотрение себя как помощников по тех­ническим вопросам. А стало быть, не их функция задумываться о чело­веческих и срциальных последствиях внедрения своих эффективных приспособлений и процессов и решать, когда и как их следует внедрять. Эти вопросы находятся в ведении администраторов и менеджеров.

Основания для препоручения этих вопросов администраторам в деловых и промышленных организациях редко устанавливались так ясно и поучительно, как в следующей выдержке из Ретлисбергера: «...физики, химики, инженеры-механики, гражданские инженеры, инженеры-химики обладают продуктивным способом мышления о своем классе феноменов и простым методом обращения с ними. В этой сфере их суждения будут, вероятно, убедительными. Вне этой сферы их суждения более спорны. Некоторые среди них вполне ясно сознают эту ограниченность. Они не желают заниматься человечес­ким фактором; они хотят разработать лучшее орудие, лучшую маши­ну для решения тех или иных технических задач. Вызовет ли внедре­ние этого орудия или машины увольнение скольких-то работников или не вызовет — их как инженеров совершенно справедливо не ин­тересует... Эти люди бесценны для администратора во всякой про­мышленной организации».

Макс Вебер и Торстейн Веблен, наряду с другими учеными, ука­зывали на опасность того, что эта профессиональная перспектива, заключающая в себе рационализированное отречение от социальной ответственности в пользу администратора, может быть вынесена ин­женерами за пределы собственно экономического предприятия. Из этого переноса мировоззрения и складывающейся в результате выу­ченной неспособности работать с человеческими проблемами разви­вается пассивная и зависимая роль, предусмотренная для инженеров и технологов в сфере политической организации, экономических учреж­дений и социальной политики. Возникает угроза поглощения граждан­ского Я профессиональным.

По мере того как технические специалисты сосредоточивают та­ким образом внимание на «своих собственных» ограниченных зада­чах, суммарное воздействие технологии на социальную структуру ста­новится по халатности таким делом, которым не занимается никто.

Задачи социального исследования

Инженеры могут с легким сердцем продолжать отрекаться от пря­мой заботы о социальных последствиях развивающейся технологии до тех пор, пока эти последствия не поддаются предвидению и не при­нимаются во внимание. В той мере, в какой социальные ученые так и не удосужились до сих пор обратиться к этой проблеме, даже у наибо­лее социально ориентированных технологов нет информационной основы для того, чтобы действовать с должной социальной ответствен­ностью. Только когда люди, оснащенные навыками проведения со­циальных исследований, обеспечат адекватный корпус научного зна­ния, люди, работающие в области инженерного дела, смогут перевес­ти свой взгляд с индивидуального делового предприятия на более ши­рокую социальную систему.

Как много столетий люди пренебрегали проблемами эрозии по­чвы — отчасти в силу непонимания того, что эрозия представляет со­бой значительную проблему, — так и сейчас они все еще пренебрега­ют той социальной эрозией, которую можно отнести на счет нынеш­них методов внедрения быстрых технологических изменений. Рыноч­ный спрос на исследования в этой области очень и очень ограничен. Видимо, есть все основания предполагать, что интенсивному иссле­дованию этих проблем, имеющих центральное значение для нашей технологической эпохи, посвящается меньше человеко-часов иссле­довательской деятельности, чем разработке соблазнительных упако­вок для парфюмов и прочих подобных товаров повседневного спроса

или, скажем, планированию рекламных кампаний для отечественных производителей табака.

Для внедрения широкой программы социальных исследований, соразмерной масштабу проблемы, нет нужды ожидать появления но­вых исследовательских процедур. Методы социальных исследований неуклонно совершенствовались и благодаря дисциплинированному опыту, несомненно, будут развиваться и дальше. Эффективное развер­тывание этой программы ждет, однако, решений относительно орга­низации исследовательских групп, финансирования исследований и направлений изучения.

Организация исследовательской группы

Разрозненные и некоординированные исследования, проводи­мые группами с разной профессиональной подготовкой, показали свою неадекватность. Проблемы, относящиеся к этой области, тре­буют взаимодополнительных знаний и навыков инженеров, эконо­мистов, психологов и социологов. Как только это средоточие совмес­тных изысканий получило бы признание, представители этих про­фессиональных сообществ могли бы приступить к попыткам принять программу совместного исследования. С самого начала им могло бы, вероятно, недоставать общих универсумов дискурса, но как показы­вает опыт АДТ*, модели сотрудничества между инженерами и соци­альными учеными разработать можно. Те стены, ограждающие друг от друга разные дисциплины, которые были возведены разделением научного труда, можно преодолеть, если признать в них временные средства, каковыми они собственно и являются.

Финансовая поддержка исследования

Из ограниченной совокупности социальных исследований в сфе­ре промышленности большая часть была ориентирована на нужды менеджмента. Проблемы, отбираемые в качестве фокуса исследова­ния — например, высокая текучесть рабочей силы и низкая произво­дительность труда, — определялись, стало быть, преимущественно ме­неджментом; финансовая поддержка осуществлялась, как правило, менеджментом; границы и характер экспериментальных изменений в трудовой ситуации утверждались менеджментом; и регулярные от­четы составлялись в первую очередь для менеджмента. Сколь бы ни

* Администрация долины Теннесси. — Примеч. пер.

была обоснованной и ни казалась самоочевидной причина этого, сле­дует заметить, что типичная перспектива социальных исследований в сфере промышленности такова и что она препятствует эффектив­ному проведению исследования.

Эти замечания, разумеется, не оспаривают достоверность и по­лезность исследований, ориентированных на нужды менеджмента. Из того, что менеджмент продолжает финансировать эти исследования, мы можем лишь заключить, что они обнаружили свою чрезвычайную полезность и достоверность в рамках данного определения проблем. Однако интеллектуальный штаб всего лишь одного из слоев делового и промышленного населения может со временем обнаружить, что его внимание сосредоточилось на проблемах, отнюдь не относящихся к числу главных проблем, с которыми сталкиваются другие сектора это­го населения. Может, например, оказаться, что разработка методов понижения тревожности у рабочих с помощью благожелательных и продолжительных собеседований или с помощью надлежащего пове­дения мастеров не попадает в число тех исследований, которые рабо­чие считают наиглавнейшими с точки зрения своих интересов. Они могут быть более заинтересованы в том, чтобы исследователи выяви­ли различные последствия — для них и других людей — альтернатив­ных планов, в соответствии с которыми происходило бы внедрение технологических изменений.

Это напоминает нам, что само социальное исследование проте­кает в определенной социальной обстановке. Социальный ученый, не сознающий того, что его методики включенного наблюдения, ин­тервьюирования, составления социограмм и т.д. становятся для ра­бочих и мастеров, возможно, даже еще большим нововведением, чем технологические изменения на заводе, был бы поистине подозритель­ным пленником собственных открытий. Сопротивление такому ново­введению можно предвидеть — хотя бы потому, что оно далеко отстоит от обычного опыта большинства людей. Тем, кто занят социальными исследованиями среди рабочих и административного персонала, нет нужды говорить о той смеси подозрительности, недоверчивости, на­пускной веселости и зачастую открытой враждебности, с которой их первоначально встречали. Незнакомость этого типа исследования в сочетании с его мнимо назойливым вторжением в сферы напряжен­ности и частные дела обусловливают определенную меру сопротив­ления.

Если исследование субсидируется менеджментом и если изучае­мые проблемы релевантны прежде всего для менеджмента, сопротив­ление рабочих будет многократно возрастать. А потому нас не долж-

но удивлять, что в некоторых сегментах организованного труда на первые попытки социального исследования в промышленности смот­рят с некоторой мерой подозрения и недоверчивости, сопоставимой с той, которой было встречено в 20-е годы внедрение исследований в об­ласти научного управления. Ибо если у рабочих есть повод увидеть в ис­следовательской программе новомодное академическое средство проти­водействия профсоюзным организациям или научной замены матери­альных вознаграждений символическими, то такая проблема скорее со­здаст проблемы, нежели их обнаружит.

Следовательно, социальное исследование в промышленности сле­дует проводить при общей поддержке менеджмента и труда, вне зави­симости от источников его денежного финансирования. Добиться же сотрудничества большого числа рабочих не удастся до тех пор, пока они не будут знать, что получат какие-то выгоды от применения на­учного метода в той области, где прежде почти безраздельно господ­ствовал эмпирический метод проб и ошибок.

Направления исследования

Первой задачей этих исследовательских групп стал бы поиск кон­кретных проблем, требующих внимания. Уже сам факт, что они про­водят исследование, показал бы, что они не одержимы глупой верой в то, что передовые течения в технологии независимо от своего при­менения ведут к общему благу. От них должны ожидать, что в головах у них витают опасные мысли. Они не должны выносить культурные и институциональные аксиомы за пределы исследования. В центре их внимания должны находиться институциональные упорядочения, адекватные для инкорпорации всех производственных возможностей негладко, но непрерывно развивающейся технологии и вместе с тем справедливого распределения приобретений и потерь, заключенных в этих технологических достижениях.

В последнее десятилетие среди социальных исследователей наме­тилось противодействие былой склонности сосредоточивать внима­ние на экономических последствиях технологических достижений. Центр внимания исследователей переместился на чувства рабочих и социальные отношения на работе. Этот новый акцент, однако, имеет и свои недостатки. Технологическое изменение затрагивает не только чувства рабочих. И не только их социальные связи и статус — но также их доходы, их шансы иметь работу и их экономические интересы. И чтобы новые исследования человеческих отношений в промышленно­сти были максимально эффективными, их следует проводить в связке

с продолжающимися исследованиями экономических последствий трудосберегающих технологий.

Кроме того, эти исследования никак не могут ограничиваться изу­чением одного только «рабочего». Вычленить рабочего так, как будто бы он представлял собой самодостаточный сектор индустриального населения, значит совершить насилие над структурой социальных отношений, действительно существующей в промышленности. По всей видимости, не один только рабочий подвержен предубеждени­ям, навязчивым фантазиям, недостаткам и искажениям установки и иррациональным неприязненным чувствам по отношению к колле­гам по работе или начальникам. Вполне может оказаться, что поведе­ние и решения менеджмента находятся под ощутимым влиянием сход­ных психологических паттернов и что они, наряду с обостренным чув­ством собственных экономических интересов, оказывают существен­ное влияние на принятие решений о внедрении трудосберегающих технологий.

В отсутствие исследований, проводимых при совместной финан­совой поддержке труда и менеджмента и нацеленных на сообща со­гласованные проблемы, связанные с ролью технологии в нашем об­ществе, альтернативой становится следование нынешнему образцу разрозненных исследований, направленных нате особые проблемы, изучение которых соответствует интересам особых групп. Возможно, конечно же, что кому-то эта альтернатива покажется предпочтитель­ной. Вполне возможно, что несколько заинтересованных групп не найдут основу для согласия по поводу финансирования и направлен­ности социальных исследований в этой области. Однако это тоже бу­дет служить выполнению их косвенной задачи. Если исследования технологов и социальных ученых, проводимые под совместным по­кровительством менеджмента и труда, будут на этих основаниях от­вергнуты, то это будет важным диагностическим симптомом того со­стояния, в котором пребывают индустриальные отношения.

XX. ПУРИТАНСТВО, ПИЕТИЗМ И НАУКА

В своих пролегоменах к социологии культуры Альфред Вебер про­вел различие между общественными, культурными и цивилизацион-ными процессами¹. Поскольку Вебера интересовало прежде всего раз­граничение этих категорий социологических явлений, он в значитель­ной мере упустил из внимания их специфические взаимосвязи, т.е. ту область изучения, которая имеет основополагающее значение для социолога. Взаимодействие между некоторыми элементами культу­ры и цивилизации как раз и будет предметом данного очерка. Мы рас­смотрим его на примере Англии семнадцатого века.

Пуританский этос

В первом разделе статьи будет дан схематичный очерк пуританс­кого ценностного комплекса в той его части, в которой он был связан с заметным возрастанием интереса к науке, происходившим на про­тяжении второй половины семнадцатого столетия; во втором разделе статьи будет изложен соответствующий эмпирический материал, ка­сающийся различий в культивировании естествознания протестан­тами и другими религиозными конфессиями.

Основная идея этого исследования состоит в том, что пуританс­кая этика как идеально-типическое выражение ценностных устано­вок, базисных для аскетического протестантизма в целом, настоль­ко определила интересы англичан семнадцатого столетия, что стала одним из важных элементов усиленного культивирования науки. Глу­боко коренящиеся религиозные интересы¹ того времени настоятель-

© Перевод. Николаев В.Г., 2006

' Alfred Weber, «Prinzipielles zur Kultursoziologie: Gesellschaftsprozess, Zivilisationsprozess und Kulturbewegung», Archivfiir Sozialwissenschaft una" Sozialpolitik, Bd. XLVII, 1920, 47, S. 1—49. См. аналогичную классификацию у Макайвера: R.M. Maclver, Society: Its Structure and Changes, Chap. XI1; а также обсуждение этих исследований в: Morris Ginsberg, Sociology (London, 1934), p. 45—52. — Примеч. автора.

² «Nicht die ethische Theorie theologischer Kompendien, die nuralsein (unter Umstanden allerdings wichtiges) Erkenntnismittel dient, sondern die in der psychologischen und

⇐ Предыдущая45464748495051525354

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: