 |
О судьбе и доблести Александра 11 глава
|
|
|
|
Итак, оставим это в стороне и после того, как мы показали силу Эрота, рассмотрим его благосклонность к людям и оказываемые им благодеяния — не в том смысле, что он доставляет тем, на кого он обращен, много добра, ибо это очевидно для каждого, но еще больше в том смысле, что делает лучшими самих влюбленных. Еврипид, хотя и искушенный в делах Эрота, восхищается лишь наименее значительным из этих благ, когда говорит:
Поэтом делает
Эрот того, кто от природы Музам чужд.1241
Он делает также рассудительным легкомысленного и мужественным, как мы видели, робкого — подобно тому как под воздействием жара гибкие древесные ветви становятся жесткими.
Каждый влюбленный, хотя бы он был от природы мелочен, становится щедрым, предупредительным и великодушным, всякие следы скаредности и сребролюбия в нем расплавляются, словно железо в огне, и он радуется, одаривая любимого, больше, чем радовался бы, сам получая подарки от других.
Вам, вероятно, известен такой случай. Анит, сын Антемиона, влюбленный в Алкивиада, однажды давал праздничный обед1242 приезжим гостям. Внезапно в пиршественный зал ворвался с веселой компанией Алкивиад и, забрав со стола половину кубков, удалился. Когда гости стали возмущаться, говоря: «Этот юноша поступил с тобой дерзко и оскорбительно», Анит ответил: «Нет, очень любезно, ведь мог бы и все забрать, а он и мне оставил столько же».
18. Зевксиппу этот рассказ очень понравился. «Клянусь Гераклом, — сказал он, — я почти готов отказаться от унаследованной нами вражды к Аниту как гонителю философии и Сократа, если он был так кроток и обходителен со своим возлюбленным».
«Более того, — сказал отец, — не превращает ли Эрот вообще людей угрюмых и мрачных в приветливых и общительных?
|
|
|
Там, где горит огонек, приветливый облик у дома, —
не так ли светлеет от эротического огня и облик человека? Но большинство людей проявляют в последнем случае странное равнодушие: увидав ночью свет в доме, воспринимают это как нечто чудесное и восхитительное; а видя, как мелкая и низменная душа внезапно наполняется разумением, свободолюбием, благородством, привлекательностью, щедростью, они не испытывают потребности воскликнуть вслед за Телемахом:
Здесь ясно присутствие бога.1243
А не удивительно ли, скажи, Дафней, ради Харит, также и следующее. Влюбленный, пренебрегая почти всем, кроме предмета своей любви, — не только товарищами и домашними, но и законами, и начальниками, и царями, — ничего не боясь и ни перед чем не преклоняясь, готовый противостать самому «копью Перуна»,1244 при первом взгляде на своего возлюбленного
Поник, как кочет, рабское склонив крыло,1245
и его отвага сломлена, и подкошена гордость его души.
Уместно вспомнить и Сапфо, находясь по соседству с Музами. Римляне говорят, что сын Гефеста Как выдыхал струи пламени; а из уст Сапфо исходят речи поистине смешанные с огнем, и она в песнях воспроизводит жар своего сердца,
Благозвучными Музами врачуя Эрота,
как говорит Филоксен. Если Лисандра еще не изгладила у тебя, Дафней, память о твоих прежних любовных переживаниях, напомни нам те стихи, в которых прекрасная Сапфо говорит, как при виде возлюбленной ее голос замирает, по телу пробегает огонь, она бледнеет и ее охватывает головокружение». Когда Дафней прочитал эти известные всем стихи, отец подхватил: «Ради 3eвca, что же это, не явная одержимость богом? Не демоническое волнение души? Достигает ли такой силы потрясение, которое испытывает Пифия на своем треножнике? Кого из жрецов приводит в такое исступление звучание флейты, гимны в честь Великой Матери и тимпан?
|
|
|
И ведь многие видят то же самое тело, ту же самую красоту, но охвачен Эротом только один. По какой причине? Но разве непонятно, что имеет в виду Менандр, когда говорит, что любовь — это
души болезнь,
удар, источник раны внутренней.
Виновник этой болезни бог, который одного поразит, а других оставит незатронутыми.
То, что было бы уместнее сказать в самом начале, я не должен оставить несказанным хотя бы здесь, раз уж это «подвернулось на уста»,1246 по выражению Эсхила, ибо это имеет величайшее значение. Если для всего, что входит в наше сознание не через чувственное восприятие, мы черпаем доверие либо в мифе, либо в законе, либо в рассуждении, то во мнениях о богах нашими руководителями и зрителями всецело являются поэты, законодатели и, в третью очередь, философы. И что боги существуют, это все они утверждают одинаково, но весьма расходятся друг с другом относительно их числа, взаимоотношений, сущности и силы. Философы полагают, что боги,
не зная болезней и старости,
не зная трудов, избежали тяжелостопной
переправы Ахеронта.1247
Отсюда для них неприемлемы вводимые поэтами божества — Раздоры, Мольбы, и они отказываются признать в числе богов сыновей Ареса Страх и Ужас. Во многом философы расходятся и с законодателями. Так, Ксенофан советовал египтянам, если они считают Осириса смертным, не почитать его как бога, а если считают богом, то не оплакивать. С другой стороны, поэты и законодатели не хотят и слушать философов, говорящих, как о богах, о каких-то идеях, числах, монадах и духах, и не могут их понять.
Вообще мнения в этой области представляют великое разнообразие и противоречивость. Но подобно тому как в Афинах некогда было три партии — паралиев, эпакриев и педиеев, которые находились в постоянных раздорах между собой, но впоследствии, собравшись вместе для голосования, отдали все голоса Солону, избрав его верховным судьей, архонтом и законодателем, как мужа бесспорно первенствующего своими доблестями, — так и три теологические партии, расходясь во мнениях и нелегко воспринимая отдельные взгляды одна от другой, в одном непоколебимо единодушны и Эрота одинаково включают в число богов наиболее выдающиеся из поэтов, законодателей и философов,
|
|
|
единым гласом громко восхваляя,
как выразился Алкей об избрании Питтака тираном у митиленян.
Так Эрот, царь, архонт и гармост, провозглашенный Гесиодом, Платоном и Солоном, нисходит с Геликона в Академию, в царском убранстве, с венком на голове, сопровождаемый свитой дружбы и товарищества. Объединены же они не «узами оков»,1248 о которых говорит Еврипид, вводя образ холодной, тягостной и постыдной необходимости, налагаемой на угнетенных, а окрыленным стремлением к прекраснейшему и божественному бытию, о котором лучше, чем я, сказали другие».
Когда отец закончил свою речь, Соклар сказал: «Видишь, вот уже второй раз ты, соприкоснувшись с одним и тем же предметом, как-то обрываешь сам себя и уходишь в сторону. Если позволительно высказать мое мнение, ты неправ, когда, вопреки взятым на себя обязательствам, отказываешься приобщить нас к столь священным для нас истинам. Вот ты и раньше, как бы нехотя коснувшись Платона и египтян, прошел мимо, и сейчас так же поступаешь. Конечно, то, что уже «ясно сказано»1249 Платоном, или скорее содействующими нам богинями через Платона, ты не должен повторять, «даже если мы тебя об этом попросим»;1250 но твой намек, что египетский миф совпадает с тем, что говорит об Эроте Платон, ты не должен оставить темным и нераскрытым для нас; мы будем рады услышать о великом хотя бы малое».
Так как и другие присоединились к просьбе, то отец сказал, что египтяне, как и эллины, признают двух Эротов, общенародного и небесного, но за третьего Эрота принимают солнце и высоко почитают Афродиту, отождествляя ее либо с луной, либо с землей.
Мы также усматриваем большое сходство между Эротом и солнцем. Ни то, ни другое не огонь, хотя это и утверждают некоторые, а сладостное и живительное сияние и тепло, которое, несясь от солнца к телу, доставляет ему питание и рост, а от Эрота — доставляет те же блага душам. И как солнце теплее, показавшись из туч после дождя или после тумана, так Эрот, восстановленный примирением с любимым после размолвки, вызванной гневом или ревностью, становится сладостнее и сильнее. Далее, как о солнце некоторые думают, что оно гаснет и возгорается, так же и Эрота они считают смертным и непостоянным. И наконец, как тело, не подвергшись предварительным упражнениям, не может без вреда для себя переносить сияние солнца, так и душа, не получив принадлежащего воспитания, не способна безболезненно перенести Эрота: и тело и душа выходят из своего обычного состояния и впадают в болезнь, в которой должны винить не силу бога, а собственную слабость.
|
|
|
Только в том приходится установить различие, что солнце показывает зрению одинаково прекрасное и безобразное, а Эрот направляет свой свет только на прекрасное, побуждая влюбленных только на него обращать взоры, а всем остальным пренебрегать.
Землю мы считаем вовсе несходной с Афродитой, но те, кто называет Афродитой луну, опираются на некоторое сходство: луна причастна и земле и небу и является местом смешения бессмертного и смертного; она бессильна сама по себе и остается темной, если не освещена солнцем, как Афродита без поддержки Эрота. Итак, можно признать, что у луны больше сходства с Афродитой, а у солнца с Эротом, чем с остальными богами, однако это сходство — отнюдь не полное тождество: как душа и тело сущности не совпадающие, а различные, так и солнце есть нечто зримое, а Эрот — нечто умозрительное. И если такое утверждение не покажется слишком резким, то можно было бы сказать, что солнце даже противодействует Эроту: оно отвлекает ум от умозрительного к ощутимому, чаруя прелестью зримого и соблазняя только в этом зримом искать и истину, и все блага, а более нигде.
Ко всему, что цветет, что блестит на земле,
Нас влечет необорная страсть,1251 —
говорит Еврипид.
И не знаем мы мира иного,
а вернее, не помним, и только Эрот может напомнить забытое.
Действительно, подобно тому как у проснувшегося при сильном и ярком свете расходятся и разбегаются все образы, явившиеся его душе во сне, так при том изменении бытия, какое составляет рождение в этот свет, солнце, очевидно, поражает наше сознание как бы неким зелием, и от радостного удивления забывается все то прежнее. А между тем подлинной явью для души было именно то бытие, и, придя сюда, она видит сон, в котором с восхищением приветствует солнце как прекраснейший и божественнейший образ.
Радостно-ложным она обольщается тотчас виденьем,1252
уверенная, что все окружающее ее здесь прекрасно и ценно, пока не встретится ей в лице божественного Эрота здравый врачеватель и спаситель: ведя ее от тел к истине, из Аида в «поле истины», где утверждена великая и чистая и неложная красота, которой она жаждет приобщиться, он направляет ее, как руководитель таинств — их участника.
|
|
|
Но раз душа возвращена в этот мир, Эрот не может общаться с ней самой по себе, а только при посредстве тела. Подобно тому как геометры, обращаясь к ученикам, еще не способным представить себе умопостигаемые предметы, показывают им осязаемые и зримые воспроизведенные подобия шаров, кубов, додекаэдров, так небесный Эрот, изощряясь в очертаниях, красках и формах, показывает нам в блистающих молодостью образах отражения прекрасного — прекрасные, но божественного — смертные, не подверженного изменениям — подверженные, умопостигаемого — чувственные и так постепенно пробуждает нашу разгорающуюся память.
И вот некоторые, ложно наставляемые друзьями и близкими, пытаясь насильно и безрассудно погасить страсть, не пришли ни к чему хорошему, но или наполнились чадом смятения, или, обратившись к темным и недостойным наслаждениям, бесславно увяли. Те же, кто, руководствуясь здравыми рассуждениями и совестью, как бы отняли у огня его безудержность, но оставили душе сияние, свет и теплоту, которая вызывает не сотрясение, как сказал кто-то, теснящее атомы1253 семени под воздействием возбуждения и благодаря их гладкости, а удивительный животворный разлив, подобный движению соков в растении и раскрывающий поры взаимопонимания и благорасположения. Не проходит много времени, и они, минуя тело любимых, проникают до глубины их существа, разверзшимися очами созерцают их нравственный облик и вступают в общение с ними в речах и делах, если те хранят в душе очертания и образ прекрасного; если же нет, то оставляют их без внимания и обращаются к другим, подобно тому как пчелы оставляют пышно расцветшие, но не содержащие меда растения. Там же, где они встречают след, намек, радостный признак присутствия бога, они исполняются божественного восторга и загораются радостным воспоминанием того, что поистине всем несет радость, блаженство и любовь.
20. То, что пишут и поют об Эроте поэты, — по большей части шутки, свойственные разгульному веселью, но кое-что сказано ими серьезно, либо по собственному разумному рассуждению, либо потому, что с помощью бога пришли они к истине: одно из таких высказываний относится к его происхождению:
Это могучий бог,
рожденный быстрой Иридой
и златокудрым Зефиром,1254
если только вас не переубедили грамматики, говоря, что это образ, относящийся к переливчатой изменчивости цветов радуги». — «А к чему же еще может это относиться?» — спросил Дафней. «Слушайте, — ответил отец, — я скажу об этом так, как велит сама действительность. Ирида, то есть радуга, — это преломление солнечных лучей, встретивших облако умеренной влажности и прозрачности и средней толщины; вследствие преломления нам кажется, что явление происходит в самом облаке. Таково же и эротическое переживание, производимое благородными и прекраснолюбивыми душами; они вызывают преломление памяти от того, что мы наблюдаем здесь как прекрасное и называем таковым, к тому, что, находясь за нашими пределами, божественно, и прелестно, и блаженно, и, единственное, поистине прекрасно.
Но большинство влюбленных, преследуя и нащупывая в мальчиках и женщинах угадываемый образ той красоты, не могут найти ничего более прочного, чем наслаждение, смешанное с горечью; таково заблуждение Иксиона, пытающегося в облаке1255 уловить призрачный образ предмета своей страсти; так и дети, прельщенные радугой, пытаются схватить ее руками.
Иное отношение к возлюбленному у здравого и мыслящего влюбленного: его взгляд преломляется в сторону божественной и умопостигаемой красоты: встретившись с красотой зримого тела, он пользуется ею как опорой для памяти, любуется ею и, радуясь этому общению, еще более воспламеняется мыслью. Но, оставаясь в этом телесном мире, он не сидит в бездеятельном восхищении, пораженный божественным светом, а оказавшись после смерти там, не ищет бегства и возвращения в земной мир, чтобы витать у дверей новобрачных, уподобляясь злым призракам преданных телесным наслаждениям мужчин и женщин, не заслуживающих названия влюбленных.
Истинный же причастник Эрота, оказавшись в том мире и вступив по заслугам в общение с красотой, окрыляется и сопровождает своего бога в вышнем хороводе до тех пор, пока не вернется на луга Луны и Афродиты, где уснет, ожидая нового рождения.
Но все это уже выходит за пределы нашего теперешнего разговора. Эроту же, как и прочим богам, по слову Еврипида,
любезны должные от смертных почести1256
и неугодно пренебрежение ими; он благосклонен к приемлющим его достойным образом, но суров к своевольным. Не так преследует и наказывает за обиды гостей и просителей Ксений и за неуважение к родителям Генетлий, как выслушивает жалобы оскорбленных любовников Эрот, строгий каратель грубости и высокомерия.
Надо ли напоминать об Евксинтете и Левкокоме?1257 Или о той, которая на Кипре еще и ныне носит прозвание Выглядывающей? Но может быть, вы не слыхали о наказании критянки Горго, участь которой была сходна с Выглядывающей. Та была превращена в камень, выглянув в окно на погребение человека, который был в нее влюблен. А Горго полюбил некий Асандр, молодой человек хорошего нрава и благородного происхождения. Хотя он из блистательного положения впал в бедность, однако не считал себя недостойным просить Горго в жены, тем более что приходился ей родственником. Горго была богата, и к ней сваталось много людей с большими достоинствами, однако Асандру удалось расположить в свою пользу всех ее домашних и опекунов…1258
21. Кроме того, источники зарождения любви принадлежат не одному какому-либо полу, а одинаково обоим. Разве не могут происходить как от мальчиков, так и от женщин те образы, которые проникают в тело подверженных Эроту, приводят в движение и возбуждение его состав и стекаются в семя вместе с другими атомами?
То же относится к прекрасным и священным воспоминаниям, возвращающим нас к божественной и истинной олимпийской красоте и окрыляющим душу — что препятствует им происходить от девушек и женщин, равно как от мальчиков и юношей, если сквозь свежесть и привлекательность внешнего образа просвечивает чистая и благородная душа — как хорошо сшитая обувь, по слову Аристона, показывает красоту ноги, — когда тот, кто способен это воспринять, распознает в прекрасных и чистых телесных очертаниях прямые и нерушимые следы светлой души?
Один драматический персонаж, преданный удовольствиям, на вопрос:
Склоняешься ль к мужским иль женским прелестям?1259 —
отвечает:
Где красота, туда лишь и склоняюсь я.1260
Но этот ответ говорит лишь о его низменных вожделениях; что же, человек, преклоняющийся перед истинно прекрасным, в своем любовном выборе будет исходить не из красоты и благородства души, а из половых различий?
Далее, любитель лошадей не меньше восхищается природными качествами Подарга,1261 чем «Агамемноновой Эты», и охотник высоко ценит не только кобелей, но воспитывает также критских и лаконских сук; что же, ценитель прекрасного в людях не будет беспристрастен по отношению к обоим полам, но станет проводить различие между любовью к мужчинам и любовью к женщинам, словно между мужской и женской одеждой?
Говорят, что цветущая внешность — это «цвет добродетелей». Нелепо же думать, что женщина не может иметь и признаков природной добродетели. Ведь правильно сказано в стихах Эсхила:
Надежный признак для меня влюбленности
горящий взор вкусившей мужа девушки.1262
Но разве во внешности женщины возможны только признаки дерзновенного, разнузданного и испорченного нрава, а скромность и целомудрие в ней светиться не могут? Или много и такого зримо обнаруживается, но не трогает душу и не призывает Эрота? И то и другое предположение противно разуму и истине.
Итак, раз доказано, что обоим полам присущи одни и те же черты и они должны совместно вести защиту от общего противника, выступим, Дафней, против тех соображений, которые только что развил Зевксипп. Он отождествил Эрота с неукротимой страстью, уносящей душу к необузданности, не столько будучи сам убежден в этом, сколько наслушавшись от людей угрюмых и чуждых Эроту. Одни из них, привлеченные приданым, вводят в свой дом ничтожных женщин, а вместе с деньгами — мелочные расчеты, влекущие за собой каждодневные супружеские раздоры. Другие, озабоченные более тем, чтобы найти потомство, а не жену, уподобляются цикадам, откладывающим свою грену на морской лук или что-либо подобное: народив детей с кем пришлось, они готовы распроститься с браком или же, оставаясь в нем, не думают о том, чтобы любить и быть любимыми.
А между тем само слово «уважать»,1263 лишь одной буквой отличаясь от «вмещать», как мне кажется, прямо показывает возникающее под воздействием времени и привычки соединенное с необходимостью благоволение. Тот, кого Эрот внезапно поразит своим веянием, сначала будет сохранять различение «моего» и «не моего», как говорится в Платоновом «Государстве»:1264 ибо не сразу оказывается «все общее у друзей» и, равным образом, у влюбленных. Но преодолевая раздельность тел, они постепенно сводят и сплавляют свои души, не желая быть двумя и не считая себя двумя.
Взаимная терпимость, столь необходимая в браке, еще более, чем внутренним влечением, воспитывается извне под воздействием совести и боязни, внушаемой законами: они всегда остаются в поле зрения живущих совместно, которые
Узде, кормилу следуют покорственно.1265
Но Эрот приносит столько самообладания, постоянства, доверия, что если войдет в соприкосновение даже с необузданной душой, то отвратит ее от других влюбленных, сломив ее дерзостность, сокрушив ее надменность и грубость и внушив ей совестливость, сдержанность и спокойствие, и, придав скромный образ, сделает ее послушной только одному.
Вы слыхали, конечно, о воспетой поэтами многолюбимой Лайде — как она воспламенила страстью всю Элладу и, более того, стала предметом ревностного спора от моря до моря: но когда Эрот внушил ей любовь к фессалийцу Гипполоху, то она,
омываемый волнами с двух берегов
покинув Коринф,1266
убегая от остальных многочисленных любовников и от огромного полчища гетер, тайно ото всех удалилась в Фессалию. А там женщины из ревности к ее красоте заманили ее в святилище Афродиты, где закидали камнями до смерти; еще и ныне это святилище носит имя Афродиты-человекоубийцы.
Мы знаем служанок, отвергших любовные домогательства своих господ, и подданных, пренебрегших царицами, когда в их душе господствовал Эрот: подобно тому как в Риме после избрания диктатора все остальные магистраты слагают свои полномочия, так и те, кем овладеет Эрот, освобождаются от всех остальных господ и начальников, будто служители храма. А благородная женщина, которую Эрот сочетал с законным мужем, скорее потерпит объятия медведя или змея, чем прикосновение и ложе постороннего мужчины.
22. Примеров этому множество у вас, сограждан и содружественников Эрота, но нельзя пройти мимо примера галатской женщины Каммы. Это была жена тетрарха Сината, отличавшаяся необыкновенной красотой. В нее влюбился один из знатнейших галлов Синорикс. Убедившись, что ни силой, ни просьбами он не может склонить ее ко взаимности, пока жив Синат, он убил его. Прибежищем и утешением в этом бедствии было для Каммы наследственное в ее роду жреческое служение Артемиде. Почти все время она проводила у богини и не допускала к себе ни одного мужчину, хотя к ней сватались многие цари и властители. Однако, когда попытку встретиться с ней, чтобы заговорить о браке, предпринял Синорикс, она не отвергла этой попытки и не обратила к нему никаких упреков по поводу прошлого, как будто его поступок, вызванный страстью к ней, не заключал в себе ничего низменного; итак, он, доверившись, пришел к ней с брачным предложением. Она встретила его с протянутой рукой и, подведя к алтарю богини, совершила возлияние из чаши, наполненной медовым напитком, в который, как оказалось, заранее подмешала яд. Затем, выпив около половины содержимого, она передала галлу остаток. Когда же увидела, что он все выпил, радостно воскликнула, обращаясь по имени к своему убитому мужу: «Дожидаясь нынешнего дня, любимейший муж, я жила без тебя в горе. Теперь радостно прими меня к себе: я отомстила за тебя подлейшему человеку и счастлива, что жила с тобой общей жизнью, а с ним умираю общей смертью». И Синорикс, вынесенный на носилках, тут же умер, а Камма прожила еще один день и одну ночь и, как передают, встретила смерть в радостном спокойствии.
23. Таких примеров было много и у нас, и у варваров; кто же после этого потерпит утверждение, будто Афродита, присоединяясь к Эроту, препятствует возникновению дружбы? Что же касается общения, или, вернее, гнусного сочетания мужского с мужским, то каждый разумный скажет:
Гибрида, не Киприда здесь зачинщица.1267
Поэтому тех, кто добровольно подвергается этому извращению, мы относим к самому низкому роду порочности, не видя в них ничего достойного доверия, уважения и дружбы, а скажем вслед за Софоклом:
Счастлив такого друга не имеющий,
а кто имеет, стоит сожаления.1268
Те же, кто непорочен от природы, но обманом или насилием был вынужден предать свое тело, ни к кому на свете не питают такой ненависти, как к тем, кто ими так злоупотребил, и жестоко мстят им, если представится случай: так, Архелая убил ставший его возлюбленным Кратен, а ферейского Александра — Пифолай; амбракийский тиран Периандр1269 спросил у своего возлюбленного, не забеременел ли он уже, и тот, озлобившись, убил его. Но для женщины это сближение — источник дружбы, как приобщение к великим таинствам. И тут меньше означает сама радость общения, чем возрастающее от него с каждым днем взаимное уважение, приязнь и желанность. Не пустое говорят Дельфы, называя Афродиту «желанной», и Гомер, именуя брачное сочетание любовью. Солон показал себя мудрым законодателем в вопросах брака, предписав сближаться с женами не реже чем трижды в месяц, не ради наслаждения, а с тем, чтобы, обновляя брак, освободить его от набирающихся при всей взаимной благожелательности в повседневной жизни разногласий — наподобие того как государства время от времени возобновляют свои дружественные договоры.
Скажут: «Много зла и безумств происходит от любви к женщинам». Но не больше ли от любви к мальчикам?
Его увидев, позабыл я сам себя.
Прекрасный безбородый нежный юноша.
С ним умереть, чтоб эпиграммой сделаться.1270
Все это проявления необузданной страсти к мальчикам; наряду с этим возможна и такая же страсть к женщинам, но как то, так и другое — не Эрот.
Нелепо, как я уже сказал, утверждать, что женщинам вообще чужда добродетель. Надо ли говорить, в частности, об их скромности и рассудительности, об их верности и справедливости, если многие из них показали замечательные примеры мужества, героизма и величия духа? Но не отрицая их прекрасной природы во всем прочем, отказывать им в способности к дружбе и вовсе дико.
Женщины глубоко любят своих детей и супругов, и их добросердечность — благодатная почва для дружбы, доверия и приязни. Подобно тому как поэзия, украсив речь напевностью, размеренностью и ритмом, придала ей и большую воспитательную силу, и большую способность причинить вред, так природа, одарив женщину миловидностью лица, проникновенностью голоса и привлекательностью внешнего вида, дала дурной женщине средства совращать и обманывать, а благонравной — снискать расположение и дружбу мужа.
Платон, видя, что Ксенократ, человек выдающихся дарований, обладает слишком суровым характером, советовал ему приносить жертвы Харитам; а добродетельной женщине можно посоветовать приносить жертвы Эроту, чтобы он благосклонно охранял ее брак и не допустил ее мужа, увлекшись другой женщиной, после этого с сокрушением повторить стих из комедии:
Какой жене я, злополучный, изменил!
Ибо в браке большее благо любить, чем быть любимым: это избавляет от многих ошибок и, более того, ото всего, что увечит и губит брак.
24. Болезненность в начале супружеских отношений, милый Зевксипп, не должна вызывать страх, как ранение или укус; а впрочем, пожалуй, и ранение, как в прививке деревьев, не препятствие к тому, чтобы стать единым целым с близкой женщиной. Ранение, к тому же, и дает начало беременности: ибо нет смешения без приспособления одной части к другой.
Тяготят и детей начатки обучения, и философия — приступающих к ней юношей; но в дальнейшем не остается этой тягостности ни у них, ни у любящих супругов. Эрот сначала производит некое кипение и смятение, подобное тому, какое бывает иногда при смешении двух различных жидкостей, но через некоторое время, успокоившись и очистившись, он приходит к прочнейшей устойчивости. Таково то соединение, которое поистине можно назвать соединением в целом, соединение супругов, объединенных Эротом, тогда как соединение людей, только живущих вместе, можно уподобить соприкосновениям и переплетениям эпикуровских атомов, испытывающих непрерывный ряд взаимных столкновений и отталкиваний, но не создающих никакого единства, какое создает Эрот, присутствующий в брачном общении.
Нет никакой большей радости, более постоянной привязанности, столь светлой и завидной дружбы, как там,
Где однодушно живут, охраняя домашний порядок,
муж и жена.1271
И закон покровительствует браку, и природа показывает, что даже богам нужен Эрот для совместного рождения. Поэты имеют основание говорить, что
Земля дождя алкает,1272
а Небо — Земли; философы учат, что солнце сочетается с луной и оплодотворяет ее; и разве земле, матери людей, родительнице всех животных и растений, не предстоит когда-нибудь погибнуть и совершенно угаснуть, когда мощное желание бога покинет материю и она перестанет искать и черпать в нем начало и движение.
Но не буду далеко отклоняться от основного предмета нашей беседы. Ты знаешь, сколько насмешек вызывает непрочность любви к мальчикам: говорят, что этого рода связь, как яйцо, легко рассекается волосом, а сами влюбленные, подобно кочевникам, проведя весну в цветущей области, затем ретируются оттуда, словно из неприятельской земли. Более грубо выразился софист Бион, сказав, что каждый волос на теле красавцев — это Гармодий или Аристогитон, избавляющий влюбленных от той распрекрасной тирании, которой они себя подвергли. Было бы, однако, несправедливо относить это к случаям истинной любви, и тут надо согласиться с метким словом Еврипида: обнимая и целуя прекрасного Агатона, когда тот был уже бородатым, он сказал, что прекрасное прекрасно и в своей осени. Но любовь к благородной женщине не только не знает осени и процветает при седине и морщинах, но остается в силе и до могильного памятника. Трудно найти примеры длительной любви мальчиков, но нет числа примерам женской любви, полной верности, постоянства и самоотверженной готовности перенести любое испытание. Хочу привести только один такой пример, относящийся к нашему времени, к правлению императора Веспасиана.1273
|
|
|
