Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!

Замечание переводчика «Logik der Forschung» на английский язык

Стр 1 из 15Следующая ⇒

Karl R. Popper

Logik der Forschung

2. Auflage 1966 erweitert (um den «Neuen Anhang», *l. bis * XII.)

3. Auflage 1969 vermehrt (um neue Zusätze)

4. Auflage 1971 verbessert

5. Auflage 1973 Nachdruck der 4. Auflage

6. Auflage 1976 verbessert

7. Auflage 1982 verbessert und durch 6 Anhänge (*XIII. bis *XVIII.) vermehrt

8. Auflage 1984 weiter verbessert und vermehrt (um Anhang *XIX.)

9. Auflage 1989 verbessert

1. Auflage — Julius Springer Verlag, Wien

2. — 9. Auflagen — J. C. Mohr (Paul Siebeck). Tübingen

Karl R. Popper

The Logic of Scientific Discovery

First impression 1959

Second impression 1960

Third impression 1962

Fourth impression 1965

Fifth impression (revised) August 1968

Sixth impression (revised) March 1972

Seventh impression June 1974

Eighth impression October 1975

Ninth impression July 1977

Tenth impression (revised) February 1980

Reprinted 1992, 1995

First impression — Hutchinson, London

Others impressions — Routledge, London and New York

Перевод с английского под общей редакцией В. Н. Садовского

Москва Издательство «Республика» 2004

Перевод выполнен с четвертого английского издания 1980 года (репринт 1995 года)

В. Н. Брюшинкиным (Предисловия, главы I—II, V—IX),

А. Л. Никифоровым (главы III—IV, X, Приложения *I, *II, *XI—*XII),

П. Я. Быстровым (Приложения I—VII, *И—*VIII),

Д. Г. Лахути (Приложение *Х)

Издание осуществлено при финансовой поддержке Института «Открытое общество»

Поппер К. Логика научного исследования: Пер. с англ. / Под общ. ред. В. Н. Садовского. — М.: Республика, 2004. — 447 с. — (Мыслители XX века).

Данная книга — первый полный перевод на русский язык классического труда известного философа и социолога Карла Раймунда Поппера (1902—1994). В полемике с неопозитивизмом Венского кружка Поппер формулирует в этой работе, впервые опубликованной в 1934 г., основные положения своей теории роста научного знания, принесшей ему мировую известность. Перевод включает все «Приложения», помещенные в немецком издании 1934 г. и во всех последующих английских изданиях этой книги.

Для читателей, интересующихся логикой, методологией и философией науки.

УДК1

ББК 87.3

П58

ISBN 5—250—01805—X

Содержание

Содержание 2

Замечание переводчика «Logik der Forschung» на английский язык 2

Предисловие к первому изданию 1934 года 5

Предисловие к первому английскому изданию 1959 года 6

Благодарности, 1960 и 1968 годы 10

Часть I. Введение в логику науки 11

Глава I. Обзор основных проблем 11

1.Проблема индукции 11

2. Устранение психологизма 13

3. Дедуктивная проверка теорий 14

4. Проблема демаркации 15

5. Опыт как метод 18

6. Фальсифицируемость как критерий демаркации 19

7. Проблема «эмпирического базиса» 21

8. Научная объективность и субъективная уверенность 21

Глава II. О проблеме построения теории научного метода 24

9. Почему методологические решения необходимы? 24

10. Натуралистический подход к теории метода 25

11. Методологические правила как конвенции 26

Часть II. Некоторые структурные компоненты теории опыта 28

Глава VII. Простота 28

41. Устранение эстетического и прагматического понятий простоты 29

42. Методологическая проблема простоты 29

43. Простота и степень фальсифицируемости 31

44. Геометрический образ и функциональная форма 32

45. Простота евклидовой геометрии 33

46. Конвенционализм и понятие простоты 33

Добавление 1972 года 34

Глава X. Подкрепление, или как теория выдерживает проверки 34

79. Относительно так называемой верификации гипотез 34

80. Вероятность гипотез и вероятность событий: критика вероятностной логики 36

81. Индуктивная логика и вероятностная логика 40

82. Позитивная теория подкрепления: как гипотезы могут «доказать свою смелость» 42

83. Подкрепляемость, проверяемость и логическая вероятность*¹ 44

84. Замечания об использовании понятий «истинно» и «подкреплено» 46

85. Путь науки 48

Добавление 1972 года 51

Приложения 51

Новые приложения 51

Приложение *I 51

Два замечания об индукции и демаркации, 1933-1934 51

1 51

Критерий эмпирического характера теоретических систем 52

2 53

О так называемой «логике индукции» и «вероятности гипотез» 53

МОЕЙ ЖЕНЕ,

благодаря которой эта книга получила новую жизнь

Замечание переводчика «Logik der Forschung» на английский язык

«Logic of Scientific Discovery» — это перевод на английский язык книги «Logik der Forschung», опубликованной в Вене осенью 1934 г. (на титуле стоит год издания — 1935). Перевод был выполнен автором книги с помощью доктора Джулиуса Фрида и Лэн Фрид.

Оригинальный текст 1934 г. был оставлен при переводе без изменений. Как это обычно бывает, перевод получился немного длиннее оригинала. Слова и выражения, для которых нет эквивалентов в английском языке, были перефразированы. Предложения пришлось разбивать на части и перестраивать, тем более что переводимый текст был очень плотным, поскольку он несколько раз существенно сокращался для приведения в соответствие с требованиями издателя. К тому же автор был против расширения текста, а также против восстановления фрагментов, исключенных в результате сокращений (кроме нескольких слов, заключенных в квадратные скобки или вынесенных в сноски).

Чтобы книга удовлетворяла современным требованиям, автор добавил в нее «Новые Приложения» и сноски. Некоторые из них просто дополняют текст или вносят в него поправки, другие объясняют, в чем изменились взгляды автора и как он по-новому предпочитает сформулировать свою аргументацию.

Все новые добавления — «Новые Приложения» и сноски — отмечены цифрами со звездочкой. Более поздние добавления в старые сноски (если они не заключаются только в ссылках на английское издание какой-либо работы, которая первоначально цитировалась по ее немецкому изданию) также отмечены звездочкой.

В этих новых, помеченных звездочками добавлениях содержатся ссылки на труд К. Поппера «Postscript to the Logic of Scientific Discovery» («Постскриптум к «Логике научного исследования») (в трех томах)*, который является продолжением данной книги. Хотя «Logic of Scientific Discovery» и «Postscript» дополняют друг друга, они представляют собой независимые сочинения.

Следует также упомянуть, что в публикуемой книге изменена нумерация глав. В оригинальном издании они обозначены так: главы I и II (часть I) и главы I — VIII (часть И). Сейчас они пронумерованы с I по X.

*В издании «The Logic of Scientific Discovery» 1959 г. и в некоторых последующих изданиях это сочинение К. Поппера имело название «Postscript: After Twenty Years» («Постскриптум: Двадцать лет спустя»). Планировалось издать его вместе с английским изданием «Логики научного исследования», однако этого не произошло: в 50-е гг. у Поппера возникли серьезные проблемы со зрением, и он не смог вычитать всю корректуру, насчитывающую более 1000 страниц. Книга «The Logic of Scientific Discovery» появилась в свет в 1959 г., a «Postscript to the «Logic of Scientific Discovery» в грех томах только в 1982—1983 гг.: Popper К. R. Realism and the Aim of Science. From the «Postscript to the «Logic of Scientific Discovery» (Vol. I) / Ed. by Bartley W. W., III. Hutchinson, London; Rowman and Littlefield, Totowa, New Jersey, 1983; Popper K. R. The Open Universe: An Argument for Indeterminism. From the «Postscript to the «Logic of the Scientific Discovery» (Vol. II) / Ed. by Bartley W. W., III. Hutchinson, London; Rowman and Littlefield, Totowa, New Jersey, 1982; Popper K. R. Quantum Theory and the Schism in Phisics. From the «Postscript to the «Logic of Scientific Discovery» (Vol. Ill) / Ed. by Bartley W. W., HI. Hutchinson, London; Rowman and Littlefield, Totowa, New Jersey, 1982 (сокращенный русский перевод: Поппер К. Р. Квантовая теория и раскол в физике. Из «Постскриптума к «Логике научного исследования». М.: Логос, 1998). — Прим. ред. русского перевода.

Содержание

Замечание переводчика «Logik der Forschung» на английский язык... 6

Предисловие к первому изданию 1934 года... 11

Предисловие к первому английскому изданию 1959 года... 14

ЧАСТЬ I. ВВЕДЕНИЕ В ЛОГИКУ НАУКИ

Глава I. ОБЗОР ОСНОВНЫХ ПРОБЛЕМ... 24

1. Проблема индукции... —

2. Устранение психологизма... 27

3. Дедуктивная проверка теорий... 29

4. Проблема демаркации... 30

5. Опыт как метод... 36

6. Фальсифицируемость как критерий демаркации... 37

7. Проблема «эмпирического базиса»... 40

8. Научная объективность и субъективная уверенность... 41

Глава II. О ПРОБЛЕМЕ ПОСТРОЕНИЯ ТЕОРИИ НАУЧНОГО МЕТОДА... 46

9. Почему методологические решения необходимы?... —

10. Натуралистический подход к теории метода... 47

11. Методологические правила как конвенции... 50

ЧАСТЬ II. НЕКОТОРЫЕ СТРУКТУРНЫЕ КОМПОНЕНТЫТЕОРИИ ОПЫТА

Глава III. ТЕОРИИ... 54

12. Причинность, объяснение и дедукция предсказаний... —

13. Строгая и численная универсальность... 57

14. Универсальные понятия и индивидуальные понятия... 59

15. Строго универсальные и строго экзистенциальные высказывания... 63

16. Теоретические системы... 65

17. Некоторые возможности интерпретации системы аксиом... 66

18. Уровни универсальности. Modus tollens... 69

Глава IV. ФАЛЬСИФИЦИРУЕМОСТЬ... 71

19. Некоторые конвенционалистские возражения...

20. Методологические правила... 74

21. Логическое исследование фальсифицируемости... 76

22. Фальсифицируемость и фальсификация... 78

23. Явления и события... 80

24. Фальсифицируемость и непротиворечивость... 83

Глава V. ПРОБЛЕМА ЭМПИРИЧЕСКОГО БАЗИСА... 85

25. Чувственный опыт как эмпирический базис: психологизм... —

26. О так называемых «протокольных предложениях»... 87

27. Объективность эмпирического базиса... 89

28. Базисные высказывания... 92

29. Относительность базисных высказываний. Решение трилеммы Фриза 95

30. Теория и эксперимент... 97

Глава VI. СТЕПЕНИ ПРОВЕРЯЕМОСТИ... 104

31. Программа и пример... —

32. Как следует сравнивать классы потенциальных фальсификаторов... 105

33. Степени фальсифицируемости, сравниваемые посредством отношения включения классов... 107

34. Структура отношения включения классов. Логическая вероятность.. 108

35. Эмпирическое содержание, отношение следования и степени фальсифицируемости... 111

36. Уровни универсальности и степени точности... 113

37. Логические пространства возможностей. Замечания по поводу теории измерения... 115

38. Степени проверяемости, сравниваемые посредством размерностей.. 117

39. Размерность множества кривых... 121

40. Два способа редукции размерности множества кривых... 122

Глава VII. ПРОСТОТА...,... 126

41. Устранение эстетического и прагматического понятий простоты... —

42. Методологическая проблема простоты... 127

43. Простота и степень фальсифицируемости... 130

44. Геометрический образ и функциональная форма... 132

45. Простота евклидовой геометрии... 133

46. Конвенционализм и понятие простоты... 134

Глава VIII. ВЕРОЯТНОСТЬ... 136

47. Проблема интерпретации вероятностных высказываний... 137

48. Субъективные и объективные интерпретации... 138

49. Фундаментальная проблема теории случайностей... 140

50. Частотная теория фон Мизеса... 141

51. План новой теории вероятностей... 143

52. Относительная частота в конечном классе... 145

53. Отбор, независимость, нечувствительность, нерелевантность... 146

54. Конечные последовательности. Отбор по порядковому числу и отбор по соседству... 147

55. Свобода в конечных последовательностях... 148

56. Последовательности сегментов. Первая форма биномиальной формулы 152

57. Бесконечные последовательности. Гипотетические оценки частоты.. 154

58. Исследование аксиомы рандомизации... 158

59. Последовательности, имеющие случайный характер. Объективная вероятность... 161

60. Проблема Бернулли... 162

61. Закон больших чисел (теорема Бернулли)... 165

62. Теорема Бернулли и интерпретация вероятностных высказываний.. 168

63. Теорема Бернулли и проблема сходимости... 169

64. Устранение аксиомы сходимости. Решение «фундаментальной проблемы теории случая»... 172

65. Проблема разрешимости... 176

66. Логическая форма вероятностных высказываний... 178

67. Вероятностная система спекулятивной метафизики... 183

68. Вероятность в физике... 184

69. Закон и случай... 190

70. Выводимость макрозаконов из микрозаконов... 192

71. Формально сингулярные вероятностные высказывания... 194

72. Теория пространства возможностей... 197

Глава IX. НЕКОТОРЫЕ СООБРАЖЕНИЯ ПО ПОВОДУ КВАНТОВОЙ ТЕОРИИ... 200

73. Программа Гейзенберга и отношения неопределенности... 202

74. Краткий очерк статистической интерпретации квантовой теории... 205

75. Новая статистическая интерпретация формул неопределенности... 207

76. Попытка устранения метафизических элементов при помощи обращения программы Гейзенберга. Приложения... 211

77. Решающие эксперименты... 218

78. Индетерминистская метафизика... 227

Глава X. ПОДКРЕПЛЕНИЕ, ИЛИ КАК ТЕОРИЯ ВЫДЕРЖИВАЕТ ПРОВЕРКИ... 232

79. Относительно так называемой верификации гипотез... 233

80. Вероятность гипотез и вероятность событий: критика вероятностной логики... 235

81. Индуктивная логика и вероятностная логика... 242

82. Позитивная теория подкрепления: как гипотезы могут «доказать свою смелость»... 245

83. Подкрепляемость, проверяемость и логическая вероятность... 248

84. Замечания об использовании понятий «истинно» и «подкреплено».. 253

85. Путь науки... 255

ПРИЛОЖЕНИЯ

I. Определение размерности теории... 262

II. Общее исчисление частоты в конечных классах... 264

III. Вывод биномиальной формулы первого типа (Для конечных последовательностей частично совпадающих сегментов)... 267

IV. Метод построения моделей случайных последовательностей... 269

V. Исследование одного возражения. Эксперимент с двумя щелями... 273

VI. О непредсказательной процедуре измерения... 276

VII. Замечания по поводу воображаемого эксперимента... 279

НОВЫЕ ПРИЛОЖЕНИЯ

*I. Два замечания об индукции и демаркации, 1933—1934... 284

*II. Заметка о вероятности, 1938... 290

*III. Об эвристическом применении классического определения вероятности, в частности для вывода общей теоремы умножения... 294

*IV. Формальная теория вероятностей... 297

*V. Выводы в формальной теории вероятностей... 317

*VI. Объективный беспорядок и случайность... 327

*VII. Нулевая вероятность и точные структуры вероятности и содержания 330

*VIII. Содержание, простота и размерность... 343

*IX. Подкрепление, вес свидетельства и статистические проверки... 350

*X. Универсалии, предрасположения и естественная, или физическая, необходимость... 379

*XI. Об употреблении и злоупотреблении мысленными экспериментами, особенно в квантовой теории... 397

*XII. Эксперимент Эйнштейна, Подольского и Розена. Письмо Альберта Эйнштейна, 1935... 409

Именной указатель... 416

Предметный указатель... 421

Гипотезы — это сети: ловит только тот, кто их забрасывает.

Новалис

Предисловие к первому изданию 1934 года

Мнение, согласно которому человек в конце концов решает даже самые неподатливые из своих проблем... служит незначительным утешением для знатока философии, ибо он все же не сможет избавиться от опасения, что философия никогда не продвинется так далеко, чтобы поставить реальную проблему.

М. Шлик (1930)

Что же касается меня, то я придерживаюсь совершенно иного мнения и утверждаю, что всякий раз, когда сколько-нибудь долгое время бушует спор, особенно в области философии, в основании его никогда не лежит проблема относительно слов, а всегда действительная проблема, касающаяся вещей.

И. Кант (1786)

Ученый, занятый исследованиями, скажем, в области физики, может прямо и непосредственно приступить к решению стоящей перед ним проблемы. Он имеет возможность сразу подойти к сердцевине всего дела, то есть проникнуть в центр сформировавшейся концептуальной структуры, поскольку структура научных представлений уже имеется в наличии до начала исследования, а вместе с ней дана и та или иная общепризнанная проблемная ситуация. Именно поэтому ученый может оставить другим дело согласования своего вклада в решение данной проблемы с общей структурой научного знания.

В ином положении находится философ. Он сталкивается не с какой-либо сформировавшейся концептуальной структурой, а скорее с тем, что напоминает груду развалин (хотя под ними, возможно, покоятся сокровища). Он не может просто сослаться на то обстоятельство, (12:) что существует некоторая общепризнанная проблемная ситуация, поскольку отсутствие ее в сфере философии является, пожалуй, единственным общепризнанным фактом. В самом деле, в наше время в философских кругах то и дело всплывает вопрос: достигнет ли вообще философия такого положения, когда она будет способна поставить подлинную проблему?

Тем не менее есть еще люди, которые считают, что философия способна ставить подлинные проблемы о вещах, и которые, следовательно, надеются поставить эти проблемы на обсуждение и, наконец, покончить с теми угнетающими монологами, которые ныне выдаются за философские дискуссии. И если при этом они не считают для себя возможным принять ни одного из ныне существующих убеждений, то единственно возможный для них выход — это начать все заново, с самого начала.

Вена, осень 1934 года

Нет ничего более необходимого для человека науки, чем ее история и логика научного исследования... — способы обнаружения ошибок, использования гипотез и воображения, методы проверки.

Лорд Эктон

Предисловие к первому английскому изданию 1959 года

В предисловии к первому изданию книги, написанному в 1934 году, я предпринял попытку объяснить — правда, боюсь, недостаточно развернуто — мое отношение к господствовавшей тогда в философии ситуации, и в особенности к лингвистической философии и школе аналитиков языка того времени. В этом новом предисловии я попытаюсь разъяснить мое отношение к современной философской ситуации и к двум основным современным школам аналитиков языка. Теперь, как и раньше, философы, занимающиеся анализом языка, очень интересуют меня, не только как оппоненты, но также как союзники, поскольку в наше время аналитическая философия, пожалуй, единственная философская школа, которая поддерживает традиции рационалистической философии.

Представители школы анализа языка полагают, что или вообще не существует подлинных философских проблем, или что философские проблемы, если таковые все же есть, являются всего лишь проблемами лингвистического употребления или значения слов. Я же, однако, считаю, что имеется, по крайней мере, одна действительно философская проблема, которой интересуется любой мыслящий человек. Это проблема космологии — проблема познания мира, включая и нас самих (и нашезнание) как часть этого мира. Вся наука, по моему мнению, есть космология, и для меня значение философии не в меньшей степени, чем науки, состоит исключительно в том вкладе, который она внесла в космологию. Во всяком случае, для меня и философия, и наука потеряли бы всякую привлекательность, если бы они перестали заниматься этим. По общему признанию, понимание функций нашего языка является важной частью этих исследований, но ни в коем случае нельзя эти исследования сводить к объяснению наших проблем только как лингвистических «головоломок».

Представители школы анализа языка полагают, что они используют на практике некоторый метод, присущий только философии. Я думаю, что они заблуждаются, и считаю верным следующий тезис: философы столь же свободны в использовании любого метода поиска истины, как и все другие люди. Нет метода, специфичного только для философии.

Второй тезис, который я хотел бы предложить для обсуждения, таков. (15:) Центральной проблемой эпистемологии всегда была и до сих пор остается проблема роста знания. Наилучший же способ изучения роста знания — это изучение роста научного знания.

При этом я не думаю, чтобы изучение роста знания можно было бы заменить изучением использования языка или исследованием языковых систем.

И все же я готов признать, что существует некоторый метод, который мог бы быть определен как «некий общий метод философии». Однако он характерен не только для одной философии. Это скорее общий метод любой рациональной дискуссии, следовательно, он присущ естественным наукам не в меньшей степени, чем философии. Метод, который я имею в виду, заключается в ясной, четкой формулировке обсуждаемой проблемы и в критическом исследовании различных ее решений.

Я выделил слова «рациональная дискуссия» и «критическое» с цельюподчеркнуть, что я отождествляю рациональную установку с критической. Суть такого отождествления состоит в том, что, какое бы решение некоторой проблемы мы ни предлагали, мы сразу же самым серьезным образом должны стараться опровергнуть это решение, а не защищать его. Немногие из нас, к сожалению, следуют этому предписанию. К счастью, если мы сами не занимаемся критикой наших рассуждений, то критике подвергают нас другие. Однако их критика будет плодотворной только в том случае, если мы сформулировали нашу проблему со всей возможной ясностью и придали решению этой проблемы достаточно определенную форму, в которой его можно критически обсуждать.

Я не отрицаю того, что нечто подобное так называемому «логическому анализу» может играть некоторую роль в этом процессе уточнения и прояснения наших проблем и выдвигаемых решений этих проблем. Я, конечно, также не утверждаю и того, что методы «логического и лингвистического анализа» всегда бесполезны. Мой тезис скорее заключается в том, что эти методы являются далеко не единственными методами, которые философ может с успехом использовать в своих исследованиях, и что они ни в коем случае не являются специфическими только для философии. Они не более характерны для философии, чем для любого другого научного или рационального исследования.

В этом пункте меня, пожалуй, могут спросить: какие же еще «методы» может использовать философ? Мой ответ будет таков: хотя, по-видимому, и существует какое-то определенное число таких различных методов, перечислять их нет никакой нужды. До тех пор, пока перед философом (или любым другим человеком) стоит интересная проблема и он искренне пытается решить ее, безразлично, какими методами он пользуется.

Среди многих методов, которые философ может использовать — конечно, каждый раз в зависимости от подлежащей решению проблемы, — один метод кажется мне достойным особого упоминания. Это — некоторый вариант (ныне совершенно немодного) исторического метода. (16:)

Он состоит, попросту говоря, в выяснении того, что же думали и говорили по поводу рассматриваемой проблемы другие люди, почему они с ней столкнулись, как формулировали ее, как пытались ее решить. Все это кажется мне существенным, поскольку представляет собой часть общего метода рациональной дискуссии. Если мы игнорируем то, что люди думают сейчас или думали в прошлом, то рациональная дискуссия должна иссякнуть, хотя каждый из нас может вполне успешно продолжать разговаривать с самим собой. Некоторые философы превратили в добродетель манеру вести обсуждение в одиночестве. Возможно, они чувствуют, что нет людей, достойных того, чтобы вести с ними беседу. Я боюсь, что практика философствования в такой весьма высокомерной манере может оказаться симптомом упадка рациональной дискуссии. Без сомнения, Бог, как правило, разговаривает только Сам с Собой, потому что у него нет никого, с кем стоило бы поговорить. Однако философ должен сознавать, что он нисколько не более богоподобен, чем любой другой человек.

Широко распространенное убеждение в том, что так называемый «лингвистический анализ» является истинным методом философии, имеет несколько интересных исторических причин.

Одна из таких причин коренится в совершенно верном мнении о том, что логические парадоксы типа парадокса лжеца («Я сейчас лгу») или парадоксов, обнаруженных Расселом, Ричардом и другими, требуют для своего решения использования метода лингвистического анализа с его известным разделением лингвистических выражений на выражения, обладающие значением (или «правильно построенные»), и на бессмысленные выражения. Это верное мнение было соединено с ложной верой в то, что традиционные проблемы философии возникают из попыток решить философские парадоксы, структура которых аналогична структуре логических парадоксов. На этой основе утверждается, что различение между осмысленным и бессмысленным должно иметь главную ценность для философии. Ошибочность этого утверждения продемонстрировать не так уж трудно. Для этого достаточно обратиться к помощи логического анализа. Последний без труда покажет нам, что некоторого рода рефлексивность или самоотнесенность (self-reference), характерные для всех логических парадоксов, совершенно отсутствуют во всех так называемых философских парадоксах, даже в кантовских антиномиях.

Основной же причиной превознесения метода лингвистического анализа, по-видимому, является следующая. Пришло время, когда многие философы почувствовали, что «новый метод идей», предложенный Локком, Беркли и Юмом, то есть психологический, или, скорее, псевдопсихологический, метод анализа наших идей и их чувственного происхождения, следует заменить более «объективным» методом, менее связанным с генетическими факторами. Эти философы решили, что вместо «идей», «образов» и «понятий» следует анализировать слова, их значения и способы использования, вместо «мыслей», «мнений» и «взглядов» — суждения, высказывания и предложения. Я готов признать, что эта (17:) замена локковского «нового метода идей» на «новый метод слов» была несомненным прогрессом, и она в свое время была настоятельно необходимой.

Вполне понятно, что многие философы, видевшие в свое время в «новом методе идей» единственный истинный метод философии, могли при этом прийти к убеждению, что единственным истинным методом философии теперь является «новый метод слов». Я решительно не согласен с этим сомнительным убеждением. Приведу по его поводу только два критических замечания. Прежде всего, «новый метод идей» никогда не считался главным методом философии, не говоря уже о том, чтобы быть ее единственным истинным методом. Даже Локк ввел его только как метод для рассмотрения некоторых предварительных вопросов (предваряющих изложение науки этики), а Беркли и Юм использовали его в основном как орудие для ниспровержения взглядов своих противников. Их интерпретация мира — мира вещей и людей, — которую они стремились оставить нам, никогда не основывалась на этом методе. Он не был основанием религиозных взглядов Беркли или политических теорий Юма (хотя в работах последнего он и использовался для обоснования его версии детерминизма).

Самое же серьезное мое возражение против убеждения в том, что «новый метод идей» или «новый метод слов» являются главными методами эпистемологии, а может быть, по мнению некоторых, и всей философии, заключается в следующем.

К проблематике эпистемологии можно подходить с двух сторон: (1) как к проблемам обычного, или обыденного, знания или (2) как к проблемам научного знания. Философы, тяготеющие к первому подходу, совершенно верно считают, что научное знание не может быть не чем иным, как расширением обыденного знания. Однако они при этом ошибочно считают, что из двух указанных видов знания легче анализировать обыденное знание. Таким образом, эти философы стали заменять «новый метод идей» анализом обыденного языка, то есть языка, в котором формулируется обыденное знание. Они заменяют анализ зрения, восприятия, познания, убеждения анализом фраз: «Я вижу», «Я воспринимаю», «Я знаю», «Я считаю», «Я утверждаю, что это вероятно» или анализом, например, слова «возможно».

Тем, кто признает правомерность такого подхода к теории познания, я отвечу следующим образом. Хотя я согласен с трактовкой научного знания как расширения обычного, или обыденного, знания, я считаю, что самые важные и наиболее волнующие проблемы эпистемологии должны остаться совершенно незамеченными теми, кто ограничивает себя только анализом обычного, или обыденного, знания или анализом способов выражения знания в обыденном языке.

В связи с этим я хочу сослаться на один из примеров проблем, которые я прежде всего имею в виду, а именно на проблему роста нашего знания. Небольшого размышления достаточно для того, чтобы понять, что большинство вопросов, связанных с ростом нашего знания, (18:) с необходимостью выходят за рамки любого исследования, ограниченного рассмотрением обыденного знания как противоположного знанию научному. Наиболее важный способ роста обыденного знания заключается именно в превращении его в научное знание. И, кроме того, ясно, что рост научного знания является самым важным и интересным примером роста знания.

При рассмотрении этого вопроса следует помнить, что почти все проблемы традиционной эпистемологии связаны с проблемой роста знания. Я склонен заявить даже нечто большее: от Платона до Декарта, Лейбница, Канта, Дюгема и Пуанкаре, от Бэкона, Гоббса и Локка до Юма, Милля и Рассела развитие теории познания вдохновлялось надеждой на то, что она поможет нам не только узнать нечто о знании, но и сделать определенный вклад в прогресс знания, то есть в прогресс научного знания. (Единственное возможное исключение из этого правила среди великих философов, которое приходит мне на ум, — это Беркли.) Большинство философов, которые считают, что характерным для философии методом является анализ обыденного языка, по-видимому, потеряли этот замечательный оптимизм, который в свое время вдохновлял рационалистическую традицию в философии. Их позицией, как мне кажется, стало смирение, если не отчаяние. Они не только оставляют прогресс знания на долю ученых, но и философию определяют таким образом, что она, по определению, лишена возможности внести какой-либо вклад в наше познание мира. Самокалечение, которого требует такое, казалось бы, убедительное определение философии, не вызывает во мне никакой симпатии. Нет вообще такой вещи, как некая сущность философии, которую можно было бы выделить и четко выразить в некотором определении. Определение слова «философия» может иметь только характер конвенции или соглашения. Во всяком случае, я не вижу никакой пользы в произвольном закреплении за словом «философия» такого смысла, который заранее мог бы отбить у начинающего философа вкус к попыткам внести свой вклад как философа в прогресс нашего познания окружающего мира.

К тому же мне кажется парадоксальным то, что философы, гордящиеся своей узкой специализацией в сфере изучения обыденного языка, тем не менее считают свое знакомство с космологией достаточно основательным, чтобы судить о различиях философии и космологии и прийти к заключению о том, что философия по существу своему не может внести в космологию никакого вклада. Они, безусловно, ошибаются. Совершенно очевидно, что чисто метафизические — следовательно, философские — идеи имели величайшее влияние на развитие космологии. От Фалеса до Эйнштейна, от античного атомизма до декартовских рассуждений о природе материи, от мыслей Гильберта и Ньютона, Лейбница и Бошковича по поводу природы сил до рассуждений Фарадея и Эйнштейна относительно полей сил — во всех этих случаях направление движения указывали метафизические идеи.

Таковы вкратце причины, побуждающие меня считать, что даже внутри самой эпистемологии рассмотренный первый подход, то есть (19:) анализ знания посредством анализа обыденного языка, слишком узок и неизбежно упускает ее наиболее интересные проблемы.

Однако я далек от того, чтобы соглашаться и со всеми теми философами, которые придерживаются иного подхода к эпистемологии — подхода, обращающегося к анализу научного знания. Чтобы как можно проще разъяснить то, в чем я согласен с ними и в чем расхожусь, я разделю философов, использующих этот второй метод, на две группы — так сказать, козлищ и овец.

Первая группа состоит из тех философов, которые поставили своей целью изучение «языка науки» и в качестве философского метода используют построение искусственных модельных языков, которые, по их мнению, могли бы служить моделями «языка науки».

Вторая группа не ограничивает себя изучением языка науки или какого-либо другого языка и не имеет предпочтительного философского метода. Сторонники такого подхода используют в философии самые разнообразные методы, поскольку перед ними стоят весьма различные проблемы, которые они хотят решить. Они приветствуют любой метод, если только они убеждены, что он может помочь более четко поставить интересующие их проблемы или выработать какое-либо их решение, сколь бы предварительный характер оно ни носило.

Вначале я обращусь к рассмотрению взглядов тех философов, метод которых заключается в построении искусственных моделей языка науки. С исторической точки зрения они так же, как и сторонники анализа обыденного языка, отталкиваются от «нового метода идей», заменяя (псевдо-) психологический метод старого «нового метода» лингвистическим анализом. По всей вероятности, духовное удовлетворение, порождаемое надеждой на достижение знания, которое было бы «точным», «ясным» и «формализованным», заставило их выбрать в качестве объекта лингвистического анализа не обыденный язык, а «язык науки». К несчастью, однако, «языка науки» как особого объекта, по всей видимости, вообще не существует. Поэтому для них возникла необходимость построить такой язык. Построение же полноценной работающей модели языка науки —- модели, в которой мы могли бы оперировать с реальной наукой типа физики, — на практике оказалось несколько затруднительным, и по этой причине эти философы были вынуждены заниматься построением сложных рабочих моделей в миниатюре — громоздких систем, состоящих из мелких деталей.

По-моему, эта группа философов из двух зол выбирает большее. Концентрируясь на своем методе построения миниатюрных модельных языков, они проходят мимо наиболее волнующих проблем теории познания, в частности, тех проблем, которые связаны с прогрессом знания. Изощренность инструментов не имеет прямого отношения к их эффективности, и практически ни одна сколько-нибудь интересная научная теория не может быть выражена в этих громоздких, тщательно детализированных системах. Эти модельные языки не имеют никакого отношения ни к науке, ни к обыденному знанию здравого смысла. (20:)

Действительно, модели «языка науки», конструируемые такими философами, не имеют ничего общего с языком современной науки. Это можно показать на примере трех наиболее известных модельных языков. (О них говорится в примечаниях 13 и 15 к Приложению *VII и в примечании *2 к разделу 38.) В первом из этих языков нет даже средств для выражения тождества. Следовательно, в нем нельзя выразить равенство, и, таким образом, он не содержит даже самой элементарной арифметики. Второй модельный язык работает только до тех пор, пока мы не добавляем к нему средства для доказательства обычных теорем арифметики, к примеру евклидовой теоремы о несуществовании самого большого простого числа или даже простейшего принципа, согласно которому для каждого числа имеется следующее за ним число. В третьем модельном языке — наиболее разработанном и более всего известном — опять-таки не удается выразить математику. К тому же, что еще более интересно, в нем невыразимы никакие измеряемые свойства. По этим и многим другим причинам данные три модельных языка слишком бедны для того, чтобы найти применение в какой-либо науке. И они, конечно, существенно беднее обыденных языков, даже наиболее простых.

Упомянутые ограничения были наложены на модельные языки просто потому, что в противном случае решения, предложенные их создателями для стоящих перед ними проблем, оказались бы несостоятельными. Это утверждение легко доказать, и частично оно было доказано самими авторами этих языков. Тем не менее все их авторы, по-видимому, претендуют на две вещи: (a) на возможность при помощи разрабатываемых ими методов так или иначе решать проблемы теории научного познания, то есть на их применимость к науке (тогда как фактически

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Воспользуйтесь поиском по сайту: