 |
В разведроте анатолия Волощука
|
|
|
|
В РАЗВЕДРОТЕ АНАТОЛИЯ ВОЛОЩУКА
Больше спокойствия.
Больше спокойствия.
Или к утру
Под артналётом разбитые кости я
В поле ничейном не соберу.
Мир существует. Планета не рушится.
Жизнь не утрачивает права.
Что же томятся от смутного ужаса
Сердце моё и моя голова?
Жизнь выдаёт незаметные крохи нам
Счастья,
а здесь его тратишь пуды…
Что-то не вижу руки Середохина?
Где Волощук? Где Велиев Дурды?
Где растеряю разбитые кости я,
Жизнь променяю на смертную дрожь?
Больше спокойствия.
Больше спокойствия.
Только б не путались правда и ложь.
Я ИЗ ПЕЧЕНГСКОЙ
Когда в метельную пургу
Мы шли вперёд по серым скалам
И Кириквавиш, весь в снегу,
Одолевали без привала.
Когда в камнях бои вели,
Тесня врагов без промедленья,
Когда и близко, и вдали
Гремело наше наступленье.
Когда, повитая в огонь,
Над Печенгою ночь пылала,
И каждого бойца ладонь
Упрямей автомат сжимала.
Тогда не знали мы, каким
Нам именем в народе зваться,
Каким названьем боевым
Придётся нам ещё сражаться.
Но мы за честь его дрались
Уже тогда, вперёд шагая,
Уже тогда мы в бой рвались,
О славном имени мечтая.
И вот оно к нам донеслось
В пути, в Норвегии суровой…
Всё то, что есть у нас святого,
С тем гордым именем слилось.
Мы с этим именем дойдем
До Дня Победы, до Берлина.
Мы с ним вернемся в отчий дом,
И встретит мать с любовью сына.
И если дома, у огня.
Бои и грозы вспоминая,
«Откуда? » — спросит мать меня.
Скажу: «Из Печенгской, родная!.. »
Красноармейская газета «Вперёд», 29. 11. 1944
МАЙ КАРЕЛИИ
Конечно, май другой в моих краях.
Там он шумит прибоем трав зеленых.
Там аромат лазоревый в степях.
Там крик гусей в просторах отдаленных.
Уже там слышен бас гудящих пчел
И ноют осы над сиренью страдно.
И холода ушли, и снег давно ушел.
Ушел — и скоро не придет обратно.
|
|
|
А здесь иной он: хлябь кругом стоит,
И хлещет снег, с теплом перемежаясь,
И будто нету дум об урожае,
И будто день на лето не глядит.
Но лишь проглянет купол голубой,
Как вдруг раздастся звонкий птичий
гомон -
И так повеет родиной и домом,
Что чуешь: даль не властна над тобой.
А тут еще и жаворонка трель
Так зазвенит над мшистым полем синим,
Что скажешь всей душой: и здесь Россия,
И здесь родная наша колыбель.
Конечно, май другой в моих краях.
Но за него я здесь веду сраженье.
И день, и ночь, сгорая нетерпеньем
С врагом покончить в сумрачных лесах.
Подняться из окопа и — вперед,
Не слыша пуль и в смерть свою не веря.
Скорей, скорей достать лесного зверя,
Что здесь сидит и просто не уйдет.
И этот день настанет. Мы пойдем!
И вражий прах по ветру мы развеем.
Так май велит — и тот, что зеленеет,
И тот, что хлещет снегом и дождем.
Май 1944 г.
ШЕЛТОЗЕРО. 1944
Вот здесь в июне, на рассвете,
В дни наступленья в том году
Шли в бой шелтозёрские дети,
Чтоб отвести от нас беду.
Я видел вынутые ими
На вознесенском большаке
Противотанковые мины,
А рядом трупы на песке…
И тут же
залитые кровью
Живые –
в рытвинах по грудь…
нет, не свинцом –
они любовью
бойцам прокладывали путь.
Потом я видел их в санбате –
Культяпки рук и ног в бинтах…
И пусть мне говорят,
мол, хватит,
Мы это знаем, мол, и так.
Я должен всё переупрямить,
Всё помнить, бывшее окрест.
Тот, кто зачёркивает память,
На будущее ставит крест.
ВЕСНА
Ещё не май и не апрель,
Ещё зимы на месяц хватит,
Но вот уже звенит капель,
Как будто лодки конопатят.
И пусть ещё немудрено
Вдруг провалиться в снег по шею
В окоп, разрушенный давно
И в занесённую траншею.
И реки заперты на ключ.
И свет в пруды не проникает.
Но по утрам слепящий луч
Всё чаще воды отмыкает.
|
|
|
И это главное! Пускай
Капели звук и слаб, и тонок,
И пусть ещё не светит май,
И нет на речках плоскодонок.
А, может быть, они и впрямь
Уже починены как надо.
Весну пойди переупрямь,
Сегодня – с ней уже нет сладу.
А с человеческой весной
Зиме не сладить и подавно.
Всё расцветает новизной,
Что было пустошью недавно.
И глубже вспарывает плуг
Предполье, скованное дёрном.
Поля озимые вокруг
Зерном засеяны отборным.
Сияет чистый горизонт,
Зенит синеющий раздёрнут.
Весны отечественный фронт
Для наступления развёрнут.
И пусть не май и не апрель,
И снежных бурь ещё хватает.
Но слышат все: звенит капель,
И видят: лёд на речках тает.
И ВСТАНЕМ ВНОВЬ…
«Дотла», – мы говорим. Но не бывает,
Не происходит так, чтобы дотла.
И искра до конца не истлевает,
И сковывает страх не добела.
Кровинки проступают. Где-то алость
Чуть розовеет. «Тла» уже и нет.
И вот уже – что гибелью казалось,
Приобретает жизни цвет и свет.
Нас хищники не раз на части рвали,
Железными подковами топча.
Среди разрухи, голода, развалин
Мы умирали в лапах палача.
Так было. И пуховым, мягким словом,
Красивой растушовкой не прикрыть
Суровой этой правды…Только снова
Вставали мы и начинали жить.
И встанем вновь, превозмогая беды,
И разлетятся пепел и зола.
Ведь не бывает так, чтобы дотла.
Не может быть, чтоб не было победы.
Авраменко Илья
СОЛДАТУ СЕВЕРА
Однообразны сопок склоны.
Болота. Ветер. Скудный мох.
Три года трудной обороны!
Другой бы выдержать не смог.
А ты стоял. Ты все невзгоды
Ночей полярных испытал,
Но на безумства непогоды
И на удел свой не роптал.
Ты в камни врос, и враг твой тоже
Зарылся в камень от свинца;
И – бездорожье, бездорожье,
И валуны, им нет конца.
…Сечёт позёмка. Сумрак длится.
Счёт по минутам – не по дням.
Вся в пене Западная Лица
Гремит и скачет по камням.
Я знаю, как порой до злобы,
До исступления, до слёз
Тебя истачивал ознобом
Жестокой Арктики мороз.
Но ты упрямей был, суровей,
Ты верил – близок твой черёд,
Когда с сигналом, сдвинув брови,
В атаку ринешься вперёд.
И вот он грянул, день счастливый:
Всесильна, яростна и зла,
Волной от Кольского залива
Пехота хлынула, пошла.
И в пулемётном перестуке,
Кочуя, двинулись – легки -
Из мёртвых рук в живые руки
Передней линии флажки…
Когда-нибудь в заветной книге,
Быть может, сам прочтёшь о том,
Как брал, штурмуя, «Венидикер»
На Карриквайвише крутом.
|
|
|
|
|
|
