 |
По законам военного времени 4 глава
|
|
|
|
В июне операции махновской армии против тылов Южного фронта были успешны. Было разбито несколько полков красных, тыл 13–й армии оказался в критическом положении. Красные были бессильны сделать что–нибудь. Им оставалось только обстреливать махновские митинги из артиллерии. И вдруг Махно уходит из района.
Причиной стало весенне–летнее наступление Врангеля. Махно увидел, что, разгромив тылы красных, он облегчил успех белой армии. Почувствовав силу, белые приступили к репрессиям: «Противник забирает скот и хлеб. Проводит насильственную мобилизацию по 41 год. Уклоняющихся порют и расстреливают»[598], — гласит разведсводка 42–й дивизии. Естественно, махновцы не желали способствовать такой политике. В то же время на этот раз белые действовали методом «кнута и пряника», закрепляя за крестьянами помещичью землю. Не ясно, было ли это известно Махно, но попытка безусловных врагов — белых — заигрывать с крестьянами, тоже не могла его радовать. 27 июня Махно писал в приказе своим войскам: «В интересах нашей армии уйти на время из пределов бело–красных позиций, дав им возможность сражаться до тех пор, пока мы не соберемся со своими силами»[599].
* * *
Пока Красная армия сдерживала натиск поляков на Украину и готовилась к походу на Варшаву, потенциальный коммунистический диктатор Польши Дзержинский был занят не менее важным делом – ЦК поручило ему изловить Махно. С мая Дзержинский формирует на Украине систему войск внутренней охраны (ВОХР) ВЧК. В июне он пишет жене: «Я не хотел бы вернуться в Москву раньше, чем мы обезвредим Махно. Мне трудно с ним справиться, ибо он действует конницей, а у меня нет кавалерии»[600]. Дзержинский просит кавалерию и у Ленина. Ему дали конницу. По дороге на польский фронт в районе действий Махно пришлось задержаться 1 конной армии. К тому же, маневровые отряды ВОХР на треть состояли из конницы. Они шаг за шагом сжимали кольцо вокруг Махно, который дерзко занял Гуляй–Поле, словно поджидая там красных. Красное командование считало, что неплохо осведомлено о планах махновцев – ведь крестьяне тесно связаны с «бандитами», и, прикинувшись махновцами, разведка могла узнать, где махновцы готовят атаку. Но потом выяснилось, как докладывали сводки: «Политика махновского штаба — подготовить удар не в том направлении, в котором распространяет слух население, а в обратном»[601]. Дзержинский разработал план охоты: одна группа красных занимает прочные позиции у Гришино–Селидово, а две другие наносят удар в районе Гуляй–Поля и гонят зверя на засаду. Но только охотники протрубили в рог, зверь махнул хвостом, да и ушел от них в неизвестном направлении. Вновь он объявился уже севернее. Это было начало грандиозного рейда Махно по тылам Красной армии, перед которым меркнет даже знаменитый рейд белоказаков Мамонтова в 1919 г. Махновцы с боями пройдут более 700 км. и добьются того, что красные будут искать с ними мира.
|
|
|
Несколько отрядов под общим командованием Махно численностью по 250–1000 бойцов шли в районы, где Махно не видели, где красные чувствовали себя уверенно. По пути махновцы раздавали крестьянам хлеб из продовольственных складов (своего рода продразверстка наоборот), громили инфраструктуру военного коммунизма. Авторитет Махно рос теперь уже не только в его родном районе.
Обогнув Полтаву с севера, Махно занял Зеньков и Миргород, угрожал столице Советской Украины Харькову. Пришлось срочно стягивать туда силы. Но Махно, погромив коммунистические учреждения и тыловые склады, раздав запасы населению, нырнул в леса, и 28 августа захватил Изюм, где распустил заключенных и взорвал тюрьму. Затем снова скрылся в лесах близ Славянска. 3 сентября Махно взял Старобельск, что было крупной неприятностью для красных – здесь были сосредоточены крупные запасы продовольствия и оружия. Все попало в руки батьки. Его армия выросла до 5–6 тысяч (не считая отрядов, оставшихся в районе Гуляй–Поля). 29 августа Махно был серьезно ранен – ему раздробило ногу. Но армия продолжает двигаться на восток, на Дон. Что–то гонит ее от родных мест. 10–12 сентября разгорелось ожесточенное сражение под Миллерово, где Махно поджидал ВОХР. Махновцы захватили и вывели из строя бронепоезд красных. Вечером махновцы – 300 всадников и пехота на 500 подводах при 45 пулеметах — ворвались в Миллерово. Красные были разбиты. Утром партизанская армия двинулась дальше на восток[602].
|
|
|
Но казаки встретили Махно прохладно. Наиболее активные враги советской власти уже ушли к белым, казачество было обескровлено предыдущей борьбой. О Махно доносились лишь смутные слухи. Ну его – как пришел, так и уйдет. Казаки настороженно провожали взглядом махновскую армию. Как сообщало Донецкое губчека, «притока казаков к бандам Махно не наблюдалось»[603].
Дойдя до Морозовской, Махно развернулся на Старобельск. Его угнетала ситуация, при которой, приближаясь к красному фронту с тыла, он косвенно помогал белым. А они наступали как раз на его район, на Гуляй–Поле.
В это время врангелевцы заняли Гуляй–Поле. Махно решил, что единственным способом освобождения его столицы может быть союз с красными против Врангеля. Стороны уже давно зондировали возможность контакта. И большевикам, и махновцам нужна была передышка в жестокой войне «внутри революционного фронта». Обе стороны не оставляли надежду, что противник после всего пережитого может «поумнеть». На заседании РВС против союза с большевиками выступило большинство гражданских анархистов, за — большая часть комсостава[604]. Предложение о союзе, переданное махновцами 27 сентября, было немедленно принято руководителями Южного фронта. 29 сентября красным частям было приказано прекратить огонь.
Т.А. Беспечный и Т.Т. Букреева утверждают, что идею союза Нестору «подбросили» красные, причем через Л. Зиньковского[605]. Никаких фактических доказательств этой экзотической версии не приводится, и основана она на типичных для коммунистических авторов допущениях о некоторой умственной ограниченности крестьянских вожаков. К тому же по «законам жанра» нужно романтизировать образ Л. Зиньковского (Задова), сделав из него эдакого гения спецслужб и слугу двух господ. Но доказательств работы Зиньковского на ЧК уже в 1920 г. миру не предъявлено. Оно и не удивительно — если бы Зиньковский уже тогда работал на ЧК, изловить Махно не представляло бы труда. Есть основания считать, что идея союза вызрела именно в штабе Махно, а для большевиков явилась приятным сюрпризом. Уже в конце августа атаман Савонов, контактировавший с Махно, обратился по телефону к начальнику тыла И. Локатошу с предложением перейти на сторону красных, чтобы отправиться на фронт против белых. Т.А. Беспечный и Т.Т. Букреева считают, что это был «пробный камень» Махно. Что же делают красные, якобы «подбросившие идею»? Локатош с солдатской прямотой предлагает бунтовщику сдаться. Естественно, «зондаж» провалился, и Махно продолжал еще целый месяц громить красные тылы, пока Врангель продвигался на просторах Таврии.
|
|
|
Так что союз Махно с красными — это результат не подвигов неизвестных чекистов, а ненависти крестьянского вождя к белому движению, т.е. объективной тенденции революции.
Последний союз
1 октября Махно в обращении к действующим на Украине повстанцам призвал их прекратить боевые действия против большевиков. «Оставаясь безучастными зрителями, — говорилось в нем, — украинские повстанцы помогли бы воцарению на Украине либо исторического врага — польского пана, либо опять царской власти, возглавляемой германским бароном»[606]. 2 октября в Старобельске было подписано соглашение красных и махновцев. Его подписали М. Фрунзе, Б. Кун, С. Гусев с одной стороны и В. Куриленко и Д. Попов — с другой. Политическую часть соглашения заверил представитель Украинского правительства Я. Яковлев. В соответствии с соглашением между махновцами и красной армией прекращались военные действия, на Украине объявлялась амнистия анархистам и махновцам, они получали право на пропаганду своих идей без «призывов к насильственному свержению советского правительства», на участие в советах и в выборах на V съезд советов, намеченных на декабрь. Стороны взаимно обязались не принимать дезертиров.
|
|
|
Махновская армия переходила в оперативное подчинение советскому командованию с условием, что «сохраняет внутри себя установленный ранее порядок»[607].
Махновцы изложили свои предложения по дальнейшему сосуществованию с большевиками: «Ввиду того, что одной из существенных сторон махновского движения является борьба за самоуправление трудящихся масс у себя на местах, повстанческая армия махновцев выдвигает 4–й пункт политического соглашения, а именно: организация в районе действия махновской армии местным рабоче–крестьянским населением вольных органов экономического и политического самоуправления, их автономия и федеративная связь с государственными органами Советской Республики»[608]. Большевики обещали подписать и 4–й пункт, но оттягивали подписание под предлогом необходимости согласования с Москвой[609]. Переговоры по поводу нового пункта велись вплоть до нового разрыва отношений между махновцами и большевиками[610]. 16 октября соглашение было ратифицировано президиумом ЦИК Украинской советской республики[611]. От командования Южного фронта махновцы получили 100 миллионов рублей[612] - довольно скромную по тем временам сумму, которая воспринималась скорее как акт доброй воли, чем реальная помощь союзнику.
Часть махновцев категорически не поддержала этот союз. Отряды общей численностью 8 тысяч человек (у Махно осталось 13 тысяч человек) не пошли за Махно[613]. «Спустя некоторое время Каменев, Бондаренко, Пархоменко, Фомин и другие писали нам, примерно, следующее: «Мы не хотели мира с большевиками, которые способны обмануть. Мы не желаем проливать свою кровь на Врангелевском фронте лишь потому, что нашими плодами воспользуются большевики. Мы не признаем их революционерами и боремся с ними, как с государственниками, властителями и законниками. Желаем вам успеха в деле разгрома Врангеля и умоляем не ложить пальцы в рот большевикам — откусят»[614], — вспоминал Белаш о пророчестве ушедших. Несмотря на отказ от союза с красными, отколовшиеся отряды с 10 октября прекратили активные боевые действия.
Махно именовался теперь председателем Революционной повстанческой армии, а ее командующим стал С. Каретников[615]. Таким образом, Махно не попал в формальное подчинение к красному командованию.
|
|
|
К 16 октября Махно собрал свои отряды в единый кулак, который теперь составлял 11 тысяч пехоты и 3500 кавалеристов с 900 пулеметными тачанками. 22 октября махновцы прорвали фронт дроздовской дивизии и на следующий день, покрошив еще и марковцев, взяли Александровск. Под контролем Махно оказался весь его район от Гуляй–Поля до Полог. Фрунзе приказал Каретникову двигаться на Перекоп, но махновцы объяснили ему, что не собираются рисковать армией без поддержки красных. Фрунзе отменил авантюристичный приказ[616]. 28 октября, сражаясь плечом к плечу с 42 дивизией — своим прежним и будущим противником, махновцы взяли Большой Токмак. 29 октября крупные силы красных прорвали фронт белых в районе Каховского плацдарма и вышли в глубокие тылы Врангеля. Его армия спешно отступила в Крым. В Махновский район, который в это время распространялся на 32 волости[617], пришел мир.
1 октября член коллегии ВЧК В. Манцев обратился к Ф. Дзержинскому: «Обещал освободить Волина и Чубенко. Согласны ли Вы на это? Если да, то освободите, временно оставив их в Москве. Об освобождении уведомьте немедленно»[618]. Анархисты были освобождены и развернули свою агитацию по Украине, приняли участие в выборах на очередной всеукраинский съезд советов. «Набат», поддерживаемый авторитетом и ресурсами махновского движения, укрепился организационно, создал секретариаты во многих городах Украины, распространял махновские материалы, установил контакты с предприятиями[619]. На 1 декабря был назначен всеукраинский съезд анархистов в Харькове. Он был санкционирован властями, на него рассылались приглашения российским анархистам Е. Ярчуку, Г. Максимову и др.[620]
В Харькове работало махновское представительство. Первоначально в него входили Хохотва, Чарин и Клейн, а с 9 ноября более влиятельные деятели движения — Буданов, Таратута и Попов. В телеграмме чекиста Балицкого Дзержинскому говорилось о махновском представительстве: «Даже в Харькове они имеют успех. Вчера только (телеграмма отправлена 22 ноября) прекратились забастовки на паровозостроительном заводе, вызванные махновской агитацией на почве острого продовольственного кризиса»[621]. Понятно, что большевики не могли долго терпеть существование легальной махновской агитации — рабочие могли перейти на сторону анархистов. Но пока Махно нужен был в качестве военной силы против Врангеля, ВЧК приходилось выжидать.
Как только в районе Гуляй–Поля прекратились военные действия, там была установлена советская власть махновского типа. Был созван волостной совет (именовался также Исполнительным комитетом) - временный делегированный советский орган, в который вошли помимо анархистско–беспартийного большинства 20 эсеров и 5 коммунистов[622]. Секретарем совета до 11 ноября был Попов, а затем – рабочий П. Рыбин. В район прибыло около 100 анархистов, занявшихся культурно–просветительской работой[623].
В ноябре Гуляйпольцы несколько раз собирались на сход, разрабатывая проект положения «О вольном трудовом совете». Окончательно положение было утверждено советом 25 ноября, накануне нападения красных на район. Советы провозглашались «вольными» органами самоуправления трудящихся (крестьян, не эксплуатировавших бедноту, и рабочих) и должны были действовать в строгом соответствии с наказами избирателей. Запрещалось избрание в советы членов партий. Таким образом, советы должны быть не многопартийными, а беспартийными, а депутаты выражать волю своих сел, а не партий. Перевыборы в советы должны были проходить каждые 6–12 месяцев. Положение повторяло идеи, уже разработанные в программных документах движения, несколько конкретизируя их.
7 ноября собрание рабочих и служащих Гуляй–Поля решало вопросы социального регулирования. Постановили: «предприятия должны отдать часть производства в кооператив для распределения между всеми членами кооператива»[624]. Кооператив, созданный в июне при профсоюзе[625], был своеобразной кассой взаимопомощи и механизмом уравнительного перераспределения среди трудящихся. Однако рыночные отношения таким образом не отменялись. Рабочим обеспечивался прожиточный минимум (причем не в натуральной форме). Они приобретали муку на связанной с кооперативом мельнице «Кемах» по льготным ценам. Цены (льготные для местных рабочих и более высокие для всех остальных) определяло собрание работников мельницы (там тоже существовало самоуправление)[626]. То же собрание трудящихся 7 ноября избрало в волостной совет трех представителей[627].
В районе сохранялась производственная демократия. 28 октября, например, собрание рабочих и служащих Гуляйпольского завода «Богатырь» обсуждало вопрос о приобретении необходимых для возобновления работы материалов и приглашении дополнительной рабочей силы. Приобретение материалов было поручено фабрично–заводскому комитету совместно с профсоюзом и заводуправлением. Таким образом, на заводе существовала разветвленная система органов управления и самоуправления, которая искала выход из кризиса в тяжелейших условиях гражданской войны[628].
15 ноября Гуляйпольский совет обсуждал перспективы «созидательной работы анархии» в районе. Однако высказывались и скептические мнения: «Большевики никогда не позволят нам самоуправляться, не допустят, чтобы в государственном организме было место, зараженное безвластием»[629]. Это заседание приняло решение готовиться к отпору возможному большевистскому вторжению[630].
Упор во внутренней политике Махно в этот период делался на просвещении. Волин так формулировал принципы махновской просветительской политики этого времени: «Компетентность преподавания под контролем со стороны рабочих, приоритет не накопления знаний, а навыков развития свободной личности, способной бороться за справедливое общество и жить в нем, независимость школы от церкви и государства»[631].
Во главе культурно–просветительского отдела совета встал вернувшийся в район Аршинов[632]. Было принято положение о культпросвете, которое определяло, что членом этого отдела «может быть всякий товарищ, разделяющий принципы махновского движения, выраженные в декларации Реввоенсовета армии от 20 октября 1919 г. При этом поведение его в прошлом и настоящем должно отвечать принятому в отделе уровню»[633]. Таким образом, отдел должен был превратиться в безупречное в моральном отношении анархистское ядро (ибо декларация носила анархистский характер), которое могло бы приступить к решению важнейшей задачи на пути к анархическому обществу — изменению мировоззрения и культурного уровня людей. Анархисты читали крестьянам и рабочим лекции об истории американского рабочего (то есть социалистического) движения, о задачах профессиональных союзов (организаций трудящихся). Лекции были выдержаны в анархо–синдикалистском духе: «Рабочие союзы (будут — А.Ш.) неизбежно постепенно отстранять государственные органы от участия в производстве»[634]. Эта позиция, предполагала постепенность ликвидации государственности и перехода к социализму, что вполне соответствовало той реальности, в которой оказалось движение — анархистский анклав в авторитарном государстве.
В районе открывались новые школы, готовились педагогические эксперименты по системе испанского анархиста Ф. Феррера, при которой ученики помогают учителям распространять знания на следующее поколение детей. Учителя содержались крестьянами, но грамотные повстанцы и сами участвовали в преподавании. В программу школы входили в основном гуманитарные предметы: политэкономия, история, теория и практика анархизма и социализма, история французской революции (по Кропоткину) и революционного повстанчества в русской революции. Вновь начал работу махновский театр, ставивший пьесу «Жизнь махновцев»[635].
Готовились и социальные преобразования — махновцы надеялись, что мир с большевиками продлится по крайней мере 3–4 месяца. На 15 ноября был назначен районный крестьянский съезд, но 13 ноября он был отложен из–за обострившейся обстановки[636].
Несмотря на заключенное перемирие, наученные горьким опытом лидеры движения относились к коммунистической партии с большой настороженностью и не отказывались от критики в адрес большевиков. 13 ноября совет постановил, что необходимо требовать прекращения репрессий против меньшевиков и анархистов и освобождения их[637]. Несмотря на прежние разногласия и конфликты, махновцы вступились за социал–демократов, забыв, правда, об эсерах.
Был ли махновский район обречен? Думая об этом, нельзя забывать, что в стране набирала силу дискуссия внутри большевистской партии — часть теоретиков склонялась к необходимости демократизации социально–политической жизни. Набирали силу крестьянские восстания. Зрело глухое недовольство рабочих Петрограда и матросов Кронштадта. Не был разгромлен Врангель. Счет шел на месяцы. Сложись ситуация несколько хуже для большевиков, уже в начале 1921 г. махновская модель стала бы спасительной для режима составляющей НЭПа. Если бы расстановка сил была иной, если бы район продержался до весны 1921 г., если бы иначе сложились военные события и политические схватки… Но махновцы сами ускоряли ход событий. Не могли не ускорять, потому что мечтали победить белых и тем доказать красным свою силу и искренность.
Цвет махновских войск под командованием Каретникова (сам Махно был ранен в ногу) был на фронте. Одновременно началась дополнительная мобилизация в РККА, к которой крестьяне отнеслись более благосклонно в свете союза красных и Махно. Крестьянское ополчение и часть махновских отрядов приняли участие в штурме Перекопа, а группа Каретникова и отряд пулеметчиков Фомы Кожина (2400 сабель, 1900 штыков, 450 пулеметов и 32 орудия)[638] - в форсировании Сиваша 8 ноября (при поддержке частей двух красных дивизий).
Отношения между махновцами и красноармейцами были относительно благожелательными. Вспоминает курсант И. Мишин: «Совершая марши, наша бригада нередко останавливалась в одних населенных пунктах вместе с махновцами. За весь период наступления наших армий не наблюдалось какого–либо антагонизма между курсантами и махновцами. Махновцы называли нас «курсаками», приглашали к себе для проведения свободного времени. Что ж, говорили, вы, курсаки, так скучно живете? Песен не поете, горилку не пьете? То ли дело у нас! Однако никакого разобщения между курсаками и махновцами не чувствовалось и в выполнении поставленных командованием Красной армии задач»[639]. Впрочем, не все было так гладко. Махновцы испытывали острую нехватку одежды и обуви. Начались спонтанные нападения на небольшие части красных ради захвата одежды. Махновский командир Дерменджи писал в штаб: «т. Белаш, нужно сделать распоряжение и приказ по полкам, чтобы проходящие части ни в коем случае не раздевали. Началась полная грабиловка, насилие и убийство»[640]. Как мы увидим, махновский штаб принял суровые меры.
Тем временем, красные решили еще раз «рискнуть» махновцами и приказали Каретникову форсировать в ночь на 6 ноября Сиваш. Красная пехота еще не подошла, и шансы на успех были очень малы. Каретников стал тянуть время, пока красные не смогли выставить необходимые для поддержки махновской ударной группы силы. «Видимо, махновцы не совсем доверяли мне…»[641], — вспоминает командующий фронтом. Переговоры затрудняло и то, что большевики опять не выполнили соглашение относительно снабжения махновцев. Как пишет комиссар штаба фронта А. Осинкин, Каретников «говорил, что не может выступать, потому что армия чего–то не получила». Судя по предыдущему опыту этим «чем–то» могли быть, например, боеприпасы. Фрунзе попытался приструнить Каретникова: «Скажите, как поступают в войсках Махно с тем, кто отказывается выполнить распоряжение вышестоящего начальника?» На что Каретников ответил: «Этого у нас не бывает… У нас в войске революционная дисциплина и все приказы обсуждаются с начальниками частей»[642]. Фрунзе пришлось обсуждать с махновцами свои приказы. После того, как разногласия были урегулированы подошли красные дивизии, и кавалерия Каретникова начали переходить Сиваш.
Белые не смогли выдержать внезапного удара махновцев и красных со стороны Сиваша. Они не думали, что значительные силы противника смогут пройти через это ледяное болото. После ожесточенных боев на Литовском полуострове 8–11 ноября, в котором махновцы составляли ударную силу красных оборона Врангеля рухнула. Махновцы вышли к Юшуню, в тыл укреплений Перекопа, а после эвакуации остатков белой армии расположились в районе Евпатории.
* * *
Почему белые проиграли? Почему Колчак, Деникин, Краснов, Юденич, Врангель и другие генералы, контролировавшие большую часть территории страны, в конце концов были разгромлены? Ведь на их стороне была поддержка государств Антанты, только что победивших Германию, военная опытность офицеров, авторитарная дисциплина не хуже, чем у большевиков. Иногда их мобилизации имели успех, и им удавалось достичь численного превосходства.
Но для народной массы России (в широком смысле слова, включая Украину и другие территории бывшей Российской империи) генералы были чуждой силой. К тому же, как уже говорилось, они не имели существенных преимуществ перед красными, являясь вариантом того же зла со своими дополнительными недостатками. Их борьба за «законность» (что не мешало белым грабить и расстреливать без суда, не говоря уже о типичных для всех сторон гражданской войны зверствах) означала для крестьян возвращение сословных унижений и новый передел земли – назад, не в их пользу. В этом отношении белые казались более страшной силой, чем красные.
В то же время коммунистический режим, самой своей идеологией ориентированный на максимальную централизацию управления всеми ресурсами, показал большие способности к мобилизации сил. Ведь даже численное превосходство красных – заслуга организационного таланта Ленина и его товарищей. Их порыв в будущее увлекал деятельных людей всех слоев общества, но прежде всего из низов, большевистская революция открывала невероятные возможности для тех, «кто был ничем». Белые же предлагали возвращение прав прежней элиты, если не аристократии, то уж во всяком случае собственников. Происхождение этой собственности было настолько сомнительным, что социальным целям белого движения могло сочувствовать лишь меньшинство граждан.
Сопровождавшие большевистскую революцию разрушения и общественные катаклизмы порождали иррациональные надежды. Радикальные лозунги большевизма дезориентировали другие революционные силы, не сразу определившие, что РКП(б) преследует цели, обратные задачам антиавторитарного крыла Российской революции. В этом отношении взаимоотношения Махно с красными и белыми вполне показательно.
Надежды на скорое улучшение жизни подкреплялись резким ростом социальной мобильности, карьеры, самореализации, приобщения к великому делу. Коммунисты вобрали в свои ряды миллионы активных людей, которые не могли реализовать себя в условиях Российской империи. То же самое можно сказать и о других партиях, но большевизм предложил наиболее последовательную и простую стратегию диктатуры бедноты, которая нашла наиболее массовую поддержку у городских низов. Но в результате притока бедноты культурный уровень членов коммунистической партии был невысок, они привыкли к применению насильственных методов достижения целей, к разрушению. Это способствовало победе коммунистов в гражданской войне, но создавало большие препятствия для дальнейшей созидательной работы по восстановлению хозяйства и созданию основ социалистического общества.
Лозунги коммунистов соответствовали революционным настроениям широких масс. Эти лозунги были по форме близки популярным в народе идеям эсеров, меньшевиков и анархистов, но большевики казались более решительными сторонниками социалистических преобразований, потому что предлагали действовать быстрее, радикально разрушать старые капиталистические отношения. В действительности методы, применявшиеся большевиками, противоречили провозглашенным целям преодоления угнетения и эксплуатации. В условиях коммунистического режима угнетение сохранилось иногда в более тяжелых формах, чем при царе и при белых. Но широкие массы считали, что это вынужденные меры на время войны, и после победы над белыми и интервентами большевики установят общество всеобщего братства и свободы. Коммунисты, таким образом, выиграли идеологическую войну против белых и умеренных социалистов. Они смогли заручиться наиболее массовой поддержкой, создать хорошо организованную и многочисленную армию, по частям разбить уступавшие им по численности белые армии и разрозненные крестьянские восстания.
Но эти источники победы красных в «большой» гражданской войне 1918–1920 гг. предопределили продолжение гражданской войны после разгрома белых. Обеспечив победу красных, радикализированные, распаленные борьбой трудящиеся массы потребовали «расплаты по векселям», выданным коммунистической партией во время борьбы с белыми. И когда коммунисты отказались менять политику, разразилась «третья революция», направленная против режима «военного коммунизма». Народ снова повернулся к коммунистам лицом Махно.
Последняя война Махно
Быстрая победа над Врангелем приблизила новые испытания для Махновского движения. Один из командиров Г. Василевский говорил 15 ноября П. Аршинову: «Конец соглашению! Ручаюсь, что через неделю большевики будут громить нас»[643].
13 ноября Гуляйпольский совет постановил «довести до сведения командования Южного фронта о том, что красное командование на фронте недружелюбно относится к командованию Революционной повстанческой армии (махновцев) на почве симпатии красноармейцев к командованию Революционных повстанцев (махновцев) и желания их перейти в ряды повстанчества. Красное командование не старается все назревшие вопросы разрешить мирным путем, а обострить их»[644].
Уже 17 ноября, на следующий день после ликвидации Южного фронта, Фрунзе отдал приказ: «Украинскую повстанческую армию передаю в оперативное подчинение командарма 4–й, которому иметь в виду предстоящую переброску армии совместно с 9–й стрелковой дивизией на Кавказ»[645]. Это прямо противоречило старобельскому соглашению, в соответствии с которым армия Махно передавалась лишь в оперативное подчинение Южному фронту и, следовательно, не должна была отрываться от родных мест. Переброска махновцев на Кавказ означала бы прекращение их существования как самостоятельной политической силы.
Гуляйпольский район также остался бы беззащитен перед лицом карательной машины большевиков. Тем не менее, махновский штаб всерьез обсуждал возможность похода в поддержку Кемаля в Турцию[646]. Одновременно Фрунзе отдал распоряжение предотвратить возможный прорыв махновцев из Крыма. В то же время в подготовке удара против махновцев царила неразбериха: «Крым от материка изолирован двумя кавалерийскими дивизиями… — докладывал Дзержинскому Балицкий. — Вчера на совещании решили так: не выпуская Каретникова из Крыма, окружить надежными частями — (киргизской бригадой, курсантами и другими) Гуляй–польский район, затем снестись с Фрунзе или Манцевым, который организует ликвидационную группу…»[647] Таким образом планы действий РККА и украинских чекистов разрабатывались самостоятельно и согласовывались на ходу.
|
|
|
