 |
Ситуация в стране осенью 1989 г. Спрос на программу реформ
|
|
|
|
Сейчас мы попытаемся осмыслить не только события заключительного этапа перестройки, но и осознание этих событий современниками, поиск путей выхода из нарастающего кризиса.
Вопрос, который и сегодня волнует экономистов и общественность, нужны ли были столь радикальные и болезненные действия в 1992 г., ошибался ли Гайдар или все же был прав? Была ли альтернатива шоковой терапии? Вопрос немаловажный, если учесть, что и по сей день значительная часть российских граждан убеждена в ошибочности, жестокости, бесчеловечности осуществленных реформ.
Ниже мы рассмотрим фактическую сторону дискуссий о характере предстоящих реформ, которые велись в 1989– 1990 гг. на фоне нарастания кризиса в экономике и обществе.
Напомним, что первая программа реформы была принята в середине 1987 г. и в основном оскандалилась. Вывод этот следует из того, что программа июньского (1987 г.) Пленума, конечно, влияла на развитие событий, но вызывала последствия совсем не те, каких ожидали ее авторы. Это само по себе говорит о том, что они разрабатывали свои концепции, не имея адекватного представления о сути происходящих событий, мыслили в советской манере о желаемом, исполняемом по воле партии плане, но не о действительном и реально возможном. Время подходило такое, когда воля партии обращалась в нуль, а грубая действительность начинала брать свое.
Лето 1989 г. I Съезд народных депутатов. Пик перестроечной эйфории, торжество демократии. Н.И. Рыжков формирует свое второе правительство, куда в качестве вице-премьера приглашается ученый-экономист, сторонник рыночных реформ, академик Л.И. Абалкин. Ему поручили возглавить Комиссию Совета Министров СССР по экономической реформе. Комиссия должна была разработать новую концепцию реформы.
|
|
|
Это был уникальный сдвиг, поскольку до тех пор ученых в Правительство не звали, там преобладали номенклатурные бюрократы и хозяйственники. Впрочем, наряду с Абалкиным в Правительстве из прошлого состава были такие персонажи, как B.C. Павлов, С.А. Ситарян, Госбанк возглавлял В. В. Геращенко. Они представляли экономический блок, настроенный реформаторски по сравнению с другими членами кабинета, – в силу, наверное, относительно большей экономической грамотности.
Намерение Рыжкова после I Съезда было, видимо, такое, чтобы как-то интенсифицировать реформы. Общественность ждала более энергичных действий, притом что ситуация ухудшалась на глазах в силу как негативных последствий принятых ранее решений (законы о госпредприятии, о кооперации и др.), так и непринятия необходимых мер в области ценообразования и бюджетно-финансовой политики.
На работу в Комиссию по экономической реформе Л.И. Абалкин пригласил Г.А. Явлинского и меня. Нам была поручена разработка концепции развития реформ, которую планировалось обсудить на научно-практической конференции в октябре 1989 г. Документ, подготовленный нами под руководством Л. И. Абалкина, назывался "Радикальная экономическая реформа: первоочередные и долговременные меры" и был распространен перед конференцией как материал для обсуждения. Это было первое после документов июньского (1987 г.) Пленума изложение концепции реформы, отразившее произошедшие с тех пор изменения в понимании происходящего.
Надо сказать, что потребность в подобного рода документах была огромная. Что-то происходило, и никто не мог понять, что именно, куда мы будем двигаться дальше, что будем делать. Потому и наступила эпоха программ.
Концепция готовилась как полуофициальный правительственный документ, поэтому через десять лет читать ее порой смешно: социалистический выбор и тут же впервые с 1917 г. заявляется: "рынок – главная форма координации деятельности участников общественного производства"; "многообразие форм общественной собственности" (к ней по идеологическим причинам отнесена и акционерная собственность). Критическая оценка пройденного пути, признание, что административные методы уже не работают, а экономические, рыночные еще отсутствуют.
|
|
|
Пожалуй, наиболее интересный момент – предложенный анализ возможных вариантов перехода к рыночной экономике.
Вариант I – консервативный, основанный на стратегии постепенного "врастания" в новую хозяйственную систему. Чрезвычайные меры носят в основном административный, запретительный характер: замораживание цен, ограничение деятельности кооперативов, запреты производителям снижать объемы производства, отказываться от заключения договоров и т. п. Постепенность финансового оздоровления, позволяющая выживать неэффективным предприятиям; постепенное разгосударствление. Насыщение потребительского рынка за счет увеличения объемов производства при неизменных ценах.
Хотя все списано "с натуры" того времени, с проводившейся тогда политики, описание выглядит как карикатура, как условный вариант, упомянутый, чтобы быть отвергнутым.
Вариант II – радикальный. Он также был описан в терминах неоправданного риска, чтобы задать другую крайнюю альтернативу, также неприемлемую, но позволяющую оттенить достоинства варианта, предлагаемого как единственно правильный.
Позволю себе длинную цитату из указанного документа, относящуюся к варианту II.
"Вариант предполагает глубокую и резкую, сконцентрированную на коротком отрезке времени ломку всех сложившихся структур, единовременное снятие всех ограничений рыночного механизма. Запуск рыночного механизма связывается с полным или почти полным отказом от контроля за ценами и доходами. Их сдерживание осуществляется только за счет решительных мер по финансовому оздоровлению, включая санирование балансов предприятий, далеко идущее сокращение государственных расходов на инвестиции и дотации к розничным ценам, жесткую кредитную политику.
|
|
|
Государственные предприятия в массовом порядке переходят на аренду, преобразуются в акционерные общества, кооперативы, народные и частые предприятия. Министерства ликвидируются. Государственные заказы размещаются только на договорной основе и финансируются из бюджета.
По сути речь идет о том, чтобы комплексом единовременно осуществляемых мер, практически одним актом, перейти к той хозяйственной системе, которая должна стать результатом реформы.
Это вариант теоретический, его, разумеется, в чистом виде никто не предлагает. Все радикальные предложения предполагают те или иные отступления от него в сторону смягчения. Однако как сконцентрированное выражение определенной позиции, усматривающей выход в резком ускорении реформы, не считаясь с возможными потерями, он заслуживает рассмотрения.
В случае наиболее благоприятного исхода переход к новой хозяйственной системе произошел бы а кратчайшие сроки, и соответственно результаты реформы сказались бы быстрее всего. Однако нельзя считать такой исход наиболее вероятным. Не исключена и длительная стагнация экономики при серьезных социально-политических потрясениях, обусловленных недостатками этого варианта. Наиболее существенные их них:
опасность полного разлада денежной системы и кредита просто в силу невозможности организовать и наладить в короткие сроки новую банковскую систему, способную обеспечить надежный контроль за денежной массой. Это может сорвать усилия по финансовому оздоровлению, от которых решающим образом зависит успех;
галопирующая инфляция на длительный период. Следует учесть, что диспропорции в структуре производства, несоответствие ее структуре спроса будут разгонять инфляцию до тех пор, пока диспропорции не будут устранены. Кроме того, конкуренция, которая одна может реально одержать рост цен, не разовьется в должной мере из-за высокой степени монополизации. Наконец, надо учесть, что при дефиците механизм инфляции действует принципиально иначе, чем в сбалансированной рыночной экономике. В последней инфляция может стимулировать рост производства и повышение его эффективности. В дефицитной же экономике инфляция, вероятней всего, ударит по потребителю, предоставляя возможность производителю увеличивать доходы за счет роста цен и ассортиментных сдвигов, не поднимая производство. Подобные явления мы наблюдаем уже сегодня;
|
|
|
разорение большого числа предприятий при одновременном обогащении других, нарушение по этой причине сложившейся системы хозяйственных связей, усиленное крайней концентрацией и узкой предметной специализацией, которые характерны для советской экономики. Следствием может быть значительный спад производства;
существенное снижение жизненного уровня при сильной дифференциации разных групп населения по доходам и материальной обеспеченности. Возможна массовая безработица. Создание системы социальной поддержки населения может заметно смягчить подобные последствия, однако скорость, с которой будут происходить экономические и социальные сдвиги, высокие темпы инфляции могут действовать в направлении снижения ее эффективности.
Очевидно, что в период самых интенсивных преобразований социальное напряжение может достигнуть наибольшей силы. В этот момент создаются благоприятные условия для деятельности тех, кто стремится к реставрации административно-командных структур в экономике и политике".
Нетрудно видеть, что примерно этот вариант и был потом реализован со всеми указанными здесь последствиями. Это вариант шоковой терапии, но нами он был назван "теоретическим" и таким, который, собственно, никто не предлагает. Обстоятельства радикального варианта были достаточно хорошо предвидимы.
Оптимальный вариант – радикально-умеренный. В принципе он похож на вариант II, но его главное отличие – поэтапность: в снятии контроля над ценами, в реализации социальных мер поддержки населения. Вариант предполагал создание особого хозяйственного механизма переходного периода и был рассчитан на пять лет.
Достоинство его усматривается в том, что процесс перехода представляется управляемым, эволюционным, более мягким и легче воспринимаемым обществом.
За этими формулировками стояли острые дискуссии, сначала между мной и Г. Явлинским. Он был сторонником радикального варианта и настаивал на том, чтобы именно его мы предложили. Особый акцент – на ускоренном преобразовании отношений собственности.
Я убеждал его в том, что, во-первых, радикальный вариант не примет даже Абалкин, тем более правительство. Во-вторых, общество не готово. В-третьих, действительно опасно. У нас была иллюзия, что еще есть выбор, поэтому Явлинский в конце концов уступил.
|
|
|
Выбор варианта понравился Л.И. Абалкину, он и потом всегда оставался сторонником градуализма, управляемости. И кто бы возражал, если бы такая управляемость была возможна, если бы события уже не выходили из-под контроля.
На конференции, хотя нашу концепцию поддержали по принятому тогда принципу поддерживать официальную позицию (а мы тогда впервые выражали официальную позицию, причем за сценой, мало кто знал действительных авторов, выступал с ней Л.И. Абалкин), все же она столкнулась с жесткой оппозицией. Прямо на конференции с резкими заявлениями в духе "нам предлагается отказ от социализма" выступил, например, Г.С. Хижа, будущий вице-премьер кабинета Гайдара, а затем в течение многих лет председатель Экспертного совета при Правительстве России. Рядом с Колонным залом, где проходила конференция, свои демонстрации проводил Объединенный фронт трудящихся (ОФТ) под лозунгом "Долой абалканизацию всей страны". Идеолог ОФТ профессор А Сергеев добивался возможности выступить, и он ее получил. С требованием прекратить реформы выступала влиятельная Ассоциация государственных предприятий во главе с А Тизяковым, директором крупного оборонного завода в Свердловске, будущим членом ГКЧП.
В самом Правительстве над программой, которую предстояло представить II Съезду народных депутатов СССР в декабре, работали еще две группы: по основным направлениям 13-й пятилетки (настолько не понимали сущности надвигающихся событий) – группа Госплана во главе с Ю.Д. Маслюковым и по неотложным мерам – группа Л.А Воронина. Все это потом предполагалось слить воедино. И когда сливали, стало понятно, что наша концепция" – это флер, словесные декорации, удобные для прикрытия прежней политики. Госплановская группа предложила все реформаторские меры отложить на два года и за это время сбалансировать пропорции.
Я спрашивал разработчиков из Правительства: а как же реформы для развязки проблем? Ответ был такой: это ваше дело. В программе и на II Съезде народных депутатов в декабре 1989 г. их точка зрения возобладала. Реально намеревались проводить консервативный вариант. Явлинский и я предлагали Абалкину подать в отставку и выступить на съезде с заявлением о несогласии с курсом. Это, вероятно, сделало бы его национальным героем ельцинского масштаба. Но он отказался, более того, публично заявил, что предложенная съезду программа выверена с "математической точностью".
Сам Л. И. Абалкин пишет об этом эпизоде в своих воспоминаниях в рубрике под названием "Правила командной игры":
«Среди разработчиков правительственной программы шли долгие споры, медленно находилось согласие (порой оно напоминало просто сдачу позиций. – Е.Я.), сохранялось и несовпадение позиций. В конце концов подписывал документ один человек – председатель Совета Министров СССР... Все это, однако, не освобождало от внутренних переживаний и душевных тревог, внутренней борьбы самого с собой. Ведь всегда существует вопрос, до каких пор возможен разумный компромисс и где его границы.
Усиливало эту внутреннюю драму и давление, которое оказывалось на меня. А оно было. Достаточно близкие мне люди предлагали отмежеваться от правительственной программы, занять свою, особенную позицию, поставить условия и, в крайнем случае, заявить о выходе из состава правительства Н. Рыжкова»*.
* Абалкин Л.И. Неиспользованный шанс. М.: Политиздат, 1991. С. 99–100.
Эти близкие Леониду Ивановичу люди тогда были Явлинский и я. Мы требовали не того, чтобы он занял «свою» позицию, как бы записал в протоколе особое мнение. Мы настаивали на политическом выборе, адекватном обстановке, ради целей, с которыми мы все пришли в правительство Рыжкова. Не ради же заседаний в его обществе и пайков? Это был первый случай, когда наши мнения разошлись. Поэтому, когда впоследствии Н.И. Рыжков написал в своих мемуарах, что Ясин переметнулся (в пору работы над программой «500 дней»), я могу сказать, что никогда не менял своей позиции в отношении реформ, а неудовлетворенность работой в правительстве СССР у меня возникла впервые именно в это время, когда стало ясно, что это правительство не хочет реформ, которые я считал необходимыми.
Л. И. Абалкин тогда сделал свой выбор, он решил быть преданным команде: «Но я другому отдана и буду век ему верна».
Глубоко уважаю Л.И. Абалкина и его право на выбор. Я с ним не был согласен ни тогда, ни потом. Но нам еще предстоял один тур дружной совместной работы.
Съезд прошел, надо было что-то делать, и сразу стало ясно: ничего, что могло бы поправить положение, хотя бы и с какими-то жертвами, делаться не будет. Да никто из высших руководителей и не знал, что делать, ни на что не мог решиться. Ситуация между тем обострялась. Политическая активность населения нарастала и все больше обращалась против власти. Достижениями гласности и демократии накормить народ было нельзя. В этой обстановке организовать управление постепенным переходом по радикально-умеренному варианту тоже уже было невозможно. Либо беспощадное подавление по-большевистски, либо радикальные и быстрые реформы.
Шоковая терапия в Польше
Осенью 1989 г. буквально за 2–3 месяца рухнули все коммунистические режимы в Восточной Европе. Разрушена Берлинская стена, казнен Н. Чаушеску.
В Польше, которая 10 лет жила в обстановке чрезвычайного положения и конфликта между властью и "Солидарностью", все это время пытались проводить умеренно-реформаторскую политику без каких-либо полезных результатов. Наконец, в сентябре 1989 г. коммунистическое правительство М. Раковского пошло на полную либерализацию цен, взяв на себя ответственность за скачок инфляции, тем самым освободив будущих реформаторов от необходимости делать самую грязную работу. Через два месяца на выборах победила "Солидарность", и с января 1990 г. правительство Мазовецкого – Балцеровича объявило программу финансовой стабилизации, получившую название шоковой терапии, которая включала сокращение субсидий, бюджетного дефицита и денежной эмиссии, либерализацию плюс к внутренним ценам внешней торговли и введение конвертируемости национальной валюты. Это был как раз радикальный вариант, предложенный в нашей описанной выше концепции как крайность.
В итоге бюджет расширенного правительства был в 1990 г. сведен с профицитом в 2,8% ВВП против дефицита 7,4% в 1989 г.; государственный бюджет в 1990 г. – с профицитом 0,4% против дефицита 3,0% в 1989 г. Индекс инфляции в 1989 г. (потребительские цены) составил 639,6%, в 1990 г. – 249,3, а в 1991 г. – уже 60,4%. Зарплата выросла в 1989 г. на 291,8%, т.е. реально заметно понизилась, в 1990 г. ее рост составил 622,4%, т.е. потери отчасти были компенсированы, но в целом в 1990 г. частное потребление в неизменных ценах сократилось на 15,3%. ВВП в 1990 г. упал на 11,6%, в 1991 г. –еще на 7%, а с 1992 г. уже начался рост*. Это оказался один из самых успешных опытов радикальной трансформации: канонический пример шоковой терапии.
* Колодко Г., Нути М. Польская альтернатива. М.: ИМЭПИ, 1996. С. 4–5.
Немного подробней о сути того, что было сделано в Польше. В рамках первого этапа в январе 1990 г. были приняты меры по ограничению избыточного спроса населения и предприятий, которые включали:
• передачу прав по контрактации и установлению цен предприятиям;
• значительное повышение ставки по кредитам в соответствии с ожидаемым ростом цен (в январе – до 40% в месяц, в феврвале – 20%);
• ликвидацию бюджетного дефицита за счет сокращения государственных инвестиций и субсидий;
• повышение в среднем в 11 раз стоимости основных фондов и введение платы за фонды (национального дивиденда) в размере 32% от их стоимости;
• ужесточение налоговой политики по отношению к предприятиям, ликвидацию многочисленных налоговых и кредитных льгот. Заметим, налоговая система в Польше, в отличие от России, была, поскольку всегда был частный сектор;
• контроль за ростом заработной платы. В январе предприятия могли компенсировать своим работникам 20% роста цен, в феврале – апреле – 3%. Введен 500%-й налог за превышение этих нормативов. Но эта мера не сработала – у предприятий не оказалось денег на выплату даже разрешенных компенсаций;
• девальвацию национальной валюты – злотого в 1,6 раза относительно доллара и основных западноевропейских валют: курс был занижен, но зато фиксирован.
Обсуждая потом программу Балцеровича в сравнении с нашими реформами 1992 г., Е.Ф. Сабуров отмечал ббпьшую роль государства, в том числе ссылаясь на контроль за заработной платой (хотя, можно сказать, здесь мы извлекли полезный урок из польского опыта), на фиксацию курса злотого и особенно на повышение стоимости основных фондов и введение национального дивиденда. По поводу последнего он писал:
«Значение этой меры трудно переоценить. Дело в том, что для России это означало бы мощный противовес развращающему Закону о предприятии.
...Эта мера восстанавливала права государства в качестве собственника. Она стимулировала стремление к приватизации и делала его не криминально, а экономически осмысленным. Помимо того сохранялся инвестиционный ресурс путем повышения массы амортизационных отчислений"*.
* Сабуров Е.Ф. Реформы в России: первый этап. М.: Вершина-клуб, 1997. С. 84–85..
Мое мнение таково, что это детали. В России была инфляция, делавшая бессмысленными подобные маневры, еще пропитанные духом совершенствования социализма и иллюзией относительно стимулов, создаваемых государством. Столь «значимая» мера в Польше практически ничего не дала.
Сабуров отмечает также, что уже через 3–4 месяца в Польше появились неплатежи. Для польских реформаторов это было неожиданностью, но российские реформаторы уже должны были учесть этот урок*. Напротив, польский опыт, и мы это увидим вал. 11, свидетельствовал о том, что этой угрозе не стоит придавать большого значения, так как у них процесс адаптации предприятий занял не более года.
* Сабуров Е.Ф. Указ. соч. С. 87.
Главное, что шоковая терапия привела к успеху. Во-первых, был в короткие сроки преодолен дефицит, потребительский рынок насытился. Во-вторых, был сбалансирован госбюджет. В-третьих, волну гиперинфляции удалось сбить буквально в три месяца. Отрицательные эффекты – спад производства, падение реальных доходов населения, рост безработицы – были налицо. Но интересно, что при этом прекратились забастовки и изматывающая борьба правительства с сильными профсоюзами, со знаменитой "Солидарностью".
В контексте данного раздела важно уяснить, что эти результаты были быстро достигнуты энергичными мерами по либерализации и финансовой стабилизации.
В январе 1990 г., когда шоковая терапия еще только разворачивалась, в Варшаве побывала наша делегация во главе с Г.А. Явлинским. Результатов еще не было видно, только некоторое пополнение полок в магазинах да оживление уличной торговли. Все же анализ ситуации с учетом итогов командировки показал, что достоинства радикально-умеренного варианта выглядят все менее убедительно, тогда как радикальный вариант представлялся уже не просто предпочтительным, но единственно возможным и даже с какого-то момента неизбежным. Только тогда я стал по взглядам радикальным реформатором.
Вывод: нет абсолютных достоинств умеренности, в какой-то момент правильными могут оказаться крайние, радикальные, хотя и весьма болезненные меры.
|
|
|
