Родительство как социокультурный феномен и как механизм инфантицида. Материнство и отцовств. Мид об отцовстве как социальном изобретении.

Кон:

Существуют огромные социально-исторические и межкультурные различия в природе и иерархии родительских ценностей, представлениях о том, чего можно и чего нельзя ожидать от детей, и какие средства ведут к достижению желаемой цели. Без учета культурно-символической стороны дела невозможно понять, как объективные потребности социума в определенном уровне рождаемости и воспроизводстве половозрастной структуры населения претворяются в мотивационные силы индивидуального поведения. Тот тип родительской любви, который мы привыкли считать универсальным, на самом деле - продукт весьма специфических исторических условий. Соотношение отцовства и материнства — один из аспектов более общей полоролевой дифференциации, имеющей, как было показано выше, не только социальные, но и биологические предпосылки, И поскольку речь идет о про-креативном поведении, логично предположить, что роль биологических факторов будет здесь значительно выше, чем во многих других сферах полового разделения труда, не связанных с репродуктивной функцией. Недаром традиционная модель половой дифференциации, подчеркивающая имманентную «инструментальность» мужского и «экспрессивность» женского поведения, покоилась в первую очередь на разделении внесемейных и внутрисемейных, а также отцовских и материнских функций. Биосоциальный подход кажется в данном случае более плодотворным, нежели чисто социологический, особенно если формулировать его достаточно осторожно, как это делает известный американский социолог А. Росси50. Биосоциальный подход, по словам Росси, не утверждает генетического предопределения полового разделения труда, он указывает лишь, что биологические предпосылки формируютто, чему мужчины и женщины учатся и насколько легко они овладевают той или иной деятельностью. Иными словами, врожденные свойства формируют рамки, в которых происходит социальное научение, и влияют на легкость, с какой мужчины и женщины обучаются (или разучиваются) поведению, которое общество считает нормативным для их пола.

Если рассматривать отцовские и материнские функции чисто биологически, в свете общей логики полового диморфизма, то генетическая функция самца в том, чтобы оплодотворить как можно больше самок, тогда как самка обеспечивает сохранение потомства и унаследованных качеств. По данным репродуктивной биологии, самец обладает почти неограниченным запасом семени, тогда как количество яиц, которым располагает самка, строго ограничено. Сексуальная активность самок большинства млекопитающих также лимитируется определенным периодом, позволяя им выносить, выкормить и вынянчить потомство.

У человека и его ближайших родственников такого биологического сезонного ограничения нет. Но поскольку выкармливание и уход за маленькими детьми повсеместно Составляет обязанность женщины, составляя самую сущность материнства, не только биологи, но и многие социологи и психологи склонны подчеркивать его биологические детерминанты.

Прежде всего женщина теснее мужчины вовлечена в репродуктивный процесс. В мужском жизненном цикле нет аналога такому событию; как роды, хотя некоторые культуры создают его искусственно (кувада).

Женщина-мать значительно теснее отца связана со своим ребенком. Их контакт, имеющий первоначально характер симбиоза, начинается уже в утробной фазе развития и закрепляется в дальнейшем.

Женщины во всех возрастах превосходят мужчин по способности к эмпатии и самораскрытию, передаче другим более интимной, личностно-значимой информации о себе и своем внутреннем мире. Однако различие прокреативных функций самца и самки еще не означает, что те же различия будут существовать и в выращивании потомства, которое в первую очередь ассоциируется с материнством. Данные о психофизиологической связи матери с ребенком пока малочисленны, тут могут сказываться и другие неучтенные факторы54. Что касается женской теплоты и отзывчивости, то они могут быть результатом разной социализации мальчиков и девочек, о которой говорилось в предыдущей главе. Эти различия, относительны, индивидуально-вариабельны, и не всегда женская нежность бывает направлена на ребенка. Само понятие «материнского инстинкта» не следует понимать однозначно и буквально. В привычной нам культурной среде материнство — одна из главных ипостасей женского стереотипа, а социальные характеристики материнской роли очерчены гораздо определеннее, чем отцовской, и ей приписывается большее значение в деле первичной социализации. • О тесной близости и решающей роли матери в выхаживании и воспитании ребенка до пяти-семилетнего возраста единодушно свидетельствуют как этнографические, так и исторические данные. Это зафиксировано у народов Африки, в древнем Китае, средневековой Японии, древнем Египте, Индии, в иудаизме, средневековом исламе и в феодальной Европе. Даже если мать заменяется нянькой или кормилицей, что бывало довольно часто, это не меняет принципиального различия мужских и женских функций. Роль отца всюду выглядит более проблематичной57.

Однако соционормативные предписания разных культур неоднозначны.

Во многих простейших обществах Австралии, Америки, Азии и Африки темы материнства и репродуктивности не занимают того центрального места в образе женщины, какое мы привыкли ожидать. Противопоставление образа женщины-матери как воплощения плодородия и источника жизни образу агрессивного мужчины-охотника не характерно для этих культур, в которых обоим полам приписываются и репродуктивные, и социально-производственные функции

В патриархальной крестьянской семье отец не ухаживал за детьми, но они, особенно мальчики, проводили много времени, работая с отцом и под его руководством. В городе положение изменилось. Как работает отец, дети не видят, а количество и значимость его внутрисемейных обязанностей значительно меньше, чем у матери.

По мере того как «невидимый родитель», как часто называют отца, становится видимым и более демократичным, он все чаще подвергается критике со стороны жены, а его авторитет, основанный на внесемейных факторах, заметно снижается.

Что мать может успешно вырастить и воспитать ребенка и без отца — известно давно. Но возможно и обратное. В СССР такие случаи редки, так как в случае развода консервативно настроенные судьи, даже вопреки букве закона, требующего руководствоваться прежде всего интересами ребенка, как правило, отдают детей на попечение матери (о несправедливости этой традиции не раз писалось в печати, в частности, в «Литературной газете»). Однако существует опыт «одиноких отцов».

В Англии, по подсчетам Т. Хипгрейва**4, отцы составляют 12% всех одиноких родителей. Одиноких отцов и одиноких матерей характеризует ряд общих особенностей: более ограниченная социальная жизнь, несколько более демократический стиль семейной жизни и наличие определенных трудностей при вступлении в новый брак. Наряду с этим у них есть свои специфические социально-психологические трудности. Одинокие отцы получают больше помощи со стороны друзей и родственников, зато у них сильнее, чем у одиноких матерей, суживается круг социального общения. Если одинокие матери испытывают трудности с дисциплинированием детей, то отцы озабочены недостаточной эмоциональной близостью с ними, особенно с дочерями. Но хотя в обоих случаях неполная семья создает трудности (разного порядка), отсутствие одного из родителей не исключает возможности нормального развития ребенка и какой-то компенсации недостающего отцовского или материнского влияния.

Люди, воспитанные в патриархальном духе и убежденные в том, что формирование личности осуществляется в основном и даже исключительно в первые два, три или пять лет жизни, обычно не сомневаются во всемогуществе родителей, приписывая все трудности и недостатки воспитания главным образом некомпетентности или небрежности родителей. «Дайте мне других матерей, и я дам вам другой мир», — писал святой Августин, и под этим суждением охотно подписались бы и Фрейд, и многие классики педагогики. Увы, дело обстоит гораздо сложнее.

Во-первых, родительское отношение к детям органически связано с общими ориентациями культуры и собственным прошлым опытом родителей; ни то, ни другое нельзя изменить по мановению волшебной палочки.

Во-вторых, при всей их значимости, родители никогда не были и не будут единственными и всемогущими вершителями судеб своих детей. Даже оценить реальную степень родительского вклада без учета множества других, на первый взгляд посторонних, факторов практически невозможно.

Мид:

Если мы рассмотрим все известные человеческие общества, мы повсюду найдем какую-то форму семьи, некоторым набор постоянных правил, побуждающих мужчин помогать женщинам заботиться о детях, пока те малы. Специфически человеческая черта семьи состоит не в том, что мужчина защищает женщин и детей, — это есть и у приматов. Она заключается и не в гордой власти самца над самками, за благосклонность которых он соревнуется с другими самцами, — это мы также разделяем с приматами. Отличительная черта самца человека — повсюду помогать добывать пищу женщинам и детям. Сентиментальные обороты речи, столь распространенные в современном западном мире, где пчелки, муравьи и цветочки призваны иллюстрировать сокровенные аспекты человеческого поведения, затемняют понимание того, насколько новым для животного мира является именно это поведение самцов человека. Правда, птицы-отцы кормят свой молодняк, но люди очень далеки от птиц на эволюционной лестнице. Самец бойцовой рыбки строит гнездо из пузырьков воздуха и удерживает самку лишь на время, необходимое ему, чтобы выдавить из нее икру. Затем, отогнав ее, он без особых успехов старается подобрать икринки, выпавшие из гнезда, и если он не сожрет икру или мальков, то оставляет некоторое потомство. Но эти аналогии из мира птиц и рыб далеки от человека. Если мы возьмем наиболее структурно близких к нам животных — приматов, то увидим, что самец у них не кормит самку *. Обремененная детенышами, с трудом поддерживая свое существование, она кормится сама. Самец может драться, чтобы защитить ее или обладать ею, но он не кормит ее.

Когда-то на заре человеческой истории было осуществлено социальное нововведение: самцы стали кормить самок и малышей. У нас нет никаких основании считать, что эти кормящие самцы имели хотя бы малейшее представление о физиологических основах отцовства, хотя вполне возможно, что пища была наградой самке, не слишком переменчивой в своих сексуальных предпочтениях. Во всех известных человеческих обществах везде в мире будущий мужчина усваивает, что, когда он подрастет, одной из обязательных вещей, которые ему придется делать, чтобы стать полноправным членом общества, будет обеспечение пищей какой-нибудь женщины и ее потомства. Даже в очень простых обществах немногие мужчины могут уклониться от выполнения этой обязанности, стать бродягами, бездельниками, мизантропами, живущими в одиночестве в лесах. В сложных обществах большое число мужчин уклоняется от бремени кормления женщин и детей, уходя в монастыри и питая там друг друга или же приобре- тая такую профессию, которая дает им, по признанию общества, право на содержание за его счет, например армия и флот или буддийские монашеские ордены в Бирме. Но вопреки всем этим исключениям каждое известное общество прочно основывается на усвоенном мужчинами правиле — кормить детей и женщин.

Это поведение, эта защита женщин и детей, вместо того чтобы предоставить их самим себе, как принято у приматов, может принимать различные формы. Почти во всех обществах женщины также выполняют какие-то работы по сбору или выращиванию пищи, но среди народов, живущих почти исключительно на мясе и рыбе, эта женская деятельность может ограничиваться обработкой, стряпней и сохранением пищи от порчи. Там, где охота доставляет лишь незначительную часть рациона питания, а роль мужчин сводится в основном к участию в охоте, женщины могут брать на себя девять десятых работы по сбору пищи. В некоторых обществах, где мужчины уходят на заработки в большие города, вся пища выращивается оставшимися дома женщинами, в то время как мужчины на заработанные деньги покупают орудия труда и другую утварь. Разделение труда осуществляется самыми различными путями. Поэтому мы можем в некоторых обществах столкнуться с очень ленивыми мужчинами или, наоборот, с женщинами, ненормально свободными от каких бы то ни было обязанностей, как в бездетном городском доме в Америке. Но принцип сохраняется повсюду. Мужчина, наследник традиции, должен обеспечивать женщин и детей. У нас нет никаких оснований считать, что мужчина, оставшийся животным и не прошедший школу социального обучения, смог бы делать что-нибудь подобное.

От социального устройства общества зависит, каких женщин и каких детей будет обеспечивать мужчина, хотя главное правило здесь, по-видимому, предполагает, чтобы он обеспечивал женщину, с которой находится в половой связи, и все ее потомство. При этом может быть совершенно несущественно, считаются ли эти дети его собственными или какого-нибудь другого мужчины из того же клана либо же просто законными детьми его жены от прежних браков. Дети могут оказаться в его доме также благодаря усыновлению, выбору, сиротству. Ими могут быть девочки — жены его сыновей. Но представление о доме, в котором вместе проживают мужчина или мужчины и их партнерши, женщины, доме, куда мужчина приносит пищу, а женщина ее готовит, является общим для всего мира. Однако эта картина может видоизмениться, и именно эти ее модификации показывают, что данное правило не является чем-то биологическим *. Среди жи телей островов Тробриан каждый мужчина заполняет ямсом амбар своей сестры, а не жены. На островах Ментавай все мужчины работают в хозяйстве своих отцов до тех пор, пока втайне зачатые ими дети не подрастут и не смогут работать на них. До этого времени дети усыновляются отцами их матери, и кормят их братья матери. Общий социальный эффект при этом остается тем же самым: каждый мужчина проводит большую часть своего времени, обеспечивая женщин и их детей, в данном случае — детей своей сестры вместо собственных. При крайних формах матрилинейности мужчина может работать в домохозяйстве матери своей жены, а в случае развода возвращается в собственный материнский дом, где существует за счет пищи, выращенной живущими в этом доме мужьями его сестер, как это имеет место у индейцев зуньи. Но даже здесь, где социальная ответственность мужчины за женщин кажется сведенной на нет, мужчины продолжают трудиться, чтобы накормить женщин и детей. Еще более яркий пример, когда мужчины работают для того, чтобы прокормить детей, даже если их связь с матерью этих детей стала очень слабой, дает современное индустриальное общество, где множество детей живет в неполных семьях, получая помощь от государства за счет налогов, которыми облагаются работающие мужчины и женщины с более высокими доходами. Так что хорошо работающие и хорошо устроенные члены общества становятся отцами, обеспечивающими тысячи детей, находящихся па общественном попечении. Здесь мы снова видим, сколь расплывчатым оказывается желание мужчины обеспечивать собственных детей, ибо его легко подорвать различными социальными установлениями.

Материнская забота и привязанность к ребенку, очевидно, настолько глубоко заложены в реальных биологических условиях зачатия и вынашивания, родов и кормления грудью, что только очень сложные социальные установки могут полностью подавить их. Там, где людей приучили превыше всего в жизни ценить ранг, где высшей ценностью оказывается достижение какого-нибудь ранга, женщина может задушить своего ребенка собственными руками *. Там, где общество настолько высоко ставит принцип законнорожденности, что мужчины становятся надежными кормильцами незамужней матери только ценой ее общественного остракизма, мать незаконнорожденного ребенка может бросить его или убить. Там, где беременность наказывается социальным неодобрением и наносит оскорбление супружеским чувствам, как у мундугуморов, женщины могут идти на все, чтобы не рожать, детей. Если женское чувство адекватности своей половой роли грубо искажено, если роды скрыты наркозом, мешающим жен щине осознать, что она родила ребенка, а кормление грудью заменено искусственным кормлением по педиатрическим рецептам, — в этих случаях мы также можем найти очень серьезные расстройства материнских чувств, нарушения, которые могут охватить целый класс или регион и приобрести социальное и личное значение. Но имеющиеся в нашем распоряжении данные показывают, что проблема должна по-разному ставиться для мужчин и для женщин. Мужчинам нужно прививать желание обеспечивать других, и это поведение, будучи результатом научения, а не врожденным, остается весьма хрупким и может довольно легко исчезнуть при социальных условиях, которые не способствуют его сохранению. Женщины же, можно сказать, по самой своей природе являются матерями, разве что их специально будут учить отрицанию своих детородных качеств. Общество должно исказить их самосознание, извратить врожденные закономерности их развития, совершать целый ряд надругательств над ними при их воспитании, чтобы они перестали желать заботиться о своем ребенке, по крайней мере в течение нескольких лет, ибо этого ребенка они уже кормили в течение девяти месяцев в надежном убежище своих тел.

Таким образом, в основе тех традиционных форм, с помощью которых мы сохраняем наши приобретенные человеческие свойства, лежит семья, какая-то форма семьи, где мужчины постоянно обеспечивают женщин и детей, заботятся о них. В семье каждое новое поколение молодых мужчин учится соответствующему заботливому поведению, и тем самым на их биологически данную принадлежность к мужскому полу накладывается эта наученная родительская роль. Когда семья рушится, как это бывает при рабстве, при известных формах договорного труда и при крепостном праве, в периоды сильных социальных потрясений, вызванных воинами, революциями, голодом, эпидемиями и другими причинами, эта тонкая нить культурной трансмиссии рвется. В такие времена, когда первичной ячейкой в заботе о детях вновь становится биологическая данность — мать и дитя, мужчины теряют ясность ориентации, а те особые условия, благодаря которым человек поддерживал преемственность своих социальных традиций, нарушаются и искажаются. До сих пор все известные истории человеческие общества всегда восстанавливали временно утраченные ими формы. Негр-раб в Соединенных Штатах содержался как племенной жеребец, а его дети продавались на сторону, поэтому недостаток отцовской ответственности все еще чувствуется среди черных американцев, принадлежащих к рабочему классу. В этой среде первичной ячейкой заботы о детях оказываются мать и бабушка, мать матери, к этой ячейке подчас присоединяются и мужчины, даже не внося в нее никакого экономического вклада.