Д-р Иоганн пленге. «маркс и гегель» 13 глава
[93—96] Итак, мы видим, что разум, подвергнутый абст-
рактному анализу в сознании разумного существа, способен
согласоваться при помощи открываемых в нем принципов
и их идеального развития с законами окружающей среды
и способен выражать их. Мы видим далее, что, при данных
свойствах нашего я и среды, разум не может быть иным,
чем он есть: он, стало быть, действительно обладает как
утверждают рационалисты, необходимостью и всеобщно-
стью. Он даже в некотором смысле абсолютен, но только
не в том смысле, как это слово понимается традиционным
рационализмом. Для этого последнего оно означает, что
вещи существуют так, как их понимает разум. С нашей же
точки зрения, наоборот, нам неизвестно, как вещи сущест-
вуют в самих себе, и поскольку кантовскии или позити-
вистский релятивизм утверждает это, он по-своему прав...
Число и протяженность, несмотря на их отвлечен-
ность, вытекают из природы реального, потому что
реальность есть множественность и протяженность и
потому что отношения между вещами суть реальные
отношения, вытекающие из природы вещей.
Математика, постепенно удаляясь от пространств,
доступных чувственному восприятию и возвышаясь до
пространства геометрического, не удаляется, однако, от
реального пространства, т. е. от истинных отношений
между вещами. Она скорее приближается к ним. Согласно
данным современной психологии, каждое из наших чувств
дает нам, по-видимому, протяженность и длительность
(т. е. известные связи и соотношения реального) на свой
собственный лад. Восприятие начинает элиминировать
этот субъективный момент, зависящий от индивида или
от случайных особенностей видовой структуры: оно
строит однородное и единое пространство и равномерную
длительность, эти синтезы, в которых объединяются все
наши разнообразные чувственные представления о протя-
женном и текучем. Почему бы научной работе не про-
должать это движение в сторону объективности? Во вся-
ком случае ее строгость, ее точность, ее всеобщность
(или необходимость, что одно и то же) свидетельствует
в пользу объективности ее результатов. Стало быть,
число, порядок, протяженность могут, вопреки нашим
критицистским и субъективистским навыкам мысли,
рассматриваться как свойства вещей, т. е. реальные от-
ношения, — и тем более реальные, что они постепенно
освобождаются наукой от тех индивидуальных и субъек-
тивных искажений, с которыми они были первоначально
нам даны в непосредственных конкретных ощущениях.
То, что остается после всех этих абстракций, не следует
ли в таком случае с полным основанием считать тем
реальным и неизменным содержанием, которое навязы-
вается существам всех видов с одинаковой необходимо-
стью, потому что оно не зависит ни от индивида, ни от
момента времени, ни от точки зрения?.,
§ 10. ЧЕМУ НАС УЧИТ МАТЕМАТИКА
[97—98] Психология показывает со своей
стороны, что все наши ощущения (эти непосред-
ственные и последние данные опыта) обладают
одним свойством: экстенсивностью или про-
тяженностью...
Геометрическое пространство есть резуль-
тат абстрактной интерпретации оптического
пространства, — интерпретации, которая ли-
шает индивидуальных свойств, обобщает и
делает более доступными для ума отношения,
заключающиеся в этом оптическом простран-
стве. Мы охотно дополнили бы мысль Маха
утверждением, что цель этой операции — дать
этим отношениям наиболее строгое и точное,
всеобщее и необходимое и, стало быть, объек-
тивное выражение...
[100] Итак, математика открывает нам отношения между вещами с точки зрения порядка, числа и протяженности.
Анализируя реальные отношения, существующие между
вещами, наш ум, естественно, приобретает способность
образовывать аналогичные отношения благодаря ассоциа-
ции по сходству. Он может поэтому придумывать и такие
комбинации, которые не встречаются в действительности,
исходя из тех, которые в ней встречаются. Образовав сна-
Чала представления, являющиеся копиями реального, мы
можем затем образовать такие, которые являются образ-
цами, как в несколько ином смысле говорит Тэн.
§ 11. РЕЗЮМЕ II ВЫВОДЫ
[103—105] Абсолютный рационализм имеет как будто
полное основание утверждать, становясь на почву своего
рода идеалистического реализма, что законы разума сов-
падают с законами вещей. Но не ошибается ли он, отрывая
разум от вещей и полагая, что из одного себя, в блестящем
одиночестве, разум черпает познание законов, управляю-
щих вещами?
Да, анализ разума совпадает по своему объему с анали-
зом природы. Да, математика, занимаясь первым, зани-
мается вместе с тем п вторым пли, если угодно, дает неко-
торые элементы, необходимые для второго. Но не прощэ
ли объяснить это тем, что наша психическая деятельность
образуется через приспособление к той среде и к тем прак-
тическим условиям, в которых она должна проявляться?..
Если поэтому имеется огромное различие между абсо-
лютным рационализмом и набросанной выше теорией по
вопросу о генезисе математических понятий, то мы при-
ходим, наоборот, к очень сходным выводам в вопросе о цен-
ности и компетенции математики: эта ценность и эта ком-
петенция абсолютны, в человеческом смысле слова. Что же
касается сверхчеловеческого смысла и какой-то трансцен-
дентальной точки зрения, то, признаюсь, я еще не проник
в ее тайну и очень мало стремлюсь к этому. Если возможно
достигнуть человеческого понимания вещей, дать их
верный перевод на язык человека, то с меня этого доста-
точно...
Не является ли этот вывод поверхностным и
слишком мелким? Прагматизм, на мой взгляд,
впадает в другую крайность, диаметрально про-
тивоположную той, в которую впал традиционный
рационализм. Этот последний принял конечный
пункт за отправной и перенес свойства результата
на начало. Прагматизм же, наоборот, приближает
конечный пункт к отправному до их полного
слияния и приписывает результату свойства
начала. Не разумнее ли думать, что математика,
возникнув на почве утилитарного антропомор-
физма, постепенно вырвалась за тесные пределы
этого своего первого горизонта? Неустанно совер-
шенствуя свой анализ, она пришла к некоторым
реальным, объективным, всеобщим и необходи-
мым соотношениям вещей.
[107] Она имеет свое основание в природе вещей, точно так))
же, как наш разум и наша логика, частным приложением которых
она является и которые образовались в сущности аналогичным
образом.
Не все ли равно, каким путем мы подошли к действительности,
если, исследуя ее шаг за шагом, мы в конце концов охватываем
се со всех сторон.
ГЛАВА III
ПРОБЛЕМА МАТЕРИИ
§ 1. исторический обзор и современное
положение проблемы материи
[109—111] Прежде всего, после неудач философов-
«физиков», великая философская традиция греков,
с элеатами и Платоном во главе, подвергает сомнению
самое существование материи. Материя есть только
видимость или, по крайней мере, предельный минимум
существования; наука о материальных вещах может
быть, в свою очередь, лишь чисто относительной наукой,
истинная наука существует только о духовных предметах.
Так проблема материи начинает разрешаться посредст-
вом устранения самой этой проблемы. Материя может
существовать только как неопределимая граница духа
и в качестве функций духа, и все, что относится к мате-
рии, есть бытие низшего порядка...
Таким образом споры о реальности внешнего мира,
об идеализме, спиритуализме, материализме, меха-
низме, динамизме, все больше производят впечатле-
ние устарелой и бесплодной игры, которую следует
предоставить классической философии, понимая это
выражение в том смысле, в каком его понимал Тэн, —
в смысле ф илософии для старших классов гимна-
зии...
[113] Вульгарный материализм заимствует у нее
[физики] и в се, что в ней есть основательного, и все,
что в ней преувеличе но и чудовищно. Какая это находка
Для религиозного духа, если он сможет доказать, что
физика ничего не знает о вещах, на которые она нам
позволяет воздействовать, и что ее объяснения вовсе
не есть объяснения!
NB
N B
§ 2. КРИЗИС ФИЗИКИ В КОНЦЕ XIX ВЕКА:
ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ физика
И действительно, в то время как эта философская
надежда зародилась и стала крепнуть в уме образован-
ных и искренне верующих, в физике все к ак будто
складывалось так, чтобы способствовать ее оправданию
и осуществлению...
[114—117] Против этой традиционной механисти-
ческой физики выступает новая физика, физика энергети-
ческая. — «Выступает против» — правильное ли это вы-
ражение? По отношению к большому числу физиков
было бы, пожалуй, правильнее сказать: «употребляется
безразлично» (смотря по надобности) наравне с механи-
стическим методом.
Энергия есть, в самом деле, не что иное, как
способность производить работу, это — понятие меха-
ническое, которое всегда может быть учтено механи-
чески, т. е. с помощью движения и наукой о движе-
нии. Гельмгольц, Гиббс и многие другие отнюдь не по-
рывали с механистической традицией, прибавляя к ме-
ханике новую главу, которая обобщала ее в ее при-
менениях к физическим реальностям. Они ничего дру-
гого не хотели и фа ктически ничего другого не сделали,
кроме исправления и дальней шего развития механиче-
ской концепции в соответствии с успехами физики, как
это всегда делали со времен Галилея и Декарта...
|
Итак, выражение «энергетика» имеет, во-первых,
такой смысл, согласно которому она составляет часть
физики, как эта наука признается всеми учеными.
Прибавим, что во Франции эта часть физики чаще на-
зывается термодинамикой, и хотя это слово по своему
этимологическому составу слишком узко для обозна-
чаемого им содержания, оно имеет то преимущество,
что устраняет возможность всех недоразумений, вы-
зываемых многозначностью слова «энергетика».
Второе значение, в каком употребляется это слово, относится уже не к одной какой-то части физики, а к общей теории физики, взятой в целом...
Этот закон не был несовместим с механической концеп-
цией. Последняя могла с полным основанием утверждать, что
различные обнаружения энергии это в сущности лишь различные
явления, вызываемые одной и той же основной реальностью —
движением...
[120—123]... Некоторые физики отказались видеть в физике
лишь простое продолжение классической механики. Они захотели
сбросить иго традиции, находя ее, как всякие настоящие револю-
ционеры, слишком узкой и слишком тиранической. Отсюда
мелочная критика и затем ревизия основных принципов меха-
ники. Из этих усилий возникло новое понимание ф изики — может
быть, и не настолько противоположное прежнему, как это иногда
утверждали, но во всяком случае вносящее в него глубокие
изменения.
|
Вообще можно сказать, что, найдя классическую
механику недостаточной базой для физики, она [физика]
перестала видеть в физических явлениях то, что в них
видели всегда до тех пор: различные способы движения,
как раз и составляющие предмет изучения классической
механики. До сих пор объяснить физическое явление,
изучить его, означало свести его к формам движения:
к движениям материальных масс, атомов или к колеба-
ниям мировой передаточной среды — эфира. Таким обра-
зом всякое физическое объяснение можно было изложить
схематически с помощью геометрии движения.
|
|
Новая концепция, которой захотели теперь заменить
прежнюю, заключалась, прежде всего, в полнейшем
отказе от всех образных представлений, от тех «механи-
ческих моделей», как говорят англичане, без которых
когда-то не существовало настоящей физики. Мах сурово
называет их просто «мифологией». Как всякая мифоло-
гия, она есть нечто ребяческое; она могла быть полезна,
когда мы не умели смотреть на вещи прямо; но кто может
ходить сам, тот не станет пользоваться костылями.
Отбросим же прочь костыли атомизма и эфирные вихри.
|
Физика, достигнув зрелого возраста, уже не нуждается
в грубых изображениях для почитания своих богов.
Абстрактный язык математики один только способен
приличествующим образом выразить результаты опыта.
Он один сумеет нам поведать то, что есть, — ничего
не прибавляя и не утаивая, с самой строгой точностью.
Величины, определенные алгебраически, а не геометри-
чески, и уж тем более не механически; варьирование
числовых значений, измеряемое с помощью условной
шкалы, а не чувственно воспринимаемые изменения,
измеряемые перемещениями в пространстве относительно
какой-нибудь начальной точки, — таковы материалы
новой физики: это физика понятий в противоположность
механистической или образной физике...
Эта новая общая теория физики, которую уже имел
в виду Ранкин в 1855 г., была разработана в особен-
ности Махом, Оствальдом н Дюгемом. «Цель всякой нау-
ки — заменить опыт возможно более короткими ум-
ственными операциями», — говорит Мах; эта формула
может быть поставлена эпиграфом к Научной энерге-
тике...
§ 3. философская интерпретация энергетики
[127] Ясно, как могла бы философия, желающая
свести на нет почерпнутые из науки аргументы против
некоторых определенных догматов и против религиозной
позиции вообще, использовать эту остроумную интер-
претацию. Вы выдвигаете известные физические истины
против известных верований? Но ведь новая физика
стремится только к одному — она хочет вернуться к пред-
ставлениям великой эпохи веры. После бурного натиска
трех столетий она возвращается, как блудный сын,
в лоно самого ортодоксального томизма.
И, что еще хуже, видный ученый, известный матема-
тической точностью и математическим изяществом своих
работ, известный в особенности своей активной пропа-
гандой идей новой физики, удивительно ясной, чисто
французской формой, в которой он их излагает, и пре-
красными обобщениями в области энергетической меха-
ники, — этот ученый сам счел возможным примкнуть
к этой философской интерпретации новых научных
теорий. Мы говорим о Дюгеме. Конечно, он постарался
при этом строго отграничить свои научные взгляды от
своих метафизических представлений...
[130—134] Развивая эту точку зрения, новая филосо-
фия могла почти сразу вывести из современных попыток
реформы физики чисто описательный, не претендующий
ни на какое объяснение характер этой физики. Но это
как раз и на руку «фидеизму». Наука бессильна выйти
за пределы качеств; значит, она должна ограничиться их
описанием. Она должна быть простым анализом ощуще-
ний, пользуясь выражением Маха, которое, однако,
наша новая философия опасается заимствовать у него
в его подлинном смысле, имеющем вполне «наукообраз-
ный» характер.
С современной литературе довольно часто можно
встретить — в весьма различных по качеству изложе-
ниях — соображения такого рода: науки о материи ни-
чего не говорят нам о реальном, ибо материя, как они
ее понимают, сама материя, в вульгарном смысле слова,
не существует. Уже простое обыденное восприятие ис-
кажает внешнюю реальность. Оно строит ее целиком
согласно потребностям нашей деятельности. Наука пере-
рабатывает затем дальше эти сырые материалы. То, что
она нам показывает под названием материи, есть лишь
грубая схема, в которой все живое богатство реального
просеялось сквозь решето научных законов, или разно-
родная смесь абстрактных элементов, произвольно изоли-
руемых или сочетаемых и целиком измышленных нами
самими. Этим освобождается путь для оправдания самых
мистических форм идеализма...
Не останавливаясь на этих крайних заблуждениях,
можно все-таки заметить даже у серьезных и образован-
ных умов стремление подойти к физическим наукам
с критикой вроде той, которой Пуанкаре, вопреки его
собственным энергичным уверениям, подверг математиче-
ские науки. С этой точки зрения физика представляет
собой, подобно математике, символический язык, цель
которого — просто сделать вещи более понятными, делая
их более простыми и ясными, более доступными для сооб-
щения и, главное, более податливыми на практике.
Сделать понятным означает, стало быть, систематически
искажать наглядные представления, непосредственно
получаемые нами от действительности, чтобы лучше
использовать эту последнюю для удовлетворения наших
потребностей.
Понятность, рациональность не имеют ничего общего
с природой вещей; это лишь орудия действия.
§ 4. критика современной критики физики
Это истолкование физической науки, несмотря на
то, что огромное большинство физиков отнеслось
к нему с молчаливым презрением, не может быть оста-
влено без внимания философской критикой. Если ученые
имеют право сказать: собака лает, ветер носит, — то
философская критика, по необходимости интересую-
щаяся социальным и воспитательным значением докт-
рин, вынуждена здесь остановиться.
[136—138] Большинство сторонников новой ф ило-
софии обращаются исключительно к ученым, стоящим
за энергетическую физику и решительно отвергающим
физику механистическую. Но крайние сторонника
энергетической физики составляют в общем среди
физиков весьма незначительное меньшинство. В боль-
шинстве своем физики остаются механистами; они,
конечно, видоизменяют механические представления,
чтобы согласовать их с новыми открытиями, ибо они
ведь не схоластики. Но они все время пытаются
изображать и объяснять физические явления с по-
мощью движений, доступных чувственному восприя-
тию.
Не следует, с другой стороны, забывать, что если энергетика
и дала ряд изящных теорий и изложений, то почти всеми великими
открытиями последнего времени мы обязаны физикам-механистам,
все эти открытия связаны с попытками представить себе мате-
риальное строение явлений. Над этим обстоятельством стоит
призадуматься.
Стремясь сообщить теоретической физике геометри-
ческую строгость, энергетика решила просто превратить
ее в более сжатое и экономное изложение эксперимен-
тальных данных, — но может ли теория физики быть
сведена к простому орудию экономного изложения?
Может ли она совершенно изгнать гипотезу из науки,
которая всегда оплодотворялась гипотезой? Не должна
ли она постоянно ориентироваться на открытие реаль-
ного с помощью теорий, которые, как мы это видим на
механистических теориях, всегда являются предвосхи-
щениями опыта, попытками наглядно представить себе
реальное?
Не следует ли отсюда, что строить философию физики, опи-
раясь исключительно лишь на чисто энергетических физиков,
значит непонятным образом суживать базу, на которой должна
воздвигаться эта философия? Новая философия обращается
в сущности за подтверждением своих идей только к тем, кто может
быть расположен в ее пользу, а они составляют ничтожное
меньш инство. Это, конечно, удобная уловка, но уловка.
Да и так ли уж они расположены в ее пользу, как она во-
ображает?
Это более чем сомнительно. Почти все ученые, на которых
ссылается прагматизм или так называемый номинализм, огради-
лись от него серьезными оговорками, в том числе и Пуанкаре,
Обратимся теперь к этим ученым,
§ 5. ЧТО ДУМАЮТ СОВРЕМЕННЫЕ ФИЗИКИ
[138—144] Физика есть таким образом наука о реальном, и
если она стремится выразить это реальное «удобным» способом, то
выражает-то она все-таки само реальное. «Удобство» заключается
только в средствах выражения. Но то, что скрывается за этими
средствами, которые ум может варьировать в поисках наиболее
удобных, есть «необходимость» законов природы. Эта необходи-
мость не устанавливается свободным произволением ума. Она
связывает его, наоборот, заключает в тесные рамки его средства
выражения. С точностью до погрешностей опытных данных и
до небольших различий, всегда имеющихся между физическими
явлениями, подчиненными одному и тому же закону, потому
что они никогда не бывают тождественны, а лишь весьма сход-
ны, — с этой точностью закон природы диктуется нам извне
и самими вещами: он выражает реальное отношение между
вещами.
Дюгем скажет еще, что нельзя считать опыт физика
за сколок с реальности. Всякий физический опыт состоит
Воспользуйтесь поиском по сайту:
