Д-р Иоганн пленге. «маркс и гегель» 22 глава
[63] Идеализм по своему сущ еству созерцателен;?
материализм же - система действенная, соответствую-
щая периодам общественного подъема и классам револю-
ционно настроенным. Вместе со всем своим поколением
Чернышевский естественно стал на точку зрения материа-
листического монизма...
[66] Чернышевский, связывавший философское миро-
воззрение с определенными практическими стремлениями,
понимал, что новейший материализм является философией
рабочего класса...
[71] Этика Чернышевского сильно напоминает этику
Фейербаха; скажем поэтому несколько слов о последней.
Как замечает Энгельс*, этика Фейербаха по форме
реалистична, по существу же своему совершенно аб-
страктна...
[74] Чернышевский продолжает свою аргументацию.
Человек, проводящий целые недели у постели больного
друга, приносит свое время и свою свободу в жертву
своему чувству дружбы: это «свое» чувство в нем так
сильно, что, удовлетворяя его, он получает большую
приятность, чем получил бы от всяких других удоволь-
ствий и даже от свободы; а нарушая его, оставляя без
удовлетворения, чувствовал бы больше неприятности, чем
сколько получает от временного стеснения своей свободы.
То же можно сказать об ученых, отрекающихся от лич-
ной жизни во имя интересов науки, или о политических
деятелях, «называемых обыкновенно фанатиками», —по-
ясняет Чернышевский, т. е. о революционерах...
|
[82] Теория разумного эгоизма не должна вводить нас.
в заблуждение. Это на первый взгляд индивидуалисти-
ческое учение в действительности насквозь проникнуто
общественным характером. Важна не форма, а содержа-
ние «разумного эгоизма» — и, как мы видели выше,
Чернышевский и его последователи решали все относя-
щиеся сюда спорные вопросы в социальном духе, в смысле
служения общественным и общечеловеческим интересам.
В основе морали разумного эгоизма лежит идея долга,
но долга свободного, идея выбора, соответствующе-
го внутреннему, органическому благородству. «Быть
• Энгельс. От классического идеализма и пр. 228, стр. 35 и сл. —
Энгельс зло вышучивает этику Фейербаха, утверждая, что по его морали
биржа — высший храм нравственности, если только спекуляция ведется
с правильным расчетом. Это, к онечно, полемический прием, но он удачно вскрывает абстрактность и неисторичность фейербаховской морали.
защитником притесняемых или защитником притесне-
ний, — выбор тут не труден для честного человека» *.
Теория разумного эгоизма — это и есть мораль честных
людей, мораль революционного поколения 60-х годов...
ГЛАВА IV
ЭСТЕТИКА И КРИТИКА ЧЕРНЫШЕВСКОГО
[93] Исполненный сил и надежд представитель начинающей
свою историческую карьеру революционной демократии реши-
тельно отказывается признать идеалистический взгляд, видящий
в трагическом закон вселенной. И здесь он пытается стать на
«антропологическую» точку зрения...
[104] Эстетические вопросы были для него только полем
битвы, на котором юный революционер мысли давал первое сра-
жение ненавистному старому миру, ненавистному со всеми его
политическими и экономическими учреждениями и со всей его
идеологией и моралью. В своей диссертации, «где под несколько
схоластической формой бурлит жажда жизни, работы, земного
счастья» **, Чернышевский выступил в качестве выразителя идей
и настроения разночинной интеллигенции, в то время (после
Крымской войны) смело выходившей на историческую сцену
с развернутым знаменем протеста...
ГЛАВА V
ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ ЧЕРНЫШЕВСКОГО
[135] Если вспомнить, что Чернышевский жил в эцоху
глухой европейской реакции, наступившей вслед за подав-
лением революционного движения 1848—49 гг., что во
Франции торжествовал Наполеон III, в Австрии был вос-
становлен абсолютизм, Пруссия изнывала в тисках фео-
дальной реакции, Италия тщетно стремилась к своему
освобождению, Россия собиралась только разделаться
с крепостным правом, если вспомнить, что в Европе поли-
тическое оживление начало наступать только после австро-
итальянской войны 1859 года, а в наличность серьезных
революционных сил в России Чернышевский, ка к мы уви-
дим ниже, не верил, то мы поймем, что его объективизм
должен был сплошь и рядом приводить его к безотрадному
пессимизму. И тем не менее Чернышевский считал долгом
чести не скрывать от себя и своих читателей всей правды,
• Сочинения, IV, 475.
** Андреевич —Опыт философии русской литературы. СПб., 1905,
стр. 249,
как бы горька она ни была, и никогда не признавал поло-
жения: «тьмы низких истин нам дороже нас возвышаю-
щий обман»...
[145—147] Итак, Чернышевский рекомендовал опти-
мистическое отношение к жизни именно на основании
того, что в наше время главная движущая сила истории —
промышленное направление... «... Победы Наполеона в
Испании и Германии принесли некоторую пользу этим
странам, как же не принесут некоторую пользу победы
фабрикантов и инженеров, купцов и технологов? Когда
развивается промышленность, прогресс обеспечен. С этой
точки мы преимущественно и радуемся усилению промыш-
ленного движения у нас». И дальше Чернышевский с вос-
торгом отмечает несколько новых фактов из области
промышленного развития: основание нового пароходного
общества по Волге и ее притокам, сельскохозяйственную
выставку в Киеве и т. п. *...
|
После вышесказанного нас, конечно, не уди-
вит, когда мы услышим от Чернышевского,
что в основе политического брожения обыкно-
венно лежит недовольство социальное**. Нас
не поразит его фраза, как бы выхваченная из
брошюр Маркса 1848—49 года, что «соль и вино
участвовали в падении Наполеона, Бурбонов
и Орлеанской династии» ***. И мы не удивимся,
читая у него рассуждение о причинах падения
Рима, которое он вслед за Плинием объясняет
изменением земельных отношений: «большепо-
местность разорила Италию — latifundia perdi-
dere Italiam» ****...
[152] В статье «Капитал и труд» Чернышев-
ский показывает, что в основе древней истории
лежала борьба классов. В Афинах, по его мнению,
в этой борьбе преобладал чисто политический
элемент: эвпатриды и демос боролись почти исклю-
чительно за или против распространения поли-
тических прав на массу демоса*****. В Риме
* Современное обозрение (ноябрь 1857 г.). Соч., III, 561—2. Ср.
«Заметки о журналах» (ноябрь 1856 г.), где Чернышевский «важнейшим
из всех улучшений» после Крымской войны признает «принятие мер к по-
строению обширной сети железных дорог». Соч., II, стр, 653.
** Июльская монархия. Соч., VI, 63.
*** Кавеньяк. Соч., IV, 33.
**** «Капитал и труд». Соч., VI, 15.
***** Совершенно ясно, что Чернышевский здесь ошибается, но это
ошибка случайная, так как он же обыкновенно доказывает, что в основе
политической борьбы лежит столкновение экономических интересов. —
Впрочем, и у Энгельса мы встречаем такую фразу: «По крайней мере, в но-
вейшей истории государство, политический строй является подчинен-
Ср. Marx
„Das
Kapital",
III, 7 230
фальшь!
гораздо сильнее выступает на первый план борьба
за экономические интересы...
[154—155] Итак, для Чернышевского было ясно,
что современные общественные классы складываются
в процессе производства: трем элементам производ-
ства — земле, капиталу и труду — соответствуют
три основных класса современного общества: земле-
владельцы, буржуазия и рабочие. В примечаниях
к Миллю он определенно указывает, что в общем и
целом взаимные отношения этих трех классов обу-
словливаются трехчленным делением продукта на
ренту, прибыль и заработную плату...
[157—160] Правда, у Чернышевского встречается
выражение «язва пролетариата», но употребляет он
собственно это выражение во время полемики с бур-
жуа — западниками, склонными усматривать в За-
падной Европе чуть ли не рай и не желающими кри-
тически отнестись к отрицательным сторонам запад-
ноевропейских отношений *... Чернышевский мог
в интересах более верной защиты общинного земле-
владения ставить русскому обществу на вид угро-
жающую народу пролетаризацию. Но ведь и социал-
демократы, возражающие против столыпинских аг-
рарных мероприятий, прибегают к аналогичному
аргументу (не по форме, конечно, а по существу)...
Но что такое пролетарий? Быть может, Черны-
шевский разумел под ним просто бедняка или того
же «простолюдина»? А вот послушаем самого Чер-
нышевского. Издеваясь над Вернадским за его
фразу, что во Франции «множество пролетариев
имеют недвижимую собственность», Чернышевский
пишет: «Мы осмеливаемся спросить, каким же обра-
зом могла произойти такая странность? Сколько нам
случалось читать экономистов, пролетарий всегда
означает у них человека, не имеющего собствен-
ности; это вовсе не то, что просто бедняк; да, эконо-
мисты строго различают это понятие: бедняк просто
|
ным элементом, а гражданское общество, область экономических отношений
имеет решающее значение» (loc. cit., 57). Будто так обстоит дело только
«в новейшей истории»? Это, конечно, обмолвка. Не будем же особенно
? строги к аналогичным обмолвкам Чернышевского.
* Заметки о журналах («Русская беседа» и славянофильство), март,
1857 г., Соч., III, 151. — В то время Чернышевский еще надеялся, что
«лучшие представители» славянофильства, на которых правительство смот-
рело довольно косо, пойдут с демократами рука об руку по некоторым
вопросам (в частности, по вопросу о политической свободе и обеспечении
народного благосостояния). Скоро он в этом разочаровался.
|
|
человек, у которого средства к жизни скудные, а проле-
тарий — человек, не имеющий собственности. Бедняк
противопоставляется богачу, пролетарий — собствен-
нику. Французский поселянин, имеющий 5 гектаров
земли, может жить очень скудно, если земля его дурна
или семейство его слишком многочисленно, но все-таки
он не пролетарий; напротив, какой-нибудь парижский
или лионский мастеровой работник может жить в бо-
лее теплой и удобной комнате, может есть вкуснее и
одеваться лучше, нежели этот поселянин, но все-таки
он будет пролетарием, если у него нет ни недвижи-
мой собственности, ни капитала, и судьба его исклю-
чительно зависит от заработной платы»*. Эти слова
родоначальника народничества показывают, насколько
выше он стоял таких эпигонов народничества, как на-
пример В. Чернов, до сих пор не желающий усвоить
разницу между бедняком и пролетарием. Они же по-
казывают, почему он считал «пролетариатство... за язву,
более тяжелую для народной жизни, нежели простая бед-
ность».. Чернышевский имел в виду необеспеченность су-
ществования, которая в случае безработицы, болезни или
старости обрекала пролетария на голодную смерть... «Мы
нимало не сомневаемся в том, — говорит он, — что эти
страдания будут исцелены, что эта болезнь не к смерти,
а к здоровью»**. Пролетарии не успокоятся, пока
пе добьются удовлетворения своих требований, и вот
почему капиталистическим нациям предстоят новые
смуты, жесточайшие прежних. «С другой стороны, —
говорит Чернышевский, — число пролетариев все уве-
личивается, и главпое, возрастает их сознание о своих
силах и проясняется их понятие о своих потребно-
стях» ***. Скажите откровенно, читатель, эта фраза
но напоминает вам ничего из «Коммунистического
манифеста»?
[174—176] Народнически настроенная часть нашей
публики меньше всего интересовалась анализом воззре-
ний Чернышевского с точки зрения его близости к на-
учному социализму; и очень возможно, что установление
такой близости она сочтет оскорблением памяти великого
мыслителя. Среди большинства марксистов, напротив,
господствует взгляд на Чернышевского, как на писателя
очень симпатичного, в свое время полезного, но весьма
далекого от современного материалистического миро-
воззрения. На их отношение к Чернышевскому сильно
NB
N B
N B
• О поземельной собственности. Соч., III, 418 (1857 г.).
*• Соч., III, 303 (1857 г.).
*** О поземельной собственности. Соч., III, 455 (1857 г.).
действует тот каприз истории, в силу которого этот
объективист и материалист сделался родоначальником
народничества. Вообще же большинство публики знает
о Чернышевском лишь то, что он написал утопический
роман «Что делать?» и якобы мечтал о переходе России
от общины сразу к социализму посредством заговора
небольшой кучки революционеров-интеллигентов.
Действительная научная физиономия Чернышевского имеет
весьма мало общего с этим фантастическим образом...
Чернышевский смотрел на историю человечества глазами
строгого объективиста. Он видел в ней диалектический процесс
развития путем противоречий, путем скачков, которые сами
являются результатом постепенных количественных изменений.
В итоге этого безостановочного диалектического процесса про-
исходит переход от низших форм к высшим. Действующими
лицами в истории являются общественные классы, борьба которых
обусловливается экономическими причинами. В основе истори-
ческого процесса лежит экономический фактор, определяющий
политические и юридические отношения, а также идеологию
общества.
Можно ли отрицать, что эта точка зрения
близка к историческому материализму Маркса
и Энгельса? От системы основателей современ-
ного научного социализма мировоззрение Чер-
нышевского отличается |лишь| отсутствием систе-
матизации и определенности некоторых терминов.
Единственный серьезный пробел в историко-
философских воззрениях Чернышевского заклю-
чается в том, что он не указал определенно на
решающее значение развития производительных
сил как основного фактора исторического про-
цесса...
?
ГЛАВА VII
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ И СОЦИАЛИЗМ
[275—280] В рассуждениях Чернышевского по этому
поводу мы снова наталкиваемся на причудливое смешение
гениальных прозрений и утопических тенденций, —
смешение, объясняемое, как и во всех других случаях,
общим характером его экономической системы, о котором
мы говорили неоднократно.
Он упрекает Милля за то, что «о самом главном товаре —
о труде» тот ограничивается парой замечаний, в то время как
«труд — единственный или важнейший товар для огромного
большинства людей» *. Чернышевский объясняет это обстоятель-
ство тем, что весь анализ ведется у Милля с точки зрения капита-
листа, что «точка зрения, из которой возникает идея стоимости
производства, — точка зрения производителя, п собственно
только производителя, покупающего труд у наемных работни-
ков» **. Если не поставить коренного вопроса об этом «странном
товаре», то ничего особенного и нельзя будет сказать о его мено-
вой стоимости: товар как товар подчинен уравнению снабжения
и запроса — только и всего. «Но коренной-то вопрос состоит
в том: следует ли труду быть товаром, следует ли ему иметь мено-
вую ценность?»...
Покупка труда от покупки раба отличается только продол-
жительностью времени, на которое совершается продажа, и
степенью власти, какую дает над собой продающийся покупа-
ющему. Основная черта здесь одна и та же: власть частного
человека над экономическими силами другого человека. «Юрист
и администратор могут интересоваться разницей между по-
купкой труда и невольничеством; но политикоэконом не
должен»...
«Труд не есть продукт. Он еще только производитель-
ная сила, он только источник продукта. Он отличается
от продукта, как мускул от поднимаемой мускулом тя-
жести, как человек от сукна или хлеба» ***...
Вслед за классической экономией Чернышевский раз-
личает два вида ценности: внутреннюю и меновую. Под
внутренней ценностью он разумеет ценность потребитель-
ную **** — и в отличие от буржуазной экономии именно
на анализе этой внутренней ценности он сосредоточивает
главное внимание. Это совершенно естественно, если вспом-
нить, что Чернышевский критикует капиталистический
строй не столько с точки зрения его внутренних объектив-
ных тенденций, сколько с точки зрения его противополож-
ности интересам общества, народа, массы...
«Мы видим, — заключает он, — что по сущности дела
меновая ценность должна совпадать с внутренней и от-
клоняется от нее только вследствие ошибочного призна-
ния труда за товар, которым труду никак не следует
* Примечания к Миллю, стр. 436 и сл.
** Ibid., стр. 492.
*** Примечания к Миллю, стр. 493.
**** Чтобы предмет имел меновую ценность, нужно... быть ему годным
на известное употребление, — по мнению покупателя... На языке полити-
ческой экономии это выражается так: меновую ценность имеют лишь
те предметы, которые имеют внутреннюю ценность». Прим. к Миллю,
стр. 420.
N B
N B
N B
быть. Поэтому возможность отличать меновую ценность,
от внутренней свидетельствует только об экономической
неудовлетворительности быта, в котором существует
разность между ними. Теория должна смотреть на раз-
дельность меновой ценности от внутренней точно так-
же, как смотрит на невольничество, монополию, протек-
ционизм. Она может и должна изучать эти явления со
всевозможной подробностью, но не должна забывать,
что она тут описывает уклонения от естественного,
порядка. Она может находить, что устранение того или
другого из этих феноменов экономической жизни
потребует очень долгого времени и очень значительных'
усилий; но как бы далек ни представлялся ей срок
излечения той или другой экономической болезни,
не должна же она не представлять, каково должно
быть здоровое положение вещей» *.
Здоровое же положение вещей — это социалистиче-
ский строй, при котором производство планомерно
организовано сообразпо потребностям общества, труд
перестает быть товаром, а «меновая ценность совпадает
с внутренней». Распределение производительных сил
между разными занятиями при системе производства,
основанной на обмене, или при производстве на про-
дажу определяется распределением покупательной силы
в общество; при системе же производства, основанной
«прямо на потребностях производителя», оно и опреде-
ляется этими потребностями. Так дело обстоит на низ-
шей стадии развития, характеризующейся существова-
нием замкнутого мелкого хозяйства; но так же оно
будет обстоять и на высшей стадии экономического
развития, при которой будет господствовать коллектив-
ное организованное хозяйство**...
[282—283] В этой системе «меновая ценность про-
дукта оставляется без всякого внимания; продукт
прямо подводится под потребности человека, рассмат-
ривается только его годность для их удовлетворе-
ния — внутренняя ценность его; приобретение меновой
ценности продуктом предполагается делом случай-
ным, исключительным, потому что масса продуктов и
не идет в продажу или в обмен, а прямо служит на
* Примечания к Миллю, 440—441.
** Примечания к Миллю, 449—450. — Теперь становятся понятны
те дополнения, которые Чернышевский сделал к 17 тезисам Милля о цен-
ности (см. выше, стр. 232): в них он противопоставляет принципы капи-
талистического и социалистического хозяйства о точки зрения противо-
положности между двумя видами ценности.
потребление производителя; если же часть продук-
тов и идет в обмен на продукты других произ-
водителей *, меновая ценность не является чем-то
отличным от внутренней, — внутренняя ценность
прямо превращается в меновую без всякого увели-
чения или уменьшения» **...
[295—296] Из предыдущего изложения читатель
мог составить себе представление о характере эконо-
мической системы Чернышевского, его методе и
цели его исследований. Цель эта заключалась в том,
чтобы путем критики существующих экономических только?***
отношений обнаружить вред капитализма для широ-
ких народных масс, подчеркнуть его преходящий
характер и выявить основные черты будущего социа-
листического строя. При этом центр тяжести пере-
носился естественно в область критики существую-
щего с точки зрения предстоящего и в область
характеристики будущего строя — хотя бы в самых
общих чертах. От этого анализ существующих эко-
номических отношений несколько пострадал и,
как мы видели выше, определение некоторых основ-
ных понятий политической экономии у Чернышев-
ского оказалось невыдержанным с исторической и
диалектической точки зрения.
|
Но если недостатки примененного Чернышевским метода
вредно отразились на общем значении его системы и сделали
ее недолговечной, если эта система сыграла известную историче-
скую роль, но в настоящее время должна быть признана устаре-
лой, то эти общие недочеты и неточность отдельных определений
не помешали нашему автору высказать целый ряд глубоких
|
|
• Здесь, как мы видим, Чернышевский допускает частичный обмен
и в будущ ем обществе. Дело в том, что, как увидим ниже, он допускал воз-
можность промежуточной стадии между капитализмом и социализмом.
* • Из всего вышеизложенного ясно, что если между взглядами на
ценность Чернышевского и Прудона и можно установить некоторое самое
общее сходство, то сходство это чисто формального свойства. По мнению
Прудона, его «установленная (или конституированная) ценность» может
осуществиться лишь в обществе мелких самостоятельных производителей,
свободно обменивающихся своими продуктами-товарами; «норма» же цен-
ностей Чернышевского предполагает как раз наоборот общество, организо-
ванное на началах коллективного труда и коллективного владения орудиями
производства, пускающее в обмен лишь ничтожную часть своих продуктов.
Исходная точка зрения у Чернышевского — социалистическая, у Прудо-
на—мелкобуржуазная, индивидуалистическая. Там, где начинает дей-
ствовать «норма ценностей» первого, там для «установленной ценности*
второго нет места.
**' Слово «только?» написано Лениным в левом верхнем углу стра-
ницы. Ред.
NB
критических замечаний относительно капиталистического строя
в его целом. И в этой области дарование п проницательность
нашего автора сказались с полным блеском...
[320] Социализм Чернышевского, конечно, не был сво-
боден от некоторых утопических элементов, но признать
на этом основании Чернышевского только и просто уто-
пистом мы не решаемся. Как мы уже сказали, Чернышев-
ский занимает промежуточн ую стадию между утопическим
и научным социализмом, в большинстве случаев стоя
ближе к последнему...
[324] Повторяем, об утопизме Чернышевского следует гово-
рить cum grano salis. Строгий реалист, он брал из утопиче-
ских систем, главным образом, их критику частной собствен-
ности и капиталистического строя, а также общие принципы
будущего строя, как, например, ассоциация, соединение промыш-
ленности с земледелием, организация производства и т. п.; но он
прекрасно видел недостатки утопических систем и блестяще
критиковал многие их положения...
Воспользуйтесь поиском по сайту: