Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Д-р Иоганн пленге. «маркс и гегель» 24 глава




• Соч., IV, 50 и ss.
** Впоследствии, как мы знаем, Чернышевский несколько изменил
свой взгляд; неудача крестьянской реформы заставила его искать этой
основной причины глубже — и он нашел ее в политическом устрой-
стве России, одним из проявлений которого он в признал крепостное
право.

*** Соч.. IV, 62, 66, 67, 94, 99, 112, 387.



Но все эти положительные стороны скажутся только в том
случае, если реформа будет проведена глубоко и серьезно,
если крестьянам будет предоставлена вся нужная им земля и
притом за небольшой выкуп *. А в случае рационального
разрешения крестьянского вопроса Россия быстрыми шагами
пойдет вперед, причем общинное землевладение поможет ей
постепенно и безболезненно перейти к высшим формам органи-
зованного труда.

Вот почему первые шаги правительства в области крестьян-
ской реформы привели Чернышевского в такой восторг, окрылили
его такими радужными надеждами. И вот почему из-под пера
его вырвалось славословие Александру II, столь не идущее
к общему мировоззрению писателя. «Благословение, обещанное
миротворцам и кротким, увенчивает Александра II счастьем,
каким не был увенчан еще никто из государей Европы — сча-
стьем одному начать и совершить освобождение своих поддан-
ных». Но скоро, еще в том же 1858 году, Чернышевский изменил
свое отношение к правительству, когда увидел, что оно искажает
великую реформу в интересах помещиков**.

[356—362] С тоской и бессильным гневом смотрел Чернышев-
ский на то, как крестьянская реформа, попавшая в руки бюро-
кратов и крепостников, систематически искажается и проводится
во вред народным интересам. Мнения народа никто не спрашивал,
и Чернышевский берет на себя выразить крестьянскую точку
зрения. Народ, говорит он, ждет от реформы земли и воли, т. е.
не только личного освобождения, но и передачи всех находя-
щихся в его пользовании земель за умеренный выкуп (об освобо-
ждении без выкупа по тогдашним цензурным условиям, как мы
указывали, нельзя было и заикаться). Он предостерегает прави-
тельство, что временное сохранение обязательных отношении
и тяжелый выкуп внушат народу мысль о том, что он обманут,
а в таком случае стране предстоят самые тяжелые испы-
тания***. Под влиянием чувства негодования, охватившего
Чернышевского при виде искажения крестьянской реформы,
он начинает склоняться к той мысли, что лучше бы не было
никаких реформ. «Я не желаю, — говорит Волгин, — чтобы



 



* В сущности Чернышевский стоял за полную экспроприа-
цию помещиков и за передачу крестьянам земли без вс якого вы-
купа; но открыто говорить об этом в своих статьях он не мог
по цензурным условиям. Ср. приводимую ниже в тексте вы-
держку из романа «Пролог» (разговор с Соколовским).

*• Знаменитая статья «Критика философских предубеж-
дений против общинного землевладения», в которой Черны-
шевский смеется над собой за временно овладевшие им опти-
мистические надежды, напечатана была в № 12 «Соврем.»
за 1858 г.

*** Устройство быта, Соч,, IV, 545—47,



делались реформы, когда нет условий, необходимых для
того, чтобы реформы производились удовлетворительным об-
разом» *.

«Толкуют: освободим крестьян, — замечает он в дру-
гом месте. — Где силы на такое дело? Еще нет сил.
Нелепо приниматься за дело, когда нет сил на него.
А видите, к чему идет. Станут освобождать. Что выйдет? —
сами судите, что выходит, когда берешься за дело,
которого не можешь сделать. Натурально что: испортишь
дело, выйдет мерзость... — Волгин замолчал, нахму-
рил брови и стал качать головой. — Эх, наши господа
эмансипаторы, все эти ваши Рязанцевы с компанией! —

NB

вот хвастуны-то; вот болтуны-то; вот дурачье-то! —
Он опять замотал головою». Убеждая революционера
Соколовского (Сераковский) не верить нашим либералам
и скептически относиться к пустым толкам о затеваемых
серьезных реформах, Волгин утверждает, что, по его
мнению, беды не будет, если дело освобождения крестьян
будет передано в руки помещичьей партии. Разница
не колоссальная, а ничтожная. Была бы колоссальная,
если бы крестьяне получили землю без выкупа (вот где
Чернышевский раскрывает свои карты: в романе, напи-
санном в Сибири;
в статьях, писавшихся с разрешения
цензуры, он об этом не мог и заикаться). План помещичьей
партии отличается от плана прогрессистов только тем,
что проще и короче, поэтому он даже лучше. Если сказать
правду, лучше пусть будут освобождены без земли.
«Вопрос поставлен так, что я не нахожу причин горя-
читься, будут или не будут освобождены крестьяне; тем
меньше из-за того, кто станет освобождать их — либе-
ралы или помещики. По-моему, все равно. Или поме-
щики даже лучше» **.

NB

Почему же Чернышевский полагал, что освобождение
крестьян без земли лучше? Потому, что, по его мнению,
это было единственное средство расшевелить косную
народную массу и возбудить в ней движение, которое
смело бы старый режим целиком и дало бы народу настоя-
щую землю и волю. Все это время он колебался между
полным унынием и надеждой на предстоящий взрыв
крестьянской революции. На либеральном банкете Вол-
гин грозит реакционным помещикам народной револю-
цией; но через минуту сам смеется над собой. Грозить
крестьянским восстанием, крестьянской революцией!
«Не было ли бы это и смешно? Кто же поверил бы, кто

* «Пролог», loc. cit., 91, 116, 120, 121.
•• Ibid., 163—164.



не расхохотался бы? — Да и не совсем честно грозить
тем, во что сам же первый веришь меньше всех»*...
Чернышевский ссылается на смуту в Польше, на крестьянские
волнения внутри России, на появление революционных прокла-
маций («Великорус», «К молодому поколению»), на брожение
среди университетской молодежи в Петербурге и на консти-
туционное движение среди дворян**.

NB NB

Итак, при всем своем пессимистическом отношении
к сознательности и активности русского народа Чернышев-
ский к концу 1861 года начал, по-видимому, допускать
возможность широкою крестьянского движения. В этом
отношении чрезвычайно характерна его статья «Не начало
ли перемены?», написанная по поводу рассказов Н. В. Ус-
пенского и помещенная в XI книжке «Современника» за
1861 год. Указывая на то, что Н. Успенский пишет о на-
роде правду без всяких прикрас и что но рассказы
свободны от слащавой идеализации народной жизни,
Чернышевский объясняет это обстоятельство тем, что
в психике русского крестьянства произошла перемена к
лучшему...

«Решимость г. Успенского описывать народ в столь мало
лестном для народа духе свидетельствует о значительной

перемене в обстоятельствах, о большой разности нынешних

времен от недавней поры, когда ни у кого не поднялась
бы рука изобличать народ...

В великие исторические моменты, когда задеты насущ-
ные интересы и стремления масс, народ преображается.

«Возьмите самого дюжинного, самого бесцветного, слабо-
характерного, пошлого человека: как бы апатично и
мелочно ни шла его жизнь, бывают в ней минуты совер-
шенно другого оттенка, минуты энергических усилий,
отважных решений.
То же самое встречается в истории
каждого народа».

И Чернышевский кончает свою статью призывом к интел-
лигенции идти в народ, для сближения с которым не нужно
никаких фантастических фокус-покусов в славянофильском
духе, а достаточно простого и непринужденного разговора
о его интересах * * *.

Приобщить народ к идеям демократии и социализма, — эту
великую историческую задачу должно было выполнить новое

* «Пролог», loc. cit., 181.
•* «Письма без адреса», 1. с, 304.
••* «Не начало ли перемены?». Соч., VIII, 339—359.




молодое поколение, выступившее на сцену после разгрома ста-
рого режима во время Крымской войны. На это бодрое и смелое
поколение возлагал Чернышевский все свои надежды, для него
он и Добролюбов писали свои статьи, к нему они обращались
с призывами идти в народ. Изображению этих новых людей посвя-
щен роман Чернышевского «Что делать?», написанный в Петро-
павловской крепости. «Добрые и сильные, честные и умеющие, —
обращается к ним Чернышевский в предисловии к роману, —
недавно вы начали возникать между нами, но вас уже немало
и быстро становится все больше». А когда их станет совсем много,
тогда будет очень хорошо...

NB
NB

У этих людей стремление к социализму, к
установлению царства труда есть естественное
человеческое стремление. Их невеста, царица сво-
боды и равенства, подсказывает им магические
слова, привлекающие к ним всякое огорченное и
оскорбленное существо. Они воздействуют на окру-
жающих, «развивают» их, т. е. внушают им чувство
человеческого достоинства и любовь к страждущим
(характерно для Чернышевского, что Лопухов,
развивая Веру Павловну, дает ей читать сочинения
Фурье и Фейербаха). С либералами они расходятся
органически; они — пропагандисты новых демокра-
тических и социалистических идеи. Оуэн для них
«святой старик». Они внимательно следят за наукой,
интересуются антропологической философией, хими-
ческими теориями Либиха, законами историческою
прогресса и вопросами текущей политики, органи-
зуют кружок, куда входят пара ремесленников
и мелких торговцев, пара офицеров, учителя и
студенты; устраивают швейные мастерские на ком-
мунистических началах. Но в сущности их идеал —
мещанское счастье; их деятельность носит преиму-
щественно культурнический характер; от прямой
политической борьбы, от участия в революционных
предприятиях они пока воздерживаются и даже
боятся ее.

NB

Истинным представителем новых людей и предтечей
народных борцов является Рахметов, «особенный человек»,
как называет его Чернышевский. В Рахметове соединяется
беспощадная логика самого Чернышевского с жилкой
настоящего революционного агитатора, которой Черны-
шевский, по-видимому, был лишен. В этом отношении
Рахметов напоминает друга Чернышевского, знаменитого
польского революционера Сераковского, которого Николай
Гаврилович вывел в «Прологе» под именем Соколовского;
но только Рахметов свободен от либеральных увлече-
ний Соколовского. «Агитаторы мае смешны», — говорит





Волгин, но в действительности он преклоняется перед ними,
чувствует, что в них имеется инстинкт истинных полити-
ческих деятелей и практическая энергия борцов за народ-
ное дело *.
[365—375] Если Лопуховы и Кирсановы — тип новый, то
Рахметов — тип, так сказать, новейший, последнее слово рус-
ского общественного развития. Таких людей, по словам Черны-
шевского, мало; до сих пор он встретил только 8 образцов этой
породы, в том числе двух женщин. «Мало их, — заключает
Чернышевский свое описание Рахметова, — но ими расцветает
жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но
они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы.
Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало;
но они в ней — теин в чаю, букет в благородном вине; от них ее



 


* Сераковский был близким человеком в кружке «Современника»,
биографические сведения о нем помещены отчасти в романе «Пролог»,
отчасти в брошюре Шаганова «Н Г. Чернышевский на каторге и в ссылке»
со слов Николая Гавриловича. В 1848 г. Сераковский, бывший тогда студен-
том, приехал на рождественские каникулы на свою родину в Подольскую
губернию. В это время среди местной польской шляхты готовилось восстание
благодаря слухам о начавшемся движении в Галиции. Сераковский пред-
ложил увлекающимся горячим головам не спешить с решительными вы-
ступлениями, пока он сам не съездит на границу и не разузнает, в чем дело.
По дороге его схватили и «по подозрению в намерении уехать за границу»
сослали рядовым в Оренбургские линейные батальоны — главным образом
за откровенные и смелые разговоры с военными следователями. В начале
нового царствования он был произведен в офицеры, уехал в Петербург и
поступил в военную академию, которую и кончил с отличием, а затем был
отправлен правительством за границу с какими-то военно-техническими по-
ручениями. В Англии он познакомился с Пальмерстоном, который предста-
вил его королеве Виктории. В 1863 г. он примкнул к польскому восстанию,
был начальником ковенского революционного отряда, взят в плен и повешен
Муравьевым. — Этого замечательного человека и вывел Чернышевский под
именем Соколовского в «Прологе». Беспощадный к самому себе, он в романе
несколько добродушно подсмеивается и над пылким Соколовским за его
оптимизм: «Мы с Болеславом Ивановичем забавны... ждем бури в болоте», —
говорит он. Но по всему видно, что он горячо любил и уважал этого бледного
энтузиаста с пламенным", впивающимся в душу взглядом, рыцаря без
страха и упрека, агитатора с практической жилкой, горячим сердцем, но
холодной головой, не теряющегося в самые опасные минуты и всегда гото-
вого пожертвовать своей жизнью делу народного освобождения. Страницы,
посвященные описанию Соколовского, лучшие в романе и отличаются пора-
зительной художественной силой. — В романе Волгин отказывается от
сближения с Соколовским ввиду того, что последний, как человек энерги-
ческий и самоотверженный, недолго будет оставаться во власти либеральных
иллюзий и обязательно ввяжется в какие-нибудь революционные предприя-
тия; вести знакомство с таким человеком небезопасно. В действительности
дело обстояло, конечно, не так. Но для Чернышевского характерно, что он
конспирирует даже в романе, написанном в далекой ссылке, спустя долгое
время после изображаемых в нем событий.


сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатели двигателей,
это соль соли земли» *.

Итак, к концу своей литературной деятельности Чер-
нышевский, при всем своем отрицательном отношении



 


NB

* Полагают, что в лице Рахметова Чернышевский вывел некоего Бах-
метьева, который у Герцена («Общий фонд». Сборник посмертных статей.
Женева, 1874, стр. 181 и сл.) изображен совершенно иначе. Герцен встре-
тился с ним в Лондоне в 1858 г.: приблизительно в это время у Чернышев-
ского Рахметов уезжает за границу. У нашего автора Рахметов за границей
является к Фейербаху, чтобы предложить ему деньги на издание его сочи-
нений (кстати, это лишний раз показывает, как высоко Чернышевский ста-
вил Фейербаха, «величайшего из европейских мыслителей XIX века, отца
новой философии». «Что делать?», 1. с, 194); Бахметьев же приехал в Лондон
к Герцену, чтобы предложить ему часть своего капитала на дела русской
пропаганды. Вот как Герцен описывает Бахметьева:

«Молодой человек с видом кадета, застенчивый, очень невеселый и с осо-
бой наружностью, довольно топорно отделанной, седьмых-восьмых сыновей
степных помещиков. Очень неразговорчивый, он почти все молчал; видно
было, что у него что-то на душе, но он не дошел до возможности высказать
что. Я ушел, пригласивши его дня через два-три обедать. Прежде этого я
его встретил на улице.

— Можно с вами идти? — спросил он.

— Конечно, не мне с вами опасно, а вам со мной. Но Лондон велик.

— Я не боюсь, — и тут вдруг, закусивши удила, он быстро про-
говорил: — Я никогда не возвращусь в Россию, нет, нет, я решительно
не возвращусь в Россию...

— Помилуйте, вы так молоды.

— Я Россию люблю, очень люблю; но там люди... Там мне не житье.
Я хочу завести колонию на совершенно социальных основаниях; это все
я обдумал и теперь еду прямо туда.

— То есть куда?

— На Маркизские острова».

Из имевшихся у него 50 000 франков Бахметьев 30 тысяч взял с собой
на Маркизские острова, завязавши их в платке «так, как завязывают фунт
крыжовнику или орехов», а 20 тысяч оставил Герцену на дела пропаганды:
это и был «общий фонд», впоследствии вызвавший столько раздоров среди
русской эмиграции. Дальнейшая судьба Бахметьева совершенно неизвестна:
он исчез бесследно. В изображении Герцена он выходит каким-то развин-
ченным, чуть не полоумным чудаком, очень мало напоминающим грозную
и суровую фигуру Рахметова. Но и то сказать: Герцен органически неспо-
собен был понять русских революционеров того времени; на этой почве и

произошли все те недоразумения, которые отравили последние дни его
жизни. Уж если Герцен мог так ложно понять писателей Чернышевского
и Добролюбова, что ж удивительного, если он совершенно не понял угло-
ватого и сурового представителя революционной молодежи? Но с другой
стороны, очень возможно одно из двух иных предположений: или Бахметьев
вовсе не послужил прототипом для Рахметова, пли же Чернышевский сильно
его идеализировал, создавши образ, ничего общего не имеющий с оригина-
лом, или сочетавши в нем черты из характера Добролюбова (суровое чувство
гражданского долга), Бакунина (объезд славянских земель, ср. также Кель-
сиева), Сераковского (сближение со всеми классами) и т, д,


к русскому обществу и недоверии к активности народ-
ных масс, начал допускать возможность широкого

N B

революционного движения, вызванного ра зо чар ов а ние м
крестьянства в реформе 1861 года. С другой стороны,
он мог констатировать наличность новых людей, револю-
ционеров из интеллигенции, готовых стать в о главе н ар о да
в
его борьбе с царством эксплуатации и угнетения...
По какому же пути должно было пойти в России революцион-
ное движение с точки зрения Чернышевского?

Выше (в главе VI) мы видели, что по общим своим полити-
ческим взглядам Чернышевский стоял близко к бланкизму —
к бланкизму не в том смысле, какой это слово получило впослед-
ствии и доныне употребляется в разговорном языке *, а скорее
в том смысле, в каком понимал его Маркс, когда признавал
бланкистов истинными представителями революционного про-
летариата... Бланкисты держались той точки зрения, что
меньшинство сильно лишь постольку, поскольку оно верно
выражает если не стремления, то, по крайней мере, интересы
трудящегося большинства.

На этой же точке зрения, едпнственно возможной
для эпох, характеризующихся пассивностью народ-
ной массы, по-видимому, стоял и Чернышевский.
Он определенно подчеркивал, что без участия народ-
ных масс нельзя достигнуть серьезных практических
результатов; он говорил, что только сочувствие
широких масс способно обеспечить успех той или
иной политической программы и что без воз-
буждения энтузиазма в массах революционные



 



* Образчиком такого поверхностного понимания бланкизма являются
рассуждения г. Николаева о политических взглядах Чернышевского.
Рассказавши о своем разговоре с Чернышевским на каторге, во время ко-
торого Николай Гаврилович высказал ту мысль, что было бы гораздо
лучше, если бы во время крестьянской реформы победила откровенно-
крепостническая партия дворянства и крестьяне были бы освобождены без
земли, ибо тогда немедленно произошла бы катастрофа, г. Николаев заклю-
чает: «Тут, как видите, чистый бланкизм: чем хуже, тем лучше (!). Это со-
всем не напоминает позднейших теорий наших доморощенных марксистов
(которым, к слову сказать, господа Николаевы в свое время именно и при-
писывали принцип «чем хуже, тем лучше» и которых эти господа именно и
обвиняли в сочувствии обезземелению крестьянства. — Ю. С). Не эволю-
ция, не постепенное освобождение крестьян от средств производства, не вы-
варивание мужика в фабричном котле, не постепенное его превращение
в батрака, а полное и сразу произведенное обезземеление. Не эволюция,
к которой, повторяю, Н. Г. относился с негодован ием (?), а катастрофа.
Не марксизм, а бланкизм» («Личные воспоминания», 21—22). — Нечего
сказать, хорошее представление о взглядах Чернышевского можно получить
из такой тирады!



1858, 12

попытки неминуемо обречены на плачевное фиаско.
В активность масс, в способность их к широкой
политической инициативе он, как мы знаем, мало
верил. Но он полагал, что в те исторические пе-
риоды, когда задеты насущные интересы этих масс —
главным образом интересы экономические, особенно
для них близкие, чувствительные и понятные, — они
способны приходить в движение и во всяком случае
послужить опорой для сознательного меньшинства,
склонного к решительной инициативе...

В ряде блестящих статей, посвященных защите
общинного принципа от нападок буржуазных эконо-
мистов *, Чернышевский развил все те аргументы,
которые впоследствии составили арсенал народни-
ков, усвоивших букву, но не дух великого учителя...

На Западе осуществление социализма затруднено
психикой и навыками крестьянства, хотя и бедствую-
щего на своей парцелле, но цепко держащегося за
частную собственность; там для организации нацио-
нального хозяйства на началах коллективизма прихо-
дится «перевоспитать целые народы». У нас в России
лишь 1/15 или 1/20 часть земель обрабатываются на
правах «полновластной собственности», подавляющая
же масса земель или распределяется для обработки и
пользования по общинному началу, или же принад-
лежит государству, т. е. всей нации. Масса народа
до сих пор смотрит на землю, как на общинное
достояние...

Анализу теоретической возможности этого пе-
рехода посвящена одна из самых блестящих ста-
тей Чернышевского, а именно «Критика философ-
ских предубеждений против общинного землевла-
дения». Собственно говоря, Чернышевский, когда
писал эту статью, сильно уже разочаровался в воз-
можности осуществить этот переход на практике —
ввиду того оборота, который приняла крестьянская
реформа...

Но когда Чернышевский убедился, что ни одна
из «низших» гарантий, которые он считал необхо-
димыми предпосылками для дальнейшего развития


 

NB

NB

N B


• Назовем главнейшие из этих статей: 1) Рецензия на «Обзор исто-
рического развития сельской общины в России» Чичерина, «Совр.», 1856,
4; 2) Славянофилы и вопрос об общине, «Совр.», 1857, 5; 3) «Studien» Гак-
стгаузена, «Совр.», 1857, 7, 4) О поземельной собственности, «Совр.», 1857,
9 и 11; 5) Критика философских предубеждений против общинного зем-
левладения, «Совр.», 1858, 12; 6) Суеверие и правила логики, «Совр.»,
1859, 10.



общинного принципа, не осуществлена, когда он
увидел, что старый политический режим остался
в полной неприкосновенности, что проведение кре-
стьянской реформы передано в руки бюрократии и
дворянства, что народ не только не получил всей
земли, но даже был лишен значительной части
прежних своих угодий, а за предоставленную в его
распоряжение землю на него был наложен высокий
выкуп, — одним словом, когда он понял, что «вели-
кая реформа» грозит скорее ухудшить, чем улучшить
положение народных масс, не раскрепостить их,
не предоставить полный простор их творческим
силам, а сковать их еще более тяжелыми цепями,
тогда он признал, что его надежды были неоснова-
тельны, его построения абстрактны, а вся кампания

в пользу общины, как возможного зародыша социа-
листического строя, была сплошным недоразуме-
нием. И по своей честности он поспешил открыто
признать это.

«Предположим, — говорит он с помощью своего «любимого
способа объяснений», — что я был заинтересован принятием
средств для сохранения провизии, из запаса которой составляется
ваш обед. Само собою разумеется, что если я это делал из распо-
ложения собственно к вам, то моя ревность основывалась на
предположении, что провизия принадлежит вам и что приготов-
ленный из нее обед здоров и выгоден для вас. Представьте же
себе мои чувства, когда я узнаю, что провизия вовсе не принад-
лежит вам и что за каждый обед, приготовляемый из нее, берутся
с вас деньги, которых не только но стоит самый обед, но которых
вы вообще не можете платить без крайнего стеснения. Какле
мысли приходят мне в голову при этих столь странных открытиях?
„Человек самолюбив", и первая мысль, рождающаяся во мне,
относится ко мне самому. „Как был я глуп, что хлопотал о деле,
для полезности которого не обеспечены условия! Кто, кроме
глупца, может хлопотать о сохранении собственности в известных
руках, не удостоверившись прежде, что собственность достанется
в эти руки и достанется на выгодных условиях?" Вторая моя
мысль о вас, предмете моих забот, и о том деле, одним из обстоя-
тельств которого я так интересовался: „лучше пропадай вся эта
провизия, которая приносит только вред любимому мной чело-
веку! лучше пропадай все дело, приносящее вам только разоре-
ние!" Досада за вас, стыд за свою глупость — вот мои чувства!» *...

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...