Глава 6 Америка — Англия — Америка 5 страница

Одно неосторожное движение — и раздался громкий треск, а в возду­хе повис терпкий запах трухлого дерева. Ветка оказалась гнилой и слома­лась под моим весом. Меня словно из катапульты швырнуло на землю головой вниз. Казалось, я целую вечность летел эти несколько футов. Помню, трава была невероятно зеленая, ярче, чем в жизни. Я видел каж­дый стебелек с ползающими по нему букашками. Еще я помню божью коровку, которая сорвалась и улетела, напуганная моим падением. И нако­нец все затопила слепящая боль и вспышка, как бы от разноцветной молнии. Потом все поглотил мрак. Не знаю, как долго я пролежал под ветвями старой ели, скомканный болью, но совершенно неожиданно я почувствовал, что высвобождаюсь из физического тела, и вижу окружа­ющее гораздо яснее, чем когда-либо прежде. Цвета засверкали новыми, поразительно живыми оттенками.

Я осторожно поднялся на ноги и огляделся. Похолодев от ужаса, я увидел, что мое распростертое тело осталось на земле. Крови нигде не было видно, но над правым виском набухала громадная шишка. Я пришел в сильное замешательство, потому что тело хрипло и прерывисто дышало, и по всему было видно, что оно в шоке. Это смерть, — подумал я, — я умер и уже не вернусь назад. Я увидел, что от головы тела тянется тонкая дымчатая нить. В этой нити не было ни движения, ни пульсации, и меня охватила жуткая паника. Я задумался, как мне быть дальше. Я словно прирос к месту то ли от страха, то ли по какой-то иной причине. Затем некое движение, единственное движение в этом моем странном мире привлекло мое внимание, и я чуть не закричал, вернее, закричал бы, если бы имел голос. По траве ко мне приближалась фигура тибетского ламы, облаченная в шафранную мантию ламы высокого звания. Его ноги были в нескольких дюймах над землей, и все же он плавно приближался ко мне. Я взглянул на него в полном ошеломлении.

Подойдя ко мне, он протянул руку и улыбнулся. Он сказал:

— Тебе нечего бояться. И тебе совершенно не о чем беспокоиться.

Мне показалось, что эти слова были сказаны на другом языке, воз­можно на тибетском, но я все понял, хотя не слышал ни звука. Никаких звуков вообще не было слышно. Я не слышал ни пения птиц, ни шелеста ветра в листве.

— Да, — сказал он, — проникая в мои мысли, — мы пользуемся не речью, а телепатией. И с тобой я общаюсь телепатически.

Мы одновременно взглянули друг на друга, потом на тело, лежащее между нами на земле. Тибетец снова поднял на меня глаза, улыбнулся и сказал:

— Ты удивлен тем, что я здесь? Я здесь потому, что ты притянул меня к себе. Я покинул свое тело в этот самый момент, а притянуло меня к тебе, потому что именно твои вибрации гармонируют с тем, от имени которого я выступаю. Вот я и явился. Явился потому, что мне нужно твое тело для того, кто должен продолжить свою жизнь в Западном мире, ибо перед ним стоит задание, не терпящее никаких помех.

Я в ужасе уставился на него. Этот безумец говорил, что ему нужно мое тело! Но мне оно тоже нужно, ведь это мое тело. Я не потерплю, чтобы у меня отбирали мою собственность за здорово живешь. Я против воли оказался выбитым из физической оболочки и был намерен в нее вернуть­ся. Но тибетец явно опять читал мои мысли. Он сказал:

— Чего тебе здесь ожидать? Безработицы, болезней, несчастий, серой жизни в сером окружении, а потом, в не столь уж отдаленном будущем, смерти — и начинать все сначала. Добился ли ты чего-нибудь в жизни? Совершил ли ты что-нибудь, чем мог бы гордиться? Подумай над этим.

И я подумал. Подумал о прошлом, о разочарованиях, непонимании, несчастливой моей жизни. Он вмешался в мои мысли:

— Будешь ли ты удовлетворен, если я скажу, что твоя Карма стерта начисто, что ты внес материальный вклад в труд, имеющий огромное значение для всего человечества?

Я сказал:

— Ну, об этом я ничего не знаю, не слишком-то добрым было ко мне это человечество. Почему это должно меня волновать? Он сказал:

— Нет, на этой Земле ты слеп и не видишь истинной реальности. Сейчас ты не знаешь, что говоришь, но по прошествии времени и в иной сфере ты осознаешь, какие возможности тобою упущены. Мне нужно твое тело для другого человека.

Я сказал:

— Ну а мне что до этого? Не могу же я все время бродить, как привидение, а в одном теле нам будет тесновато вдвоем.

Видишь ли, я понял все это совершенно буквально. В этом человеке была какая-то неотразимость, какая-то настоящая искренность. Ни на одну минуту я не усомнился в том, что он действительно может взять мое тело, а меня отправить неведомо куда, но я хотел узнать побольше, я хотел знать, что я делаю. Он улыбнулся мне и ободряюще сказал:

— Ты, мой друг, получишь свою награду, ты избегнешь своей Кармы, ты переместишься в иное поле деятельности, и все твои прегрешения будут стерты, благодаря тому, что ты сделаешь. Но твое тело не может быть взято против твоей воли.

Вся эта затея мне совершенно не понравилась. Мое тело верно служи­ло мне вот уже сорок лет, и я к нему уже как-то привязался. Мне вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь влез в мое тело и ушел в нем прочь. Кроме того, что сказала бы моя жена, живя с чужим человеком и ничего об этом не зная? Он снова посмотрел на меня и сказал:

— А ты не подумал о человечестве? Разве ты не желаешь сделать что-нибудь, чтобы искупить собственные ошибки, придать осмыслен­ность всей твоей серой жизни? Ведь от этого ты только выиграешь. Тот, от имени которого я выступаю, продолжит твою нелегкую жизнь.

Я огляделся вокруг, взглянул на лежащее между нами тело и подумал: «а какая, в сущности, разница? Жизнь у меня была тяжелая, и я сыт ею по горло». И я сказал:

— Покажите мне то место, в которое я отправлюсь, и если мне там понравится, я дам согласие.

Передо мной мгновенно предстало полное величественной красоты видение, видение настолько прекрасное, что никакими словами его не описать. Я был вполне удовлетворен и сказал, что желаю, очень желаю получить освобождение и отправиться туда как можно скорее».

Старый лама коротко рассмеялся и сказал:

— Нам пришлось сказать ему, что так скоро это не произойдет, что ты сам еще должен явиться и посмотреть, прежде чем принять оконча­тельное решение. В конечном счете это означает счастливое освобождение для него и трудную жизнь для тебя.

Я посмотрел на них обоих.

— Отлично, — заметил я наконец. — Я вернусь через месяц. Если к тому времени ты отрастишь бороду, и если ты будешь совершенно уверен в том, что хочешь пройти через все это, тогда я освобожу тебя и отправлю по твоему собственному пути.

Он удовлетворенно вздохнул, на лице его появилась блаженная улыб­ка, и он стал медленно возвращаться в физическое тело. Мы со старым ламой поднялись и вернулись в Тибет.

Солнце ярко светило на голубом безоблачном небе. Когда я вернулся в свое физическое тело, рядом со мной на полу безжизненно лежала опус­тевшая оболочка старого ламы. Он, подумал я, отошел к миру после дол­гой и достойной жизни. А я — О Священный Зуб Будды! — я-то сам во что ввязываюсь?

На дальние высокогорья, в Новый Дом отправились гонцы с моим письменным подтверждением, что я исполню свое задание, как меня о том просили. Гонцы вернулись, принося мне в знак дружбы и расположения немного того самого индийского печенья, бывшего предметом моей сла­бости в Чакпори. Как ни ряди, в своем горном пристанище я был узником. Я попросил разрешения пробраться хотя бы переодетым в мой любимый Чакпори, чтобы взглянуть на него в последний раз, но в этом мне было отказано.

— Ты можешь оказаться жертвой оккупантов, брат мой, — сказали мне, — ибо они с поразительной легкостью нажимают курок при малей­шем подозрении.

— Вы больны, Досточтимый Настоятель, — сказал другой. — Если вы спуститесь вниз, ваше здоровье может не позволить вам вернуться. Если же прервется ваша Серебряная Нить, тогда Задание не будет выполнено.

Задание! Я не переставал удивляться тому, что в этом вообще усмат­ривалось какое-то «задание». Для меня видеть человеческую ауру было так же просто, как человеку с хорошим зрением видеть другого человека, стоящего в нескольких футах перед ним. Я размышлял о том, как несхожи между собой Восток и Запад. Скажем, жителя Запада так же легко было бы убедить в преимуществах нового продукта быстрого приготовления, как жителя Востока — в какой-нибудь новинке в сфере разума.

Время летело незаметно. Я много отдыхал, больше, чем за всю мою жизнь. Затем, незадолго до окончания месяца и моего возвращения в Англию, я получил срочное повеление снова прибыть в Страну Золотого Света.

Сидя перед всеми этими Важными Персонами, я немного непочти­тельно подумал, что это напоминает военный совет! Остальные уловили мою мысль, и один из них сказал с улыбкой:

— Да, это и есть военный совет! А кто неприятель? Сила Зла, которая будет всячески препятствовать исполнению нашего задания.

— Ты столкнешься с сильным противодействием и потоками клеве­ты, — сказал один. — Твои метафизические способности при переходе не будут ни утеряны, ни изменены.

— Это твоя последняя Инкарнация, — сказал мой любимый Настав­ник, лама Мингьяр Дондуп. — Когда ты окончишь ту жизнь, в которую вступаешь сейчас, ты вернешься Домой — к нам.

Как это похоже на моего Наставника, подумал я, закончить на счаст­ливой ноте. Дальше они рассказали мне, что должно произойти. Трое лам сопроводят меня в астральном путешествии в Англию и проведут опера­цию, отделив Серебряную Нить от тела этого человека и прикрепив к нему другую — мою! Трудность заключалась в том, что мое собственное тело, находясь в Тибете, также должно было быть подсоединено к нам, поскольку я хотел, чтобы молекулы моей «собственной плоти» в конечном итоге перешли ко мне. Итак, я вернулся в мир и вместе с тремя спутниками отправился в астральном состоянии в Англию. Наш человек уже ждал нас.

— Я окончательно решился пройти через это, — сказал он. Один из прибывших со мной лам сказал этому человеку:

— Тебе придется еще раз перенести падение с высокого дерева, как это уже произошло, когда мы впервые к тебе обратились. Ты должен испытать сильнейшее потрясение, ибо твоя Нить прикреплена очень на­дежно.

Человек забрался на высоту в несколько футов над землей и отпустил руки, рухнув на землю с глухим ударом: Казалось, Время на мгновение остановилось. Проезжавшая мимо автомашина на секунду замерла, летя­щая птица вдруг неподвижно зависла в воздухе. Лошадь, запряженная в повозку, остановилась с двумя поднятыми ногами и не упала. Затем дви­жение возобновилось. Машина рванулась вперед со скоростью примерно тридцать пять миль в час. Лошадь побежала резвой рысью, а зависшая в воздухе птица стремительно понеслась дальше. Листва зашевелилась и зашуршала, а трава под дуновением ветра заколыхалась мягкими волнами.

Напротив, у здания деревенской больницы остановилась машина ско­рой помощи. Из нее вышли два санитара, и подойдя к задней двери, вытащили носилки, на которых лежала старая женщина.

— А! — сказал наш человек, — она отправляется в больницу, а я ухожу навстречу свободе... — Он посмотрел на дорогу сначала в одну сторону, потом в другую и сказал: — Моя жена все знает. Я объяснил ей, и она согласна. — Оглянувшись на дом, он показал рукой: — Вот это ее комната, твоя — там. А теперь я готов как никогда.

Один из лам подхватил астральную форму нашего человека и сколь­знул ладонью вдоль Серебряной Нити. Казалось, он перевязывает ее, как перевязывают пуповину у новорожденного младенца.

— Готово! — сказал один из священников. Человек, освободившись от связующей Нити, поплыл прочь в сопровождении и при поддержке третьего священника. Я ощутил обжигающую боль, такую страшную и мучительную, какую никогда не хотел бы испытать еще раз, после чего старший лама сказал:

— Лобсанг, можешь ли ты войти в тело? Мы поможем тебе.

Возникло тягостное ощущение багровой черноты. Я почувствовал, что задыхаюсь. Я почувствовал, что меня что-то душит, вжимая в слиш­ком тесные для меня рамки. Я стал тыкаться наугад внутри тела, чувствуя себя как слепой пилот в кабине современного сложного самолета, не зная, как заставить свое тело повиноваться. «Что если у меня ничего не получит­ся? » — закралась жалкая мысль. Я отчаянно метался во все стороны.

Наконец я увидел красноватые проблески, потом немного зелени. Прио­бодрившись, я удвоил усилия и вдруг словно кто-то отдернул завесу. Я прозрел! Мое зрение было таким же, как прежде, я видел ауры проходив­ших мимо людей. Но я не мог шевельнуться.

Рядом со мной встали двое лам. С этого момента, как я впоследствии обнаружил, я всегда мог видеть как астральные, так и физические образы. Я мог также лучше поддерживать связь с моими собратьями в Тибете. Утешительный приз, — частенько говорил я себе, — за вынужденную необходимость пребывания на Западе.

Двое лам озабоченно присматривались к моему застывшему в непод­вижности телу. Я прилагал отчаянные усилия, беспощадно браня себя за то, что не дал себе труда изучить и постигнуть различия между телом Восточным и телом Западным.

— Лобсанг! У тебя дрогнули пальцы! — воскликнул один из лам.

Я поспешно возобновил свои попытки. Неудачное движение снова привело к временной слепоте. С помощью лам я вышел из тела, обследовал его и осторожно вошел снова. На этот раз получилось лучше. Я видел, мог шевелить руками и ногами. С огромными усилиями я встал на колени, но тут же зашатался и рухнул навзничь. Затем, словно двигая на плечах бремя всего мира, я встал на дрожащие ноги.

Из дома выбежала женщина с криком:

— О, что ты опять наделал? Пойдем домой, тебе надо прилечь.

Она взглянула на меня, лицо ее потрясение замерло, и на мгновение мне показалось, что она вот-вот истерически закричит. Она, однако, спра­вилась с собой, обхватила меня рукой за плечи и помогла пересечь лужай­ку. Шаг за шагом мы прошли короткую усыпанную гравием дорожку, поднялись на одну каменную ступеньку и, открыв деревянную дверь, вош­ли в небольшую прихожую. Там для меня начались настоящие трудности, потому что пришлось взбираться по многочисленным ступенькам, а мои движения все еще были очень беспомощны и неуклюжи.

В доме было фактически две квартиры, и та, которую занимал я, находилась наверху. Мне было очень странно входить в английский домна такой манер и взбираться по крутым ступенькам, цепляясь за перила, чтобы не скатиться вниз. Мои руки и ноги были словно резиновые и подчинялись мне с большой неохотой. Так оно и было на самом деле, поскольку на то, чтобы полностью овладеть совершенно чужим новым телом, ушло несколько дней. Двое лам парили рядом со мной с озабочен­ным видом, но они, разумеется, уже ничем не могли мне помочь. Вскоре они покинули меня, пообещав вернуться глубокой ночью.

Я медленно вошел в спальню, ставшую теперь моей, спотыкаясь, словно лунатик, и дергаясь, как механическая игрушка. Наконец я блажен­но рухнул на кровать. По крайней мере, — утешил я себя, — отсюда я уже никуда не упаду! Мои окна выходили и на фасадную, и на заднюю часть дома. Чуть повернув голову вправо, я видел за небольшим палисадником дорогу, а за нею — маленькую деревенскую больницу, — не слишком утешительное зрелище в моем нынешнем состоянии.

На другой стороне комнаты было окно, через которое, повернув голо­ву влево, я видел весь большой сад. Он был неухожен, сорняки росли кочками, словно на лугу. Густой кустарник разделял сады соседних усадеб. Травяную лужайку окаймляла живая изгородь из беспорядочно растущих деревьев и проволочная ограда. За нею виднелись очертания фермы и стало пасущихся невдалеке коров.

За окнами слышались чьи-то голоса, но звучали они настолько «по-английски», что я почти ничего не понимал. Английский язык, который мне доводилось слышать до сих пор, был в основном американским и канадским, а здесь странные придыхания и непривычные ударения в стиле выпускников старой школы просто ставили меня в тупик. Моя собствен­ная речь была, как оказалось, затруднена. Попытавшись заговорить, я издал лишь глухое карканье. Мои голосовые связки казались мне загрубев­шими и чужими. Я научился говорить медленно, заранее обдумывая, что собираюсь сказать. Я все время норовил произнести «ч» вместо «дж», из-за чего получалось «чон» вместо «Джон», были у меня и другие ошибки. Временами я сам с трудом понимал, что говорю!

Той же ночью ламы, совершив еще одно астральное путешествие, явились снова и постарались развеять мою подавленность, сказав, что теперь мне будет гораздо легче путешествовать в астрале. Еще они расска­зали, что мое покинутое тибетское тело надежно хранится в каменном саркофаге под неусыпным присмотром трёх монахов. Изучение древних книг, сказали они, показало, что вернуться в свое тело мне будет довольно легко, но полная замена потребует некоторого времени.

Три дня я не выходил из комнаты, набираясь сил, заново учась дви­гаться и привыкая к своей новой жизни. Вечером третьего дня я под покровом темноты осторожно спустился в сад. Только к этому времени я, как выяснилось, начал понемногу овладевать своим телом, хотя случались еще непредвиденные моменты, когда рука или нога отказывалась мне повиноваться.

На другое утро женщина, которая для всех стала теперь моей женой, сказала:

— Тебе надо бы пойти на биржу труда, узнать, не нашлось ли для тебя работы.

Биржа труда? Это название ничего мне не говорило, пока она не упомянула министерство труда. Только тогда меня осенило. Никогда прежде мне не доводилось бывать в таком месте, и я не имел представле­ния, как там себя вести и что делать. Из разговора с нею я узнал, что биржа находится где-то в районе Хэмптон-Корт, но само это место называется Моулси.

По причине, которой я в то время не понимал, я не мог претендовать на пособие по безработице. Позднее я выяснил, что если человек уходит с работы по собственной инициативе, он лишается права на пособие, даже если до этого два десятка лет исправно платил взносы в фонд. При этом не имеет значения, насколько неприятной или бессмысленной была для него оставленная работа.

Стало быть, биржа труда! Я сказал:

— Помоги мне достать велосипед, и я съезжу.

Мы спустились по лестнице и свернули налево в гараж, заваленный старой мебелью. Нашелся там и велосипед, это орудие пытки, на котором до этого я проехался лишь раз в жизни в Чунцине, когда кубарем покатил­ся с горы, не успев отыскать тормоза. Я осторожно взгромоздился на этот хитроумный механизм и покатил, виляя, по дороге в сторону железнодо­рожного моста, свернув на развилке влево. Какой-то человек приветствен­но помахал мне рукой, и взмахнув ему в ответ, я чуть не свалился на землю.

— Вы очень неважно выглядите, — окликнул он меня. — Поезжайте осторожнее!

И я налег на педали, чувствуя странную боль в ноге. Прямо, затем направо, как было сказано, и на широкую дорогу в сторону Хэмптон-Кор­та. По дороге ноги внезапно отказались мне повиноваться, я по инерции пересек дорогу и кувырком полетел на придорожный газон, а велосипед упал на меня сверху. Я сильно расшибся и несколько мгновений лежал, не в сил ах пошевелиться. И тут на меня с криком налетела какая-то женщина, возившаяся с ковриками у двери своего дома.

— Постыдились бы самого себя! Надо же так напиться средь бела дня. Я все видела. Вот я сейчас вызову полицию!

Хмуро взглянув на меня, она стремглав бросилась в дом, подхватила по дороге коврики и захлопнула за собой дверь.

«Ничего-то она не знает! — подумал я. — Ничего-то она не знает! »

Так я пролежал еще минут двадцать, приходя в себя. Люди подходили к дверям и выглядывали. Люди подходили к окнам и украдкой смотрели сквозь задернутые шторы. Две женщины сошлись у ограды соседних садов и стали громко судачить обо мне визгливыми голосами. И нигде не заме­тил я ни единой мысли о том, что я, возможно, болен или нуждаюсь в помощи.

Наконец с немалыми усилиями я поднялся на ноги, оседлал велосипед и поехал в сторону Хэмптон-Корта.

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: