 |
Новосибирск, Академгородок, общежития НГУ на ул. Пирогова.
|
|
|
|
Новосибирск, объект специального назначения ЦСН ФСБ РФ.
Июнь 2009 г.
- Саш, тебе не кажется, что мы в тупике? – спросил Горский, посасывая свою индийскую цигарку. – Кстати, если ты хочешь ввязаться в бой на С5 – В4, и открыть ладейный удар, то я это уже понял.
- Кажется… - угрюмо проговорил Заратустров, отодвигаясь от доски и берясь за трубку. – Но ты же знаешь… Главное – ввязаться в бой, а там уже решит Провидение.
Шахматная доска стояла на рабочем столе полковника; в тиши кабинета Горский и Заратустров играли, как обычно, коротая время – полковник чёрными, Горский – белыми. Тоже, как обычно.
- Принцип Бонапарта… - прокряхтел Горский. – Ладно, ладно. Ему было легче. А мы с тобой ведь так и не узнали, кто против нас играет!
Заратустров, на миг отвлёкшись от кропотливого процесса набивания трубки, передвинул чёрную пешку на В4, срубив соперницу; её сейчас защищал конь, карауливший на А6, поэтому противник не торопился с решением.
- Очистим правый фланг, верно? – заметил полковник. – Воздуху будет больше. Не люблю толкотни.
Их негромкий разговор плавал в этом кабинете, словно куски не до конца растаявшего льда в весенней заводи; оба никуда не торопились – девять вечера, в управлении только дежурная смена центра наблюдения.
- Толкотни… Это ты хорошо сказал, Саша. Точно: толкотня и суета. И по версиям тоже – толкотня. А ты как хочешь, за что ухватить этого, Третьего?
Маленький отважный солдат рванулся в бой и тотчас погиб под копытами чёрного коня. Заратустров получил неоспоримое преимущество и оперативный простор на линиях А-С, где Горский оголил тылы и не мог противопоставить ему пехотной защиты. К слабости его могло относиться только то, что на своём левом фланге он так и не удосужился сделать рокировку.
|
|
|
- Думаю, нам придётся вернуться к началу, - проговорил полковник, раскуривая трубку и сонно глядя на доску. – Бросить Уранова, и бросить даже… даже наблюдение за фигурантами. Надо раскопать генерала Карамазова.
- Раскопать? Ты полагаешь, его похоронили?
- Полагаю. Возможно, даже с почестями.
- Почему?
- Обряд, - коротко заметил Заратустров, следя за белым слоном, выдвинувшимся на В2. – Я проанализировал документы по исследованию тела Карамазова – того, что от его «двойника» осталось в приёмной Председателя Комитета. Севосьянов в очередной раз достал, в клювике принёс… В поясе Самурая были зашиты деревянные дощечки с молитвами Ками, ты знаешь, что это.
- Обарай?
- Обарай, да. Это же не только получение земных благ. Это очищение… Ками водопадов и морей уносит грехи, ками ветра даёт силу и лёгкость, Ками земли – силу. Дощечки имели все эти символы-молитвы, придачу там был Гохей. Предназначение. Задание для принесения великой жертвы. Самурая сначала похоронили, по всем правилам, а потом он, можно сказать, ожил и пошёл совершать Гохей.
Чёрная пешка выдвинулась к самому центру доски, на D5; конечно, после недолгого раздумья Горский клюнул на эту приманку – может быть, для того, чтобы разрубить узел противостояния в середине шахматного поля. Фигуры Заратустрова соединились в мощный кулак.
- Плюс частицы почвы в желудке. Каждый, кто готов совершить Гохей, должен съесть пригоршню земли, чтобы она дала силу! Это обычай провинции Изуми… – пробормотал полковник. – И не зря всё это произошло рядом с кладбищем.
- Столбы света – энергетическое излучение, лифт? – усмехнулся Горский. – Логично. Тогда генерала КГБ похитили ниндзя. Судя по рассказам кладбищенского сторожа, так и было.
- Это были Они. Ударение на первый слог, как тебе известно… Получеловеческие злые духи.
|
|
|
Ладья белой армии вышла на горизонталь 4-й линии, угрожая артиллерийским ударом и готовя наступление центра. Но стремительный бросок чёрной кавалерии на Е3 создал угрозу белому ферзю…
- Почему ты думаешь, Саша, что мы так ухватим Третьего?
- Следы. Они всегда оставляют энергетические следы… Ты это тоже знаешь! Кроме того, Он постоянно обрывает наши ниточки. А тут мы нанесём упреждающий удар там, где противник не ждёт.
- Вот как… Ты полагаешь, Он может не знать, и не ждать?
Поколебавшись, Горский вывел ферзя из-под удара, передвинув на соседнюю клетку. Заратустров выпустил большой клуб дыма, повисший пеленой над доской.
- Я думаю, он не то, чтобы этого не знает… Он как раз этого и ждёт. Мы пойдём с самого начала и размотаем клубок. Если бы Карамазов со своей группой приехал к нам в начале мая восемьдесят пятого, то что бы было? Власихин был бы арестован, его наработки попали бы в центральный аппарат, там бы ими распорядились. Похватали бы всех наших фигурантов, стали бы делать из них суперлюдей… с большой вероятностью, всё загубили бы: они тогда не были готовы. И мы с тобой бы сейчас не распутывали этот клубок.
- Ты хочешь сказать, Он помешал развитию тех самых событий в 1985-м, чтобы подготовить какое-то событие в 2009-м?
- Я не хочу сказать. Я говорю! – слон Заратустрова взял на прицел пулемётных рот ладью.
Горскому опять пришлось отходить с опасной клетки.
- Он просто расставил на доске фигуры, в правильном порядке, - почти весело сказал полковник. – Королева любит свой цвет, а не иначе. Чтобы сделать хорошую партию. Великую Битву. Если мы схватим его за руку, мы что-то об этой битве узнаем. А потом и об Уранове, и обо всём остальном.
Стремительное сражение на доске, где стук деревяшек казался орудийными залпами, окончилось разгромом белых: обе стороны потеряли ферзей, но белые – ещё и ладью, их король лишился крепости, защиты; а пехота пошла на приступ.
- А Сенцова?! – тихо напомнил Горский. – Ты не забыл, Саша? Если она – перевёртыш. Это обвалит всю операцию.
- Мы её используем. Она отличный сенсор. Кстати, ты бы мог закрыться слоном на F3, под защитой пешки… зря отошёл!
- Это риск! – буркнул Горский, гася окурок в хрустальной пепельнице.
|
|
|
Пулемёты скосили орудийную прислугу и белая ладья на А3 пополнила гору срубленных фигур, маленькое кладбище на столе. И, хотя пулемётные роты полегли тоже, но оборона белых была прорвана: через пару ходов пушка-ладья уже стояла на F2, неприкосновенная, защищённая конём. И белый слон, погибший в пехотных шеренгах на А8, ничем помочь не мог на этом направлении главного удара.
- Риск – оправдан! От неё поиск места захоронения потребует огромных сил. Как и от Лелековой. Тебе известно, что энергетика высвечивается. Да и то, что внутри неё – вылезет наружу. И если мы поймём эту «игру с красными туфлями», мы получим ключ к той силе, которая пыталась ею управлять… или управляет.
Конь не спас положение, отойдя. На левом фланге белых всё рухнуло, погибли пешка на С4, запиравшая этот сектор обороны. Горский пожертвовал временем: срубил коня, защищавшего ладью, но те, две маленьких чёрных башенки, уже выстроились в линию на С, чтобы загнать короля в плен.
- Через два… нет, три хода – мат! – констатировал полковник. – Я думаю, шансов нет, Игорь.
- Шансы всегда есть. Что скажет Москва? Я не думаю, что им интересно копаться во всей этой истории с Власихиным и Карамазовым.
- Им интересно получить людей со сверхспособностями! – парировал Заратустров. – То, что мы обнаружим, вызовет Его действия. А он может только быстрее начать игру. Это активизирует наших фигурантов. Заставит их шевелиться…
- А если с ними что-то произойдёт? Это цинизм, Саша. Они живые люди, а не шахматные фигурки.
- Все мы… шахматные фигурки в чьих-то руках, - Заратустров взялся за ладью. – М-да… Ты можешь закрыться слоном, но… нет, без коня это бессмысленно, а он далеко. – Цинизм – часть ремесла.
Так и не поставив фигуру на 1-ю линию, не завершив ход, не произнеся короткое слово «Мат!», Заратустров бросил фигуру на доску – и встав из-за стола, отошёл к окну. Раздвинул шторы.
Проговорил глухо:
- Да, это тяжело… Им тоже было тяжело. В восемьдесят пятом у них всё провалилось. Хотя они стали – другими… И обвалится сейчас. Но сейчас они станут настоящими. Теми, кем должны. Не мы это задумали, Игорь. Но мы можем играть… в пределах шахматного поля.
|
|
|
Горский тоже встал. Чуть поправил безукоризненно завязанный галстук – во время игры он позволил его себе слегка распустить, теперь возвращал в прежнее положение, идеальное.
- Рекомендую к Сенцовой и Лелековой добавить лейтенанта Цепляеву, - сухо проговорил он. – Я ещё раз просмотрел её энерогокарту и нумерологию. У неё большой потенциал, как энергомодератора, она станет «мостиком».
- Хорошо, Игорь. Я подумаю… - и после паузы Заратустров устало попросил – А сейчас я побуду один. Спасибо за партию.
- Не за что, Саша. Я пойду.
В трубке Заратустрова затрещало – свежий табак, сырой.
Новосибирск, Академгородок, общежития НГУ на ул. Пирогова.
Середина июня 1985 года.
Маша молчала. Она боялась того, что предполагала услышать от этого умного, но нескладного, неуклюжего, беззащитного парня. И ещё больше боялась того, что ему придётся что-то сказать. Придётся! Всё подошло к логическому концу: все его ухаживания, расплывчатые намёки, все его робкие полудвижения, полунамерения, полужесты.
После сегодняшнего – придётся сказать.
Бесновавшийся внизу Багдасарян уже уехал. Когда он поднялся с асфальта, ему уже сигналили автомобили, остановившиеся позади; и медленно подъехал патрульный автомобиль неведомственной охраны – Арно почёл за лучшее больше не шуметь; под изумленными и насмешливыми взглядами милиционеров погрузился в раскрашенную яичным желтком «Ладу», уехал. Опасности больше не было. А Липницкий стоял перед ней на коленях.
- Маша… Я тебя… я хочу…
Он всхлипнул и ткнулся лицом – прямо в её голые ступни на краешке кровати. Наверное – холодные.
- Вася… - пробормотала девушка голосом, который и сама-то не узнала. – Ты сейчас скажешь, что… что у меня красивые ноги. Потом скажешь, что ты меня любишь, Вася. Потом захочешь… нет, не надо. Я это знаю, Вася. Я знаю, что тебе хочется меня поцеловать.
Она замолкла: он уже целовал и она ощущала жар его губ на своих ступнях. Отталкивать не было сил – и не противно было, нет, просто – это было не нужно. Излишне. Глупо.
И Маша просто схватилась за стол. От минутной слабости; на этом столе всё ещё стояла баночка «кока-колы» - пустая жестянка; Маша не выбросила её только потому, что она напоминала о походе; не очень приятно напоминала, но словно бы служила ключом в шифру, словно могла дать разгадку того, что произошло там, в безвременье этого оврага, в чудовищно искривлённом его пространстве; баночка покачнулась, упала на пол, покатилась… Юноша вздрогнул, боязливо втянул голову в сутулые плечи, шарахнулся – и слава Богу!
|
|
|
Маша встала. Вытащила из пачки «Винстона» последнюю сигарету. Отошла к окну, твёрдо сказала:
- Вася, ты уходи. Лучше, если уйдёшь. Понимаешь? Это лучше…
Он тяжело поднялся с колен. Заталкивал в брюки пустую авоську. Короб из-под яиц мял в руках, не знал, что с ним делать.
- Оставь. Я сама выкину! – глухо, не оборачиваясь, пробормотала Маша.
Он молча ушёл. Шаркая сандалиями. Сначала в прихожей их секции, потом по коридору – плёлся.
Маша осталась одна. И в этот момент совершенно ясно, больно, рвуще ощутила, что на самом деле она не просто одна. Она и была – одна, какими бы розовыми не были прежние мечты.
|
|
|
