Блокада и контрблокада 4 страница

Удивляет тот факт, что все четыре года войны советские наземные войска проклинали германские «рамы» и «костыли», не дававшие покоя ни на передовой, ни в тылу. И за все это время наши генералы так и не заказали подобные машины советской авиапромышленности. Когда армии понадобился фронтовой бомбардировщик, конструктор Петляков «сконструировал» его за месяц, срисовав закупленные в Рейхе чертежи дальнего истребителя Ме-110. В том же «сейфе» лежала и документация на недоброй памяти двухфюзеляжный ФВ-189, но до нее руки дошли лишь после падения Берлина. До конца войны корректировка артиллерийского огня с воздуха так и осталась для сталинских «соколов» непривычным делом.

В ходе тихвинской операции выяснилось также, что в стрелковых подразделениях, целиком положившихся на «богов войны», которые постоянно жаловались на нехватку боеприпасов, боезапас к ротным и батальонным минометам оставался неиспользованным. Как поясняют наши историки, недооценивали, оказывается, комбаты эффективность минометного огня (хотя о немецких минометах существовало противоположное мнение), а главное, не умели их применять. Пришлось изъять из батальонов минометные роты, из полков минометные батареи, свести их в минометные батальоны и минометные дивизионы и использовать централизованно под руководством более обученных товарищей.

Вскоре, несмотря на очередную директиву Ставки от 24 ноября, приказывавшую развить наметившийся успех и разгромить совместными усилиями «всю вражескую группировку восточнее реки Волхов», и прибытие из Москвы в помощь Мерецкову маршала Кулика, и без того неспешное продвижение советских войск совершенно прекратилось, составив в среднем 5–8 км. Более того, еще 27 ноября генерал Гальдер считал, что наступление группы «Бекман» на Шум развивается достаточно успешно, и лишь 30 ноября в дневнике появилась запись: «Теперь становится все более очевидным, что предпринятое нами наступление на Шум было ошибкой. Главный удар группы Бекмана должен быть направлен на Волховстрой. Отдан соответствующий приказ». Но было поздно. Фронт ненадолго замер в шести километрах к югу, юго-востоку от Волхова и непосредственно у станции Войбокало, а 3 декабря 54-я армия, получив из Ленинграда тяжелые танки КВ, переправленные по льду Ладожского озера, нанесла контрудар по левому флангу группы «Бекман». Войскам ударной группировки, в которую входили 311, 285, 80-я стрелковые дивизии, 6-я бригада морской пехоты и 122-я танковая бригада, ставилась задача выйти в район Кириши и отрезать противнику пути отхода. Немцы отчаянно сопротивлялись, опираясь на систему взводных и ротных опорных пунктов, созданных в деревнях и поселках, на высотах и перекрестках дорог.

5 декабря, перегруппировавшись, сосредоточив главные силы на своем левом фланге и получив пополнение людьми и боеприпасами, продолжила наступление армия Мерецкова. Советские войска продвигались очень медленно. Перелом наступил только 7 декабря, когда левофланговые соединения 4-й армии прорвали оборону противника западнее Тихвина и, выйдя к Ситомле, создали угрозу перехвата единственной коммуникации его тихвинской группировки. Он совпал с переходом Красной Армии в контрнаступление под Москвой. 191-я и 65-я стрелковые дивизии вплотную подошли к Тихвину, огневые позиции заняли 200 орудий и два дивизиона гвардейских минометов. «Противник производит массированные артиллерийские налеты на город, — отметил генерал Гальдер. — Наши войска физически переутомлены. Это состояние усугубляг ют морозы, достигающие 30–35 градусов. Из пяти наших танков только один может вести огонь». В 8-й танковой дивизии наличествовало 28 офицеров, 146 унтер-офицеров, 750 солдат.

8 декабря германское командование приняло решение об эвакуации Тихвина и отводе своих войск на расстояние, «с которого можно воздействовать артиллерийским огнем по городу». 9 декабря, после жестокого ночного штурма, советские войска вошли в Тихвин.

О победе немедленно возвестило Советское информбюро: «В боях за Тихвин разгромлены 12-я танковая, 18-я моторизованная и 61-я пехотная дивизии противника. Немцы оставили на поле боя более 7000 трупов. Остатки этих дивизий, переодевшись в крестьянское платье и бросив вооружение, разбежались в лесах в сторону Будогощь. Захвачены большие трофеи, которые подсчитываются». Интересно, что из этого же сообщения сталинские «братья и сестры» впервые и узнали, что Тихвин был захвачен немцами «дней десять назад». Кстати, и 12-я танковая, и 18-я моторизованная дивизии, и остальные соединения корпуса Шмидта (и сменившего его генерала Арнима) уже были один раз «разгромлены» в сообщении Совинформбюро от 22 августа вместе с совершенно мифическими в 1941 году 11-й и 30-й дивизиями СС. И все же на этот раз им досталось: в Тихвинской авантюре 18-я мотодивизия потеряла почти 9000 солдат, к Волхову вышел 741 человек.

От 65-й стрелковой дивизии Кошевого тоже мало что осталось.

15 декабря с вводом в бой двух свежих дивизий (115-й из Ленинграда и 198-й с Карельского перешейка) успешнее стало развиваться наступление 54-й армии. Ее войска, продвинувшись на 20 км, вышли в район Оломны, охватив левый фланг волховской группировки противника. К этому времени части 4-й армии охватили ее правый фланг. Дивизии 52-й армии штурмовали Большую Вишеру.

16 декабря Гитлер утвердил предложение командования группы армий «Север» об отводе германских войск за реку Волхов, который предполагалось завершить к 22 декабря. Немцы «разбегались» планомерно, удерживая в своих руках тыловые коммуникации, оставляя сильные арьергарды в опорных пунктах, которые долго и кроваво штурмовала русская пехота, минируя дороги и взрывая мосты (по уму, их должны были взорвать наши части при своем отступлении). Как и под Москвой, противника, даже «в крестьянском платье» и «бросившего вооружение», нигде не удалось ни окружить, ни отрезать.

В этот день «с большой болью» командующий группой армий «Север» доложил Гитлеру по телефону, что Тихвин придется сдать. Фюрер согласился, но настаивал на удержании позиций западнее города. По существу, происходило медленное выталкивание немецких частей за Волхов. Это признает генерал Федюнинский, назвавший главным недостатком «наше неумение осуществлять энергичный и дерзкий маневр для обхода и охвата населенных пунктов противника. Поэтому в ряде случаев борьба за эти пункты затягивалась». На усиление 1-го армейского корпуса из района Ораниенбаума была переброшена 291-я пехотная дивизия генерала Герцога. Темп советского наступления значительно снизился.

Генерал Гальдер, внимательно следивший за событиями на северо-западном направлении, ежедневно отмечал:

«Отход от Тихвина совершается в полном порядке. Матчасть вывезена целиком. Удалось организовать снабжение горючим. Русские противодействия не оказывают… На фронте группы армий «Север» идут бои местного значения, которые не мешают спокойному и планомерному отходу наших частей на волховском участке фронта».

17 декабря Ставка образовала Волховский фронт под командованием генерала армии К. А. Мерецкова. В него включались 4-я и 52-я армии, а также вновь сформированная 59-я и резервная 26-я, вскоре переименованная во 2-ю ударную. На 52-ю армию и 4-ю, которую возглавил генерал-майор П. А. Иванов, возлагалось преследование отступавшего противника. 59-я армия генерал-майора И. В. Галанина и 2-я ударная генерал-лейтенанта войск НКВД Г. Г. Соколова выдвигались к Волхову из районов формирования. Правый фланг нового фронта проходил севернее Киришей, левый упирался в озеро Ильмень. Как ни настаивал Мерецков о передаче ему в подчинение действовавших с ним бок о бок войск Федюнинского, по требованию Хозина и Жданова 54-я армия осталась в составе Ленинградского фронта. Командующим двумя фронтами, как длительное время утверждали наши источники, была поставлена задача нанести поражение вражеской группировке, вышедшей к Ладожскому озеру в районе Мги, и снять блокаду с Ленинграда.

На самом деле, в эйфории от московской победы, Сталин приказал окружить, «пленить, а в случае отказа сдаться в плен, истребить» всю группу армий «Север» разом.

Основная роль отводилась Волховскому фронту. Его войска должны были очистить от противника всю территорию восточнее Волхова, с ходу форсировать реку и разбить немецкие дивизии, оборонявшиеся на западном берегу. Затем в ходе наступления в северо-западном направлении предстояло окружить и уничтожить противника, действовавшего под Ленинградом. Главный удар наносился в центре, в направлении на Грузино, Сиверскую, Волосово, Луга, глубоко обходя Ленинград с юга. Для выполнения этой задачи предназначались 59-я (366, 372, 374, 376, 378 и 382-я стрелковые, 78-я и 87-я кавалерийские дивизии, два танковых и шесть лыжных батальонов) и 2-я ударная (327-я стрелковая дивизия, 22, 23, 24, 25, 53, 57, 58, 59-я стрелковые бригады, два танковых и шесть лыжных батальонов) армии. Правофланговой 4-й армии (4-я гвардейская, 191, 44, 65, 377, 92, 310-я стрелковые, 27-я и 80-я кавалерийские, 60-я танковая дивизии, 46-я танковая бригада, три отдельных танковых батальона) предстояло наступать в общем направлении на Кириши, Тосно и во взаимодействии с 54-й армией Ленинградского фронта окружить и уничтожить противника, выдвинувшегося севернее Мги к Ладожскому озеру.

Для генерала Федюнинского это была совершенно новая задача. Всю осень его армия вела наступление в западном направлении, стремясь соединиться с частями, сражавшимися на Невском «пятачке». Теперь же войскам 54-й армии следовало перенести усилия в юго-восточном направлении, в район Тосно — Любани, оставляя защитников левобережного плацдарма предоставленными самим себе (остатки советских соединений были выведены на правый берег Невы, их сменила 10-я стрелковая дивизия).

Одновременно командующему 52-й армией с переходящими в его подчинение частями Новгородской оперативной группы предписывалось разгромить новгородскую группировку противника и освободить Новгород. На втором этапе предполагалось ввести в дело еще одну общевойсковую армию и 18–20 лыжных батальонов. На правофланговую 11-ю армию Северо-Западного фронта возлагалась задача нанести удар в направлении Старой Руссы и отрезать немцам пути отхода со стороны Новгорода и Луги. Приморская группа Ленинградского фронта должна была перейти в наступление в юго-западном направлении с выброской воздушных десантов и лыжных отрядов, чтобы не позволить не желающим пленяться частям противника драпануть через Нарву.

Таким образом, в основе замысла лежала идея перерастания контрнаступления войск Волховского фронта, Ленинградского и Северо-Западного фронтов в мощную стратегическую операцию с участием свыше 80 расчетных дивизий, в ходе которой намечался ввод в боевые действия новых сил и средств и полный разгром всех войск фельдмаршала Лееба.

Немецкая разведка внимательно отслеживала ситуацию. Ровно через десять дней после подписания директивы Ставки служба радиоперехвата зафиксировала появление на волховском участке крупного штаба, «который, по-видимому, должен взять на себя общее руководство наступлением противника». Интересно, что для тех советских командиров, которые имели понятие о радиосредствах, верным признаком предстоящей атаки противника являлось внезапно наступавшее радиомолчание; для немцев — возрастающая активность «засекреченных» переговоров об «огурцах», «коробочках» и «карандашах».

21 декабря 4-я армия освободила Будогощь. На другой день ее передовые части вышли к Волхову. Южнее, не встречая сопротивления, достигла реки полнокровная 372-я стрелковая дивизия прибывающей 59-й армии и в течение двух дней была истреблена собственным комдивом, иначе не скажешь. Начфин 372-го полка Н. Ф. Казанцев вспоминает, как опытные командиры, проведя разведку, предложили, не мешкая, ночным рейдом обойти противника через слабо охраняемый участок и утром разгромить его ударами с фронта и с тыла. Но дивизией-то командовали не они, а «прошедший школу Гражданской войны, имевший практику руководства полками и соединениями» (это согласно генеральским мемуарам), до армии работавший колхозным бригадиром (мемуары солдатские) полковник Н. П. Коркин.

«Командир дивизии не согласился и приказал окопаться до утра, — рассказывает Казанцев. — Потом отдал приказ наступать в 12 часов дня в лоб без артподготовки, и нашу дивизию на р. Волхов положили на 50 %. После этого дивизия отошла на свои рубежи… В этом бою наша сибирская дивизия потерпела полный разгром. Остались убитыми на льду Волхова около 4 тысяч боевых товарищей, и мы не в состоянии были их похоронить. Две тысячи раненых отправлены в госпитали. Замечательные были командиры, политработники и солдаты, преданные Родине.

20 декабря 1941 г. получили приказ отвести нашу дивизию в тыл на формирование. По существу, мы не воевали, а позорно отходили в тыл. В 12 часов ночи прибыла новая дивизия, заняла наши рубежи, и мы отошли в лес, на 3 км от переднего края. Тут командир дивизии майор Коркин допустил еще одну ошибку, приказав не трогаться до утра. Несмотря на протесты командиров полков, комдив категорически запретил отход с передовой до утра, сказав, что «сибирская дивизия не может позорно отходить, крадучись, ночью. Наши солдаты стойкие, смелые, не трусы, смеясь (!!! ), пойдут с передовой открыто, маршем, только днем». (Колхозник, никаких сомнений! ) 21 декабря 1941 г. командир дивизии вызвал всех командиров полков и приказал им идти колоннами по шоссейной дороге на Гладь, где будет получено пополнение. В 10 часов утра наша дивизия двинулась. Командир дивизии во главе со штабом, командирами полков и комиссарами, верхом на лошадях, повели дивизию походным маршем с передовой. Полки шли на марше общей колонной среди белого дня. Немцы обнаружили это и выслали 3 бомбардировщика и 2 истребителя, которые начали нас бомбить. А колонна все двигалась по шоссе, и ни один офицер не подал команды, чтобы спасаться, хотя с обеих сторон был лес. Видимо, на самолетах кончились боеприпасы, они совсем обнаглели, низко спускались и стали нас «лыжами давить». «Спасайтесь! » — закричал, наконец, какой-то офицер из зенитчиков, стоявших в лесу. Сначала отдельные группы, а потом и все хлынули в лес».

Коркина с должности сняли, чтобы через два месяца дать ему другую дивизию. В конце концов, в глазах начальства плох не тот командир, который бессмысленно теряет людей, а тот, который, жалея солдат, смеет свое суждение иметь и приказы начальства обсуждать.

22—26 декабря немецкие войска заняли оборонительные позиции на западном берегу реки. Советские части сумели захватить три небольших плацдарма севернее Грузино и в районе устья реки Тигода, которые из-за малых размеров и открытого характера местности не могли служить для накапливания сил и дальнейшего развития наступления. Атаки с целью расширения этих плацдармов цели не достигли. В свою очередь, немцам удалось удержать за собой два значительных плацдарма: у Киришей и Грузине Армия Федюнинского к 28 декабря потеснила противника за железнодорожную линию Мга — Кириши.

К концу декабря германские дивизии оказались на рубеже, с которого они начали наступление на Тихвин. План германского командования полностью изолировать Ленинград провалился. Было восстановлено сквозное движение по Северной железной дороге до станции Войбокало, а оттуда — до перевалочной базы на Ладоге. Потери немцев были велики. Войска трех советских армий в наступательной фазе Тихвинской операции потеряли 49 тысяч человек убитыми и ранеными, 70 танков, 2293 орудия и миномета, 82 самолета. Цифры можно считать заниженными уже потому, что потери 59-й армии они не учитывают. К слову, изображая карикатурных немцев в бабьих платках, замерзающих на русском морозе, наша пропаганда, конечно, молчала о том, что все это время войска Мерецкова, за исключением свежих сибирских дивизий, воевали в летнем обмундировании.

Провал немецкого наступления на Тихвин стал тяжелым ударом и для финнов. «Они надеялись, — пишет Типпельскирх, — что у Ладожского озера произойдет объединение немецких и финских сил и, как следствие этого, полное окружение Ленинграда, которое вскоре приведет к падению города и сделает излишним финский фронт на Карельском перешейке. Провал немецких замыслов, кроме всего прочего, ухудшал положение финнов еще и потому, что они в ожидании быстрой и решительной победы над Советским Союзом, к которой стремились всеми силами, мобилизовали всех, способных носить оружие. Это так тяжело отразилось на экономике страны, что финское командование было вынуждено уволить из армии большое количество людей и слить ряд частей». К весне 1942 года с фронта было отпущено 180 тысяч человек. Ко всем печалям, 28 ноября Лондон предъявил Хельсинки ультиматум с требованием прекратить боевые действия против СССР, а 6 декабря, в день независимости Финляндии, Англия объявила финнам войну.

Полководец Мерецков по ходу Тихвинской операции сделал глубокомысленный вывод: «Опыт проведенных боев показал также, что войска должны проходить специальную подготовку для действий в незнакомом (? ) и трудном в климатическом и географическом отношении месте».

Ставка требовала без оперативной паузы продолжить наступательные действия и как можно быстрее преодолеть рубеж реки Волхов. Однако эшелоны с подразделениями 2-й ударной и 59-й армий начали прибывать в район Малой Вишеры только в конце декабря. Тылы и артиллерия отстали. Не довольствуясь директивными указаниями, Кремль 29 декабря направил на Волховский фронт известного «подгонялу» корпусного комиссара Л. 3. Мехлиса, который доставил Мерецкову личное письмо Сталина:

«Уважаемый Кирилл Афанасьевич! Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, — великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменялось на мелкие стычки, а вылилось бы в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха. И. Сталин».

Но сил для единого и общего удара у нового фронта не было. В первых числах января стало очевидным, что на сосредоточение резервных армий потребуется еще несколько дней. Прорыв с ходу не получился, противник основательно закрепился за рекой и организовал систему огня.

Срок перехода в наступление был перенесен на 7 января 1942 года.

Смольный продолжал демонстрировать активность. «Будем воевать зверски на всех участках…» — рапортовали Вождю Жданов и Хозин.

Поэтому 8-я армия упрямо атаковала Арбузово и рощу «Фигурная» с Невского «пятачка». Наконец, командующий фронтом согласился с предложением Военного совета армии нанести вспомогательный удар в десяти километрах к северу от Невской Дубровки. 25 декабря 4-я отдельная бригада морской пехоты предприняла попытку форсировать Неву в этом месте. Однако попытка успеха не имела, так же как и наступление на главном направлении. Немецкие историки скрупулезно подсчитали, что русские с 15 ноября по 27 декабря атаковали небольшими боевыми группами 79 раз, в составе до двух рот — 66 раз, в составе батальона и выше — 50 раз. При отражении 16 танковых атак был уничтожен 51 танк. Из строя 1-й пехотной дивизии к середине декабря было выведено 1500 человек.

55-я армия, получившая ближайшую задачу овладеть поселком Красный Бор, станцией Ульяновка, а затем продвигаться на Тосно, по-прежнему топталась у противотанкового рва.

За истекшие три месяца немцы возвели по обеим его сторонам три ряда проволочных заграждений и рогаток, минные поля, множество огневых точек. Поселки Путро-лово, Ям-Ижору, Красный Бор, Феклистово, Никольское, расположенные на возвышенности, превратили в мощные опорные пункты и обстреливали из них артиллерийско-минометным огнем Колпино, Понтонный, Саперный, где находились советские батареи, штабы, медсанбаты.

7 декабря 125-й стрелковой дивизии удалось ненадолго захватить 500 метров рва. Из 180 человек в строю осталось 17.

18 декабря в противотанковый ров внезапной ночной атакой ворвался свежий лыжный батальон под командованием старшего лейтенанта А. Ф. Забары, но продержался только до утра. «Утром 18 декабря, — вспоминает полковник В. К. Зиновьев, — фашисты устроили вокруг захваченного участка рва настоящий огневой вал и бросили на наш лыжный батальон свои отборные подразделения головорезов. Ров был оставлен. Но «виноватого» в этом уже не нашли. Он был в госпитале…

И снова, как и раньше, ров переходил из рук в руки. Ночью мы вышибем гитлеровцев, а днем они снова его захватывают. Судьба лыжного батальона обострила во мне давно родившееся чувство неудовлетворенности тем, что происходит с нашими ударными частями. Вдуматься только! Одиннадцатого декабря мы отправили с фронта в Ленинград старшего лейтенанта Забару сформировать лыжный батальон, а уже через неделю после этого командование армии бросило необученную и несплоченную часть в бой. Еще раньше такое же произошло и в соседней дивизии. Левее от нас, ближе к Неве, ударная часть наступала на вражеские позиции при поддержке танков. Но местность там была болотистая, и танки застряли, не достигнув цели, а наступающие были остановлены огнем вражеской артиллерии. Выходило, что удар наносился не мощным кулаком, а растопыренными пальцами».

20 декабря на штурм рва пошла 268-я стрелковая дивизия при поддержке 84-го отдельного танкового батальона. Советская пехота выбила немцев из траншей и вышла к окраине Красного Бора, однако развития удар не получил. «Наш полк должен был наступать во втором эшелоне, — пишет подполковник Д. В. Иванов, — но из-за плохой разведки огневых точек противника ход боя изменился. Первым прорвал оборону немцев в противотанковом рву 942-й полк. Ввод 947-го СП обеспечил развитие прорыва по фронту и закрепление плацдарма за рвом. Но дальнейший успех наступления развивать было уже нечем. Армейский резерв командование не вводило до тех пор, пока наша дивизия не овладеет северной окраиной Красного Бора. Противник успел создать здесь мощную линию обороны, устроил в большинстве домов огневые точки, и все попытки войти в Красный Бор успеха не имели. Дивизия понесла большие потери…»

Следующей ночью противник вновь овладел рвом, а 21 декабря снова пошла в атаку 125-я стрелковая дивизия, снова захватила участок рва перед Красным Бором и держала его два дня. 22 декабря от прямого попадания артиллерийского снаряда в передовой наблюдательный пункт погиб командир дивизии генерал-майор П. П. Богаичук.

Как ни старались семь советских дивизий (72, 43, 70, 268, 85, 56, 125-я) ежедневными атаками «отвлечь» две дивизии противника, в конце декабря немцьг-отвели часть своих сил — 409-й полк 122-й пехотной дивизии и 407-й полк 121-й дивизии — к Волхову. Позиции южнее Колпи-но занял 1-й полк полицейской дивизии СС (почти одновременно позиции под Петергофом оставила 291-я пехотная дивизия). Это обстоятельство позволило 55-й армии занять и закрепить за собой участок рва от Ям-Ижоры до Октябрьской железной дороги. В ходе боев за противотанковый ров только в последнюю декаду декабря армия потеряла 25 234 человека.

Враг отошел на два километра к Красному Бору. 125-я стрелковая дивизия, которую принял генерал-майор И. И. Фадеев, немедленно получила приказ захватить этот небольшой, но хорошо укрепленный поселок.

Начались упорные бои за Красный Бор. Они оказались безуспешными: по-прежнему пехота шла на неподавленные огневые точки; взаимодействия с танками не было; пополнение вводилось в бой с ходу и погибало.

«В конце декабря началось очень большое наступление на Красный Бор, — вспоминает П. А. Чугуй. — Участвовали две роты 84-го батальона. Наступали слева от Октябрьской ж/д. Болото, за ним — противотанковый ров. Саперы сделали проход через ров, но он оказался слишком узким для КВ. Танки застряли, пехота понесла очень большие потери. Красный Бор остался у немцев». Только санитарные потери 55-й армии в декабре 1941 года составили 41, 6 %, таким образом, за месяц было выбито больше половины ее состава.

42-я армия, согласно донесениям штаба Ленфронта, то «приводила себя в порядок», то возобновляла наступление «с прежней задачей».

Всем этим лихорадочным атакам с целью скорейшего прорыва блокады была еще одна причина — ГОЛОД. Хотя данное обстоятельство ничем не может оправдать бездарность исполнения.

В результате целого ряда просчетов руководства города и военного командования ленинградцы оказались в трагическом положении. До конца лета 1941 года не предпринималось практических шагов по эвакуации населения и накоплению запасов продовольствия. В июне и июле из Прибалтики были вывезены по железной дороге многие тысячи тонн зерна, но не в Ленинград, а на восток. Более того, продовольствие из города вывозилось. По указанию Жданова заворачивались обратно эшелоны, следовавшие в западные районы согласно мобилизационному плану. В начале июля была предпринята попытка разгрузить Ленинград от лишних «ртов». Около 200 тысяч детей вывезли в районы Ленинградской области, но менее чем через месяц их пришлось спешно реэвакуировать обратно. В июле-августе из города на восток выехало 164 тысячи человек — в основном рабочие намеченных к эвакуации предприятий и члены их семей. Конечно, большинство рядовых граждан не могло тогда представить, что немцы окажутся у самых стен Ленинграда, но A. A. Жданову и М. М. Попову стоило проявить больше дальновидности.

Прибывший в конце августа с правительственной комиссией начальник артиллерии Красной Армии генерал H. H. Воронов отметил: «К моему удивлению, город продолжал жить очень спокойно. Можно было подумать, что бои разворачиваются на ближних подступах к Берлину, а не под стенами Ленинграда. К эвакуации населения еще не приступали. Здесь явно недооценивали угрозы, которая надвигалась на город».

Всерьез вопросами эвакуации занималось лишь управление НКВД, но наследники Дзержинского решали свою узко-специфическую задачу: очистить Ленинград от «контрреволюционного и враждебно-настроенного элемента». Высылке в Омск, Новосибирск, Красноярск и солнечные районы Северного Казахстана подлежали 95 тысяч лиц финской и немецкой национальностей, а также эсеры, троцкисты, дворяне, харбинцы, воры и прочие проститутки и враги советской власти. Однако и эти планы в установленные сроки реализовать не удалось.

В результате в тот момент, когда сомкнулось кольцо блокады, в Ленинграде и пригородах оказалось 2, 8 миллиона человек гражданского населения, в том числе свыше 100 тысяч беженцев. Не менее 1, 2 миллиона относилось к категории «несамодеятельного населения», из них около 400 тысяч детей. Запасов продовольствия, исходя из норм, введенных 18 июля, имелось примерно на месяц. Все еще отсутствовал централизованный контроль над продовольственными запасами, которыми располагали многочисленные организации; по-прежнему работали рестораны и продавались товары по коммерческим ценам.

Спохватившийся председатель Ленинградского исполкома П. С. Попков 6 сентября сообщил в ГКО, что продовольствия в городе осталось очень мало, и просил ускорить его доставку. Но все сухопутные коммуникации были уже перерезаны. 9 сентября было принято решение о строительстве порта в бухте Осиновец на западном берегу Ладожского озера, около конечной станции пригородной железной дороги. Предполагалось, что через этот порт можно будет вывезти из Ленинграда капитальное оборудование, доставлять в город продовольствие и другое снабжение. К концу сентября Осиновец должен был пропускать по двенадцать судов ежесуточно. Однако атаки авиации противника, а также осенние штормы сильно затрудняли мероприятия, призванные надежно связать Ленинград с Большой землей. Немцы активно бомбили Осиновец, грузовую пристань Новая Ладога на южной стороне озера и все, что могло держаться на воде. Множество буксиров и барж было потоплено в первые недели после открытия Ладожского водного пути. Кроме того, осенняя навигация была очень короткой и закончилась 15 ноября. За этот период в город было доставлено 45 тысяч тонн продовольствия, 45 тысяч винтовок, 1 тысяча пулеметов, свыше 108 тысяч мин, а также две стрелковые дивизии и бригада морской пехоты общей численностью 20 тысяч человек. Эвакуировано — 33, 5 тысячи жителей. Продуктов было явно недостаточно, они расходовались практически сразу. Да и не имело смысла завозить большие запасы в город, превращенный в «пороховую бочку» и, с точки зрения кремлевского руководства, обреченный.

С 16 ноября Ленинград мог снабжаться только по воздуху. Для этого было выделено 50 транспортников «Дуглас» и 10 самолетов ТБ-3, загружавшихся прессованным мясом, комбижиром и концентратами (особые авиагруппы были сформированы гораздо раньше, но занимались они транспортировкой исключительно военных грузов). Их прикрывали 127, 154 и 286-й истребительные полки. Подвоз продовольствия авиацией не удовлетворял и пятой части потребностей фронта и города. С 12 сентября рабочие получали 500 граммов хлеба в день, служащие и дети — 300 граммов, иждивенцы — 250 граммов. Нормы последовательно урезались 1 октября и 13 ноября, а 20 ноября было проведено самое большое снижение продовольственных норм за все время: рабочим полагалось 250 граммов хлеба, всем остальным — всего 125. Хлебом этот суррогатный «продукт», наполовину состоявший из хлопкового и льняного жмыха, отрубей, целлюлозы, заплесневелой муки, можно было назвать лишь условно. Полагавшиеся по карточкам мясо и жиры не выдавались вообще.

Вечно живой Ильич, давший ответы на все вопросы, от распространения лотереи до изучения электрона, и здесь не оставил своих верных последователей без рекомендаций. «Когда речь идет о распределении продовольствия, думать, что нужно распределять только справедливо, нельзя, — растолковывал В. И. Ленин, — а нужно думать, что это распределение есть метод, орудие, средство для повышения производства. Необходимо давать государственное содержание продовольствием только тем служащим, которые действительно нужны в условиях наибольшей производительности труда, и если распределять продовольственные продукты как орудие политики, то в сторону уменьшения тех, которые не безусловно нужны, и поощрения тех, кто действительно нужен». В разряд «не безусловно нужных», обреченных на голодную смерть, в соответствии с заветами вождя мирового пролетариата, определили служащих, стариков и детей, «не повышающих производства». Рабочие карточки имела только треть населения.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: