 |
Любанская операция 1 страница
|
|
|
|
Глава 8
ЛЮБАНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
(февраль — июль 1942 года)
Результатом ворошиловской инспекции явилась новая директива Ставки Верховного Главнокомандования от 26 февраля. В ней уточнялись задачи 2-й ударной и 54-й армий. Обе армии теперь должны были наступать навстречу друг другу и соединиться в Любани не позднее 5 марта. С этого момента стратегическая операция по разгрому группы армий «Север» перешла в разряд самостоятельной фронтовой операции и стала именоваться Любанской. И задача теперь стояла поскромнее — окружить и уничтожить 1-й армейский корпус генерала фон Бота.
«Эта директива означала, по существу, отказ Ставки от своего первоначального замысла, — пишет генерал М. С. Хозин. — Поняв, что для его выполнения не хватает ни сил, ни средств, Ставка предложила последовательно разгромить вначале Любань — Чудовскую, а затем уже Мгинскую группировку. Будь это решение принято вначале, то есть при организации операции, возможно, и исход ее был бы другим».
Для воздушного обеспечения операции привлекались восемь авиационных полков РВГК, дальнебомбардировочной авиации и ВВС фронтов. Несколькими днями ранее Гитлер еще раз указал командующему группой армий «Север» на значение Ленинграда: «Ни метра назад! Самое важное — удержать Ленинград в кольце блокады». Было произведено перераспределение зон ответственности 18-й и 16-й армий. Генерал Линдеман принял весь фронт до озера Ильмень, сосредоточив в своих руках руководство Волховской битвой.
Генерал Мерецков, выполняя указания Ставки, требовал скорейшего выхода частей 2-й ударной на железную дорогу Москва — Ленинград. В ответ Клыков докладывал: «В воздухе все время господствует авиация противника и парализует действия войск. Дорожная сеть в плохом состоянии… Подвоз фуража, продовольствия, горючего и боеприпасов далеко не обеспечивает существующих потребностей. Для развития успешного наступления армии надо три свежие дивизии, дивизион ракетных установок, не менее двух автобатальонов, не менее трех дорожно-строительных батальонов, не менее пятнадцати бензовозов, сено, пополнить конский состав и прикрыть армию с воздуха».
|
|
|
Для прорыва к Любани в состав 13-го кавалерийского корпуса из 4-й армии была передана 80-я кавалерийская дивизия полковника Л. А. Сланова, а из резерва фронта — пополненная 327-я стрелковая. Этим частям было приказано «с ходу» овладеть Красной Горкой и выйти к Любани. За ними, развивая успех, в прорыв должны были войти 46-я стрелковая дивизия генерала А. К. Окулича и 22-я стрелковая бригада полковника Ф. К. Пугачева. Взятию «населенного пункта» Красная Горка, представлявшего из себя домик лесника на краю болота, препятствовала сильно укрепленная насыпь железной дороги Чудово — Вейнмарн. И до нее еще надо было дойти.
«Путь пролегал по лесам и болотам, лишенным каких бы то ни было дорог, — вспоминает П. П. Дмитриев. — Передвигались только по компасу. Впереди топографы прокладывали маршрут. Глубокий снег, под ним — незамерзающие болота. Гаубицы весом по 2400 кг тонули сразу на оба колеса. Лошади выбивались из сил. Люди — огневики и управленцы — надели лямки и совместно, с помощью подручных материалов, тащили на себе через топи орудия. Скорость продвижения определялась метрами, и все же мы старались не отставать от пехоты. На всем пути следования встречалось очень много убитых лошадей — след, оставленный кавалерийским корпусом. Картина ужасная. Весь световой день — налеты немецкой авиации. Правда, бомбы, попадая в болото, рвались на большой глубине, а прямые попадания случались редко».
|
|
|
Сформированный генералом Гусевым передовой отряд, состоявший из 80-й кавдивизии и 1100-го стрелкового полка с двумя ротами танков, 26 февраля прорвался за насыпь, но главным силам, попавшим под сильнейшие атаки с воздуха и понесшим большие потери в конском составе, этого сделать не удалось. На следующее утро противник закрыл брешь и восстановил прорванный участок обороны у Красной Горки. Десять суток группа Сланова сражалась в окружении, не получая боеприпасов, продовольствия, не имея связи. В ночь с 8 на 9 марта, уничтожив всю боевую технику и тяжелое вооружение, полковник с боем вывел остатки отряда (из состава 1100-го полка прорвалось 18 человек) обратно и немедленно был снят с должности за самовольный отход, «вялые и нерешительные действия». Все дальнейшие атаки в сторону Любани отбивались противником. 8 марта в журнале боевых действий 18-й армии сообщается о 1093 пленных и 1556 убитых русских под Красной Горкой. Вскоре после этого 13-й кавалерийский корпус вывели в тыл.
Столь же неудачной оказалась и Померанская операция, порученная 191-й стрелковой дивизии с целью выхода на Московскую железную дорогу в 5 км к юго-востоку от Любани. Дивизии предписывалось без артиллерии и обозов совершить скрытный марш через лесные массивы, ночной атакой захватить станцию Померанье и, организовав круговую оборону, держаться до подхода помощи. Комдив полковник А. И. Старунин пытался доказать командующему оперативной группой генералу П. Ф. Привалову невозможность проводить операцию без единого орудия, имея в ротах по 30–50 стрелков, с запасом продовольствия по 5 сухарей на бойца, боеприпасов — по 5–7 патронов на винтовку и по одному диску на автоматы и пулеметы. На Привалова эти доводы не подействовали. По свидетельству бывшего командира комендантской роты И. С. Осипова, «разговор закончил комиссар Алексеев примерно так: «Хорошо, мы пойдем, но за последствия и нашу гибель Родина спросит с вас».
В ночь на 21 февраля полкам удалось просочиться через немецкие позиции. Однако под Помераньем при выходе из леса колонна 191-й стрелковой дивизии была обнаружена авиаразведкой противника, затем подверглась внезапному артиллерийскому налету, в результате которого была разбита единственная рация и погиб единственный радист, довершили дело немецкие пулеметы. Деморализованные полки укрылись в лесу, дороги назад уже не было. «Неудачи, понесенные потери, голод и холод сильно подорвали моральный дух не только бойцов, но и командиров, — вспоминает И. С. Осипов. — Бесконечное, бесцельное блуждание по лесам окончательно измотало физические и моральные силы людей. Мы потеряли боеспособность».
|
|
|
После того как закончились боеприпасы и продовольствие, а связь ни с кем из своих так и не удалось установить, полковник Старунин решил свернуть «операцию» и приказал командирам полков разбить подразделения на мелкие группы и выходить из окружения. Вырваться удалось только одному полку и комендантской роте. Судьба штаба дивизии неизвестна. Новый штаб набирал новый комдив, уже знакомый нам бригадир-полковник Коркин. В феврале Волховский фронт потерял еще 53 тысячи человек убитыми и ранеными, Ленинградский — 51 тысячу, Северо-Западный в боях за Демянск и Старую Руссу — 50 тысяч. Убыль личного состава в группе армий «Север» составила 38, 5 тысячи солдат и офицеров.
Таким образом, в начале марта 1942 года части 2-й ударной армии продвинулись на 75 км к западу, достигнув железнодорожной станции Рогавка, и на 40 км к северу, не дойдя 6 км до Любани. Фронт армии растянулся на 200 км. Приказ наступать все дальше и дальше, невзирая на фланги, привел к образованию Любанской «бутыли» — территории площадью в 3 тысячи квадратных километров с узкой горловиной в месте прорыва. Этот четырехкилометровый коридор от деревни Мясной Бор до деревни Кречно, который немцы все время пытались перерезать, а мы силами 52-й и 59-й армий расширить, был единственной коммуникацией, обеспечивающей снабжение наступавших частей. 1 марта противник начал переброску сил к основанию горловины прорыва. Это снова не были дивизии из Дании и «самой Греции». Фон Кюхлер снимал войска из-под Ленинграда: оставив позиции в районе Урицка, к югу от места советского прорыва сосредоточивалась 58-я пехотная дивизии генерала Фридриха Альтрихтера, на северном фланге — полицейская дивизия СС генерала Вюнненберга, снятая с пулковского направления. На состоявшемся
|
|
|
2 марта в Ставке Гитлера совещании фон Кюхлер доложил план уничтожения советских войск. После совещания генерал Гальдер записал в дневнике: «Решение: переход в наступление на Волхове… Фюрер требует за несколько дней до начала наступления провести авиационную подготовку (бомбардировка складов и войск в лесах бомбами сверхтяжелого калибра). Завершив прорыв на Волхове, не следует тратить силы на то, чтобы уничтожить противника. Если мы сбросим его в болота, это обречет его на смерть».
54-я армия всю зиму штурмовала Погостье. Для нового наступления прибыли новые дивизии и маршевое пополнение, создана ударная группировка из двенадцати расчетных дивизий и 200 танков. Ставка усилила армию 4-м гвардейским стрелковым корпусом, в состав которого входили 1 стрелковая дивизия, 4 стрелковые и 1 танковая бригада,
3 лыжных батальона и дивизион реактивной артиллерии. Задача оставалась прежней: наступать в общем направлении на Любань. Операция началась 28 февраля. Советские соединения, не считаясь с потерями, шаг за шагом, неимоверно медленно, но все же начали прогрызать немецкую оборону навстречу 2-й ударной армии. Сражение здесь развернулось жесточайшее. Наконец удалось взять Погостье и продвинуться на 12–15 км за линию железной дороги.
«Бои за станцию Погостье продолжались несколько месяцев, — вспоминает бывший солдат 311-й пехотной дивизии H. H. Никулин — Утром дивизии шли на штурм железнодорожной линии, сильно укрепленной немцами, и падали, сраженные пулеметными очередями. Вечером подходило пополнение. Наутро они снова шли в атаку и вновь падали, скошенные немецкими пулеметами. Так продолжалось день за днем. Сильные снегопады покрывали поле сражения. Когда весною снег стаял, обнаружились штабеля убитых. У самой земли лежали солдаты в летнем обмундировании, в гимнастерках и ботинках. На них громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках — клешах. Выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе — феврале 1942 года. Еще выше — «политбойцы» в ватниках и тряпичных шапках, выданных в блокадном Ленинграде. На них — тела в шинелях и маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались погибшие многих дивизий…
Много убитых я видел до этого и потом, но зрелище Погостья весной 1942 года было единственным в своем роде! Как символ жестокой борьбы возвышался над заснеженным полем моряк из морской пехоты, сраженный в момент броска гранаты. Он так и замерз в напряженной позе. Медные пуговицы на черном бушлате сверкали в лучах солнца. Был тут и пехотинец, который, уже раненным, стал перевязывать ногу и застыл, сраженный новой пулей. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру… Это жуткое зрелище навсегда запечатлелось в моей памяти. В подсознании еще крепче: я приобрел неизменный, повторяющийся постоянно, сон — груда мертвых тел у железной дороги…
|
|
|
Погостье все же взяли. Сперва станцию, потом деревню, вернее места, где все это когда-то было. Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. «Эх, мать твою! Была не была! » — полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев, все повзрывали и продвинулись метров на пятьсот. Как раз это и было нужно. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус, и армия двинулась вперед. И вновь на пути ее встали немецкие подкрепления. А Ставка гнала все новые дивизии в заранее обреченные на неудачу атаки. Выполнялась директива Великого Вождя Всех Народов и Мудрого Полководца, предписывавшая нанести поражение Германии в 1942 году».
Тактика, вполне достойная именоваться «трехрядкой Федюнинского», куда там баталисту Верещагину, с его «Апофеозом войны».
К середине марта 54-й армии удалось продвинуться еще на 15 км, как скромно отметил командарм, — «ценой больших усилий». В Журнале боевых действий армии приводится состав 11-й стрелковой дивизии на 13 марта: курсы младшего комсостава — 54, заградительный отряд — 51, минометный дивизион — 25, 320-й стрелковый полк — 57, 163-й полк — 112, 219-й полк — 27 человек. Итого, 326 «активных штыков», вместе с заградотрядом, который имел несколько другую специализацию, чем борьба с огневыми точками врага. Однако советским генералам казалось, что долгожданный прорыв уже состоялся. Именно в этот день Хозин, находившийся в штабе Федюнинского, обсуждал планы дальнейших действий со Ждановым и Кузнецовым, которые требовали скорейшего «заворота на Тосно», и уверенно обещал снять блокаду Ленинграда до наступления весенней распутицы:
«а) выход к Любани — 4–5 дней — 19–20. 3;
б) перегруппировка войск — два дня — 21–22. 3;
в) начало наступления на Тосненском направлении — 23. 3;
г) выход в район Тосно — 27–28. 3.
С товарищеским приветом ХОЗИН».
Обстановка в районе Погостья начала беспокоить германское командование, производившее в это время перегруппировку сил для проведения операции по «закупориванию» Любанской «бутыли». Соединение частей Клыкова и Федюнинского, которых разделяли 30 км, грозило окружением сразу шести немецким дивизиям. За вторую половину месяца название русской деревни Погостье в дневнике генерала Гальдера с тревогой и надеждой упоминается одиннадцать раз. Но все обошлось: 269-я пехотная устояла.
Затем подоспели подкрепления, и продуманными контрударами немцы к 30 марта стабилизировали положение.
«Труднее всего мне было под Погостьем зимой тысяча девятьсот сорок второго года, — признался через двадцать лет генерал Федюнинский. — Четыре месяца изнурительных, кровопролитных, а главное, малоуспешных боев в лесистом и болотистом крае между Мгой и Тихвином навсегда оставили у меня тяжелые воспоминания». В марте 54-я армия понесла наибольшие потери — 43 тысячи бойцов, — не выполнив поставленной задачи, но отбив у противника 400 квадратных километров болотистого леса и две деревни — Зенино и Кондую. Фронт оказавшейся в «мешке» армии пролег по рубежу: ручей Дубок северо-западнее Погостья — деревни Веняголово — Макарьевская пустынь — Смердыня — Кородыня — Липовик — Дубовик и далее по железной дороге. Взять эти деревни не удалось, несмотря на многочисленные попытки.
59-я армия, исполняя директиву фронта перехватить шоссе и железную дорогу Чудово — Новгород севернее Спасской Полисти, пыталась встречными ударами 378-й и 111-й стрелковых дивизий с запада и 377-й и 92-й дивизий с востока срезать немецкий «палец» — узкую полоску насквозь простреливаемых позиций, не превышавшую 3–4 километра в ширину, протянувшуюся от Трегубово к Мосткам.
2-я ударная 14 марта отбила Красную Горку, и это был последний успех.
Увлеченное организацией прорывов и разгромов, наше командование не заметило, что противник готовит адекватный ответ.
15 марта немцы, завершив сосредоточение ударных кулаков, при поддержке авиации 1-го воздушного флота начали операцию «Раубтир» и к исходу 18 марта встречными ударами с севера и юга перекрыли горловину в четырех километрах к западу от Мясного Бора, перерезав коммуникации 2-й ударной армии. Теперь ее связь с базами снабжения осуществлялась только по воздуху — учебными самолетами У-2. Соединившиеся части вермахта были объединены в боевую группу «Вюнненберг» и немедленно приступили к оборудованию отсечной позиции по рекам Полисть и Глушица.
Неприятно пораженный Верховный приказал Мерецкову выехать в войска и лично организовать прорыв, а заодно «полностью разгромить и уничтожить контрнаступающие части врага». Начались жестокие бои по восстановлению коридора. «В течение 10 дней, — вспоминал бывший командир спешно переброшенной из состава 4-й армии 376-й стрелковой дивизии генерал-лейтенант Г. П. Исаков, — дивизия отражала контратаки превосходящих сил противника. Борьба за горловину шла не на жизнь, а на смерть. Я тогда был молодым командиром, и, скажу откровенно, были такие критические минуты, когда, казалось, наступил предел — болота, вода, холод, непрерывные налеты пикирующих бомбардировщиков и шквалы пулеметного и артиллерийского огня по скучившейся, как на пятачке, ничем не прикрытой с воздуха группировке; всюду масса незахороненных трупов, своих и противника, — все это ложилось на плечи тех, кто нес ответственность за выполнение задачи и стоял насмерть».
Бросив в бой пять стрелковых дивизий, две стрелковые, 7-ю гвардейскую танковую бригаду и все имевшиеся под рукой части, вплоть до курсов младших лейтенантов и учебной роты младших командиров, Мерецков частично выполнил сталинский приказ и 29 марта доложил, что «части противника, оседлавшие дорогу, отброшены в северном и южном направлениях». На следующий день, продолжая радовать Кремль «бодрыми донесениями», Военный совет фронта сообщил, что «ликвидация противника, прорвавшегося в стыке 52-й и 59-й армий, развивается успешно», и с утра 2 апреля 2-я ударная армия при поддержке 450 артиллерийских и минометных стволов и двух тяжелых гвардейских реактивных полков возобновит решительное наступление на Любань. Заодно пообещали в скором времени освободить Новгород.
В действительности очищенная от немцев «дорога» представляла собой узкую полоску леса и раскисших болот, пробраться по которой могли только небольшие группы бойцов и подводы, и то в основном ночью. «Коридор как бы пульсировал, — вспоминает генерал И. Т. Коровников, — то сужаясь, то расширяясь. Но в поперечнике он был уже не 11–14 километров, а всего два с половиной — два, сокращаясь порою до нескольких сот метров. Прицельный огонь все чаще сменялся выстрелами в упор. Нередко завязывались рукопашные схватки». Участники сражения считают, что до 30 мая 1942 года, дня, когда «горловина захлопнулась намертво», немцы перекрывали ее не менее шести раз.
Путь, пролегший к северу от Мясного Бора, наши солдаты стали называть Чертовым мостом, а заболоченную местность между речками Полистью и Глушицей — Долиной смерти. По насквозь простреливаемому перешейку тянулись вереницы носильщиков, доставлявших снаряды и сухари. Это их имел в виду Мерецков, сообщая, что во 2-ю ударную армию «опять пошли транспорты с продовольствием, фуражом и боеприпасами». Немецкие зольдатики, сидевшие в «рукаве» отсечной позиции, поставили на въезде каллиграфически выполненный указатель: «Здесь начинается задница мира».
Где волны Волхова хрюкают день и ночь, Где сталинский орган играет нам музыку, Где осколки свистят протяжно всю ночь, Это наша родина — задница мира.
Кстати, пока Мерецков «успешно ликвидировал» противника под Мясным Бором, 24 марта западнее деревни Глушицы немцы окружили 378-ю стрелковую дивизию, которую после гибели Дорофеева возглавил полковник Г. П. Лиленков, и полк 111-й дивизии (переименованной к этому времени в 19-ю гвардейскую). Советские части заняли круговую оборону на лесном участке размером 1, 5 на 2 километра, неся колоссальные потери от свирепых бомбежек и непрерывных артобстрелов, а в минуты затишья «политработники, руководители партийных организаций, проводили беседы с воинами». В этой позиции они пребывали ровно месяц, пока оставшиеся в живых «с разрешения командования», преодолев 8 километров по болотам, не вышли к Ольховским хуторам.
И насмерть стояли на рубежах любанской «бутыли» красноармейцы 2-й ударной армии, обороняя «освобожденный от гитлеровцев обширный лесисто-болотистый район» (! ), где не было ни дорог, ни городов, ни важных стратегических объектов. Потери Волховского фронта в марте составили 40 679 человек.
Обещанное Мерецковым «решительное наступление» захлебнулось почти сразу. Из донесений проверяющих от вышестоящих штабов и политотделов можно сделать вывод, что войска на переднем крае, измученные чудной организацией, дезорганизованные и брошенные собственным командованием, лишь изображали активность:
«Проверял готовность частей 330 сд, включительно до батальона и обнаружил: 92 сп опоздал больше чем на 1, 5 часа, т. к. в 8. 00 людей стали кормить завтраком; в 46 сп батальон первого эшелона получил задачу очистить лес, не сориентировался и стал наступать на КП дивизии (! ). В 259 сп роты и батальоны плохо знали задачу, и при занятии исходного положения у одной из рот пулеметы были установлены в нашу сторону. Кроме того, в 259 сп огонь артиллерии был спланирован сам по себе, а пехота наступала сама по себе. Фронт наступления каждой дивизии 200–500 м. Остальные участки командованием именованы сковывающими и никто на них не наступал… В процессе боя действиями пехоты никто не руководит, так как большинство командиров от дивизии до батальона сидят в землянках, за исключением 259 сп».
Собственную войну ведут фронтовые и армейские артиллеристы. Они не знают, где находится противник, и знать не хотят, стреляют просто на звук или «в ту сторону», на головы «гансов» или «Иванов» — как Бог положит, выбрасывая попусту сотни тонн драгоценных снарядов и беспрерывно жалуясь на нехватку боеприпасов; какими-то своими интимными делами заняты летчики:
«Стрельба по засеченным целям с наземным наблюдением в итоге дает бесцельный расход и перерасход снарядов. Звено корректировочной авиации артиллерийского отдела армии бездействовало.
За все время боевых действий (! ) авиация не сделала ни одного фотоснимка узлов сопротивления и огневых точек противника, вследствие чего фотобатареи полковых РГК бездействовали. Артотдел армии, зная это, ни разу не поднял вопрос перед отделом ВВС о производстве фотосъемок с воздуха, а также о засечке огневых точек противника по огневым вспышкам ночью».
В результате получается картина «Штурм деревни Крутик 19-й гвардейской дивизией»: «Перед началом наступления не были разведаны предполье, передний край обороны противника и его огневая система. Артиллерия не разрушила неприятельских укреплений и не подавила его огневых точек.
Наступающие части оказались неподготовленными к преодолению инженерных препятствий противника в полосе предполья. Например, 1218-й гвардейский стрелковый полк, достигнув проволочных заграждений, не смог их преодолеть из-за отсутствия ножниц для резки проволоки. Ножниц не оказалось и у приданного полку 697-го саперного батальона (!!! ), хотя на тыловых складах их имеется вполне достаточное количество. Из-за того, что не были сделаны проходы в заграждениях, 1218-му полку пришлось сделать полукилометровый обход под огнем противника. Кроме того, саперы этого же батальона не обезвредили противопехотные и противотанковые мины, и минные поля противника не были преодолены…
Отсутствовало взаимодействие между родами войск. При атаке на деревню Крутик пехота 1218-го полка оторвалась от танков и залегла, оставив их без поддержки. Прорвавшиеся в деревню танки вынуждены были вернуться, потеряв три машины. Не могла удовлетворить всех заявок пехоты артиллерия сопровождения, так как не имела достаточного количества боеприпасов. Поэтому не были подавлены вражеские батареи зенитных орудий и крупнокалиберных пулеметов в деревне Заполье, которые беспрерывно вели огонь во фланг наступающему 1347-му полку.
В частях группы были случаи паники и провокации. Во 2-м батальоне 1347-го полка кто-то из бойцов крикнул: «Нас окружают! » Поднялась беспорядочная стрельба, среди бойцов появилась растерянность. На ликвидацию несуществующего окружения был брошен первый батальон, который в течение часа из-за этого был оторван от выполнения непосредственной боевой задачи. Так как к этому времени большая часть среднего командного состава выбыла из строя, возникшая паника ликвидировалась медленно, а непосредственные виновники ее остались необнаруженными».
Командармы на основании допросов пленных, взятых из состава немецких сводных боевых групп, выявляли невероятное количество «скованных» дивизий противника. После войны на собственные липовые донесения они будут ссылаться, как на архивные документы: «О силах врага можно судить потому, что к концу апреля 1942 года войскам 59-й армии противостояло до десяти пехотных (!? ), одна моторизованная дивизия и три полка СС, поддержанные сильными артиллерийскими и минометными группами». (Архив МО СССР, ф. 416, оп. 10437, д. 13, л. 8. ) Тогда конечно… 8 апреля командующий фронтом попросил у Ставки разрешения атаки прекратить. Ненадолго, дня на четыре.
В апреле наступила оттепель, затем пошли обильные дожди, смывшие протоптанные в снегу «колонные пути», единственная дорога, снабжающая действующую армию всем необходимым, превратилась в месиво, а окружающая местность — в сплошное болото. Озера, многочисленные речки и ручьи вышли из берегов. Вода затопила позиции и землянки, солдаты переселились в шалаши и срубы, для пушек строились деревянные настилы. Окончательно замер автотранспорт. В войска доставлялись только патроны к стрелковому оружию и мины малого калибра. Артиллеристы целыми подразделениями снимались с передовой и отправлялись в тыл, чтобы обеспечить самих себя огнеприпасами: если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
«У орудий оставались только командиры орудий и наводчик, — вспоминает П. Дмитриев, — все остальные были на работах. Постоянно командировались команды на тыловые склады, а это — 50–55 км туда и обратно. Но такой марш совершали за 5–6 дней. Наш один снаряд и заряд к нему весили около 30 кг. Значит, один человек мог принести максимально только один снаряд и заряд, а второй нес продовольствие, которое съедалось большей частью за время марша. Так что результат таких походов был крайне скромным».
По решению Военного совета для подвоза продовольствия и вывоза раненых началось строительство узкоколейной железной дороги от Новой Керести к Мясному Бору. Прокладывали ее армейские и фронтовые дорожники, привлекая местное население. От позиций в тыл выводились лежневки. По ночам бойцы валили лес, прокладывали бревна через топи, укладывали на них деревянные настилы — все, за наличием отсутствия крепежного материала, без единого гвоздя. До этого никакой осмысленной деятельности по созданию сети коммуникаций для снабжения и переброски войск не наблюдалось, автодорожной службы не существовало, а построить фронтовую рокаду так и не собрались, поскольку никто не предполагал, что просидеть в волховских болотах придется целых два года. О каком маневре силами и внезапности могла идти речь, если, к примеру, на 15-километровый марш в собственном тылу от Мостков к Глушице у 378-й стрелковой дивизии ушло десять суток.
Политуправление фронта проявило инициативу и провозгласило движение по сбору «бесхозного и трофейного имущества». Действительно, вместе с подснежниками вылезли горы разбросанного оружия и амуниции, в основном советского производства. В течение месяца по лесам было собрано три 76-мм, четыре 45-мм и одно 105-мм орудие, 34 станковых, 87 ручных пулеметов, 43 миномета, 13 противотанковых ружей, 3737 винтовок, 187 автоматов, 7600 снарядов, более 7000 мин, 5180 гранат, 236 400 винтовочных патронов, 10 450 патронов ППШ, 112 противотанковых гранат, четыре автомашины, два самолета и многое другое. Все свое, отечественное. Трофеев оказалось не в пример меньше: два танка, два автомобиля, два орудия, пять мотоциклов, четыре велосипеда, 8 ручных, 4 станковых пулемета, 67 000 винтовочных патронов, 1100 противотанковых снарядов.
Ожила соответствующая рельефу фауна. «Проклятые комары, мухи, вши — враги наши ненавистные. Разве какой писатель станет их описывать, если его никогда не кусали? А я их до конца дней не забуду, — рассказывает И. И. Калабин. — Вшивость — дело не новое, но чтоб в таких масштабах… Серые дьяволы ели нас поедом, со злостью, сплошь покрывая тело и одежду. Их не давили — просто, если выпадала свободная минута, стряхивали на землю. Они, паразиты, ухитрялись внутри каждой пуговицы жить по 5–6 штук. Шутка ли — шесть месяцев без бани! И все шесть месяцев не раздевались».
Из донесения заместителя начальника политуправления Волховского фронта бригадного комиссара Ганенко в Главное политическое управление РККА:
«Бойцы частей 191-й дивизии поражены вшивостью на 70 %. В отдельном батальоне связи 366-й дивизии — на 60 %, в 1222-м полку той же дивизии — на 50 %. Примерно такое же положение в других соединениях…
На совещании армейских врачей по вопросу борьбы с эпидемиологическими заболеваниями в частях указывали, что большая завшивленность наблюдается в санбатах, госпиталях и что нечистоплотен часто и сам медперсонал… Многие командиры и бойцы по несколько месяцев не моются и не меняют белья. Дезинфекционные камеры в большинстве частей до сих пор не организованы. Санитарный контроль за чистоплотностью бойцов и немедленная обработка завшивленных не практикуются…
Интендантство инертно выполняет приказы об организации в дивизиях прачечных и об обеспечении частей мылом и бельем. В 225-й и 267-й дивизиях и 25-й бригаде совершенно нет обменного фонда белья, части 191-й дивизии имеют 25 % потребного фонда.
В частях 59-й армии нет даже машинки для стрижки волос».
Самых жирных кровососущих солдаты прозвали КВ — в честь танка. За вшами последовали вспышки тифа.
Ухудшилось положение с питанием, конина кончилась: «Сначала гибли от недоедания кони, потом люди их съедали. Недаром говорят: человек живучее собаки. И то правда: собака понюхает и есть не станет. Мы же всех дохлых лошадей из-под снега вырыли и съели. От того начались у солдат кишечные расстройства. Бывало, штаны спустить не успеешь. Настоящее бедствие! Немцы все видели, ведь рядом были, за какой-нибудь речушкой в десяток метров шириной. Какие насмешки, унижения, какое издевательство приходилось от них терпеть — не приведи Господь!.. Лошадей поели — снаряды таскаем на себе, по пояс в воде. Немцы играют на губных гармошках, песенки распевают, издеваются: «Русс, куп-куп! » Им что: они в деревнях, на сухом месте, а мы, Иваны, снова в дураках».
Появились случаи самоубийства. Боевые действия велись в основном в горловине «бутылки» и в полосе 54-й армии. Федюнинский до самого смещения с должности, сменяя обескровленные дивизии и выбитые танковые части, гнал и гнал свои войска через раскисшие болота — на Любань. Об этих боях генерал не оставил «тяжелых воспоминаний», наверно, потому, что совершенно ничего не сумел добиться, командуя самой мощной группировкой, состоявшей из десяти дивизий (3-й гвардейской, И, 80, 115, 177, 198, 281, 285, 294, 311-й), пяти стрелковых (32, 33, 137, 140-й, 6-й морской пехоты), четырех танковых (16, 98, 122, 124-й) бригад, отдельного лыжного, пяти артиллерийских и одного гвардейского минометного полка, отдельных танковых, лыжных, аэросанных батальонов.
|
|
|
