Трюки, исполняемые шаманами при дневном свете

Наряду с трюками, описанными выше, которые всегда исполняются в темноте, шаманы совершают ряд других трюков – в спальном пологу или иногда во внешнем шатре – при дневном свете. В большинстве случаев эти трюки довольно неловки. Но ряд трюков, наоборот, поражает искусством, которое ничуть не ниже умения первоклассных фокусников цивилизованных стран. Должен сказать, что мне лично не пришлось видеть первоклассных шаманов, тех, о которых чукчи говорят: «Их слава такая же, как у древних людей». Такие шаманы в настоящее время очень редки. Правда, один эскимосский шаман из селения Uŋ asik, на мысе Чаплина, завоевал себе славную репутацию во всем прилегающем районе. Соседи, рассказывая мне о его необыкновенной силе, говорили: «Он все равно что kelь, мы боимся его так же, как вы, русские, боитесь „солнечного начальника“ (царя)». [198] К сожалению, он умер за год до моего прибытия на мыс Чаплина. Гондатти, очевидно, имел возможность видеть его, но он не упоминает о нем в своих записях.

Я видел только его жену Upuŋ e. Upuŋ e призналась мне, что овладела лишь незначительной частью его большого мастерства. Все же многие из ее трюков были совершенно поразительны. Так, например, однажды при свете жировой лампы мы сидели в спальном пологу у нее в юрте. Она взяла бубен и после недолгих упражнений с ним вскочила с характерными криками и дикими движениями, желая этим указать, что kelet вселились в ее тело.

Затем она взяла большой круглый камень, величиной с человеческий кулак, положила его на бубен и, дуя на него со всех сторон, бормотала и хрипела, изображая духов. Она знаками привлекала наше внимание, так как, находясь во власти духов, она утратила на время способность человеческой речи. Вот она начала обеими руками сжимать камень. Вскоре из ее рук начали падать маленькие камешки. Они падали в течение минут пяти. На полу, устланном шкурами, образовалась груда маленьких камней. Большой же камень остался целым и таким же гладким, как и вначале.

Я сидел очень близко от фокусницы и внимательно следил за всеми ее движениями. Однако я не мог понять, откуда взялись эти камешки. На ней была обычная женская одежда‑ комбинация, которую она сбросила до пояса, так что вся верхняя часть ее тела была совершенно голая, и мне было легко проверять ее действия. Через несколько минут я неожиданно для нее попросил повторить этот трюк, думая поймать ее врасплох, но она сразу же взяла камень и без всякого труда выжала из него поток маленьких камней, еще больший, чем в первый раз.

Другой из ее трюков относится к специальным методам, употребляемым шаманами в их магической медицине. Они делают вид, что разрезают ножом брюшную полость пациента, для того чтобы найти и устранить причину болезни. Чтобы показать свое искусство, Upuŋ e велела своему сыну, мальчику лет четырнадцати, раздеться и лечь на спину. После недолгих упражнений на бубне она взяла нож и, держа его кончик двумя пальцами левой руки, приставила его к верхней части живота мальчика. Ловким движением она якобы вскрыла брюшную полость, держа ручку ножа в правой руке и все время направляя кончик его пальцами левой руки. Это действительно выглядело так, как будто в самом деле произведен разрез. С обеих сторон из‑ под пальцев Upuŋ e стекали маленькие струйки алой крови, быстро прибывающей и стекающей на пол. Мальчик лежал неподвижно. Один или два раза он слабо застонал, жалуясь, что нож задевает его внутренности.

Наконец Upuŋ e убрала свои руки, и мы увидели на теле мальчика свежую рану, полную крови. Однако Upuŋ e не дала нам очень долго смотреть на рану. Она сделала вид, что вложила глубоко в рану большие пальцы обеих рук, чтобы окончательно убедить нас, что рана подлинная. В продолжение операции она все время неистово бормотала и трясла головой, которою почти прикасалась к телу мальчика. Наконец, плотно прижав лицо к ране, она начала быстро лизать кровь, бормоча заклинания в той же манере, подражая «духам». Через несколько минут она подняла голову, и мы увидели, что тело мальчика совершенно невредимо: на нем не было и следа раны.

Насколько я мог уследить, этот трюк был произведен следующим образом. Во время операции Upuŋ e несколько раз давала нам понять, что ей жарко, и ее дочь подавала ей комочек снега из большого котла, в котором лед и снег растапливался на воду. У жителей этой страны в обычае глотать снег или лед, когда им жарко. В комьях снега, повидимому, была свеже подмороженная кровь тюленя. [199] Запас тюленьей крови в то время был в каждом туземном доме, – шаманство происходило как раз в сезон охоты на тюленей. Снег и кровь таяли во рту у шаманки, и она незаметно для зрителей выпускала кровь изо рта на тело мальчика. Мальчик был очень худенький, истощенный, кожа на всех частях его тела лежала складками; кроме того, он, очевидно, был приучен движением мускулов делать складки на животе. Наполненные тюленьей кровью, выплюнутой изо рта Upuŋ e, складки выглядели как свежая рана. Дети Upuŋ e несомненно должны были получить специальное воспитание, чтобы помогать матери при исполнении ее трюков.

Два или три раза я видел, как чукотские шаманы проделывали подобные, правда, более легкие и простые трюки на собственном теле. Один шаман делал вид, что протыкает себе грудь ножом. Однако при этом он надевал меховую рубаху, и нож, проскользнув под его рукой, терялся в складках его широкой одежды.

Шаман «Скребущая женщина» заявил однажды, что он может проколоть себе грудь ножом, не надевая рубахи. За это он потребовал с меня новый нож, который после операции он будет употреблять в магической медицине. У ножа должен быть острый кончик, а самый нож должен быть хорошо наточен. Договорившись о плате, шаман начал бить в бубен. Он объяснил, что это необходимо для того, чтобы «разогреть» нож до такой степени, что удар им станет безвредным, причем довольно наивно добавил, что операцию можно произвести без «разогревания» ножа, если шаман одет в меховую рубаху. Женщины из его семьи все время бурно протестовали против исполнения этого трюка. Они с плачем упрекали меня в том, что я сокращаю жизнь шамана, так как, по их словам, подобные подвиги, даже если они и не влекут за собой немедленного вреда, все же губительно действуют на жизненную силу шамана.

Когда, наконец, шаман был готов приступить к своему эксперименту и в последний раз ударил в бубен, неожиданно раздался «отдельный голос», принадлежавший, очевидно, «духу женщины». Этот новый участник сеанса заявил, что шаман в прошлом году дал обещание принести ему в жертву оленя. «Дух» желает получить обещанное, поэтому запрещает шаману подвергать себя какому бы то ни было риску до тех пор, пока он не отдаст свой долг. Так как это было летом и стада были далеко от дома, то это запрещение женского «духа» снимало вопрос об операции. Однако шаман не хотел дать мне повод думать, что он просто хвастался своими подвигами, и в доказательство своей правоты показал мне два глубоких шрама на животе, один из которых, по его утверждению, сделан ножом, а другой – пулей из винтовки.

В чукотском фольклоре прокалывание себя ножом является наиболее распространенным и обычным видом шаманского искусства. Оно якобы так часто проделывалось, что зрители не придавали ему особого значения. По словам чукоч, шаманы для прокалывания часто употребляют вместо настоящего ножа поддельный, сделанный из дерева. Это окончательно вскрывает обман, лежащий в основе описанного трюка.

В чукотском рассказе о семейной вражде[200] девушка‑ шаманка описывается как «женщина, могущая безнаказанно ударить себя ножом». Это свойство, однако, не избавило ее от смерти под ножом убийцы.

В сказке, записанной среди анюйских чукоч, говорится о двух соперницах‑ женах общего мужа‑ двоеженца. Одну из них он выгнал из дому. С помощью сверхъестественных существ, главным образом «большого черного медведя», она получила много дорогой, хорошей пушнины. Другая жена умела втыкать в себя деревянный нож. Однако, узнав о богатстве отвергнутой жены, соседи не стали даже смотреть на трюки жены‑ шаманки, а муж выгнал ее и вернул обратно обладательницу ценной пушнины. [201]

Шаманские подвиги, подобные вышеописанным, существуют и у юкагиров. В селении Пятистенном я нашел вместе с вышеописанной магической доской[202]также бубны, шаманские одежды и другие принадлежности шаманской практики. Среди этих вещей был деревянный нож, покрытый темными пятнами. Туземцы говорили, что это – пятна крови шамана, который протыкал себя этим ножом.

Крашенинников рассказывает о камчадальском шамане, который проделывал такие же трюки. Перед тем как ранить себя ножом, этот шаман надевал меховую рубашку и собирал под нею целую пригоршню крови. [203]

Сарычев рассказывает то же самое о якутском шамане. Этот шаман не только ударил себя ножом, но приказал еще своему помощнику вогнать нож до рукоятки. После этого шаман подошел к очагу, взял три горящих уголька и проглотил их совершенно спокойно и без всяких признаков боли. [204]

Описание многочисленных трюков чукотских и эскимосских шаманов заняло бы слишком много места. Upuŋ e, например, делала вид, что протягивает ремень через свое тело. Потом, внезапно выдернув ремень, она стала как бы перерезывать им пополам каждого из своих детей, сидевших перед ней. Эти и другие ее проделки напоминают даже внешней формой обычные трюки наших фокусников.

Перед исполнением каждого трюка Upuŋ e характерным жестом раскрывала руки, чтобы показать нам, что в руках у нее ничего нет.

Я уже говорил, что ее покойный муж якобы мог уходить в подземный мир вместе с бубном, т. е. «погружаться» в буквальном смысле слова. Во время шаманства, проводимого в темноте, он просил одного‑ двух соседей положить руки ему на голову, затем он начинал постепенно «погружаться», уходя вниз, пока руки соседей переставали касаться его волос. Через некоторое время присутствующие слышали стук снаружи шатра, приблизительно футов за двадцать от спального полога. Когда открывали вход, появлялся шаман, совершенно голый, с бубном в руках.

Услышав этот рассказ, я сначала был расположен приписать его воображению моих эскимосских друзей. Но после того, как я увидел трюки Upuŋ e, я пришел к заключению, что слова эскимосов, пожалуй, довольно близки к истине. И действительно, под жилищем шамана мог быть подземный ход, подобный погребам, которые чукчи и эскимосы иногда выкапывают под своими домами. Через такой ход шаман мог переходить из внутреннего полога наружу.

В рукописном дневнике W. F. Dody, миссионера на острове Лаврентия, за 1898 год я нашел очень интересное описание такого же трюка. Mr. Dody принимал в этом трюке настолько активное участие, что держал руки на голове исполнителя. Mr. Dody говорит, что голова шамана действительно начала уходить вниз из‑ под его рук. Но он приписывает это явление тому, что шаман, пользуясь темнотой, ловко изменил положение своего тела.

Когда я попал на остров Лаврентия, я присутствовал на шаманском сеансе, который проводил этот самый шаман. Его имя было Assunarak, и он принадлежал к семье, в которой было несколько поколений шаманов. Среди других трюков он показал мне следующий. Скрестив на груди руки, он набросил на свои голые плечи кожаное покрывало. Сделано это было при свете жировой лампы, так что я имел возможность следить за ним. Накинутое покрывало, которое я держал за концы, тотчас же словно приросло к его спине. Я пытался оторвать покрывало в то время, как он вылезал из полога, но не мог. Кончилось тем, что он увлек меня за собой в наружный шатер. Однако он сказал, что уже больше не может погружаться под землю, потому что, по его словам, «теперь не время для больших шаманских действий».

Развязывание рук, связанных и скрученных ремнем, считается обыкновенным шаманским трюком. Те случаи, которые мне удалось наблюдать, были проделаны довольно неуклюже. Ремень, употребляемый для этого, мог сильно растягиваться. Такие трюки проводились во внутреннем пологу в полной темноте после обычного шаманского сеанса.

Имитация самоубийства производится с помощью ружья или посредством ремня, который обматывается вокруг шеи шамана. Два человека из присутствующих затягивают ремень, держа его за концы. Шаман, конечно, остается цел и невредим. Об этих трюках я знаю лишь понаслышке, мне не удалось присутствовать при их исполнении.

Я углубился в подробное описание трюков лишь для того, чтобы показать, что шаманство чукоч и азиатских эскимосов, хотя и находится на первобытной стадии развития, все же, несмотря на это, содержит в себе много сложных действий, которые совершаются при содействии помощников, но эти помощники остаются на заднем плане. Однако любопытно указать, что, повидимому, все эти фокусы развились самостоятельно, независимо от чужеземных влияний.

Тем не менее они сильно напоминают трюки фокусников и магов многих других народов.